Последний герой. Том 5
- -
- 100%
- +
– Понято. Может, вернёмся, добьём, а перед этим ещё и раскрутим, кто его послал?
– Думал об этом, но риск сейчас слишком большой. Если Бульдог собирается прочёсывать дачный массив, то после стрельбы там уже скоро будет куча спецназовцев. К тому же, все стволы я оставил – на даче зарыты.
– Один «ИЖ», который ты давал, остался.
– Ну, против автомата с одним пистолетом – сомнительное удовольствие. Нет, сейчас у меня другой план. Ты езжай домой, спасибо, что прикрывал.
– Ладно.
– И ещё… на пятом километре, у поворота, там в лесочке, «Москвич» мой стоит. Как будет возможность – вызови эвакуатор, забери его. Жалко машинку, всё-таки Кузьмичевская.
– Подожди… Кузьмич сам тебе разрешил на ней ездить?
Я бы даже рассмеялся, если б сейчас хватало на это сил.
– Не просто разрешил – продал.
– Как продал? Он же клялся, что никому её не продаст.
– За хорошую цену продал. Сейчас всё продаётся, Руслан.
– Ну-ну…
– Ладно, отбой. Жди меня дома. Как одно дельце проверну – подъеду.
* * *Я подкатил к зданию Следственного комитета, уже издалека заметив, что к обочине притёрся невзрачный автобус со спецназом. Боковые окна – наглухо тонированные, за рулём – мужик в камуфляже.
Из здания показался Бульдог. Построения не было, никто из автобуса наружу не вышел. Следак сам забрался внутрь, и дверь за ними плотно закрылась. Ясно – пошёл проводить инструктаж.
Минут через пять он появился снова и теперь направился к служебной машине следственного комитета. Водителя в ней не оказалось, так что сел он за руль явно сам. Сплавил водилу, как я и думал.
Автобус тронулся первым, Бульдог чуть выждал и покатил следом. Я пристроился за ним.
Перед следующим светофором мы втроём выстроились в линию: впереди автобус, за ним Бульдог, ну а я – между ними. Я сделал вид, что замешкался, притормозил и остановился раньше, чем загорелся красный, отрезав машину Бульдога от автобуса.
Он тут же посигналил – думал, что перед ним просто какой-то тупой водятел. Я щёлкнул кнопокой аварийки, выскочил наружу и, пряча руку под пиджаком, в три прыжка оказался у его двери.
Рывком открыл, плюхнулся на переднее сиденье, показал пистолет. Он был пустой, но Сметанин этого знать не мог.
Он вытаращился на меня, как на привидение. Явно не ожидал такой прыти, не думал меня увидеть здесь. Я наклонился ближе, ткнул стволом в рёбра:
– Сворачивай в переулок. Без фокусов, или получаешь пулю.
Он что-то испуганно пробурчал про то, что он сотрудник СК России и что мне трындец за нападение при исполнении.
– Заткнись, – сказал я спокойно, уперев ствол ему в ребра сильнее.
Джип лесных охотников остался на светофоре, мигая аварийкой. Машины сигналили, объезжая его, а мы уже уходили в сторону.
– Слушай сюда, – сказал я, когда он остановил машину в узком переулке. – Как видишь, в дачном посёлке меня уже нет. Там, на пятом километре, у первого сворота в лес, есть картина поинтереснее. Меня пытались убрать. Опять. И ты гоняешься не за теми.
– Что за бред, Яровой? – прошипел он. – Ничего умнее придумать не смог? Убери ствол! На тебе и так уголовка, ты существенно ухудшаешь своё положение.
– Смотри, – я вытащил из внутреннего кармана удостоверение московского опера. – Этот приезжал по мою душу. Белобрысенький такой, в пиджачке. Сейчас он в лесу, и не то чтобы на пикнике – с простреленной башкой. Убил его не я, а его напарник. У того автомат, я его ранил. Он остался в лесу, раненый, но опасный. Дай команду своим, прочешите лес, возьмите живым. Допросишь – поймёшь, что я тут ни при чём, и что на меня ведется настоящая охота.
