Последний герой. Том 6

Глава 1

– Не вовремя ты, конечно, Максим Сергеевич, в отпуск собрался, – подчеркнуто официально и сухо проговорила Кобра, подписывая мой рапорт на отдых. – Подмахни его ещё у врио начальника и в кадры отдай. Работы столько, а ты…

Я почесал затылок, сделал вид, что задумался.

– Что-то я, Оксана, подустал маленько… Нужно проветриться, так сказать.

Она вскинула глаза и цокнула языком.

– Нам тут столько дел разгребать после всех этих событий, а ты меня бросаешь одну с недотепами.

– Ну что ты так про своих, – улыбнулся я. – Вот Шульгин завтра выходит, он парень с головой… оказался, ха-ха.

– Да только на Николая и надежда, – прищурилась она. – Не на тебя…

Кобра укоризненно посмотрела на меня и, покачав головой, продолжала.

– Отдыхай там, пивко пей, девок щупай… – язвительно протянула Оксана. – Чем там ещё свободные мужики в отпуске занимаются?

– Да ладно тебе, – развёл я руками. – Я вот к родителям хочу съездить. На рыбалку сгонять. Сто лет не был.

Хотя если честно, рыбалка – это не моё. Не привык я с удочкой на берегу торчать. В детстве последний раз и был, ещё Лютым. А потом вовсе не до рыбалок стало. Работал без выходных и отпусков. Это современные полицейские трудовой кодекс бдят. А мы в свое время пахали и пахали.

Выслушав ещё пару упрёков, я сделал виноватый вид: дескать, извини, товарищ начальник, но я ведь не терминатор, чтобы совсем без отпусков Родину спасать.

Хотя на самом деле это был вовсе не отпуск. Я согласился на предложение Черненко – неофициально съездить в один любопытный город и поучаствовать в операции по поимке Инженера. Дал подписку о неразглашении. Пришлось отшучиваться и держать Оксану в неведении.

А внутри свербило чувство, будто я снова ввязываюсь в такую игру, где на кону жизнь, и не только моя.

Нет, Кобре, конечно, я доверял полностью. И даже мелькала мысль – рассказать бы ей всю правду о так называемом «отпуске». Но женщины… они же такие. Она будет волноваться, изводить себя. А что там переживать? Смотаюсь, засвечусь, Инженер выйдет на меня, фейсы его сцапают, а я вернусь победителем.

Так мне это представлялось. Хотя глубоко внутри понимал: не всё так просто будет. Далеко не всё. Но я по жизни оптимист. О плохом стараюсь не думать, хотя всегда держу ухо востро.

– И что, даже кофе не нальёшь? – спросил я, усмехнувшись. когда Оксана широким жестом отодвинула ко мне завизированный рапорт.

– Ой, иди, Макс, – махнула рукой Кобра. – Подписывай дальше свой рапорт, мне некогда. Дел столько, не знаю, за что хвататься.

И торопливо принялась перебирать какие-то бумаги на столе. Я сразу заметил: старые сводки, справки, отчёт за прошлый квартал – половина уже в архиве должна быть, в подшивке или в номенклатурном деле. Дребедень, одним словом. Но я сделал вид, что поверил в её показную занятость.

– Обнимемся на прощание? – улыбнулся я.

– С начальством не обнимаются, – хмыкнула Кобра, не поднимая глаз.

А мне вдруг вспомнились слова покойного мозгоправа Ландера: я-то, мол, вижу, как вы влюблены.

– Угу, – отозвался я, подошёл ближе, наклонился и чмокнул её в щёку. – Пока.

Она чуть-чуть покраснела, и на миг показалось – готова растаять. Но всё же держала лицо: строгая начальница, железная дама. А я понимал – нельзя уехать просто так, могу и не вернуться.

– Иди уже, Яровой, – сказала она.

Я вышел, чувствуя на себе её взгляд.

А всё-таки мне нравилось, когда Кобра злилась. Злилась – значит, ей было не всё равно. А это, как ни крути, хорошо.

