Последний герой. Том 6

- -
- 100%
- +
– Максим! – вскрикнула Оля, проталкиваясь через плечи и локти, даже отодвинула старика, который стоял ближе всех. Она присела рядом, положила ладонь мне на лоб. – Как ты себя чувствуешь? Ты дольше всех был в отключке.
– Чтоб он вообще сдох! – раздалось сбоку.
Голос знакомый и злой. Это был Ворон. Он стоял чуть поодаль, с перекошенной от злости физиономией, прижимая к себе свою блондинку Лизу.
– Это из-за него мы сюда попали! – шипел он, ткнув в мою сторону пальцем.
– Цыц, лысый! – воскликнул старик с носом-картошкой, подняв руку. – Попали мы все, потому что нас захватили, Ирод так захотел, нехристь! Все мы из разных уголков, одному чёрту известно, почему именно мы очутились в этой тюрьме посреди тайги!
Оля тем временем протянула мне ковшик. Старый эмалированный ковшик, посеревший, с исцарапанной поверхностью и сколом на боку.
– Попей, Макс. Тебе больше всех нужно. Похоже, тебе вкололи дозу больше, чем всем остальным. Ты был самый крепкий, вот они и нагрузили тебя по полной.
– Они? – прохрипел я, сделав глоток и чувствуя вкус ржавой воды. – Кто они?
Старик прокашлялся в кулак.
– Меня зовут Ефим, – сказал он. – А ты, значит, Максимка у нас. Если бы мы знали, кто «они»… У всех история одна. Выстрел из хитрого ружья – бац, и вырубаешься. Как скотину отстреливали. Кого на улице ночью поймали, кого из дому выволокли.
Он перевёл дыхание, глаза его блеснули.
– Меня вот в посёлке прихватили, когда я от Зинки ночью возвращался. Только и понял, что щёлкнуло рядом, и всё… темнота. А для чего мы здесь – никто не знает.
Я подумал про себя: похоже, именно я знаю, для чего мы все здесь. Но вслух пока говорить не стал. Слишком рано панику разводить, неизвестно, как народ отреагирует. Я никого из них не знаю, если не считать Олю. Ну и Ворона с Лизой с натяжкой можно назвать знакомыми мне людьми. Но, так или иначе, все они – гражданские люди, не привыкшие встречать коварных злоумышленников и выбираться из подземных лабораторий.
Уверен, что всё это – работа Инженера. И если он собрал нас в этом бараке, значит, грядут какие-то эксперименты. Для чего ещё было нужно тащить всех этих людей сюда?
Я медленно обвёл взглядом присутствующих. Кроме Ворона с его Лизой, Ольги и старика Ефима, здесь были ещё люди.
Трое.
Сначала бросилась в глаза немолодая парочка – муж и жена. Сомнений не оставалось: они вместе прожили не один десяток лет. И даже внешне стали походить друг на друга – как это бывает у супружеских пар с опытом. Они сидели, жались друг к другу на деревянном настиле, словно два попугайчика-неразлучника. Только не миловались, а цеплялись друг за друга, стараясь хоть как-то один другого успокоить. Но милого в этой картине не было ничего. Обстановочка не та, далеко не романтик.
Мужичок – интеллигент с виду, седая бородка, очки, на нём мятая тройка, грязная, местами с пятнами. Пиджак висел мешком, рубашка давно требовала стирки. Этакий доцент, вырванный прямо из аудитории и заброшенный в эту вонючую конуру. Женщина рядом гораздо моложе его – лет сорока, может, чуть больше. Слишком мягкая, рыхлая на вид, будто бесхребетная. Лицо раскраснелось, глаза опухли от всхлипов, она буквально расплывалась у него на плече, пряча туда своё отчаяние. Полной её не назовёшь, скорее, наоборот – стройная для своего возраста, но сломанная вся, отчего и смотрелась бесформенной. Муж держался чуть крепче, не плакал, но в глазах плескалась та же безнадёга. Оба выглядели так, будто у них из-под ног вырвали землю.
