Теперь открой глаза
- -
- 100%
- +
– Почему, Джетт? – Итан повернулся ко мне и вскинул руки, прищурившись. Щеки его покраснели от ярости. – Тебя в моих планах не было! – прокричал он и яростно затрясся.
По щеке его скатилась слеза, и он залез на меня. Итан отодрал от моего рта клейкую ленту, и я закричала.
Пусть меня кто-нибудь услышит. Пусть мою мольбу пронесут по Великобритании деревья, пока она, наконец, не достигнет ушей Олли.
Итан сжал мою челюсть одной рукой, лицо его вдруг оказалось в дюйме от моего.
– Я не хочу тебе навредить, – каждое слово сочилось отчаянием, в глаза плескалось сожаление. – Прошу, не заставляй меня причинять тебе боль. Если кто и сможет меня понять, так это ты. Ты просто обязана понять.
Итан держал меня, умоляюще глядя вниз… а потом несмело разжал пальцы. Вот она, возможность! Я махнула головой вперед и врезалась лбом в его лоб. Резкая боль тут же пронзила меня, и я откинулась назад. В ушах зазвенело. Итан тихо выругался, а потом схватил меня за плечи. Поднялся. Прижал к матрасу.
– Отпусти меня! – закричала я.
В горле пересохло. Его саднило, и крик мой вскоре превратился в слезный шепот.
– Прошу тебя, Итан. Я ничего не видела… я ничего никому не расскажу! Просто отпусти меня!
Я говорила правду. Я ничего и никому не расскажу. Он может выпустить меня отсюда, и я забуду обо всем, что случилось. Такова уж моя природа. Неважно, хочу я забывать или нет, мозг мой частенько избавляется от тех моментов, с которыми не может справиться.
На какую-то долю секунды я подумала, что Итан в самом деле меня отпустит. Но потом лицо его скривилось, словно он вдруг что-то понял. Сожаление в его взгляде как по щелчку сменилось яростью.
– И куда ты пойдешь? Поползешь обратно к Мастерсу? Ты в самом деле думаешь, что Мастерс или Линч просто так забудут о твоем внезапном исчезновении и не станут изводить вопросами? Я не идиот, Джетт. Я не могу рисковать… и я еще не закончил.
– С чем? Разве ты не достаточно уже натворил?
За последние семь месяцев четверо парней покончили жизни самоубийством. Я видела только Лайонела, но не надо быть гением, чтобы сложить два и два. Итан убил всех четвертых. И если он способен на такое, то… что еще может сотворить Итан Скотт?
– Еще нет, – прошептал Итан. – Я не закончил то, что начал.
– Ты – больной сукин сын! – прокричала я и плюнула ему в лицо.
Итан прикрыл глаза и стер слюну тыльной стороной руки. Потом он посмотрел на меня, и в его черных зрачках я увидела спокойствие. Спокойствие, которое мне совсем не понравилось. Он ринулся вперед и снова залепил мне рот клейкой лентой.
– Ты просто должна понять. Я не хочу причинять тебе вред, – Итан прижался лбом к моему – я чувствовала, как стучит моя кровь. – Прошу, не заставляй меня этого делать.
Шепот его звучал почти скорбно. Я закрыла глаза, чтобы не смотреть на него.
– Веди себя хорошо, Джетт, – мягко произнес Итан. – Веди себя хорошо, и когда придет время, я отпущу тебя. А пока… тебе нужно остыть.
Он поцеловал мою ноющую голову и поднялся. А затем оставил меня одну.
Время летело. Солнце умерло, за окошком проплыла луна – и пропала. Надо мной стучали по деревянным доскам тяжелые ботинки: Итан продолжал бродить туда-сюда по крошечному домику часами. С каждым его шагом половицы скрипели, и с потолка на меня сыпалась кружащаяся в лунном свете пыль. Рано или поздно он спустится сюда. И лучше уж рано. Мне ужасно хотелось в туалет – я ведь всего лишь человек. И не должна об этом забывать.