Но перед этим «отпуском» было ещё дело, без которого ехать никак нельзя.

Я прекрасно помнил тот сон… или глюк… или что это вообще было. Когда я вдруг очутился в девяносто шестом, на вокзале. Провожал Аню. Потом – та самая записка. Бред? Выдумка? Или правда? Не может же привидеться так чётко – до мелочей. Я ведь даже запах её духов от бумаги ощущал, когда вытащил из почтового ящика послание. И те слова на листке мелким почерком… «У нас будет сын». Они врезались в память, будто ножом вырезаны на камне.

Нужно найти её. Отыскать. Отыскать. Отыскать.

Анкетные данные я помнил. Оставалось только пробить по базе. Но я всё тянул. Почему? Боялся? Нет… не то. Наверное, не хотел знать всей правды. Или наоборот – боялся узнать, что это всё и вправду был бред, и Ани давно уже нет. А никакого ребёнка у нее от меня и быть не могло.

Но перед поездкой, которая могла стать последней в моей жизни, я обязан был внести ясность.

Я сел за комп, вошёл в ведомственную базу. Вбил: Берёзова Анна Васильевна.

Из даты рождения помнил только год. День, месяц – нет. Никогда не запоминал, хотя ведь поздравлял как-то. Система выдала несколько совпадений с женщинами по области.

Стал проверять. Оказалось, это, в основном, уже замужние женщины, фамилия сменена. Но по девичьей фамилии «Березова» – таких в базе было только три.

Я пробил их нынешние фамилии…

И чуть не рухнул со стула.

Твою мать…

Как такое может быть?.. Но потом в голове стал складываться пазл. Нет, конечно, может. Всё сходится. Совпадение? Не исключено. В конце концов, оставались ещё две кандидатки. Но внутри я уже знал: это именно она.

И её сын – мой сын.

Только ведь прямо не спросишь. «Привет, дорогая, ты меня помнишь? Кстати, это ведь мой ребёнок?» – бред же. Семью рушить я не собирался, никаких прав предъявлять тоже. Да и как? В моём положении, да ещё и в этом новом теле – дикость полная. Увидит взрослая женщина этакого паренька – и что, поверит?

Но для себя… для себя я должен был знать. Убедиться.

И мысль пришла не сразу. Потому что я всё ещё не привык к этим новым для меня реалиям. Раньше, в девяностые – максимум отпечатки пальцев, кровь на группу да графология. А тут – целая наука, которая в нулевых в Россию пришла – во времена, когда меня не существовало ни как Лютого, ни как Ярового. ДНК-экспертиза.

Мысль засела глубоко, свербила назойливо. И я, не мешкая, направился прямиком к Корюшкину.

– Привет, криминалистика! – сказал я, входя в кабинет.

Ваня, к моему удивлению, не сидел над микроскопом и не ковырялся в следах с иголочкой. Из-за стола я увидел его кроссовки, он явно отжимался в упоре лежа на полу, выдыхая на каждое движение:

– Двадцать… двадцать один… двадцать два…

– Ого, – присвистнул я. – Тебя фитнес-инструктор укусил? Или к сдаче физо готовишься? Вроде, еще не скоро сдача.

– Нет, – выдохнул Корюшкин, поднимаясь. – На свидание иду. С Ириной Карасёвой. Ну, с той, с которой ты меня познакомил.

– А-а… ну да, Ирка-соседка. У вас всё нормально?

– Ой, Макс, спасибо тебе, спасибо! После того случая, ну, помнишь, в ресторане с хулиганами? Она на меня по-другому стала смотреть. Но одно плохо… чувствую, ей мой живот не нравится.

– Ха! Где у тебя живот-то? – хмыкнул я. – Ты уже скоро как шпала будешь.

– Нет, нет, ты мне не льсти. Это не на пользу. По индексу массы тела у меня ещё… – он задумался, прикидывая цифры, и уже тянулся к компу свериться с расчетами.