А ещё здесь был один молодой. Парень лет двадцати, может, чуть больше. В модном прикиде, правда уже истрёпанном, с грязными пятнами. На шее – татуировка, какой-то непонятный орнамент.
Ха! Сначала показалось, то ли гжель, то ли хохлома – узоры такие, замысловатые. Я усмехнулся про себя: новомодная ерунда, не шея, а будто сервиз расписной.
Он держался вызывающе: ходил туда-сюда по бараку, посасывал электронную сигарету, выпуская вонючий пар. Смотрел на всех свысока, будто здесь один он – король. Взгляд говорил: «Кто вы все такие? Что за лохи? И какого хрена я тут с вами делаю?»
На запястье у него блестели часы – явно дорогие, брендовые. А кроссовки… мой взгляд профессионально зацепился за них, сработала обычная привычка опера: отмечать детали. Обувь дорогущая, пара таких стоит, как моя месячная зарплата, наверное.
Пока я на него смотрел, окончательно пришёл в себя, голова прояснилась, мышцы отпустило, и я смог уже толком подняться и сесть на жёстком настиле.
– Зачем нас сюда привезли? – спросил я деда Ефима. – Где мы?
– Ты, сынок, спрашиваешь о том, на что мы и сами ответов не знаем… – махнул тот рукой.
Он обвёл рукой барак.
– В посёлке мы. Старый, советский ещё, много лет заброшенный. Здесь то ли геологи жили, то ли бурильщики. От них остались бараки да склады. Мы вот в одном таком бараке. Я уже сбился со счёта, сколько тут нахожусь. Может, неделю, может, две.
– А нас четверых как сюда доставили? – уточнил я. – На чём? Мы далеко от города?
Старик хмыкнул:
– Смотря от какого города. Нет тут городов, сынок. Сибирь-матушка. Тысяча вёрст тайги.
– Но как же…
– Глянь, – кивнул он в сторону окна.
Я подошёл, выглянул сквозь решётку. За мутным стеклом и ржавыми прутьями открывалась картина: площадка из старых бетонных плит.
– Вон там, – сказал Ефим. – Вертолётная. С неё и вас сегодня выволокли. Вертухаи в масках притащили.
Я оглядел посёлок. Заброшенный, мёртвый. Чёрные каркасы покосившихся строений, остовы складов, пустырь. Ни дыма, ни движения. Всё выглядело так, будто сюда десятки лет никто не совался, и только в эту конуру кто-то время от времени свозил пленников. А кругом тайга.
– А вырваться? – спросил я.
– Никак, – вздохнул старик. – Стекло разобьёшь – на холоде сами тут околеем. Ты видал, какие решётки? Мы пробовали. Только стекло и получилось разбить, а решетки, что кремень. Два дня продувало, пока новые стекла вставили. А чтоб вставили – мы ещё умоляли их.
– Кого умоляли? – важна была каждая деталь.
– А кого тут увидишь. Приходят в масках. Все в чёрном, с автоматами. Как бесовы дети. Ни слова лишнего не говорят, только команды выдадут, и всё.
Я заметил перегородку у дальней стены, где был выведен деревянный короб.
– Там что?
– Отхожее место, – пояснил Ефим. – В углу умывальник. С голоду не сдохнем: кормят два раза в день. Похлёбка – похуже лагерной баланды, иногда тушёнка, макароны. Вот и всё.
– А ещё что? С вами что-то делают?
Я не успел договорить – перебил Ворон.
– Слышь, ты мент, что ли? – зло выкрикнул он. – Всё допытываешься? Для кого стараешься? А?
Я посмотрел на него в упор. Злость в нём буквально кипела, и понятно почему: во-первых, я вырубил его при всех. Во-вторых, теперь он считал, что в этой «яме» оказался именно из-за меня. Лиза держалась тише воды, ниже травы, хоть и жалась к нему, а вот сам здоровяк всё время косился зло.
– Тебе не хватило, что ли? – проговорил я спокойно, но грозно.
