Подарок

Издается с разрешения AVA international GmbH, Germany (www.ava-international.de)

Das Geschenk

Copyright © 2019 by Verlagsgruppe Droemer Knaur GmbH & Co. KG, Munich, Germany

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2022

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2022

Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

Себастьян Фитцек – самый успешный немецкий писатель в жанре психологического триллера, родился в 1971 году в Берлине. Получил юридическое образование и, хотя ни дня не работал по специальности, интерес к преступному миру, и в особенности к различного рода психопатам, сохранил на всю жизнь. В начале 2000-х он начал писать триллеры, и уже первый его роман Die Therapie, увидевший свет в 2006 году, стал национальным бестселлером, обойдя по популярности, «Код да Винчи» Дэна Брауна. «Двадцать третий пассажир», шестнвдцатый роман популярного немецкого автора, журнал Spiegel назвал в октябре 2014 года лучшей книгой месяца в своем жанре, а в ноябре признан бестселлером № 1 в Германии. Совокупный тираж книг Себастьяна Фитцека составил 12 миллионов экземпляров, в одной только Германии продано свыше 5 миллионов экземпляров его книг.

Парадокс, да и только! В настоящий момент любимая книга немецких читателей – это психологический триллер о мужчине, который не умеет читать.

Фитцек мастерски показывает, какими ужасами может наполниться жизнь тех, кто совершенно беспомощен и потерян в мире слов и букв.

Психопатия (…), вероятно, имеет генетические причины. Определенные области мозга, отвечающие за эмпатию и контроль над побуждениями, у таких людей с рождения недоразвиты.

Все по-настоящему плохое начинается с самого невинного.

Человек по природе зол. Он творит добро не по склонности, а из симпатии и страха.

Психопатия – это расстройство личности. По оценкам, такое расстройство встречается у одного из ста человек. Мужчины подвержены ему в четыре раза чаще, чем женщины. Исследования близнецов показывают, что немаловажную роль играет наследственность.

Каким будет мир завтра, зависит во многом от сегодняшних мальчишек и девчонок, тех, кто как раз сейчас учится читать.

Он был абсолютно голый, и его разрывало на две части. Ему не казалось. Это происходило на самом деле. Здесь и сейчас – в старой тюремной прачечной, на кафельном полу рядом с промышленной сушильной машиной.

Милан слышал собственное нечеловеческое подвывание. Без носка-кляпа во рту он орал бы на всю тюрьму. Но это вряд ли бы что-то изменило. Группа хорошо заплатила за то, чтобы провести ночь наедине с новеньким.

Их было пятеро. Двое упирались коленями ему в плечи, двое держали за ноги, а пятый, пыхтящий стодвадцатикилограммовый боров с колбасным дыханием, засовывал ему в задний проход что-то, по ощущениям напоминающее кистень, обтянутый колючей проволокой. А возможно, он просто насиловал его кулаком.

Давление прекратилось так внезапно, что у Милана началась судорога, и он задрожал всем телом. Боль не прекращалась, нечто, что было горячее банной печи, жгло его изнутри, но, по крайней мере, он смог пошевелить руками и перекатиться на спину.

Над ним возникло новое, шестое лицо. Этого пожилого мужчины со строгим пробором и глазами цвета Карибского моря за толстыми стеклами очков не было, когда Милана избивали в душе и притащили сюда.

Он разглядывал его с любопытством детей, которые поджаривают насекомое под увеличительным стеклом.

– Значит, ты Полицейский?

Милан кивнул, а мужчина вытащил у него изо рта кляп.

– Я Зевс, ты ведь знаешь, что это значит?

Зевс, тюремный бог. Милан снова кивнул. Только идиоты или коматозники не знали, кто этот человек, который злоупотреблял именем греческого бога и был действительно главным здесь, в берлинской тюрьме Тегель.

– Слушай внимательно. Такие люди, как ты, стоят у нас в самом низу пищевой цепи. У тебя меньше прав, чем у катышек в пупке Катка.

Зевс улыбнулся борову, который как раз подтягивал штаны. Милану хотелось забиться в угол и умереть. Если в нем только что побывал член этого парня, то он должен быть размером с огнетушитель.