– Стопэ! – оборвал я. – Без разницы мне твои индексы телесов. Запомни, Ваня, хорошего мужика должно быть много. А криминалиста тем более. Главное, чтобы ты спортом занимался, форму держал.

– Ну да, – кивнул он. – А ты чего на стадионе больше не появляешься?

– В отпуск иду, – сказал я, попытавшись для правдоподобности улыбнуться. – Вот после него – прям как штык.

– Отлично! – обрадовался Корюшкин.

– Ирине-то привет передавай… хотя, наверное, я раньше тебя её увижу, каждый день в коридоре встречаемся, – сказал я и подсев ближе, понизил голос. – Я чего пришел-то… Ваня, дело серьёзное. Надо провести ДНК-экспертизу.

– Да не вопрос, – отозвался он. – Скажи следаку, пусть постановление оформит, я в главк в ЭКЦ сам закину, у них там в следствии машина часто не ходит, а я туда и так мотаюсь.

– Нет, – перебил я. – Ты не понял. Надо неофициально.

Корюшкин замер.

– Как это… неофициально? Там же реактивы все под учётом! Они дорогущие, каждая реакция в журнал заносится. Чтобы списать аликвоту – три подписи. КРУ сейчас душит…

– Всё равно надо, – хмыкнул я. – Дело, понимаешь, деликатное и крайне нужное. Тест на отцовство.

И сам почувствовал, как серьёзно это прозвучало. По голосу слышно, что до зарезу нужно, и ничто меня не остановит. А это не очень хорошо.

– А-а… так это сходи в любую частную шарашку, – удивился он. – Там быстро, забор делают сами, и недорого.

– Не вариант, – отрезал я.

– Подожди… – Ваня прищурился. – Ты что, у тебя… ребёнок?

Он уставился на меня, ожидая ответа.

– Да нет, конечно, – хмыкнул я. – Где я – и где дети! Ха! Это другу надо. Очень надо, понимаешь?

– Ну, так пусть он и идёт в платную клинику, – пожал плечами Корюшкин. – Они, конечно, сами не делают, но забор берут и отправляют – в область или ещё куда. А потом официально, бумага с печатями.

– Не понял ты, Ваня, – покачал я головой. – Надо совсем-совсем неофициально. В платных клиниках ведь как – всё под запись, камеры, журнал, подписи. Сидишь, как на допросе: кровь отобрали – и в журнал со штрихкодом и все под камерой. А мне нужно так, чтобы никто даже не знал, что исследование вообще проводилось. Сечешь фишку?

Корюшкин почесал затылок, прищурился.

– Ай, мутный какой-то у тебя этот друг… Ну ладно. В принципе, попробую. Есть у меня там товарищи, общаемся. Но это, сам понимаешь, не за бесплатно. Тут уж не от меня…

– Да без проблем, – отмахнулся я. – Денег отстегну.

– Ты что, какие деньги?! – возмутился Ваня. – Это ж преступление – взятки брать и давать.

– Ой, Ваня… – закатил я глаза. – Понятно всё с тобой. Ну и чего им надо-то?

– Да как обычно. Купишь «рабочий набор»: чай, кофе, бумаги белой пачек пять-шесть. У них вечно напряг с канцеляркой. Реактивы на миллионы списывают, а на бумагу ни копейки не выделяют.

– Разные статьи расходов, небось, – хмыкнул я.

– Ну, да, – кивнул Корюшкин. – Так что смотри… не ты им покупаешь, а твой друг. И тогда, думаю, договорюсь.

Я усмехнулся: «Ну что ж, друг так друг. В конце концов, иногда и самому себе можно помочь… через друга.»

– Нужен только будет биоматериал, – сказал Корюшкин.

– А вот это самое интересное, – ответил я, щурясь. – А какой именно биоматериал?

– Ну как какой, – Ваня открыл ящик стола и достал пакетик с ватными палочками. – Вот, буккальный эпителий. Слюну берёшь, палочкой по внутренней стороне щеки провёл – и всё. В бумажку заворачиваешь, чтобы не отсырело. В сухом виде ДНК отлично хранится. А вот если влага или гниение – всё, конец. Всё-таки материал биологический, клетки человека.