Ворон зло сплюнул на пол, но дальше не полез. Видно, помнил, чем закончилась наша последняя встреча.
Да и мне разборки были ни к чему здесь. Тут поважнее намечалась проблема – общий плен, мать его. Неволя с неясными перспективами.
Так что нужно было соображать, а не характерами мериться.
Оля держалась близко ко мне. Видно было – испугана, но не истерила, вела себя адекватно и разумно. Умничка. Она прислушивалась к нашему разговору с дедом, старалась всё запомнить, будто понимала, что это знание ещё пригодится.
А вот мажорчик… Парень в дорогих кроссовках, с наколкой на шее и часами явно боялся и не скрывал этого. Ходил туда-сюда, как зверёк в клетке, плевал на пол и шипел:
– Бл*дь! Это ваще, канеш… лютый кринж! Батя узнает – всех закопает! Он меня-то вытащит отсюда, ясно?! – вдруг сорвался он на крик и посмотрел на присутствующих. – Чего вылупились? Вытащит он меня, не сомневайтесь! А вы так и будете здесь сидеть, как чуханы.
С трудом переварил наше молчание в ответ. Снова оглядел нас всех и добавил с ехидцей:
– Ладно, так и быть… Может, я попрошу его, он вытащит и вас тоже. Только если мне будете отстёгивать свою пайку еды.
– Ах-ха-ха! – расхохотался дед Ефим, кашлянув при этом. – Харя не треснет, малой? Ты малахольный, зелёный ещё, чтобы тут условия ставить. Папенька твой, если б мог, уже бы тебя вытащил. А ты уже, почитай, неделю тут сидишь и всё батей пугаешь. Уймись, негораздок.
– Чего сказал?! Дед, самый умный что ль? – прошипел мажор. – Ты вообще знаешь, кто мой отец?..
Я встал. Уже явно окончательно оклемался, тело слушалось. Мажорчик хорохорился, швырял слова, а я подошёл спокойно и звонко залепил ему подзатыльник.
– Ай! – он вжал голову в плечи. – Ты что творишь, урод?!
– Со старшими учись разговаривать нормально, – сказал я и тут же влепил второй. – А это тебе за «урода». Пока что оплеухой отделался. Но если будешь ещё пасть разевать – перейдём к другим, более жестким мерам. Усёк?
Он аж задрожал от злости.
– Ты кто такой вообще?! Да ты в курсах, что тут творится? Ну только дай выбраться. Ну батя придет… Ну я устрою…
– Если ты отсюда вырвешься, пацан, – сказал я спокойно, – то вряд ли это будет заслуга твоего бати. Скорее всего, вместе мы побег организуем. А если ты ни на что не способен, то слушай старших. И не вякай.
– Тебя, что ли, слушать?! – взвизгнул он.
И тут в разговор влез Ворон, который всё это время молча тянул сигарету, прислонившись к стене.
– Слышь, молодой! – крикнул он на меня. – А тебя кто старшим-то назначил? Чего-то я не понял…
– Я и назначил, – спокойно ответил я ему.
Он уже собирался что-то еще высказать, но вмешалась Лиза. Схватила Ворона за руку и на удивление громко гаркнула:
– Ворон, хватит гундеть! Что ты всё докапываешься до людей? Мы должны вместе думать, как отсюда выбираться, а не… – она покосилась на дедка и явно принялась выбирать выражения: – мериться, кто главный!
А девка-то с характером… это гуд, учтём.
В бараке повисла тишина. Даже мажорчик язык прикусил. Слова Лизы неожиданно прозвучали правильнее любых пощёчин.
– А вот это здравая мысль! – проскрипел, наконец, дед Ефим, подперев рукой бороду. – Учись, лысоголовый! – подмигнул он Ворону. – Бабёнка твоя дело говорит!
– Да хрен отсюда вырвешься, – процедил Ворон зло. – Всё уже перепробовал. Решётки – мёртвые, дверь снаружи железом обшита, толстенным листом стали. Тут она с виду хлипкая, доски… Сколько я плечом ни бил – даже не шелохнулась.