– У тебя только один шанс – если не хочешь, чтобы Каток показал, на чем он действительно специализируется. Ты знаешь, почему мы зовем его Катком?

«Потому что он может любого раскатать?»

– Потому что он любит гладить. Он обожает утюги. Вот как этот.

Один из татуированных приспешников подал Зевсу старомодный утюг.

– Каток сейчас разогреет прибор до двухсот градусов. А пока он нагревается, у тебя есть шанс все мне рассказать. Правду и ничего кроме правды, да поможет тебе Бог.

Зевс присел на корточки, пригладил ладонью волосы и продолжил:

– Ты сидишь в одной камере с Клещом. Он в порядке. Тебе повезло. Он за тебя поручился. Говорит, ты плачешь во сне. И что ты действительно можешь быть Йети.

– Кем?

– Невиновным. Здесь они встречаются так же часто, как там, снаружи, Йети.

Прихвостни Зевса рассмеялись шутке, которую наверняка слышали уже раз сто.

– Расскажи мне свою историю! – снова потребовал главарь.

– Что?

– Я на китайском, что ли, говорю? – Зевс влепил Милану пощечину. – Я хочу знать, почему ты здесь, Полицейский. Но будь осторожен. – Старик снял очки и показал на свои глаза. – Знаешь, что это?

Милан проигнорировал риторический вопрос, пытаясь справиться с приступом тошноты, возникшей на фоне вновь пламенем разгоревшейся боли.

– Это мои детекторы лжи. Как только они сработают, Каток это увидит. Стоит мне один раз моргнуть, и он засадит тебе раскаленный утюг до самой двенадцатиперстной кишки. Мы поняли друг друга?

Каток с ухмылкой кивнул. У Милана в глазах стояли слезы. Во рту собралась слюна. Ему пришлось дважды сплюнуть, прежде чем он был готов.

Готов воспользоваться своим последним шансом и рассказать все Зевсу. Историю – настолько же невероятную, насколько и ужасную, – которая заставила его пройти все круги ада и оказаться в этой самой тюрьме.

Пытаясь выиграть время и остаться в живых хотя бы на несколько часов, он начал с самого начала.

– Вы одна?

– Да.

– А что с работниками кухни?

– Они давно ушли. Я занимаюсь сверкой. Кроме меня, здесь никого нет.

– Понятно. Но вам все равно не нужно бояться.

Женщина в телефонной трубке истерично рассмеялась.

– Не бояться? Вы в полиции теперь совсем спятили? Звоните мне, рассказываете про какого-то психа, который сбежал от вас и через несколько секунд возьмет меня в заложники, и МНЕ НЕ НУЖНО БОЯТЬСЯ?!

Судя по голосу молодой официантки, которая представилась Андрой Штурм, она вполне могла собственноручно вырвать кусок дерева из ресторанной стойки и встать с ним на пути потенциального преступника. Но Милан знал, что резкий энергичный телефонный голос не всегда соответствует внешности, как в его случае. Возможно, Андра была грациозным ангелом, а металлический тембр ее голоса лишь следствие смертельного страха, в который он ее поверг. В любом случае за словом в карман она не лезла, что импонировало Милану. При обычных обстоятельствах ему захотелось бы познакомиться с ней ближе, хотя в данной ситуации это была совершенно непрофессиональная мысль.

– Вы меня слушаете?

– Нет, я закрыла уши руками. Конечно же, слушаю.

Милан взглянул через лобовое стекло на вход в ресторан быстрого обслуживания, глубоко вздохнул и затем сказал как можно спокойнее, насколько позволяла ситуация:

– Во-первых, преступник от нас не сбежал. Мы наблюдаем за ним уже два часа и даже отслеживаем его телефонные разговоры. Поэтому мы знаем, что он звонил вам незадолго до того, как с вами связался я. Это так?

– Да, – ответила Андра после небольшой паузы. Наверное, она кивнула, прежде чем поняла, что по телефону этого не услышать. – Он хотел знать, есть ли в это время кто-нибудь в ресторане.