– Где ты взял эту ксиву? – голос его стал смелее, когда он понял, что убивать я его не собираюсь.
– Ты тупой? – я резко повернулся к нему. – Двое приехали, открыли по мне огонь. Этот – теперь мертвяк, второй – до сих пор прячется в кустах с автоматом. Вот ствол, – я показал ему трофейный «Вальтер». – Забрал у белобрысого. Вот телефон. Заблокирован, мне не вскрыть. Пусть твои пробьют все звонки и выяснят, кто их сюда прислал.
Он осмотрел то, что я ему показывал, будто мы с ним спокойно стояли в хранилище вещдоков.
– Я тебе не верю, – после этого ровно и серьёзно произнёс Сметанин.
– Мне плевать, веришь ты или нет, – сказал я ровно. – В лесу ты найдёшь доказательства. И оформите снятие меня с розыска.
– Больно шустрый, ты, Максим Сергеевич… Ты – убийца, я в этом уверен.
Я помахал пистолетом у него перед лицом:
– Разговор закончен. Я пошел. А ты – стоишь тут пять минут и только потом трогаешься. Иначе пуля догонит. Если я убийца, как ты считаешь, то одним больше, другим меньше – разницы нет.
Он помолчал, потом глухо сказал:
– Ладно. Проверю. Но если ты врёшь…
– А смысл мне врать? – усмехнулся я. – Работай, москвич. Сделай всё красиво. Ну или просто – сделай.
Я вышел, хлопнул дверью. Он вздрогнул и остался сидеть, вцепившись в руль, а я уже растворился в переулке. Джип я так и оставил на дороге.
* * *Такси вызывать не стал – привычка старая, меньше светиться. Тормознул попутку, хотя и не без труда, доехал до нужного района, но не стал подъезжать прямо к подъезду Грача – вышел за квартал от его дома. Пешком, дворами, чтоб наверняка.
Поднялся, позвонил условным сигналом – три коротких, один длинный. Дверь распахнулась сразу, на пороге – Грач с бокалом вискаря в руке и немного косым взглядом.
– Зашибись ты меня встречаешь, – хмыкнул я. – Бухаешь? Что, праздник такой? Я тут, значит, чуть ли не на тот свет отправился, а мы вискарик потягиваем?
– Да ну, какой там? Макс, заходи, – он захлопнул за мной дверь. – Это от нервов, я ж переживаю, что там у тебя. Фух! Хвала Кругу, Солнцу и всем силам! Ты живой…
Он скользнул взглядом вниз:
– Что, колено разбито?
– Ерунда. Думал, что сломал, но, вроде, нет. Рассечение. Но болит, зараза.
– Сейчас обработаем, – он, пока я говорил, уже достал аптечку, бинт и бутылёк спирта. – Будет больно. Антисептик зверский, девяносто шесть градусов.
– Я боли не боюсь, но, может, что-то помягче найдётся? Хлоргексидин там…
– Да тьфу. Хлоргексидин в таких делах – ерунда, это тебе не прыщ помазать. Спирт – надёжно.
Пришлось терпеть. Жгло так, что зубы сами стиснулись, но Грач работал умело.
– Где ты так перевязывать научился? – спросил я, когда повязка уже была на месте.
– Не поверишь. Макс, когда-то хотел врачом стать, – признался он.
– Ты? Врачом? Не смеши.
– Ну а что… – вздохнул он. – Но ни о чем не сожалею. Теперь вот – предводитель Большого Круга. Тоже врач, только души, так сказать, лечу.
– Ну-ну… – покачал я головой. – Женщины-то где твои? – спросил я, оглядываясь по сторонам.
– Отправил шопиться, чтобы не мешали нам говорить. Денег дал и сплавил. Часа три минимум у нас есть.
В этот момент зазвонил телефон. Кобра.
– Макс, ну ты как? – в её голосе чувствовалось напряжение. – Мои источники сообщили, что от Следственного комитета только что отъехал автобус со спецназом.