– Что, в слюне есть ДНК? – уточнил я.

– Нет, в слюне самой по себе – нет, – поправил он. – Но есть клетки эпителия со слизистой оболочки. Вот этого вполне достаточно.

Я кивнул, прикидывая.

– А если нет того человека, у которого слюну взять?.. Ну… предположим, он умер.

– Как – умер? – Ваня округлил глаза. – Твой друг?

– Ну, это я так… гипотетически, для интереса, – сказал я, а про себя подумал: «Вот где я ДНК Лютого возьму? Хоть я и есть он – но биологическое тело-то теперь другое. Генетика совсем иная».

– Ну, – почесал затылок Корюшкин, – можно попробовать вещи его старые. На них эпителий сохраняется какое-то время. Иногда и через годы находят следы. Но это как повезёт. В идеале – кровь, конечно.

– Кровь… – пробормотал я. – Ваня, ты гений.

И тут меня осенило. У меня ведь есть удостоверение Лютого. Моё. С пулевым отверстием, оставленным Валетом. На лидериновой корочке – засохшие бурые пятна.

– Скажи, Ваня… а вот кровь, засохшая, – она сколько может сохранять свойства для экспертизы?

Корюшкин уже как-то перестал удивляться и задумался, пожал плечами.

– Ну… не скажу точно. Но слышал случаи, когда и двадцать лет спустя вещи исследовали, и генетический материал пригодный находили.

Я вспомнил свое удостоверение. Оно лежит в общаге, в надежном месте. Спрятано. Ну что ж… вот она, моя ниточка к правде.

Будем надеяться, кровь на удостоверении ещё пригодна. Если нет – буду искать другой след…

А вслух продолжил выспрашивать у Корюшкина:

– Скажи, Ваня, а если человек жив-здоров, но не хочет давать вот этот буккальный эпителий? Ну не буду же я ему ватной палочкой в рот лазить. Как незаметно взять, чтобы он и не понял?

Корюшкин почесал нос, поправил очки:

– Ой, Макс, что ж у тебя всё так сложно-то… Принеси его вещь, которой он постоянно пользуется. Ну, например, наволочку с подушки. Рубашку не стиранную.

– Наволочку? – поморщился я. – Сложно. Что-то попроще.

– Ну… кружку. Из которой только он пьет. Главное, чтобы немытую. Или, на худой конец, шариковую ручку. Только ту, которой пользуется именно он постоянно, и никто больше.

– О, ручка – это нормально, – кивнул я. – Всё, завтра принесу тебе объекты.

Помолчал, потом добавил:

– А если вот старую кровь… как лучше? Вместе с предметом-носителем тащить или как?

Мне, естественно, не хотелось светить тут именные корочки.

– Ай, опять темнишь… – проворчал Корюшкин, но открыл ящик и достал тубус с палочкой. – На. Специальная. Намочишь водой, поелозишь по следу крови. Эта головка из флокса, специальные волокна, всё впитывает. Потом обратно в тубус – внутри сорбент, осушитель, материал не загниёт и… короче, дальше помнишь.

Я взял в руки палочку, покрутил.

– Только смотри, – крикнул мне вдогонку Ваня, – этой палочкой больше ничего не касайся! Никакой чужой ДНК, никаких примесей чтоб. Ошибки потом не исправишь.

– Всё понял, товарищ эксперт, – щёлкнул я каблуками. – Сделаем, как в аптеке.

И вышел из кабинета, чувствуя в кармане тубус – словно маленький ключ к разгадке моей собственной жизни.

Закинув рапорт в кадры, я двинулся не в общагу, а в квартиру, где жил раньше с Машкой. Надо было собрать кое-какие вещи для поездки.

Маша встретила новость о моём «отпуске» с кислым видом. Вздыхала, ходила по комнате, наблюдала, как я укладываю рубашки в чемодан.

