Последний герой. Том 3

Генерал фыркнул, недоверчиво прищурившись, и медленно процедил:

– Зелень ты ещё, деньгами распоряжаться. Кто не умеет их зарабатывать, тот и управлять ими не способен. Ты сначала хотя бы до капитана дослужись, а потом уже про бизнес будешь говорить.

– Ну и дослужусь! – почти выкрикнул Коля, лицо его покраснело от возмущения, и он внезапно с силой хлопнул кулаком по столу. – Вот, значит, как ты обо мне думаешь, отец! Нет чтобы порадоваться за сына, поддержать, что на повышение пошёл, так ты ещё считаешь, что я не способен управлять!

Генерал всё ещё метал глазами молнии, но тон уже сбавил.

– Много хорохоришься, я смотрю.

В воздухе будто что-то щёлкнуло. Будто последняя песчинка упала на вековой механизм и сдвинула деталь.

– Это всё потому, что я тебе не родной! – неожиданно выдал Шульгин, глаза его горели обидой и злостью.

– Ты что несёшь, паршивец?! – генерал тоже сорвался на крик, лицо его побагровело. – Я тебя воспитал как родного, и всю жизнь воспитываю! Ты для меня единственный сын!

– А не надо меня воспитывать! – Николай шагнул вперёд и сузил глаза. – Воспитал уже! Я, между прочим, старший лейтенант полиции, а не щенок, которого ты можешь поучать каждый день!

– Да какое там «воспитал»? – генерал в сердцах махнул рукой. – Чуть отвернёшься, и ты сразу по клубам да ресторанам с девками! Одни гулянки на уме, ни ответственности, ни мозгов. Какое тебе доверить дело, какой к черту бизнес?!

– А кто меня таким сделал, а? – сын перешёл на хриплый полушёпот. – Кто всю жизнь мне говорил, что без его денег и связей я никто, пустое место? Ты! Ты, товарищ генерал, сам всё за меня решал, а теперь удивляешься, почему, якобы, я ничего не умею!

Оба давно не замечали ничего вокруг себя. Оба упрямые.

– Да как ты со мной разговариваешь, сопляк? – генерал аж затрясся от возмущения. – Всю жизнь для тебя стараюсь, а ты, неблагодарный, на родного отца голос повышаешь!

– Ага, стараешься! Только каждый раз мне в лицо тычешь, что я пустышка и без тебя ничего не стою!

– Потому что так оно и есть! – сорвался генерал и тут же осёкся, осознав сказанное.

Понял, что переборщил – но сказанное обратно не отмотаешь.

На мгновение повисла тяжёлая, болезненная тишина. Шульгин-младший молча смотрел на отца, в глазах – неприкрытая боль и горечь. Генерал нервно сглотнул, резко поправил форму, потом шумно выдохнул и процедил тихо:

– Ну, хватит с меня этого цирка, – он развернулся к двери, шагнул в коридор и, громко хлопнув дверью, исчез.

Шульгин замер, глядя в пустоту перед собой. Я молчал, понимая, что вмешиваться сейчас смысла нет. Каждый остался при своём, каждый получил свою порцию правды. Только стало от этой правды им обоим как-то паршиво и неуютно.

И нужна она?

Через пару минут Коля, с виду, отошел от разборок с отцом, шумно выдохнул и рухнул на диван.

– Фух, Макс, спасибо тебе огромное, – он вытер со лба воображаемый пот и нервно рассмеялся. – Вот это ты меня выручил, конечно. Чуть не спалился перед батей. С меня причитается, сто процентов.

– А ты где такой реквизит оперативно раздобыл? – усмехнулся я. – Халат, сланцы розовые? Полотенце ещё мокрое на шею?

– Да я отъехать ещё толком не успел, – он широко улыбнулся, довольный собой. – Как только твоё сообщение увидел, пулей обратно залетел в общагу, бегом постучался – ну куда, к Ирке. У неё и халатик подходящий нашёлся – от бывшего остался, представляешь? Полотенце там же прихватил, намочил на скорую руку, а сланцы у неё только такие были – розовые. Мужских она у себя не держит. Ну не в туфлях же своих идти. Вот такой вот маскарад получился.

Он хмыкнул, поправляя на себе чужой халат, и добавил уже серьёзнее:

– Если бы не ты, Макс, батя бы меня сразу вычислил. Обычно он заранее звонит, предупреждает, а тут что-то нагрянул неожиданно, без звонка. Чего вдруг, правда стукнул ему кто? Короче, если бы понял, что я тут не живу, сразу бы лишил довольствия. А на одну нищенскую зарплату хрен проживёшь…

Шульгин вдруг осёкся, покосился на меня виновато, осознав, что сказал лишнее:

– Извини, Макс, я не хотел… В смысле, я не считаю тебя нищебродом, просто я немного привык уже к другому уровню жизни. Понимаешь же, да?