– Я нормально, уже у друга, – ответил я. – Слушай, Оксан, ты говорила, что у тебя есть знакомый в оперативно-техническом подразделении. Мне надо узнать кое-что.
– Макс, блин, это же нелегально, без санкции пробить ничего не получится.
– Да ничего пробивать и прослушивать не надо. Просто уточнить информацию. Сможешь?
– Да, конечно, – коротко сказала она.
Я объяснил, что именно нужно узнать.
* * *Леший сидел, прижавшись спиной к шершавому стволу, тяжело дыша, пытаясь справиться с болью и накатывающей слабостью. Левой рукой он почти не мог пошевелить – прострелена чуть выше локтя. Пальцы уже не слушались. Правой, кое-как, он нащупал шнурок от спортивных штанов, выдернул его и туго перетянул плечо выше раны. Наложить жгут на простреленную ногу было нечем. Но там рана не так кровоточила, и кровь даже начала сворачиваться. Автомат лежал рядом, но он подтянул еще ближе, это его единственный друг сейчас.
В голове гудело. Телефон остался в машине, и сейчас он бы, не колеблясь, вызвал хоть скорую, хоть ментов – лишь бы остаться в живых. Но лучше всего – дозвониться до Инженера. Тот бы нашёл решение. А ещё в голове вертелось: этот чёртов мент где-то рядом. Выжидает. Ждёт, когда он отключится, чтобы выйти из кустов и добить. С-сука!
– Не спать, – бормотал он себе под нос, – не спать, не спать… – повторы становились всё тише, а глаза всё тяжелее.
Счет времени потерялся. Сколько прошло? Час или два – или пять минут? Все слилось в тягостную нить времени. Как вдруг хруст веток справа заставил его оживиться. Он, собрав последние силы, поднял автомат, выставив его на звук. Прицелиться толком уже не мог, но был уверен – хватит сил дать очередь, как только увидит самодовольную рожу этого Ярового.
– Не стреляй, свои, – раздалось впереди.
Из зарослей показалась фигура. Красные круги плыли перед глазами, но голос он узнал мгновенно.
– Твою мать… Слава богу, это ты, – выдохнул он с облегчением.
Человек подошёл ближе, с усмешкой спросил:
– Это тебя как угораздило?
– Мент… – зло прохрипел Леший. – Он, сука, как заговорённый. Я… я всю жизнь положу, чтобы достать его. Медленно убью. Сначала прострелю одну ногу, потом другую… потом руки. Он пожалеет, что вообще родился… Ну, что ты стоишь? Помоги…
– Конечно, – кивнул собеседник и достал ярко-желтый платок. Смотрелся он несколько легкомысленно в его пальцах. Он вытер пот со лба, сунул его обратно в карман. Его рука, казалось чуть замешкалась.
И вдруг раздался сухой хлопок выстрела. Эхо прокатилось по лесу, спугнув стайку птичек с соседнего куста. От выстрела почти в упор голова Лешего дёрнулась, по лицу скатилась тонкая струйка крови из аккуратной дырочки во лбу.
– Ты уволен, – негромко сказал человек, глядя на тело, и опустил пистолет. Из ствола тонкой змейкой тянулся дым.
Глава 3
Грач, держа в руках шумовку, выловил из кастрюли пельмени, ссыпал их в глубокую миску и поставил передо мной.
– Ну что, Макс, дальше-то как жить думаешь? – спросил он, накладывая порцию и себе.
Я ткнул вилкой в пельмень, оценивающе понюхал.
– Домашние?
– Да какие домашние… магазинные, – отмахнулся он.
– Друг, ты меня удивляешь, – покачал я головой. – Живёшь с двумя бабами и жрёшь магазинные пельмени?
– А что я сделаю? Они же у меня дети Солнца, – Грач скривился. – У них там своя философия. Готовка – это, по их словам, «погружение в мир быта», а быт, как они считают, портит ауру и мешает духовному росту.
– Да? – хмыкнул я. – А ты им в правила своего Круга введи: готовка – высшая благость. Хочешь – на плакатах напиши и развесь там у себя в банде.