– Я думала, мы последние дни вместе проведём, – протянула она с жалобой в голосе.

– В смысле – последние дни? – удивился я, поднимая бровь. – Маха, я ж не навсегда уезжаю.

– Эх, Максим… – девушка заламывала руки и кружила по комнате, как по сцене. – Ты даже не в курсе…

– Так. Чё за причитания? – буркнул я, застёгивая молнию.

– Я перевожусь, – вдруг выпалила она.

Я замер, распрямился, оторвался от чемодана:

– Как это «перевожусь»?

– Ну, вот… предложили в Питере должность. И город мне понравился. Я уже рапорт написала на перевод. Весь отдел знает…

– И мне ничего не сказала? – нахмурился я.

– А ты бы и не заметил! – дернула плечиком Машка, надув свои губищи. – Тебя вечно нет, всё у тебя «дела-дела».

– Ага… дела, – буркнул я.

Если б я ей начал рассказывать – за неделю бы не закончил.

– Знаю я твои дела… – Машка резко замялась, но взгляд скосила в сторону. – По бабам шастать…

Я ничего не стал ей отвечать, просто подошел, приобнял и чмокнул в макушку.

Но отговаривать Машку от перевода я не стал. Зачем? Ей нужно дальше двигаться, своё будущее строить, о семье задумываться. А я… я пока одинокий волк. Одинокий – не значит без женщин. Одинокий значит без своей волчицы. А лисичек вокруг хватает.

Я по-прежнему стоял и обнимал её за плечи.

– Жаль, конечно, – сказал я тихо и искренне.

Маша прижалась ко мне, на секунду замерла, потом поцеловала. Но сразу же отстранилась, выдохнула с горечью:

– Жаль?.. Это всё, что ты можешь сказать, Макс? Я думала, ты будешь просить меня остаться. Хоть как-то отговаривать… Яровой, это всё, что ты можешь мне сказать? Жаль?

– Ну… может, там тебе и вправду лучше будет, – пожал я плечами. – Перспективы, карьера. Ты сама говорила…

– Ах вот оно, что… Алька у тебя! – вдруг взорвалась Машка. – Всё-таки с ней, да? Опять с ней? Вот стерва. Подруга называется.

Она ещё что-то там бормотала, ругалась, пока я не притянул её к себе и не заткнул рот крепким поцелуем.

Нет, я не собирался пудрить девчонке мозги. Поэтому про Альку, не скрывал, не отмазывался. Но в тот момент хотелось именно Машу поцеловать. Не чужие люди. Совсем не чужие.

Хотел как лучше, получилось… как всегда.

А дальше мы сами не заметили, как оказались в тишине спальни. Где всякие слова уже были лишними.

Лишь из соседней комнаты, из телевизора, доносилась музыка.

«Я календарь переверну, и снова третье сентября…» – лирически подхрипывал Шуфутинский.

Глава 2

Лишь только вышел на крыльцо аэропорта – меня сразу облепили таксисты, как мухи. Голосили едва ли не хором: «До города, недорого!» Я махнул первому попавшемуся.

– Гостиница «Альтаир», – сказал я.

Он заломил цену, я сбил в два раза.

– А, так ты местный! – удивился он. – Сразу бы сказал… А зачем тогда гостиница?

– Так надо, – буркнул я, не желая с ним разводить лирику.

Знал я эту породу: сначала начнёт дороги ругать, потом гаишников, дальше про политику умные речи гнать, а в конце выяснится, что у него ферма какая-то майнинговая, два магазина, а таксует он «для души, чтоб дома не сидеть».

– Совсем оборзели! – ругался таксист, объезжая ремонт на дороге. – В дождь асфальт кладут, смотри, что творят… Надо в группу скинуть видос.

«Ага, первая стадия пошла» – подумал я и промолчал, чтобы не начались вторая и третья. С современными таксистами мне говорить не о чем.