– Там, вообще-то, – вдруг зашипел мажор, – снаружи ещё и автоматчики! Вы дебилы или как? Хотите дверь вынести? А дальше что?! Нас из-за вас всех положат!
– Заткнись, сучонок! – взорвался Ворон, рявкнув так, что барак дрогнул. – Бесишь меня!
Мажор тут же притих, скривившись, сел на нары.
А парочка интеллигентов – те самые «неразлучники» – сидели рядом, словно в параллельной реальности. Муж и жена, похожие друг на друга, будто им одно лицо на двоих рисовали. Прижались друг к другу и не вмешивались в перепалки и крики, ничего не предлагали и никого не слушали. Казалось, только их оболочки здесь, а душами они где-то там, в другом мире.
Выяснилось, что мажора звали Костя. А интеллигентную пару – Евгений и Евгения. Женьки, короче. Даже имена одинаковые, блин… Как у людей это выходит?
Ефим, присев рядом со мной, тихо пояснил:
– Каждый день нам уколы ставят. Инъекции. Говорят – прививка. Но какая, к чёрту, прививка? Байду какую-то колют… Эх, ядрён патефон. Травят, что ль, али как?
Ответа от меня, конечно, никто не ждал. Все переглянулись. Каждый думал одно и то же, только вслух боялись говорить. Одни шептались, мол, это чтобы от инфекции лесной нас защитить, чумы какой. Бред, конечно… Другие говорили – чтобы мы «спокойные» были, чтобы психику уравновешивало. Кто-то вообще думал, что это экспериментальная вакцина от какой-то новой заразы. И на нас её испытывают.
Но я-то знал. Это было не антивирусное и не прививка. Это был препарат. Тот самый, с которым работал покойный профессор Ландер. Усилитель. Он разгонял организм до предела, открывал такие резервы, что человек сам себе казался машиной.
«Вот же хрен козлобородый», – подумал я, вспоминая Ландера. Сдох, лежит глубоко под землёй, заваленный камнями. А дело его живёт? Неужели живёт? Как такое возможно?
Насколько я понял, именно Ландер был ключевой фигурой в проекте Инженера. Без его сеансов гипноза нельзя было сделать из подопытных послушных солдат. Он подавлял волю, вкладывал команды, а уже потом препарат добивал, дорабатывал тело, превращая людей в бойцов-машин.
А теперь Ландера нет, а уколы всё равно делают. И делают их людям, подобранным самым нелогичным, на мой взгляд, образом. Раньше брали здоровых мужиков, крепких и рослых. А теперь…
Здесь собралась самая настоящая разношёрстная компашка. Старик с носом-картошкой, интеллигентные Женьки-неразлучники, громила-байкер с блондинкой, мажорчик с платиновыми часами и я с Олей – полный винегрет. Но кололи всем одно и то же вещество. Зачем? Для чего?
Я мог предположить… Ответ напрашивался сам собой: проект Ландера изменил курс. Если раньше цель была вылепить из людей послушных воинов-убийц, то теперь – просто испытания. Например, проверка препарата на самых разных типах: молодых и старых, мужчинах и женщинах, слабых и сильных. На ком как подействует. Но зачем?
Из чистого научного интереса? Нет, конечно. Инженер не будет городить такой огород ради науки. Наука для него – прикрытие. Тут другое. Тут пахнет деньгами.
Я представил себе картину. Скажем, нас будут настраивать друг против друга. Подними дозу, раскачай организм – и вперед, как зверей в клетке, на арену. Звучит как бред? Вполне. Но почему нет? Легко представить, как этот ублюдок мутит такой бизнес: вкалывает людям препарат, поднимает физические возможности, а потом устраивает подпольные гладиаторские бои. Чтобы избранные смотрели, ставки делали.
Да, всё это звучало фантастично. Но других объяснений, зачем держать нас здесь и зачем систематически вкалывать людям препарат, у меня пока не находилось. И даже от такого фантастического предположения холодок шёл по коже куда сильнее, чем от здешней сырости.