– Это у тебя, Макс, банда, а у меня – община, – ухмыльнулся он.
– Есть такое, – согласился я. – Сейчас вообще такое чувство, что снова в лихие девяностые попал.
– Снова? А что ты о них знаешь? – пожал плечами Грач.
– В фильмах видел, сериалы смотрел, – ответил я, не вдаваясь в подробности.
– Только там всё по-другому было, если на самом-то деле.
– Угу, – пробубнил я, жуя пельмень.
– Ладно, – отмахнулся он. – Речь сейчас не об этом. Скажи лучше, что думаешь дальше делать? Могу, конечно, тебя у себя приютить. Бабам скажу, что Кругу нужен перерыв, что надо почистить энергетику и уйти в ментальную паузу. Выставлю их, короче говоря, на несколько дней. Они, конечно, надёжные, но мало ли, где лишнее ляпнут. Лучше, чтобы тебя не видели, сам понимаешь.
– Да не заморачивайся. Не хватало еще Кругами своими тебе разбрасываться. Я найду, где перекантоваться.
– Где?
– На дачу вернусь.
– Ты что, сдурел? Тебя же там вычислили.
– Вот именно. Там меня уже срисовали, и Бульдог знает, что я об этом знаю. Он уверен, что я туда больше ни ногой. А я вернусь. Никому и в голову не придёт, что я настолько наглый, чтобы сунуться обратно. Верняк, брат, скажи же?
– Ну… так-то логика есть, но риск… – протянул он.
– Да ладно тебе. Кто не рискует, тот на вокзале шаурму не покупает, – усмехнулся я.
Грач поставил на стол сметану.
– А это что, тоже магазинная? – поморщился я.
– Нет, домашняя. На рынке взял.
– Ну, хоть что-то у тебя настоящее, друг, – улыбнулся я, откинувшись на спинку стула. – Дальше так поступим. Первым делом надо вернуть мне статус законопослушного гражданина, а то вне закона уже поднадоело ходить. Есть один способ. Механизм я уже запустил, скоро всё встанет на свои места. Как грица-а… с божьей помощью… ну и с моей тоже.
Я изложил Грачу план. Он молча слушал, потом покачал головой.
– Блин, Макс, рисково.
– А другого пока нет. Вот предложи ты мне такой вариант, чтобы мы с тобой сидели, смотрели футбол, пили пивко с раками, а дело бы само делалось – я бы только «за» был. Но пока что имеем, то имеем.
* * *– О, Максим! Здорово! – Тимофей Кузьмич стоял в проёме своей дачной двери, в старом свитере, с прищуром от света. – А ты… ты уже вернулся? Ты же прощался, говорил – надолго уезжаешь куда-то.
– Да вот, решил остаться, – улыбнулся я. – А ты что, не рад?
– Да, конечно, рад, – дед оживился. – Мне-то вообще тут одному тоска смертная. Мы с тобой ещё и за грибочками сходим. Сейчас сезон – то ли начался, то ли уже заканчивается, но они ещё есть. Я баньку сегодня натоплю, у меня как раз наливочка на вишне поспела.
Тут он сглотнул и перешёл, наконец, к главному:
– А… где машина моя? Ну, то есть, теперь твоя. Где «Москвич»?
– Да забарахлил маленько, в ремонт отдал, – сказал я, стараясь, чтобы ответ прозвучал буднично.
– А, ну это доброе дело. Ты его береги.
– Конечно, Кузьмич. Как родного сына, – отшутился я, а про себя подумал: надеюсь, те шабашники на нелегальном СТО в гаражах, куда Грач по моей просьбе увёз автомобиль, действительно спецы, а не бухие рукожопы, как половина таких «самозанятых». Табличку новую повесили – «мастерская», а суть та же, что и тридцать лет назад.
– Ну так что, баню топлю? – спросил Кузьмич.
– Топи, отец, топи.
Я присел на диван и прищурился:
– Слушай, а ты про себя-то ничего толком не рассказываешь. Только, вижу, глаз у тебя опытный, наметанный, как у…
– Как у кого? – тут же прищурился дед.