– Ну-ну, – протянул я скептически, глядя на него с ухмылкой. – Только как же ты себе этот уровень жизни-то позволяешь, если отец у тебя, мягко говоря, на государство работает? Получается, отец твой не совсем чист на руку?

– Да это отчим мой, – чуть помедлив, нехотя признался Шульгин. – Хотя воспитывал он меня практически с малолетства, считай, отец родной.

Он замолчал, собираясь с мыслями, и после небольшой паузы продолжил уже чуть увереннее:

– На самом деле бизнес на мать оформлен, официально-то всё чисто. Батя, конечно, там рулит по факту. Да он такой, не будет же просто наблюдать. Ну, знаешь, как это бывает… Участки, плавбаза, форелевое хозяйство, пасека – всё, что за долгую службу ему по дешёвке урвать удалось. Но всё по-честному, не думай ничего такого.

Шульгин неловко пожал плечами, словно оправдываясь больше перед самим собой, чем передо мной:

– Честно говоря, я и сам не понимаю, зачем он в этот кабинет государственный таскается, – Шульгин пожал плечами, чуть нахмурился. – Денег там не заработаешь. А батя говорит, ему просто нравится туда ходить. В кабинете, говорит, ощущаешь себя кем-то важным, нужным, а не барыгой… Для души, типа, а не ради бабок – ну, такой он ретроград. Хэ-зэ… я такое не понимаю пока, чем бабки-то виноваты. Вот и меня он в полицию засунул, – вздохнул Шульгин с лёгким раздражением. – Говорит, только она из меня человека сделает.

– А ты сам как будто бы не сильно хочешь в полиции работать? – я испытывающе глянул на него.

Он задумался ненадолго, затем пожал плечами и ответил серьёзно:

– Знаешь, а я как-то привыкать уже начинаю. Тем более, теперь с тобой познакомился. Как-то теперь иначе всё выглядит, у самого какой-то азарт появился. Не поверишь, реально стало интересно.

Он вдруг оживился, глаза его блеснули, и он внезапно предложил:

– Слушай, Ярый, а давай сегодня забухаем нормально, а? Отметим твое новоселье, так сказать!

– А давай, – легко согласился я и потянулся к холодильнику за пивом.

Шульгин-младший с недовольной миной покосился на меня:

– Пить пиво? В общаге? У нас разве все так плохо? Не, Макс, так дело не пойдёт. Погнали лучше в одно классное место, знаю тут неподалёку. Там и поговорим как следует. Короче… есть один клубешник клёвый, хоть в свет тебя выведу, там зачётные коктейли мешают, – оживился Шульгин, начав загибать пальцы. – «Крестный отец», «Негрони», «Лонг-Айленд», «Рыжий пёс», «Мохито» с маракуйей…

– Коктейли? – поморщился я с некоторым отвращением. – Ещё и эти твои розовые тапочки в придачу?

– Ты хоть один коктейль в жизни пробовал?

– Из всех коктейлей, – важно проговорил я, – признаю только «Ленивую Мэри».

– Чего? – усмехнулся Шульгин. – Нет такого коктейля! Есть «Кровавая Мэри» – водка с томатным соком.

– А «ленивую» делаешь проще, – пожал я плечами. – Просто водку пьёшь и помидором закусываешь.

– Ну зашквар, ты просто дикарь…

– Ха!.. А ты… не буду говорить кто, – ткнул я пальцем на ноги Шульгина в розовых сланцах. – Нет уж, будем пить пиво, как нормальные мужики.

Коля задумчиво почесал затылок и с надеждой произнёс:

– Ну там и пиво крафтовое есть, кстати. Вполне себе приличное, модное – IPA, стауты шоколадные всякие, портеры, бельгийские эли и кисляки модные…

– Да это всё хрень собачья, – решительно отмахнулся я. – Пиво должно быть пивом, а не сладкой жижей в яркой бутылочке со вкусом бананов и прочей маракуйи. Лучше нормального «Жигулёвского» возьмём, как в Союзе.

– Ха, да ты прикалываешься? «Жигулевское»? Там такой бодяги отродясь не было!

– А мы и поедем совсем не туда, – я хитро подмигнул ему. – Давай, топай к Ирке, возвращай ей халат и сланцы, переодевайся – и погнали. Один тапок здесь, другой там.

Мы взяли такси и приехали в старую колоритную пивнушку, располагающуюся ещё с советских времен в цоколе старинного особняка на Юбилейке. Помню, пацаном я часто забегал сюда, чтобы купить солёных сухариков или мелких сахалинских креветок, которые продавались как закуска к пиву. Иногда попадались копчёный сыр и варёные раки, но их быстро разбирали взрослые мужики.

