Подарок

Милан улыбнулся заезженной шутке, но сделал, что ему велели, и сдвинул лист в сторону. Лишь настолько, чтобы они смогли проникнуть внутрь.

Прихожая, которая в таких домах, вероятно, называлась холлом, встретила непрошеных гостей с неприязнью. Холодом, мраком, спертым воздухом.

Милан попробовал выключатели, хотя и не рассчитывал, что люстра над лестничной галереей зажжется. Других светильников он не нашел, даже с помощью фонарика на своем телефоне. На вилле их просто не было, как и мебели, картин, тепла и признаков жизни.

– Взгляни-ка на это!

Пока Милан любовался перилами расходящейся в две стороны лестницы, Андра прошла в боковую комнату, которую раньше, вероятно, использовали как библиотеку. Встроенные, до потолка, стеллажи из массивного темного дерева занимали все стены в слегка овальном помещении, оставляя место лишь для холодного камина.

– Вполне себе уродливо, – отозвался Милан о самой для него бесполезной комнате во всем доме.

– И как-то не по себе. Абсолютно пустые стеллажи. За исключением вот этого антиквариата.

Она посветила на допотопный телефонный аппарат, который стоял рядом с камином на нижней полке и выглядел таким массивным, что казалось, одной рукой трубку даже не поднять.

– Думаю, такой дисковый телефон я видела в последний раз лет двадцать назад у моей бабушки, – сказала Андра. Но Милан слушал ее вполуха. Его внимание привлекла бумажка рядом с телефоном.

Даже когда Андра сказала: «Не знаю, как тебе, но мне кажется, проверять здесь каждую комнату не имеет смысла», он ей не ответил.

«Что, черт возьми, здесь происходит?» – спрашивал он себя.

Сначала взывающий о помощи листок за стеклом автомобиля, затем якобы тихая семейная идиллия. А теперь вилла, в которой, судя по запаху, уже несколько лет никто не живет?

– Все указывает на то, что мы не в том доме, – сказала Андра, но Милан помотал головой.

– Все, кроме этого.

Он протянул ей бумажку, которая оказалась фотографией.

– Вот черт, – прошептала Андра и отвела сотовый телефон в сторону, потому что иначе изображение отсвечивало и его было трудно рассмотреть.

– Это она?

Милан кивнул. Очевидно, фотографа больше интересовал задний план: пологий берег озера и группа уток, которых кормили на пляже. Изображение девочки на переднем плане получилось слегка размытым, лицо находилось в тени лиственного дерева, и она была года на два младше. Но это была она. Без сомнения.

Те же самые пшеничные волосы, высокий лоб, глаза цвета хаки.

И глубокая меланхолия во взгляде, которая вызвала у Милана то необъяснимое чувство родства.

– Она выглядит точно как на твоем рисунке. – Андра перевернула фотографию. – Я не знаю, что все это значит, Милан…

– Здесь ты не одинока.

–…и во что ты меня сейчас втягиваешь. Но, по крайней мере, теперь мы знаем, как ее зовут.

К счастью, Андра прочла надпись на обратной стороне фотографии:

– «Зои, лето на озере».

Зои?

Это красивое имя встречается нечасто. Милан невольно задумался, когда же слышал его впервые и осознанно. Тогда, в пляжном кемпинге на острове Рюген. От девочки с книгой в руках.

– Посмотри, вот здесь, карандашом. – Андра была озадачена.

– Что?

– Без понятия. Какая-то комбинация из букв и цифр. Похоже на пароль.

ξ15α12φ2β1–2φ18β1α13φ61

– Я не могу это расшифровать, – честно признался Милан.

Он, как всегда, видел только картинку. Бессмысленный набор иероглифов. Только в отличие от того, когда он смотрел на таблички с названиями улиц, формуляры или газетные заголовки, вид этих значков не вызывал у него чувства стыда или неполноценности. Они смущали его иначе. Он не мог этого объяснить, но символы были как-то связаны с детским воспоминанием. Словно он уже видел эту или похожую картинку.

Даже хуже: как будто было время, когда он мог расшифровать таинственное сообщение на фотографии.

– Г15А12С2Б1-2С18Б1А13С61, – прочитала Андра. На последней цифре она вскрикнула и выронила фотографию. Милан не мог винить ее за это. Он тоже вздрогнул от неожиданности. Никто не мог рассчитывать на этот звук в мертвом доме.

Но звонил телефон.

Тот самый допотопный стационарный дисковый телефон, трубка которого почти сопротивлялась тому, чтобы ее подняли. Словно пытаясь уберечь Милана от разговора.

– Кто вы?