Удивительно, что официантка вообще подошла к телефону. Звонок за пять минут до закрытия мог означать только проблемы, тем более что американский дайнер не из тех ресторанов, где заказывают столик. Посетители, жаждущие бургеров, картошки фри, начос, стейков «Тибон», молочных коктейлей и прочих недиетических блюд, без предварительного уведомления приходили в закусочную на одной из улочек района Розенек.

– А во-вторых, – продолжил перечислять Милан, – мужчина не станет брать вас в заложники. Ему нужны только наличные.

Андра рассмеялась:

– Откуда вам это знать, умник?

Милан не смог сдержать улыбку. Она говорила с самоуверенным возмущением берлинки, которая не стесняется в выражениях. И видимо, не только в таких экстремальных ситуациях. По голосу он дал бы ей лет тридцать. Примерно его возраста.

– У преступника уже есть заложник, – ответил он на ее вопрос.

– Что?

– Девушка. Он ее похитил. Передача выкупа сегодня утром провалилась. С тех пор мы за ним следим.

Пауза.

Очевидно, Андре нужно было переварить услышанное. Вероятно, от этой информации тяжесть в желудке была сильнее, чем от жирных блинчиков, которыми в закусочной пичкали утренних посетителей.

Милан снова попытался со своей позиции бросить взгляд внутрь ресторанчика, но остекленный фасад, выходящий на плохо освещенную улицу, был практически не виден за пеленой мокрого снега.

Чертовски плохая обстановка.

Все выглядело как через стекло работающей стиральной машины, и Милан не смог бы различить ни одного предмета внутри закусочной, если бы не видел стереотипный инвентарь в тысяче других дайнеров на этом свете: состаренный дорожный знак «Трасса 66», муляж музыкального автомата при входе, звездно-полосатый американский флаг и много плакатов с Элвисом и Дядей Сэмом на стенах.

Милан мог поклясться своими нерожденными детьми, что диванчики были обиты красной искусственной кожей и стояли на ламинатном полу с шахматным рисунком.

– Почему вы не схватите подонка, как только он сюда заявится?

– Потому что мы не знаем, где он прячет заложницу.

– Что? – снова спросила Андра, на этот раз ее голос звучал растерянно.

– Пока преступник будет находиться у вас в ресторане, мы установим пеленгатор на его автомобиль, чтобы он сам привел нас к заложнице, даже если мы потеряем его из виду.

– Он очень опасный?

Милан прочистил горло. Провел рукой по темно-каштановым, взлохмаченным после короткого сна волосам, которые не видели парикмахера уже несколько месяцев.

– Не хочу лгать. Да. Опасный. Где-то метр восемьдесят пять ростом, мускулист – и вооружен.

– О господи. – Она громко сглотнула.

– Я прошу вас. Знаю, что мы многого требуем. Но пока вы не начнете геройствовать, вам ничего не угрожает. Дайте ему деньги из кассы и чего он там еще захочет. Возможно, он голоден и нуждается в провианте. Мы позаботимся о том, чтобы с вами ничего не случилось.

– Интересно, как? – Ее голос сорвался на визг. Милан услышал шаги через телефонную трубку. Резиновые подошвы скрипели. Вероятно, официантка искала укрытия за барной стойкой. Хочется надеяться. У двери, в непосредственной зоне опасности, он не видел никакого движения.

К счастью.

Его рация щелкнула. Он схватил ее, отдал короткий приказ «Ждать» и снова отложил в сторону.

– В настоящий момент на ресторан направлены три оптических прицела. – Милан попытался успокоить Андру. – При малейшем признаке какой-либо проблемы я отдам своим людям приказ действовать.

– Что именно вы понимаете под проблемой? Пулю в голове? Когда мой мозг брызнет на стойку?

Милан заговорил шепотом не потому, что это сейчас было необходимо, а потому, что давно усвоил: взволнованные люди так лучше концентрируются и внимательнее слушают:

– Преступник в любую минуту войдет в вашу дверь. Оставайтесь спокойной, делайте, что он скажет. Только не нервничайте, но на нем черная балаклава.

– Вы серьезно?

– Сейчас вы положите трубку. Он не должен видеть вас с телефоном. Преступник очень подозрителен.