Я поднялась, опершись спиной о стену, и заставила себя открыть глаза. Веки не слушались меня, их будто кто-то намеренно тянул к земле. Стоило мне задремать, как я тут же вскакивала и мотала головой. За окном хищные деревья качались под яростными порывами ветра, их ветки – словно призраки. Меня преследовали собственные слова: «Мы никогда не выйдем из леса». Как иронично. Я усмехнулась.
Но я ошибалась и прежде… я ведь пессимистичная трусиха. Мой стакан наполовину пуст. А в этом мире не осталось места для пессимизма.
Я выберусь из этого леса, даже если мне придется лично срубить каждое дерево.
Ботинки Итана застучали по лестнице, и я резко вскинула голову. Меня накрыло волной гнева и адреналина, я проснулась окончательно. Дверь открылась, и мой мучитель появился на пороге – все еще в черной футболке и черных джинсах. В темноте рыжие волосы тоже казались почти черными, а голубые глаза сияли, словно отражение луны в океане. С каждым его шагом мне хотелось сильнее вжаться в стену. Слиться с ней в единое целое. Но я держалась. Подняла подбородок и посмотрела прямо в глаза Итану. Пусть знает, что я убью его, как только мне представится такой шанс. От этого молчаливого обещания ему не скрыться.
Возвышавшийся надо мной Итан выглядел измотанным. Он запустил пальцы в карман и достал оттуда складной нож. Махнул рукой и раскрыл лезвие. Я дернулась, но замотала головой и забормотала что-то сквозь ленту.
– Расслабься, – прорычал Итан и положил одну руку на мои щиколотки, чтобы разрезать путы. – Можешь сходить в туалет. И я тебя покормлю.
Запястья остались связанными. Клейкую ленту Итан тоже не убрал. Он повел меня вверх по складной лестнице. Сюда доносился запах сладких помидоров, и я медленно поднималась – после того, как я долго сидела связанной, двигаться было тяжело.
Слишком глупо даже думать о побеге. Я ведь не смогу открыть дверь со связанными за спиной руками. Какое-то время мне придется подчиняться Итану. Придется вернуть его доверие… и держать ухо востро. Пока не подвернется идеальное время.
Домик ничуть не изменился. В кухне на газовой плите стояла небольшая кастрюлька. Я огляделась и заметила, что другой спальни тут нет. И коридора тоже, и лестницы наверх. Это все. Единственная спальня в этой лесной хижине – та, в которой меня заперли.
– Пойдешь? – спросил Итан, открыв дверь в ванную комнату.
Я перевела взгляд с него на крошечную ванную. Шкафчика нет – только раковина, ванна и унитаз. По дыркам в бетонной стене можно было понять, что когда-то над раковиной висело зеркало, но его сняли. Итан его снял. Умно.
Мне нужно было облегчиться, но я не хотела этого делать перед ним. С другой стороны, кто знает, когда меня выведут вот так в следующий раз? Я опустила голову, и Итан положил руку мне на плечо и подтолкнул в нужном направлении.
– Я хочу тебе верить, правда, – объяснил Итан, задрав мою черную худи с надписью «Поэтично» и принявшись расстегивать пуговицы на джинсах. – Но я не могу рисковать.
Я подняла взгляд в потолок. Итан спустил мне штаны и нижнее белье и усадил на унитаз.
А потом он вышел из комнаты и закрыл дверь. И я зарыдала. Намочила ленту, которая закрывала рот, и она чуть отошла. Я сидела на холодном сиденье, вдыхая воздух, чтобы как следует наполнить легкие. Облегчилась я в рекордные сроки. Надышаться никак не могла… и в горле стало еще суше.
Над головкой душа виднелось крошечное круглое окно, но открыть его я не могла… если только разбить. Вот и второй маршрут для побега. Но двери – куда надежнее.
Итан вернулся меньше чем через минуту.