Голос звонившего звучал низко и все равно немного гнусаво. Милан представил себе здоровенного парня, у которого были проблемы с носовой перегородкой. Возможно, голос подходил темноволосому типу, которого Милан принял за торгового представителя. Тот был как минимум метр восемьдесят пять ростом, и костюм на нем не болтался, когда он – очевидно для вида – входил в эту виллу.

– И что вы делаете в этом доме? – был второй вопрос мужчины.

Андра, которая прижимала голову к уху Милана, помахала рукой, давая понять, что лучше положить трубку.

Но Милана сжигало любопытство.

Насколько он мог оценить, голос звонившего не был ни изменен, ни искажен. В первый момент Милан обеспокоился, но ему не пришло в голову, что это может быть хорошим знаком. Все-таки это он проник в чужую собственность, и если звонивший узнал о вторжении в результате сработавшей сигнализации, то скорее Милану нужно скрывать свою личность. Он на плохом счету у полиции. И хотя у него не было еще ни одной судимости, его многократно вызывали в суд и относили к разряду мелких преступников.

– Честно? – спросил Милан и решил сказать мужчине правду. – Я не знаю. Сегодня утром я думал, что стал свидетелем похищения. И след ведет в эту виллу.

Краем глаза он увидел, что Андра нахмурилась и закрыла глаза. Очевидно, она была несогласна с его честным ответом.

– Значит, вам стало любопытно? – уточнил мужчина.

– Скорее, я был озабочен.

– Хорошо. Тогда сейчас ваша очередь.

– Что вы имеете в виду?

У Милана возникло непреодолимое желание пройтись по комнате, но он не мог, потому что Андра хотела слушать разговор дальше. К тому же стационарный аппарат слишком ограничивал того, кто привык говорить по беспроводному телефону.

– Я вам сейчас объясню, – сказал мужчина на другом конце провода, – но попрошу вас навсегда запомнить этот момент. Что бы в дальнейшем ни произошло, все это случится, потому что вы начали.

– Что начал?

– Вы запустили цепочку событий. Вы последовали за нами. Проникли в этот дом. Я вас ни к чему не принуждал. Это была ваша добрая воля. Ваше решение. И с его последствиями вам придется жить.

– Я лучше положу трубку.

– Это не изменит того, что теперь случится.

– Что?

– Мне придется убить.

– Меня?

– Чушь. Девчонку, конечно.

– Зои? – вырвалось у Милана, от которого ускользал этот казавшийся все более нереальным разговор.

– Откуда вы знаете это имя? – бесцеремонно спросил звонивший, сумев при этом изобразить искреннее удивление. Он даже рассмеялся, а потом надменно добавил: – Хотя в принципе мне все равно. Лучше поговорим о том, как вы можете предотвратить самое страшное.

– Самое страшное? – В голос Милана закрались хрипящие нотки, горло внезапно онемело. – Чего вы от меня хотите?

– Не много. Всего лишь 162 366 евро и 42 цента.

– Вы в своем уме?

Милан не сдержался и сделал резкое движение, но Андра уже отошла от него на шаг. Рот у нее был открыт. Он сам в шоке лишь пожал плечами. Одна только абсурдно высокая, к тому же неровная сумма (за девочку, которую он даже не знал), была доказательством невменяемости звонившего.

– Да, некоторые люди считают меня психопатом. Но это не имеет значения. Сумасшедший ли я или осознаю последствия своих действий: я убью девочку, если не получу от вас выкуп до 20:15 в понедельник.

Теперь рассмеялся Милан. Эхо разнеслось по пустой вилле криком кошки, которой наступили на лапу.

– Не считая того, что я не смогу наскрести даже 162 евро, какие уж там тысячи, почему я? Какое, черт возьми, отношение я к этому имею?

После короткой паузы шантажист сказал:

– Я же сказал, вы сами во все ввязались. Это мог быть любой, видевший сегодня девочку на заднем сиденье. Но вы единственный, кто отреагировал. Мы часами ездили по кругу, мимо так называемых ближних. Все оставались равнодушными или безразличными. Только вы – нет.

Милан в изумлении переложил трубку к другому уху.

– И за свое небезразличие я должен платить?

– А кто еще?

Он постучал себя по лбу.

– У вас не все дома. Я кладу трубку и звоню в полицию.

Мужчина рассмеялся:

– И что же вы им скажете? Что незаконно проникли в дом, который не принадлежит ни вам, ни мне и уже много лет не может найти покупателя из-за асбеста в кровле? Если хотите зря потратить свое время, пожалуйста. На вашем месте я бы лучше подумал, как достать деньги. Кстати, меня зовут Якоб. А вас?

– Почему я должен представляться?

– Мне кажется, гораздо вежливее, если мы будем обращаться друг к другу по имени.

– Никаких разговоров больше не будет.