То ли дело в девяностые…

В те годы садишься в «шестёрку» или «Волгу» – и разговоры идут совсем другие. Все про «зелень» судачили. Про чеченскую войну – каждый считал себя экспертом, обсуждали, кто там виноват и когда всё кончится. И про братков, конечно: кто где кого хлопнул, у кого какая «крыша», кто на районе рулит. Всё это было триггерами того времени. Сядешь – и вроде как всю сводку за вечер узнаешь.

Сейчас – пустота.

Раскинулись на холмах громадины строек с необъятными парковками, сверкающими новыми фасадами. Потом центр: стекло, бетон, реклама – и пробки, пробки, пробки. Нет, это тебе не Новознаменск, – отметил я. Человейник здесь под миллион, жизнь кипит, суета городская чувствуется в каждом повороте улицы.

Доехали почти молча, под бубнеж таксиста, а иногда его выкрики.

– Смотри, какая пошла! У-ух!

Или такое:

– Куда прешь, курица? Насосала и права купила!

Таксист, наконец, высадил меня у гостиницы. Я расплатился, добавил напоследок:

– Тебе бы ферму завести, майнинговую, а не вот этим заниматься.

Он застыл с открытым ртом, как будто я ему сокровенное открыл. Я забрал сумку и, не оборачиваясь, зашагал по ступенькам.

Гостиница оказалась непритязательной – постройка ещё советских времён. Серый фасад, местами щербатое крыльцо. В холле вроде бы, современный ковролин, но уже переживший не одну тысячу ног.

Черненко говорил: на мою фамилию номер уже забронирован. В самой обычной гостинице. И я нисколько не удивился, что номерной фонд тут такой же простенький, как моя прошлая жизнь.

Мне достался одноместный. Эконом, самый что ни на есть. Хотя рука так и тянулась ткнуть пальцем в люкс: «Вот этот, пожалуйста». Деньги позволяли. Но надо было держаться версии – простой мент в отпуске, без шика и понтов. На свою зарплату опера люксы не снимают.

Открыл дверь карточкой. Вот и вся современность, осталась за порогом. То, что внутри, будто застыло во времени.

Шкаф – тяжёлый, лакированный, с исцарпанной полировкой, пахнущий старыми книжками и бабушкиным комодом. На стенах кофейные обои в мелкий узорчик, местами потемневшие от прожитых лет. Кровать с деревянной спинкой – крепкая, как из казённого фонда, с тугим матрасом.

У окна – тумбочка под телевизор. Сам телевизор, хоть и плоский, но размером чуть ли не с книжку. Маленький и бюджетный. В углу – мини-холодильник чуть выше колена, но гудящий, как полноценный колхозный трактор на холостых. Зеркало в простенькой раме, чуть мутное, да ещё с налетом по краю.

В ванной – кафель, помнящий перестройку. Белый когда-то, теперь сероватый, кое-где с трещинами. Душевой шланг с изолентой на изгибе, кран со скрипом.

Я огляделся и улыбнулся. Ну да, будто в прошлое попал. В девяностые. Оно и понятно: цена соответствующая. Невысокая. Как и сам номер – непритязательная.

Я глянул на часы – до встречи с куратором ещё два часа. Черненко сказал встретиться с их человеком, который уже давно работает здесь, но не числится за местным управлением. Значит, не доверяет он здешним коллегам. И правильно. Если Инженер окопался именно в этом мегаполисе, то вполне мог пустить корни и в органах. А мой куратор, похоже, работает под прикрытием, давно здесь обжился. Его задача – ввести меня в курс дела и выдать инструкции по охоте. Об этом Черненко мне прямо не сказал, но я и сам всё понял.

Я принял душ, побрился, натянул джинсы и свежую рубашку, прихватил ветровку и спустился в ресторан.

Там на меня уже никто косо смотреть не будет – обычный постоялец, какой с него спрос. Поэтому хоть здесь я позволил себе шикануть. Ну или почти шикануть, все же меню здесь простенькое, не разгуляешься. И я выбрал именно то, что любил ещё в девяностые, когда заходили в «кооперативные» кафешки и считали это верхом кулинарного искусства.