– Ну что, все? – спросил он так, словно разговаривал с трехлеткой.
Он схватил рулон туалетной бумаги откуда-то позади меня, присел на корточки и обмотал свою руку в несколько слоев.
– Я о тебе позабочусь, Джетт.
– Я тебя ненавижу, – прошипела я почти шепотом и зажмурилась, когда его рука оказалась у меня между ног.
Я не открыла глаз, пока не услышала звуки смыва.
– Зачем ты все это делаешь?
Итан не ответил. Он поднял меня, и теперь я стояла между его согнутых коленей. Сначала он надел на меня трусы, а потом джинсы. В глаза он мне смотреть не мог. Больше нет. Вместо этого взгляд неотрывно следил за тем, как его собственные пальцы скользили по моим ногам.
Между жилым помещением и кухней расположились маленький деревянный стол и два стула. Итан отодвинул один стул и усадил меня на него, а потом снова связал. Он повернулся к плите и выключил газ.
– И каковы же ваши планы, офицер Скотт? – начала было я, намеренно выразившись так, словно мы почти незнакомы. – Хочешь держать меня здесь до конца жизни, как собственную зверушку? Как уж ты там меня называл?
Я склонилась над столом, дернув руками, чтобы Итан на меня посмотрел.
– Ах, точно! – рассмеялась я. – Я – буря. А ты ведь уже должен уметь их приручать.
Итан опустил голову. Мышцы на его руках напряглись.
– Я выберусь отсюда, – продолжила я. – Пусть не сегодня и даже не завтра. Но настанет момент, когда ты не уследишь за мной. И я сбегу… а ты ведь достаточно знаешь о моем прошлом, Итан. Если до этого дойдет, я тебя убью. Разобью твою хорошенькую рыжую голову и даже глазом не моргну. И продолжу жить, не чувствуя ни грамма сожаления. Но ты? Ты увешан сожалениями… и не хочешь добавлять к этой ноше еще кого-нибудь. И представить не могу, что ты испытаешь, если все-таки причинишь мне боль.
Из горла его вырвался рык, и Итан с силой ударил по шкафчику. Я знала, что он отреагирует. Этого и добивалась. И потому угрожающе ухмыльнулась. Все сказанное – ложь лишь наполовину. Правда в том, что эмпатия мне все же знакома. Пусть и не очень хорошо.
Итан чуть ли не бросился на меня, намотал волосы на кулак и отдернул мою голову назад. Грудь его заходила ходуном.
– Знаешь, в чем твоя проблема, Джетт?
Несмотря на то, что, казалось, с меня сейчас снимут скальп, я закусила губу и прищурилась, чтобы ответить ему.
– Ты забываешься. Мы с тобой? Мы совсем не одинаковые, – Итан отпустил меня и вернулся к готовке.
Я задерживала дыхание, а теперь рвано вдохнула.
– Не стоит меня недооценивать.
Ужинали мы в тишине.
Итан кормил меня с ложечки томатным супом, который разогрел прямо в банке. Я могла отказаться от еды, но мне нужны были силы, чтобы выбраться отсюда. А есть его еду – единственный способ заботиться о своем здоровье в этой дыре. И планировать побег.
Когда томатный суп закончился, Итан оставил меня за столом и вернулся к кухонным шкафчикам. Он помыл все ложки, лопаточку и блюдо, вытер их и расставил по местам. Протер все горизонтальные поверхности, включая стол, а также газовую плиту. В третий раз помыл и обтер руки.
Я никогда не замечала, чтобы Итан так сильно заботился о чистоте. Был настолько дотошным. Но, опять же, оказалось, что я вообще почти не знала его.
Когда Итан закончил вычищать кухонный уголок, он схватил меня за руку и приподнял со стула. Я шла впереди него: спустилась по лестнице обратно в спальню. Мои щиколотки снова связали. А потом я осталась одна.
Шли часы, ночь становилась все холоднее. Все жестче.