– Ну… как у партийного работника или председателя колхоза, – хмыкнул я.
– Бери выше, – Кузьмич выпрямился, как на построении, и с каким-то мальчишеским азартом выдал: – Я в органах работал.
– Да ты что? – удивился я. – Милиционером, что ли?
– На, смотри, – он распахнул шкаф, достал оттуда китель с майорскими погонами КГБ. – Видал? – он бережно стряхнул с лацкана пылинку. – Эх, вот было времечко…
– О, ни фига себе, – я уставился на китель. – Ты что, лётчик был?
– Тьфу ты, Максимка… – фыркнул он. – Какой лётчик? Это ж комитет государственной безопасности, – сказал с гордостью, наставительно потрясая морщинистым пальцем.
– А, ну я не сильно разбираюсь, – прищурился я, но улыбка у меня была та ещё.
– Да всё ты разбираешься, – усмехнулся он. – Я ещё в прошлый раз, как ты тут появился, сразу понял, кто ты.
– Но ведь ты меня не выдал, – сказал я. – Сделал вид, что не знаешь.
Он медленно, важно кивнул, словно генерал, принимающий парад.
– Так учили. Хочешь – сам расскажешь. Не хочешь – я и так узнаю.
– И кто же я? – я улыбался, но внутри уже готовился к ответу.
– Яровой Максим Сергеевич. Лучший сыскарь в Новознаменске. Нынче, правда, опальный и в розыске, – произнёс он, будто приговаривая.
– Ого… Ну ты, Кузьмич, даёшь.
– А то. Я хоть и старый пень, но нюх не потерял.
– Вот это хорошо, – кивнул я. – А с нынешними коллегами своими… ну, бывшими, ты связь держишь?
– В каком смысле?
– Ну, контакты есть?
– Конечно, имеются. Куда ж их деть, не протухли. А что?
– Ну, слушай тогда… – сказал я, и, опершись локтем на стол, начал рассказывать.
* * *Телефон зазвонил так настойчиво, будто ему было глубоко плевать на то, что я только несколько часов назад вылез из бани Кузьмича, где мы налегли на его вишнёвую наливку, душевно поговорили «за жизнь» и за всё прочее. Голова гудела, как трансформаторная будка, подушка липла к лицу, а руки норовили вцепиться в одеяло и не отпускать его. Но привычка выработана годами службы: одна рука машинально потянулась к телефону, вторая – нащупала пистолет под кроватью.
На экране высветилось: Оксана. Ну и кому бы ещё понадобилось меня так рано дёргать?
– Да… – промычал я, не особо утруждая себя оживлённым тоном.
– Макс, всё-таки Бульдог одумался, – без предисловий сказала она.
– Неужели? – зевнул я, потирая виски.
– Угу. Сметанин лично мне звонил. Извинялся за моего сотрудника… ну, то есть за тебя.
– Ну, ясное дело… – хмыкнул я, устраиваясь поудобнее. – И-и?
– Так вот, – продолжала Оксана, – сказал, что всё выяснил. Что у следствия теперь другие, диаметрально противоположные версии, не связанные с тобой. Ты больше не в розыске. Сказал, что ему нужны твои показания. Как свидетеля. Просил, чтобы ты с ним срочно связался.
– Понятно… – промычал я.
– Макс, – в голосе её появилось напряжение, – ты что, не рад?
– Да рад, конечно, рад, – отозвался я, хотя, единственное, чему бы я был сейчас действительно рад – это возможности не отрывать головы от подушки и пойти досматривать сон.
– Ну так свяжись со Сметаниным, дай показания и выходи на работу. Хватит прохлаждаться. Тут у нас такое творится – без тебя зашиваемся. Ещё и Мордюкова нет, он-то, по твоему, между прочим, совету с давлением в госпиталь слёг, прячется от проверки.
– А что, проверка не уехала ещё?
– Завтра последний день. Потом справку разгромную накатают по результатам, а нам всё это разгребать. Выговоров, как собакам блох, навешают. Задолбали, не дают работать, – процедила она сплошным текстом.