* * *Дверь с лязгом и грохотом распахнулась. Сначала сняли тяжёлый замок, металл скрежетнул. Я напрягся, готовый рвануться на тех, кто войдёт. Но дверь распахнулась, и я за секунду оценил обстановку. Сразу понял, что риск слишком велик.
В проёме показались трое. Автоматчики в чёрном камуфляже, балаклавы закрывают лица, видны только холодные, безразличные глаза. Каждый держал нас на прицеле. Какая бы сила во мне ни гуляла, какая бы ловкость ни просыпалась от проклятых уколов – пулю не обгонишь. А тут три ствола, и если они дадут очередью, нам всем крышка.
Следом втащили тележку. На ней огромная алюминиевая кастрюля, как в старых советских столовках. На боку ещё сохранилась надпись краской, полустёртая, но читаемая: «1БЛ».
Эту махину толкал пузатый мужик. В грязном, когда-то белом фартуке, в пятнах, как карта мира. Джинсы затёртые, рубаха – в замызганную клетку, из-под фартука выпирало пузо, будто он проглотил арбуз целиком. Рожа мерзкая: щетина клочьями, нос с бородавкой, глаза мутные, рыбьи, бегают туда-сюда, ни на секунду не задерживаясь. И улыбка отвратительная и самодовольная.
– Кушать подано! Садитесь жрать, пожалуйста! – воскликнул он ехидно и сам же расхохотался своей шуточке, два раза хрюкнув.
Он явно был местным «поваром», автором той баланды, что приволок нам. И одного взгляда на него хватало, чтобы аппетит улетучивался. Мы с Олей скривились, Лиза отшатнулась, Ворон выругался себе под нос. Но остальные оживились, как собаки на звон миски. Видно, привыкли: голод не тётка. Когда кормят два раза в день без всякого выбора, ешь, что дают.
Мужик выставил на длинный дощатый стол железные миски с ободранными краями. Черпаком стал наливать из кастрюли мутное варево.
Суп выглядел так, что и собаке бы стыдно дать: сероватая жижа, на поверхности плавают островки жира, как радужные пузыри бензина в луже. Попадались обрывки макарон – разваренные в клочья, какие-то жилы, косточки, похожие на куриные. Запах тоже сомнительный.
Рядом бухнул банку с алюминиевыми ложками. Ложки были кривые, словно ими гвозди забивали. Гнутые и закопчённые.
– Ну чего встали? Жрите давайте, – обратился пузан к нам и вытер потную морду краем фартука.
Народ, как по команде, ринулся к мискам. Женьки-неразлучники подбодрили друг друга, ткнув локтями, и поспешили к столу, Ворон с Лизой, хоть и ворчали, тоже потянулись, даже мажор Костя, скривившись, но присосался к ложке, будто неделю не ел.
Мы с Олей стояли и смотрели. Она – с брезгливостью, я – с интересом, с профессиональным любопытством. Надо было понять: где слабое место в этой системе? Как устроен конвой? Где промахи? Но пока что слабых мест я не увидел.
Автоматчики вели себя грамотно. Всегда настороже, пальцы на спуске. Когда выходили из барака, они прикрывали друг друга, ни один не поворачивался к нам спиной полностью, максимум вполоборота, и то под прикрытием напарника. Заходили тоже с умом, не гурьбой. Держали цепочку: один идёт, второй страхует, третий прикрывает сзади. Даже если бы я из-за угла вырубил одного – двое других сразу же открыли бы огонь и положили меня, а потом, в назидание, ещё и остальных перестреляли бы запросто.
И я всё яснее понимал: бежать… надо бежать. Срочно. Потому что для нас тут готовят нечто грандиозное. И это грандиозное, зуб даю, окажется смертельным. Никто не станет держать разношёрстную толпу просто так, кормить баландой ради спортивного интереса. Нет, тут пахнет кровавым шоу.
И тут во мне вскипела злость. Серёжа… Серый, мать твою. Он же клялся: «Будем следить, круглосуточно, в телефоне маячок, ты у нас как на ладони». А что в итоге? Где они? Где, сука, маячок?