Без Олли в сердце моем жил декабрь. Прямо посреди весны.
По щеке скатилась теплая слеза – и я ее поприветствовала.
В какой-то момент я, должно быть, заснула. Потому что, когда пришла в себя в следующий раз, рядом со мной лежал Итан: он приложил к моему лбу мокрую тряпку и что-то тихонько напевал. Я дрожала – на мне было только худи, – но я не стану полагаться на Итана, как делала прежде. Итан мог согреть меня. Но я предпочту замерзнуть.
Два
Внутри моего сердца есть запертая шкатулка. Она до краев заполнена воспоминаниями о твоей улыбке, нежном аромате, случайных прикосновениях; Все это – мое. Все то, что я так люблю. Драгоценности твоих веснушек. Звук твоего смеха, Твоя походка, твой искренний взгляд. Я переживаю их вновь, когда захочу. Мое сердце – шкатулка, полная тебя.
Оливер МастерсОлли– Мужик, я за тебя волнуюсь. Они ее обязательно найдут. Просто приезжай домой, – бормотал Трэвис из подаренного им мобильника уже, кажется, в сотый раз.
Мобильник, говорили, пригодится мне по работе.
Не нужен мне был никакой телефон.
Мне нужна только Мия, а не ее чертова полароидная фотка, которую я сжимал в дрожащих руках.
Первое фото нас вдвоем.
Она. Мне нужна была она… вся она.
– Я в порядке, – соврал я. – Позвоню тебе утром, сообщу, если что-то узнаю.
Еще одна ложь. И я даже не мог злобно хлопнуть телефоном – со смартфонами это так не работало. Даже некуда негодование выплеснуть! Так что я прижал палец к красной кнопке сильнее, чем стоило, а потом кинул телефон на кровать в комнате мотеля.
Я не хочу заходить в наш дом без нее. Я ведь представлял тот день, когда мы вместе переступим порог нашего дома, так часто… если я зайду туда один, это будет совсем не то же самое.
Усидеть на месте тоже не получалось: я вытаптывал невидимые дорожки по ковру мотеля. Снаружи ждала машина, которую я взял напрокат. Я терял драгоценные секунды, не отправившись на поиск сразу же… уже почти полночь, но я залез в худи, схватил со столика ключи и вышел из комнаты. Я не знал, куда поеду. Понятия не имею, где она может быть.
Нарезать круги на машине просто так – бессмысленно. Но я не мог перестать думать обо всех мельчайших деталях, которые привели меня сюда: об улыбке Мии после того, как она проснулась. О том, как она сказала, что готова целую жизнь просыпаться вот так и пить кофе в постели. Мы занялись любовью… потому что она не могла говорить о чем-то другом… ком-то другом. Мия не имела привычки врать. Пусть иногда ее разум играл с ней злые шутки, но глаза и сердце ее были честны. Она обещала встретиться со мной. Она бы меня не бросила. Что-то случилось. И когда она не появилась в назначенном месте, я часами проверял все комнаты, оббежал все этажи, поговорил с Джейком, с Тайлером, опросил всех чертовых людей в Долоре. Линч занимался делом о самоубийстве в школьном кабинете, и какая-то часть меня верила, что исчезновение Мии было с этим связано. Она ведь пропала в тот же день не просто так.
Прошло пятнадцать часов с тех пор, как я видел ее в последний раз. И десять с тех пор, как ее видел хоть кто-нибудь.
Куда ты исчезла, любовь моя? Где ты?
Я проехал по всем соседним от Гилдфорда городам, а потом остановился у обочины. Вот я сижу за рулем автомобиля, а вот уже стою на мокром асфальте, не в силах сделать вдох. Мимо в темноте проносились световые следы фар – люди пытались добраться до дома. Но без Мии я был потерян. Она была моим единственным домом. Из проносящихся мимо машин люди не смогли бы понять, что я задыхаюсь. Я стукнул по шине, а потом практически упал на землю, опершись спиной о мокрую тачку.