– Боюсь, это не так. Дайте мне ваш номер мобильного.

Милан помотал головой:

– Ни за что. Все это меня не касается. Я не собираюсь играть в ваши психологические игры. Я…

Душераздирающий крик, громкий и мучительный, прорвался по проводу и оглушил Милана так, что он ощутил боль даже в зубах. Андра, стоявшая на расстоянии метра, тоже его услышала и в ужасе уставилась на Милана.

– Что это было? – спросил Милан, хотя догадывался, какой последует ответ.

– Признак жизни, – ответил похититель. – Девочка пока дышит. Но это очень изменчивое состояние. Так что, пожалуйста, – мужчина нетерпеливо прищелкнул языком, – скажите мне наконец ваше имя и дайте номер телефона. Если, конечно, не хотите, чтобы я степлером всадил ей вторую скобу в палец.

Они солгали.

– Мы ничего тебе не сделаем, – сказали они ей. – Просто поиграем в одну игру.

Это было таким же обманом, как и костюм Якоба, который он купил для этой аферы, чтобы произвести нужное впечатление на Милана, если тот будет за ним наблюдать. Как и искусственные зубы этого псевдожиголо, который, на взгляд Зои, был слишком молод для ее матери. Со своей фальшивой улыбкой, фальшивым загаром и фальшивыми имплантами, которые ему пришлось вставить после драки в баре.

Только его имя Якоб было настоящим – настолько этот кретин был уверен, что в конце уберет всех свидетелей.

Что выйдет сухим из воды.

И как только все могло зайти так далеко? Почему она давно не сбежала?

«Я бестолковая и трусливая».

Поэтому она сейчас лежала здесь, с окровавленным большим пальцем: в нем все еще торчала скоба, которую подонок загнал пневматическим степлером ей под ноготь.

Зои проклинала Якоба, который ни за что не оставит ее в живых, когда все закончится.

Это было понятно даже ей.

Мисс Причуда или Странная Зои, как одноклассники называли ее в школе.

Когда Якоб оставил ее одну – разумеется, не обработав рану, – она кое-как обмотала палец куском грязной простыни, чтобы остановить кровь. В трейлере, где ее заперли, ничего другого она не нашла. Эта уродливая, покрашенная мерзкой водоэмульсионной краской развалюха словила бы косые взгляды даже на свалке металлолома.

– Аххх! – Сидя на клетчатом угловом диванчике автофургона, Зои стянула ткань с пульсирующего пальца. От одного этого движения боль пронзила ее левую руку от ладони до самого плеча. Кровь была повсюду. Слишком много, чтобы разглядеть серебристое ребро скобы в ногтевом ложе. Поэтому Зои засунула большой палец в рот и начала сосать, как маленький ребенок.

«Черт, я снова оказалась набитой дурой».

Уже в начальной школе над Зои смеялись из-за того, что она соображала медленнее, чем другие в ее возрасте. Просто у нее в голове одновременно роилось столько мыслей, что ей приходилось останавливаться, чтобы их отсортировать.

И вообще, как можно изучать узор на панцире жука-короеда, пролетая мимо него, как резиновый мячик. Какой смысл торопиться по жизни, если в конце тебя никто не ждет?

Глупая и умственно отсталая – считало большинство, когда она замолкала в середине предложения, потому что в голову ей пришла очередная идея. И в первую очередь, Линн.

Окружной врач на год отсрочил зачисление Зои в школу, по этому поводу ее мама произнесла на седьмом дне рождения дочери речь, которую завершила словами: «Зои не глупая. Просто у нее не очень получается думать».

С тех пор она никогда больше не называла ее мамой, мамочкой или матерью. Только по имени.

Если вообще как-то называла.

Зои вытащила большой палец изо рта. Наконец она увидела алюминиевую скобу, пусть и на секунду, потому что кровь снова хлынула из раны. Зои все равно постучала указательным пальцем правой руки по месту, где болело сильнее всего, что вызвало новую волну боли до самого плеча.

А что будет, если она попытается вытащить скобу из раны своими обкусанными ногтями?

«Черт! Сама виновата. Я сама во всем виновата».

Конечно, было глупо доверять Якобу. Садиться к нему и Линн в автофургон. Идти в пустую виллу. Верить обещанию, что они ей ничего не сделают.

Странная Зои.

Хотя все они ошибались в одном пункте.

Возможно, Зои требовалось больше времени на какую-то мысль, с которой другие справлялись гораздо быстрее. Зато она думала тщательнее. И страх подстегивал ее мыслительные процессы. Не скорость, но интенсивность.

Когда Зои было страшно, когда на затылке выступал холодный пот (как сейчас), ей в голову приходили идеи, о которых другие даже мечтать не могли.