И тогда я вспомнил тот фургон. Грязно-белый, с обезьяньей мордой на борту. Ведь он маячил возле бара, а я ещё думал: свои. Но, выходит, никакие это не «свои». Это люди Инженера. Его сучья контора.
А где тогда ФСБшники? Где обещанное прикрытие? Упустили? Просрали всю операцию? Выходит, Инженер их обвёл вокруг пальца, как детей. Чёрт…
Но что имеем, то имеем. Придётся выкручиваться своими силами.
Интересно, сам Инженер тоже здесь? Смотрит на нас через камеры? Или это перевалочная база, а он где-то дальше, как было с Новознаменском? Пока ничего не ясно. Но ясно одно – время играет против нас.
– Максимка, садись, покушаем, – позвал меня Ефим, постукивая ложкой о миску и прервав мои размышления. – И женщину свою зови.
– Я не его женщина, – смущённо проговорила Ольга.
– Да ладно вам, – хмыкнул дед, – его, не его… сейчас мы тут все как одна семья.
– Вы мне точно не семья! – вдруг выкрикнул Костя, брызгая слюной. – Вы даже в прислугу не годитесь! Я бы таких и за деньги к себе не нанял!
– Ой, завали хайло, – попросил тогда Ефим с усталым вздохом. – Пожалуйста.
И добавил ехидно:
– Костя, если ты дальше зубы скалить будешь, Максимка тебя еще одной затрещиной наградит. А мне понравилось, звонко у него выходит. Хе-хе…
– Да пошёл он… – еле слышно, сквозь зубы, процедил мажорчик.
Я пропустил их диалог мимо ушей, не стал нагнетать. Сейчас не время. Пока не пойму, что здесь вообще происходит. Плюхи избалованному пацану выдавать – дело десятое. Мелочь по сравнению с тем, что придётся провернуть, чтобы вытащить отсюда и себя, и этих людей. Всех. Даже этого наглого и тупоголового мажора. Хотя, пожалуй, Ворона я бы и не вытаскивал – при первой возможности оставил бы его за бортом. Не убил бы, нет, просто не стал бы помогать. Пусть сам выкручивается.
Тем временем пузатый повар укатил свою тележку, дверь снова с лязгом захлопнулась, и запах тайги отрезало. Но пока дверь была открыта, я успел разглядеть, что снаружи.
Местность – горная, хребты уходят в дымку, кругом тайга. Ели, кедры, березы. Настоящий океан деревьев – зелёный, местами уже золотистый. Бескрайний, до самого горизонта. Где-то вдали шумела река, перекатывалась глухо порогами, будто зверь рычал за сопками.
Если нас сюда привезли на вертолёте, то мы в такой глуши, что даже самые отдалённые деревни показались бы оживлённым перекрёстком на фоне этой пустоты. Самая настоящая глухомань, из которой, кроме как по воздуху, живым не выбраться. Или выбраться?
* * *В первый день нашего плена с Ольгой мы так и не притронулись к мискам. Запах той жижи перебил даже чувство голода. Единственные из всех мы остались голодными. Надолго ли? Я понимал, что следующую кормежку мы уже вряд ли пропустим. Для побега нужны силы.
И едва остальные доели, как снова заскрежетал замок. Дверь скрипнула, открываясь. Вошли автоматчики. Но на этот раз без пузатого повара и его тележки.
Двое несли носилки. На них – тело, без сознания.
– Ха, – хмыкнул Ефим. – А у нас пополнение. Что-то сегодня прям урожайный денёк, много новеньких.
Я шагнул ближе, хотел рассмотреть, кто это, но тут же раздалось:
– Тух-тух! – короткая очередь из автомата ушла в потолок.
Доски посыпались стружкой, все вокруг инстинктивно пригнулись, кто-то коротко взвизгнул.
– Не подходить! – рявкнул один из автоматчиков. – Ещё шаг – и огонь на поражение.
– Ладно-ладно, – поднял я руки. – Я только посмотреть хотел.