Возмущенно, но как-то привычно, можно даже сказать – мотивирующе.
– Ну, система – она такая, – вздохнул я. – Сколько ни работай, хорошим не будешь.
– Всё, Макс, давай, до связи. Скоро увидимся. Ух! Как же я рада, что всё так само собой разрулилось.
На это я только хмыкнул, а потом вспомнил ещё кое-что.
– Погоди… Ты с технарями из БСТМ связывалась? Узнавала?
– Да… – и она рассказала мне результат их разговора.
– Спасибо, Оксан, пока.
– Ты, главное – свяжись с Бульдогом.
– Свяжусь, свяжусь…
Я отключил звонок, опустил телефон на тумбочку и ещё с минуту лежал, глядя в потолок. Голова по-прежнему была тяжёлая, но внутри уже начинало ворочаться то самое чувство – спокойного дня мне сегодня всё равно не видать.
* * *Я набрал Бульдога, его рабочий номер.
– Сметанин слушает, – отозвался он, как всегда сухо, но на этот раз в голосе сквозила хотя бы какая-то оживлённость.
– Привет, Аркадий Львович, это я, Максим Сергеевич.
– О! – будто даже обрадовался он. – Ну ты даёшь… Вот устроил заварушку, а? Ладно, что всё разрешилось. Так, Максим Сергеевич, нам с вами нужно срочно увидеться и переговорить. Я снял розыск, так что теперь официально ты чист, больше не подозреваемый.
Мы с ним ещё в его машине перешли на «ты» – правда, вынужденно, по крайней мере, с его стороны, так что теперь он немного путался.
– Да, я в курсе, – ответил я.
– Тогда давайте так: надо встретиться, но не в моём кабинете.
– Почему не в кабинете? – спросил я.
– Не по телефону. Короче, у вас тут есть кафе на углу Ленина и Карла Маркса, знаешь? Оно там одно, не ошибиться. Через час сможешь быть? Дело серьёзное.
– Смогу.
– Если что, могу за тобой заехать.
– Нет, не надо. Сам доберусь, я на колёсах, – сказал я, хотя про себя отметил, что колёс у меня, по сути, сейчас и нет, но это Бульдогу знать ни к чему.
– Ну ладно. Тогда через час там.
Перед встречей я сделал пару звонков, уладив свои дела. Ровно через час такси высадило меня на перекрёстке Ленина и Карла Маркса. Кафешка была из тех, что помнили ещё девяностые: старая вывеска «Мангал и угли», облупившаяся краска, запах жареного мяса, который въелся в стены, и несколько пластиковых растений в горшках для вида. Надо думать, московский следак не хотел светиться в более парадных местах.
Внутри было пусто. За стойкой дежурила администратор – молоденькая, но уже с тем усталым взглядом, каким смотрят люди, пересидевшие лишнюю смену.
– Добрый день, у вас заказано? – вежливо спросила она, хотя и так было видно, что зал пуст.
– Нет, я не бронировал. Меня ожидают.
– А кто именно?
– Мужчина, на бульдога похож.
Она слегка нахмурилась, будто сверялась в памяти, потом глянула через зал и кивнула:
– А, понятно. Проходите.
Я подошёл к столику у окна, где уже сидел Сметанин. На его лице была совсем не та мрачная физия, к которой я привык. Он улыбнулся, поднявшись навстречу, пожал руку:
– Садись. Тут отличные стейки рибай, рекомендую.
– Рибай… – поморщился я. – Это что за зверь такой?
– Хе… Это мраморная говядина.
– Да хоть гранитная, только я как-то больше по свинине на шампуре. Тут, я так понимаю, с этим напряг.
Честно сказать, судя по экстерьеру, я надеялся на что-то более свойское.
– Да ты попробуй, – махнул он рукой. – Я угощаю. Всё-таки виноват перед тобой, давай хоть проставлюсь.