– Я не знаю, что делать. Скажи мне, что делать! – прокричал я в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь.
Зика здесь тоже не было. А он ведь помог бы мне собраться.
Прошло минут пять, и я вдруг понял, что если буду сидеть здесь, под холодным дождем, то найти Мию мне это не поможет. Еще раньше я понял, что один не справлюсь.
Забравшись в машину, я набрал Джинкса, охранника из Долора, который за два года стал моим хорошим приятелем. Он ответил на третьем звоне: на фоне играла музыка, говорили какие-то люди.
– Кто это?
– Мастерс. Не сможешь кое-что для меня сделать?
– Ого, Оливер Мастерс! Не знал, что так скоро услышу твой голос!
– Мне нужен адрес Линча.
Времени на разговоры о погоде не было. В Долоре он помог мне перевернуть здание вверх дном, а потом мы обменялись номерами. Как люди вообще умудряются просто жить дальше, когда Мия пропала? Почему Джинкс сейчас на чертовой вечеринке? В такое-то время?
– Да, лады. Однажды приезжал к нему, привозил кое-что. Фокседен двор, это недалеко от Чертси. Квартира 8. Не говори ему, что это я…
Я сбросил звонок и повернул руль. И тут же вписался в первый поворот налево на мокрой улице.
Через десять минут я припарковался у красного кирпичного здания и поставил тачку на ручник. Дождь нещадно меня поливал – я распахнул дверь и взбежал вверх по лестнице. Я дрожал: то ли от холода, то ли от нетерпения, то ли от ярости… отличить одно от другого я уже не мог. Я забарабанил кулаком по двери квартиры Линча и наверняка разбудил все здание.
Линч открыл дверь: на пороге он появился в пижаме в клеточку, с бейсбольной битой в руках.
– Оливер, – прорычал он сквозь зубы. – Это был долгий день. У меня нет на это сил… как ты вообще меня нашел?
– Твоя дочь, блин, пропала! – я прошел мимо Линча прямо в его квартирку.
Она была маленькой и минималистичной. Я обернулся – Линч поставил биту у косяка и провел руками по лицу.
– Просыпайся, Линч. Я не уйду, пока не получу ответов.
– Ты не имеешь права вот так вламываться ко мне в дом, тем более в такой час, – пробормотал он и прошел на небольшую кухоньку, включив кофемашину. – Мне стоит позвонить в полицию.
Но действия его шли вразрез со словами. Глубоко внутри Линч тоже беспокоился о Мии. Он не позвонит в полицию и не сдаст меня, потому что я – единственный, кому тоже не плевать на его дочь.
– Давай! Звони им! – я вскинул руки.
Я уже звонил им, и они мне не помогли. Но если им позвонит директор исправительного заведения, может, они передумают и займутся делом пропавшей девчонки.
Линч насыпал в чайничек кофе, что-то неразборчиво бормоча себе по нос и совсем не обращая внимания на то, как я взвинчен.
– Я поговорил с Брюсом. Мия частенько сбегала, особенно когда дела принимали сложный оборот. Сбежать в день выпуска – вполне характерный для нее поступок. Я бы не удивился, если бы она уже пристроилась под крылом какого-то другого парнишки, сбежала с ним, и теперь они где-то милуются, – Линч вздохнул и потер проступающую лысину. – Не стоит так себя накручивать.
Трэвис высказал мне то же самое, но я ведь знал Мию.
– Если бы ты решил получше узнать свою дочь, то понял бы, что она изменилась.
Мия ведь умна. Она не станет сдаваться так просто, не станет убегать при первой же подвернувшейся возможности. Не станет предавать меня… или себя. Не после всего того, что ей пришлось пережить. Через неделю у нее в Штатах суд. Если она на него не придет, то куда они пошлют ее в следующий раз?
Линч достал из шкафчика кружку и повернулся ко мне.