– Хорошо, – неуверенно произнесла Андра. Разумеется, ей вовсе не хотелось обрывать связь с полицией.

– Просто делайте, что он скажет. А когда он уйдет, дождитесь моих людей. Все будет хорошо, – в последний раз пообещал ей Милан, затем в трубке щелкнуло, и связь оборвалась.

Он закрыл глаза.

«Все будет хорошо?»

Милана не отпускало странное предчувствие.

Что-то было не так.

«Отменить все?»

Он посмотрел на часы. Сделал глубокий вдох и выдох. И решил игнорировать внутренний голос.

Со вздохом Милан Берг взял балаклаву с пассажирского сиденья, натянул себе на голову, вышел из машины и направился к ресторанчику.

Прием, из-за которого ему на улице дали кличку Полицейский, сработал уже семь раз.

Милан находил места, где было мало персонала и как можно больше наличности. Кафе, забегаловки, рестораны, один раз автозаправка. Всегда перед самым закрытием или пересменкой. По возможности в переулках, подальше от толп людей.

Поразительно, насколько похоже реагировали люди, когда устрашающе низкий голос по телефону велел им безоговорочно отдать всю дневную выручку грабителю. Любой третьесортный детективный сериал учит зрителей просить полицейского предъявить свое удостоверение. Но, видимо, это работает только при личном контакте, когда сотрудник звонит в дверь.

По телефону большинству было достаточно услышать: «главный комиссар Штрезов, полицейский спецназ» или подобную чушь. Время от времени Милан с треском включал свою игрушечную рацию и что-то в нее говорил. Этого вполне хватало для правдоподобности.

Гораздо сложнее было подгадать удобный момент. Как сейчас, когда магазины закрыты, покупки сделаны, а улицы опустели, потому что все уже дома, готовятся к праздничному ужину и обмену подарками. Все-таки сочельник, почти четыре часа дня.

Из трех объектов, которые Милан выбрал в Интернете, только этот ресторанчик в округе Шмаргендорф был еще открыт – и, как он и надеялся, почти без персонала.

Милан закашлялся, промокшая балаклава неприятно прилипла к лицу уже после нескольких шагов.

В этот день, да еще в такую погоду, даже собачники почти не встречались, а если и попадались, то опускали голову ниже, чтобы снег не бил прямо в лицо.

«О’кей, начали!»

Тридцать метров от угнанного автомобиля до входа с обязательной неоновой вывеской над дверью Милан преодолел без свидетелей.

«Ну ладно».

Он вошел в ресторан. Внутри было сумрачно, за исключением маленьких ламп на резопаловых столах работало только аварийное освещение. В нос ему ударил запах фритюрного жира, бургеров и крови.

«Крови?»

Хруст дошел до него с небольшим запозданием. Как звуковой удар от самолета. Потом пришла боль, и он понял, что не ошибся: пол в дайнере действительно был с шахматным рисунком. Именно на нем он и стоял сейчас на коленях – не в состоянии подняться.

«Нужно было слушать внутренний голос».

Пинок в живот заставил его развернуться вокруг собственной оси. Он упал на спину, увидел над собой радиаторную решетку от «кадиллака», которую, видимо, подвесил под потолком какой-то интерьерный дизайнер, затем женщину с легкой горбинкой на носу, намного красивее его грубого рубильника, который как раз наполнялся кровью.

«Андра, – подумал Милан. – С такой женщиной я и правда с удовольствием сходил бы на свидание».

– Счастливого Рождества, придурок, – сказала она.

А затем врезала ему со всей силы бейсбольной битой.

– Как вы познакомились? – спросила психотерапевт.

Вероятно, она решила, что сидящая перед ней парочка только что с улыбкой вспомнила какой-то романтический момент. Отправная точка для успешной парной терапии, на которую они недавно записались. Десять сеансов по полтора часа. Двести евро за прием. Совсем недорого, если доктор Генриетта Розенфельз действительно сможет вывести обоих из гущи проблем их молодых отношений. Или хотя бы дать совет, как пережить день, не размозжив друг другу голову.

«Хотя именно с этого все и началось», – подумал Милан, по этой же причине улыбалась и Андра.