– Назад! – отрезал он.
Нас всех согнали в дальний угол. Толпа прижалась к стене: Женьки дрожали, мажор скривился, но молчал, даже Ворон с Лизой не рыпались.
Автоматчики резко стянули человека с носилок и, не церемонясь, бросили на нары. Тело глухо ударилось о доски.
И только тогда, сквозь полумрак, я смог его разглядеть…
Глава 6
Человек лежал без движения на дощатом настиле, точно так же, как недавно валялся я сам. На новеньком тюремная роба – тёмные штаны, куртка из той же грубой ткани, как в колониях. На руках виднеется синяя сетка наколок. На тыльной стороне запястья набиты лучики «восходящего солнца». Лучики означают количество ходок. Урка-то бывалый у нас нарисовался.
Сложен сухо, жилистый и кость лёгкая. Но внешность у таких обманчива. С такими, наоборот, осторожнее нужно быть.
Остальные держались в стороне, даже на пульс никто не проверил. Когда за охраной лязгнула дверь, я подошёл первым.
Затылок разбит. Волосы слиплись, кровь сочится и уходит в щели между досками. Похоже, только что приложили чем-то тяжёлым, вырубили. Наверное, сотряс теперь у него.
– Эй! – окликнул я барак. – Есть кто из медицины?
– Я врач, – пролепетал интеллигент Евгений дрожащим голосом.
– Посмотри его.
– А он не опасен?
– Ну, если что, я рядом.
Евгений присел у головы новенького. Сначала проверил дыхание: ладонь к груди, взгляд на движение рёбер. Пробормотал:
– Дыхание есть, ритм ровный, – потом пальцами нащупал пульс на сонной артерии, добавил, – Прощупывается, частота средняя.
Ясно, что эти показатели – примерно в норме.
Осторожно Евгений раздвинул волосы у раны, оценил края, посмотрел на мокрые волосы. Провёл пальцами по кости, ощупывая, очевидно, цел ли череп.
Дальше осмотрел зрачки. Приподнял веки по очереди. Аккуратно ощупал шейные позвонки.
– Тут у него рана, – сказал он. – Рассечение, гематома. Кость не повреждена. Похоже на удар с потерей сознания. Сотрясение, возможно. Внутричерепное кровоизлияние исключить нельзя, но вот так без обследования не скажешь.
Доктор закончил осмотр, за неимением хоть чего-нибудь другого вытер ладони о штаны. И в этот момент наш «пациент» вдруг ожил. Закашлялся и сел на нары, ошалело уставился на окружающих.
– Вы кто еще-на такие?.. – сипло выдавил он. Потом повел башкой, обвёл нас всех мутным взглядом. – Вы кто, вашу мать?..
– Слышь, – сказал я, подаваясь вперёд. – Ты за базаром следи. Ты к нам в хату зашёл, вот сам и представляйся.
– Ха! – ухмыльнулся он, кривя губы и показывая жёлтые зубы. – А ты, значит, тут смотрящий? Да?
– Смотрящих в камере ищи, – ответил я. – А здесь мы тебе не зеки. Усёк?
– Да? – он хмыкнул, оглядел решётки на окнах. – Ну и что же вы тогда не выходите? Свободные граждане…
Взгляд его скользнул по женщинам. На Женьку-неразлучницу он и внимания не обратил. По Лизе скользнул, увидел, что та прилипла к своему лысому амбалу, и сразу дальше. А вот на Ольге задержался. Она стояла одна и чуть поодаль. Взгляд сальный и голодный, а улыбка мерзкая.
– А ничего… бабенка-то, – процедил он, по-своему любуясь. Потом схватился за голову. – Ух, е**ть, как же меня приложили-то…
Олю от его слов передёрнуло. Она шагнула ко мне, тихо прошептала:
– Максим, я его боюсь.
– Бояться надо тех, кто снаружи, – сказал я. – А этот гаврик теперь с нами, какой бы он ни был. Но ради тебя я ему внятно объясню, как себя вести.