Заказал себе салат «Оливье». Потом суп харчо – густой, пряный, с мясом, чтобы ложка стояла. На горячее – бефстроганов с картофельным пюре, кусок свежего хрустящего хлеба. И к этому – маринованные огурчики в качестве закуски.

А сверху всё это залил бокалом холодного «Жигулёвского».

Посетителей в этот час было немного, редкие официанты слонялись по залу сонные, как мухи после осеннего заморозка – вроде, живые, но уже жужжать не способны.

За соседний столик присела молодая дамочка. Та самая порода, на которую мужики головы сворачивают, пока шея не хрустнет: длинные тёмные волосы, тонкая талия, платье сидит как влитое. Глаза – такие, что и без слов ясно: характер у хозяйки этих глаз ещё какой.

Она говорила по телефону. Вернее – орала.

– Ну и вали к своей секретутке! Всё! Между нами всё кончено, слышишь, кобелина? Через госуслуги на развод подам, даже не заявляйся ко мне!

Зал затих, официанты застыли с подносами, а она ещё с минуту кромсала несчастного мужика в трубке. Потом резко сорвала с пальца обручальное кольцо и швырнула на пол. Кольцо, как живое, подпрыгнуло несколько раз и зазвенело по мраморным плитам.

Когда-то этот мрамор с колоннами смотрелся величественно. Теперь же – потускневший, весь этот советский постмодернизм выглядел архаично, чуждо. Как, впрочем, и вся гостиница «Альтаир» вместе с её интерьером.

Один из официантов, ещё минуту назад этакая сонная муха, вдруг переродился в прыткую обезьянку. Метнулся кабанчиком, догнал кольцо, ловко подхватил его на лету. Вернулся и услужливо протянул даме. Глаза масляные, улыбка кота из мультика – только хвоста пушистого не хватало. Сразу видно: любит он головы сворачивать на таких красоток.

– Вот, пожалуйста, вы уронили, – почти пропел он, растекаясь любезностью.

Видно было, что сообразил быстро пингвинчик – дама только что сбросила супружеское ярмишко, значит, срочно требуется «мужское плечо» для утешений и жилетка. А жилетка на нем сидела по-гусарски.

В ответ женщина пробормотала что-то невнятное, взяла кольцо и тут же потеряла к нему интерес. А на официанта – и вовсе внимания ноль. А тот всё прыгал, как петрушка на ярмарке, распинался, что-то лепетал: мол, да-да, большинство мужиков – козлы редкостные, а он вот совсем другой. И кстати, его Артемом зовут.

В общем, мой обед прошёл как сеанс кино: драма, мелодрама и комедия в одном флаконе. Когда дама всё-таки отшила не в меру усердного ухажёра и громко высказалась, что, мол, «я сюда пришла пообедать, а не наблюдать, как ко мне органы округлые подкатываются», я едва не поперхнулся. Молодец, могёт.

Счёт оплатил, чаевых не оставил. Если уж роль играть, так до конца: суровые опера чаевых не дают и сами не берут.

Вышел на улицу, доехал на метро до парка имени Тургенева и вошёл на желтеющую осенним листом территорию.

Будний день – народу немного: пожилые парочки чинно прогуливались, несколько мам с колясками катили своих младенцев по аллеям да молодежь маялась бездельем. В татуировках, с кольцами в носах, в штанах таких широких и длинных, что волочились по земле, будто подметали. Сразу и не поймёшь: то ли девочка, а то ли виденье. Или вообще мальчик. Современная бесформенная одежда, пресловутый оверсайз, умело скрывала гендерную принадлежность отроков… а может, мальчика-то и не было.

Я уселся в условленном месте – на лавку напротив памятника Владимиру Ильичу. Бронзовый вождь, грозный и монументальный, возвышался в центре парка. Голуби пометили ему макушку, но даже это не портило его серьёзного вида. Он выставил руку вперёд, будто указывал прямо на мою лавочку. Вот здесь и должна была состояться встреча с куратором. Под дланью вождя.