– Я ударила его бейсбольной битой, – ответила она на вопрос семейного психотерапевта, а Милан добавил:

– Это была любовь с первого удара.

Когда они впервые обменялись рукопожатиями у входа в ее частный кабинет, расположенный в старинном доме в центральном районе Берлина Моабит, Милан еще подумал, что доктор Розенфельз большая поклонница ботокса. Для пятидесяти восьми лет у этой седой женщины в очках необычно гладкая кожа (как будто она натянула на лицо воздушный шарик, была его первая мысль), но сейчас на лбу Розенфельз образовались морщины.

– Как это понимать? – спросила она.

– Андра официантка. Два года назад в сочельник я хотел ограбить ее ресторан. Но она меня раскусила.

«„Вам сейчас лучше положить трубку“? – Андра насмешливо процитировала его слова, когда Милан снова пришел в себя. – Чувак, мой бывший был полицейским. Не самая светлая голова, но в ситуации с захватом заложников даже он держал бы связь с жертвой».

Недоверчивый взгляд психотерапевта переместился к Андре, которая без слов, одним вздохом а-ля «печально, но правда» подтвердила признание Милана.

– Думаю, я уже сейчас могу сказать, что вы, пожалуй, самая необычная пара. – Доктор Розенфельз улыбнулась, и Милан должен был с ней согласиться. Даже внешне они с Андрой диссонировали. Он – консервативно-невзрачно одетый студент в сникерах, джинсах и футболке-поло. Она, тремя годами его старше, называла свой стиль «прикидом дерзкой девчонки». Черные байкерские ботинки, крашенные в стальной цвет волосы до плеч, яркие легинсы, плиссированная мини-юбка с черепами, зеленая толстовка-худи с надписью «Иисус любит тебя. Все остальные считают говнюком».

Та же самая толстовка, в которой она была в день их знакомства.

Хотя «знакомство» – исключительно эвфемистическое описание для «забить до полусмерти и, лишенного сознания, оттащить в подсобное помещение».

Согласно доктору Гуглу, травма, которую Андра нанесла ему тогда бейсбольной битой, называлась перелом свода черепа без церебрального поражения, хотя Милану показалось, что она вбила ему лобную кость в самый мозг. Даже спустя несколько месяцев у Милана слезы наворачивались на глаза от резких движений, да и сейчас он иногда просыпался от внезапной боли во лбу, потому что в своих ночных кошмарах слишком сильно мотал головой.

Все же он справился с переломом черепа без медицинской помощи. В отличие от травмы головы в детстве. Милан вырос на острове Рюген. В четырнадцатилетнем возрасте ему пришлось провести несколько недель в больнице, после того как дома он упал с лестницы, ведущей в подвал. Второй перелом черепа в своей жизни он вылечил катадолоном и льдом. Чудо, как свидетельствовали его поиски на различных медицинских форумах. Но не такое большое чудо, как их отношения с Андрой.

Когда Милан очнулся через полчаса после своего неудачного нападения – лежа на диване в кабинете руководителя ресторана, с оркестром фальшивящих инструментов в голове, – он рассчитывал на то, что Андра доведет начатое до конца. Неделю назад СМИ рассказывали о владельце ночного магазина в районе Пренцлауер-Берг, который до смерти забил вора в отместку за всех мерзавцев, которых упустил за предыдущие годы. Но на удивление хрупкая женщина с лицом ангела не тронула на нем больше ни единого волоска. И не позвонила в полицию. Андра сделала то, на что Милан и в жизни не рассчитывал: она предложила ему работу. «Какое расточительство. Симпатичный парень с таким креативным умом. Почему ты занимаешься эти дерьмом, а не найдешь нормальную работу?»

Не проходило ни одного дня, чтобы он не вспоминал эти ее первые слова. И ответ, который до сих пор оставался ей должен: «Я неграмотный. Не умею ни читать, ни писать. Так этому и не научился, как и миллионы других людей в Германии».

– Иногда мне кажется, что у Милана раздвоение личности, – сказала Андра, которая все еще не имела ни малейшего понятия о его проблеме. Так сильно Милан стыдился того, что отличало его от окружающих. – Я имею в виду, он рассказал мне о своем отце, о лечении которого заботится. О своих долгах. По этой причине Милан и пытался любыми способами добраться до денег.