– Легко отделаться хочешь, – хмыкнул я. – Такая «простава» несерьезная… С тебя по-взрослому: сауна, шашлыки из свиной шеи и девки.
– Губа у тебя не дура, – усмехнулся он. – Ладно, как освобожусь, организую.
– Да шучу я, – отмахнулся я. – Я не привередливый. Давай, тащи свой рибай, посмотрим, что за зверь.
– И… пятьдесят грамм к нему, – подмигнул он.
– Ну, только если пятьдесят, – ответил я, тоже улыбнувшись.
Может, и не помешает чуть-чуть «подлечиться». Но – без фанатизма. День ещё только начинался, и впереди, я чувствовал, будет много всего.
Стейк оказался действительно на удивление хорош – сочный, с лёгкой корочкой, розовый на срезе, пахнущий дымком. Я отрезал кусок, пока жевал, обвёл взглядом пустой зал и, положив вилку, спросил:
– А к чему такая конспирация? Почему не у тебя в кабинете?
Бульдог пригубил кофе, откинулся на спинку стула.
– Пойми, Макс… тот мент, ксиву которого ты мне передал, действительно оказался московским опером. Не подделка. Всё настоящее. И тут, как я понял, ниточки тянутся в Москву.
– Ну и что дальше? – нахмурился я.
– Что дальше… Я обвинение и подозрения с тебя снял, но ты пока не высовывайся. Пускай все думают, что ты в тени, ничего не копаешь, никуда не лезешь. И возвращение твоё мы официально нигде не афишировали. Я по своим каналам проверю всё, что можно.
– Так я бы мог помочь, – пожал я плечами.
– Нет, Макс, подожди. Ты громко засветился, и сейчас надо действовать аккуратно. Всю цепочку вытащить наружу.
– А что за цепочка? Кто меня хотел грохнуть? – спросил я прямо.
Бульдог понизил голос:
– Вот в том-то и дело, что пока непонятно. Официально я добиваю старые дела Валькова, плюс веду дело о покушении на тебя.
– Но я ведь заяву не писал.
– И не пиши пока. Я же говорю – работаем осторожно. И мне нужно, чтобы ты рассказал всё, что знаешь.
– Да что я знаю? «Ниву» взорвали. Потом двое загнали меня в лес, хотели пристрелить, потом один укокошил другого. Кстати, автоматчика-то нашли?
– Нашли. Когда мы туда приехали, он уже был мёртв.
– Ясно. Кровью истёк?
Я посмотрел на Сметанина очень серьезно, давая понять, что это не дежурный вопрос, и он покачал головой.
– Нет, с простреленной головой. Кто-то добил его.
– Это точно не я, – отрезал я.
– Знаю, – кивнул Бульдог.
Мы ещё немного поговорили, обсудили детали. Он, как и обещал, рассчитался за обед. Пускай платит – долг за те выкрутасы, что он против меня устроил, всё равно этим не покроешь.
– А где твоя тачка? – спросил он, закуривая уже на улице.
– Забарахлила. Я на такси поехал.
– Ну, давай, подброшу.
– Не надо, просто ещё раз вызову такси.
– Брось, Макс, – махнул он рукой. – Садись, мне не сложно.
Мы подошли к чёрному седану. Я пригляделся – не похоже на служебную машину.
– Это что за зверь?
– Взял в каршеринге. Не люблю служебные – никакого комфорта.
– А ты, значит, к комфорту привык, да? – усмехнулся я. – Обычный следователь, а запросы…
– Я, между прочим, следователь по особо важным делам Следственного комитета Российской Федерации, – расправил плечи Сметанин. – Это тебе не хухры-мухры.
– Ну да, ну да… – усмехнулся я.
– Да ладно, – хлопнул он меня по плечу, – чего ворчишь, как будто подозреваешь меня в чём-то.
– Да нет… – я уселся на переднее сиденье.
Мы тронулись. И тут, едва я устроился, сзади щёлкнуло что-то металлическое, и в затылок мне упёрлось твёрдое, холодное.
– Дёрнешься – мозги вынесу, – раздался хриплый, грубый голос сзади.