– Я знал ее мать, а та сбежала в Пенсильванию, даже слова ни сказав. Яблоко от яблони и все такое. Мия такая же. Пусть у нее мои глаза, но все остальное у нее от матери.
Мия никогда о ней не говорила, но это ничего не меняло.
– Ты ошибаешься на ее счет.
Я поднялся и оперся локтем на кухонный стол.
– Что-то случилось. Я никак не могу понять, что именно, но что-то произошло в твоей школе. Я чувствую ее. Не могу это объяснить, но я знаю, что Мия попала в беду.
– Оливер, ты неважно выглядишь. Должно быть, очень устал.
Ах, этот козлина решил отвлечь меня!
Я сжал челюсти.
– Я в порядке, – выдавил я.
Кофемашина запикала, и Линч отвернулся от меня.
– Послушай моего совета и поезжай домой. Она объявится. Брюс сказал, что позвонит, если что-то о ней услышит. А пока я ничего не могу сделать.
– Так что, это все? Никакого заявления о пропавшем человеке? Даже властей не оповестишь?
Линч рассмеялся и налил себе кофе, а потом насыпал в чашку сахар. Его ничего не беспокоило, и это поведение бесило меня до жути.
Он поднес чашку ко рту и сказал:
– Ты в самом деле веришь, что кто-то мог похитить Мию? Мию? С ее-то историей? Власти в такое время суток не станут объявлять о пропаже. Иди домой, Оливер. Если через неделю она не объявится, я пойду в полицию. А пока… продолжай жить свою жизнь. Уверен, она в порядке. Тебе есть куда пойти?
Сердце мое разрывалось от беспокойства… и от того, как мало окружающие люди беспокоились о Мие. Почему они не видели, что мир становился темнее, если ее не было рядом?
Я отвел взгляд – не могу смотреть в глаза человеку, который создал Мию. Он подарил ей жизнь, а я не могу смотреть на него ни с чем, кроме гнева.
– Итан Скотт. Где он?
– Должно быть, дома, спит. И тебе стоит заняться тем же.
Узнать адрес Итана от Линча будет нелегко. Джинкс бы мне сразу все выдал… если бы только знал.
Я объехал Гилдфорд, пронесся мимо Долора и к трем утра снова припарковался у мотеля. Мысли путались. Я уже начал думать, что во всем этом виноват мой брат. Как-то он был с этим связан – это ведь так на него похоже.
Как только машина остановилась, я схватил мобильник и погуглил приемные часы в тюрьме. Глаза закрывались: крошечный текст на экране почти плясал. Прошение о посещении за восемь дней до встречи с заключенным. Это слишком долго, но я все равно позвонил в тюрьму Хай Даун и запросил встречу с Оскаром. Трубку никто не взял, и я отметил, что стоит перезвонить часов в девять утра.
Я никогда не планировал снова встречаться с Оскаром, хотел оставить его в прошлом. Пусть там и гниет. Но Оскар всегда находил способы вернуться в мою жизнь, снова и снова. Может, это он подговорил парочку ребят похитить Мию – в обмен на меня. Ему кое-что было от меня нужно, и прежде я бы никогда этого не отдал. Но когда дело касалось Мии… пусть забирает все. Я отдам все за ее свободу, даже свою жизнь.
Телефон зазвенел, и я тут же ответил: сердце подскочило к горлу.
– Нашел его? – громкий голос Джинкса перекрывал биты басов на фоне.
– Да, но ничего не добился, – я сидел в машине и смотрел на дверь комнаты мотеля.
Уснуть я не смогу. Только зря время потеряю.
– Ты знаешь, где живет Итан Скотт?
– Не-а, – пробормотал он, и где-то рядом с ним закричала девушка; в ушах зазвенело. – Мы со Скоттом не общаемся.
– Как это вы не общаетесь со Скоттом? – я попытался сбросить с себя усталость. – Где ты?
– Я пошлю тебе адрес, можем встретиться. И я расскажу тебе все, что тебе нужно знать.