– Из-за чего пошли на преступление? – уточнила у него доктор Розенфельз.

Андра кивнула за Милана. Вообще-то причина его карьеры мошенника-трюкача заключалась в том, что неграмотность в Германии не считалась инвалидностью, и поэтому у него не было права на социальное пособие. Но самостоятельно на жизнь он заработать не мог. О чисто физическом труде для него, криворукого, не могло быть и речи. А из сферы умственной деятельности, для которой его развитый мозг был создан, общество его исключило.

В какой-то момент Милану надоело терпеть неудачу за неудачей даже при заполнении формуляра на пособие по безработице, и он решил использовать свои умственные способности в единственной области, где не требовалось вступительного экзамена, а оплата все равно была выше минимального размера, – преступной деятельности.

– История о его обедневшем отце, конечно, сразу же вызвала во мне «синдром жертвенности», – продолжала Андра. – К тому же я сожалела, что так грубо с ним обошлась. Я была взволнована и испугана.

– Поэтому переспала со мной из жалости.

– Козел, – напустилась на него Андра. – Это было полгода спустя, и я тогда в тебя влюбилась.

«Тогда?»

– Вы сейчас работаете вместе? – спросила психотерапевт.

– Да, в том же ресторанчике, где она пыталась меня убить.

– Где ты пытался меня ограбить!

Милан посмотрел на доктора Розенфельз.

– Почему она скрыла нападение и тут же замолвила за меня словечко перед Халком, если не из жалости?

– Перед Халком?

– Это директор ресторана. Вообще-то он Харальд. Но мы его так называем, потому что он любит носить зеленое.

– Ты его так называешь, потому что считаешь забавным называть наилегчайший вес в пятьдесят килограммов Халком, – исправила его Андра и покачала головой. – Я не могу тебя понять, Милан. Ты ведь арифметический гений, я не знаю никого, кто сумел бы запомнить заказ двадцати человек без единой пометки и ничего не забыть. У тебя невероятный художественный талант. Если бы вы видели, как он рисует гостей, – обратилась она к психотерапевту. – У него фотографическая память, честно. И при этом он работает официантом!

– Подождите, я немного запуталась, – остановила ее доктор Розенфельз. – Я думала, вы хотели, чтобы он работал с вами в ресторане?

– Да, временно, – ответила Андра. – Но ведь не до пенсии же. Я с трудом окончила девятилетку. В отличие от меня перед Миланом все двери открыты. Но он даже не хочет самореализоваться. У него нет ни планов, ни целей. А ему только двадцать восемь!

«И он не знает букв», – мысленно закончил Милан.

Даже тринадцатилетней дочери Андры Луизе приходилось легче в реальном мире, в котором неграмотные считались людьми четвертого класса. Без школьного образования, без специальности, без водительских прав. Луиза уже в первом классе могла читать таблички с названиями улиц, для Милана же простой поход в магазин превращался в сплошной ужас.

«Дорогой, вот список покупок, сходишь?»

«Конечно. Только один вопрос: что означает Хоξа Хоλа? Это такая коричневая пузатая бутылка с белой витиеватой надписью на красном фоне?»

В Германии проживало около шести миллионов функциональных неграмотных. Людей, научившихся в школе распознавать несколько предложений, которых было достаточно, чтобы вести жульнический образ жизни.

В случае Милана все было еще хуже. Конечно, он ходил в школу, учил алфавит и даже узнавал отдельные слова и цифры. Но ни разу не написал ни одного диктанта и тем более сочинения. Он всегда скандалил, притворялся больным или повреждал себе руку, чтобы уклониться от письменной работы. В итоге он умел определить время на электронных часах, оформить чек на кассовом аппарате и распознать собственное имя. Но не мог разобрать ни одного предложения в детской книге, пока его не прочитают вслух.

– Значит, вас привели сюда его низкие амбиции? – спросила психотерапевт и взглянула на часы. Прошло лишь двадцать минут. Милану показалось, что целая вечность.