Позже, уже ментами, мы частенько хаживали в эту пивнушку. Получив зарплату, непременно заходили обмыть получку, да и просто частенько собирались в пятницу вечером, чтобы пропустить кружечку-другую.

Это уже потом, в девяностые, когда зарплату начали задерживать месяцами, мы собирались чаще прямо в кабинетах и пили уже не «Жигулёвское», а всякий конфискат – от палёной водки до изъятого этилового спирта. Чем бог послал, тем и веселились.

Мы шагнули внутрь старой пивной, и в лицо тут же шибануло знакомым, въевшимся на всю жизнь запахом: кисловатым хмелем, пролитым и засохшим пивом, пропитанными табачным дымом стенами, воблой, высушенной ещё в прошлом году, и пересоленными креветками, которых здесь никто особо не брал. Я невольно замер на пороге, будто не в кабак вошёл, а обратно в прошлое шагнул.

По телу сразу разлилось приятное тепло, а сердце ёкнуло: здесь совсем ничего не изменилось. Время словно застыло, затаилось за этими стенами, и только тихо, монотонно лилась тоненькая струйка разливного пива из старых латунных краников, обёрнутых влажными полотенцами, чтобы меньше пенилось.

Те же круглые столики с единственной толстой ножкой, намертво вмурованной в бетонный пол, те же железные крючки под ними, на которые удобно вешать авоськи или портфели. И те же высокие, неудобные табуреты, покрытые толстым слоем старого, местами облезшего лака, на которых сидело не одно поколение усталых мужиков после смены.

Под потолком вентиляторы – массивные, с широкими пластмассовыми лопастями, пожелтевшими от времени и табачного дыма. Вентиляторы эти давно не крутились и смотрели сверху, словно немые наблюдатели.

На маленьком окошке, вместо новомодной колонки, хрипло бормотал старенький транзисторный приёмник «ВЭФ» с длинной выдвижной антенной, словно тоже оставшийся здесь ещё с советских времён. Из него негромко доносилась какая-то музыкальная передача, которую время от времени перебивали тихие шорохи и помехи эфира.

Я глубоко вдохнул знакомый воздух, огляделся и невольно улыбнулся: это был тот самый советский пивбар, каким я помнил его всю свою сознательную жизнь. Здесь ничего не изменилось. И, кажется, не изменится уже никогда.

Прилавок плотно оккупировали мужики – все разные, но явно не офисные ребята: трудяги с крепкими плечами, широкими ладонями, привыкшими к лопате или гаечному ключу. Под ногтями – въевшаяся грязь и мазут. Вместо модного прикида – рабочие комбинезоны, спецовки с потёртыми локтями, пропахшие насквозь машинным маслом, дизелем и сигаретным дымом. Не переодеваясь, сразу после смены они пришли сюда пропустить кружку-другую, немного выдохнуть и отвлечься от трудовой суеты.

Всё вокруг было таким знакомым, словно время вдруг резко развернулось и потекло вспять, возвращая меня обратно, лет на тридцать назад. В прошлое, где каждую пятницу точно такой же рабочий люд собирался в прокуренных пивных, чтобы на час-другой забыть о вечных житейских неурядицах, тяжёлых сменах и задержанных зарплатах.

– Не понял… – у Шульгина отвисла челюсть, он так и застыл с открытым ртом, не сводя взгляда с мужиков у стойки. – Ты куда это меня привёл? Это что за бичовник? Я тут пить не буду.

– Проходи, Колян, не стесняйся, – с усмешкой подтолкнул я его в спину. – Почувствуй себя настоящим ментом. Ближе к народу, так сказать.

Мы заняли один из свободных столиков, покрытых присохшей рыбьей чешуёй и мутными разводами от разлитого пива. К нам тут же подошла тётка с хмурым лицом, словно у кассирши в ЖЭКе, и с видом глубокого одолжения наскоро протёрла стол вонючей тряпкой.

Шульгин брезгливо поморщился, отодвигаясь от липкой поверхности, а я подождал, пока стол немного подсохнет, и неторопливо достал припасённую на этот случай газету – стянул внизу, в холле общаги. Аккуратно развернув, расстелил её на столе.

– Это наша скатёрка на сегодня, – объяснил я с видом знатока.

Шульгин вообще офигел:

– Газета? Серьёзно? Ты постелил на стол газету?

– А ты что, никогда так не делал? – удивился я. – Самый верный способ.

– Это же дичь какая-то…

– Эх, молодёжь, – вздохнул я с притворной грустью. – Сейчас научу тебя, как по-настоящему пиво пить. Пошли.

На газете я оставил связку старых ключей от своей прежней квартиры, чтобы застолбить место, и мы встали в гудящую очередь.