Джинкс прислал мне адрес. Я добрался туда минут за двадцать и припарковался у ворот. Выбрался из машины и оперся на нее, скрестив руки на груди. Орала музыка. Из дома валили люди. Идеально ухоженную лужайку усеивали красные стаканчики и чайные свечи. Люди веселились, смеялись и хорошо проводили время: они-то ни о чем не волновались. А я? Голову кружило. Чем дольше я морозил здесь жопу, ожидая Джинкса, тем сильнее меня сдавливали цепкие лапы паники. Не стоило сюда приезжать, но отчаяние притащило меня за собой. Если у Джинкса есть какая-то информация про Скотта, мне стоит об этом узнать… может, это приведет меня к Мии.
Джинкс заметил меня и пьяно, лениво улыбнулся. В его золотых зубах сверкнуло отражение лампочки. Он подошел ко мне от дверного проема – под локоть его держала девушка. По сравнению с ним она казалась совсем крошечной. Мне стало не по себе от ее красной, чуть смазанной губной помады и зажатой в пепельных пальцах сигареты. Я вспомнил о том, о чем так сильно хотел забыть.
Окно закрывалось не до конца: сквозь щель проникает холод. Снаружи темно, и городской шум превращает все в ночной мюзикл. Вместе с прохладой сквозь окно просачивается колыбельная. Она звучит поверх посапывания О. Это он обычно спит с мамой на кровати. Вот только мама еще не пришла.
Переворачиваю страницу в книге – ее дала мне леди в библиотеке. У нее были добрые карие глаза. Она сказала, что я должен выбрать что-нибудь из детской секции, но те книжки скучные. Те, что я держал в руках, были толстые и обещали «темы, которые не дадут заскучать разуму и изменят ваше сердце, а затем вы измените мир». Мне хотелось чего-то подобного, и я прочел обе за неделю. Леди сказала, что я могу выбрать одну и потом вернуться за еще одной, но только после того, как верну самую первую – в том же состоянии, в котором забрал. Она мне не доверяла, но я не могу ее в этом винить. Я бы тоже не доверял ребенку с такой историей. Доверие нужно заслужить.
Я ей докажу.
Я отвожу взгляд от страницы и смотрю на часы в кухне – те, что с большими ярко-желтыми цифрами. Четыре утра, и мама вот-вот должна вернуться домой. Иногда она опаздывает. Иногда приходит рано.
Я возвращаюсь к чтению и сажусь под подоконник – там мне разрешено спать. Мне нравится это место, потому что на лавке лежит маленькая подушка, и тут удобнее, чем на полу. Иногда, когда мне становится особенно холодно, я накрываюсь занавеской. Она достаточно длинная.
Шумит замок, и мама смеется, а сердце мое замирает. Она вернулась. Мужчина бормочет ей что-то через порог. Прощается. Мама кидает ключи на столик и закрывает за собой дверь.
На ней топ, который открывает живот, и мини-юбка. Маме, должно быть, холодно, и мне становится грустно. Но я не хочу ее тревожить: она стаскивает туфли с каблуками и чуть ли не падает, направляясь ко мне. В красных губах зажата сигарета. Она убирает ее и выдыхает дым, а потом наклоняется, чтобы поцеловать меня.
– Ты чересчур волнуешься, – напоминает она мне, когда понимает, что я все еще не сплю.
Я касаюсь теплой кожи на ее животе – там видны ее шрамы, и мама бьет меня по рукам.
– Нравится, что ты со мной сделал?
– Они просто другие. Уникальные.
Она называет их растяжками, и это моя вина. Говорит, что Оскар подарил ей красоту, а я ее забрал. Но я возражаю: мама красивая. И растяжки красивые, хотя она с этим и не соглашается. Растяжки – как строчки в книжке. Каждое предложение рассказывает новую историю. И если я их создал… то на ее коже написано доказательство моего существования. Но она его ненавидит.