Например, оставить шифр на фотографии. Для этого она воспользовалась дурацким снимком из своей сумки и карандашом для подводки глаз.

Разумеется, она могла написать на нем простое сообщение. Как на листке в автомобиле.

«Помоги мне. Это не мои родители».

Но если бы Линн или Якоб это обнаружили, то одним ударом в висок – так они перетащили ее, потерявшую сознание, из виллы в автофургон – она бы не отделалась.

Нет. Шифр был безопаснее.

Поэтому Зои снова прикинулась истеричным маленьким ребенком.

– Я больше не буду участвовать в вашем дерьме! – крикнула она и убежала. Отлично понимая, что сбежать все равно не удастся. Но зато выиграла время. Несколько минут она оставалась одна – по счастливому стечению обстоятельств, в библиотеке виллы, где и оставила сообщение рядом с древним телефоном. И теперь надеялась, что ее спаситель сможет расшифровать цифры на обратной стороне.

«Он должен это прочитать», – подумала Зои и заплакала от боли, страха и тошноты, когда почувствовала, как Якоб завел мотор трейлера.

Что между тем было неплохо, потому что включилась печка. Даже за то короткое время, которое потребовалось Якобу для звонка с угрозами, холод протянул свои ледяные лапы и завладел автофургоном изнутри. Однако Зои знала, что километры последнего в ее жизни пути уже сочтены. Осталось недолго, прежде чем люди, которым она доверяла, убьют ее.

Якоб. Линн.

Господи, Линн!

Когда трейлер тронулся с места, Зои закрыла глаза и сконцентрировалась на пульсации в левом большом пальце. Она прижала обкусанный ноготь указательного пальца к ране, в самый центр боли.

И, громко всхлипывая, думала о своем последнем шансе.

«Дорогой Боженька, пусть он прочитает и поймет мое сообщение».

От этого зависела ни больше ни меньше жалкая жизнь.

Когда бы Милан ни навещал своего отца в доме престарелых рядом с парком «Косулий луг», в первый момент у него возникало чувство, что он заходит в уменьшенную версию их старой квартиры в районе Веддинг. Здесь пахло его юностью, ни с чем не сравнимой смесью полироля, парфюма и табака, которая за многие годы въелась в несокрушимую мебель: массивный обеденный стол, подходящий по цвету к шкафу из древесины ценной породы, кожаный гарнитур, двуспальную кровать с латунной рамой. Только сейчас гостиная, спальня и столовая вынуждены были соседствовать в одном помещении. Больше Милан и Курт позволить себе не могли. Только не на скромную пенсию завхоза, которую получал его отец; не говоря уже о смешном пенсионном обеспечении, которое перед смертью заработала Ютта как уборщица.

Даже эта маленькая комнатка – хотя и с балконом, выходящим на парк, – была бы им не по карману, не подскажи Андра Милану, что бывшим сотрудникам больниц полагается скидка в роскошном доме престарелых в районе Николасзе. Андра знала об этом, потому что здесь находилась мать Халка. Таким образом, отец Милана и мать его работодателя стали фактически соседями.

– Хорошо, что ты пришел, – сказал отец, и это было не единственное, что выбило Милана из колеи.

«Он меня ждал?»

Милан явился без предупреждения, к тому же в неприемные часы, что едва не привело к грубому конфликту с охранником. Тот требовал, чтобы Милан внес себя в список посетителей, что якобы было обязательно после двадцати часов.

Чушь какая-то.

Сымитировать подпись Милан еще смог бы, но написать фамилию, дату и время?.. С тем же успехом охранник мог просить его пожонглировать горящими бензопилами. Первым порывом было вытащить его за полиэстеровый галстук из стеклянного ящика у входа и расписаться кулаком на лице.

Но потом Милан испугался самого себя.

Приступ ярости?

Абсолютно нетипичная для него реакция. У Милана никогда не было проблем с самообладанием. Он настолько научился не привлекать к себе внимания, что уходил от конфликта еще до того, как для него возникал повод. Но странные события этого дня не прошли для Милана бесследно. Он буквально заставил себя отделаться от охранника одной из своих стандартных отговорок:

– Послушайте, месяц назад я перенес стрептококковую инфекцию. Не волнуйтесь, это уже не заразно, но у меня осталось редкое осложнение. Ревматизм. Я с трудом могу пошевелить пальцами. Это настоящий ад.

– Кому вы рассказываете. – Охранник с пониманием кивнул и рассказал о своих проблемах со спиной. Через минуту он заполнил формуляр за товарища по несчастью и пропустил Милана наверх.

Его отец, на удивление, не смотрел в постели «Кто хочет стать миллионером?», а сидел на полу в позе лотоса. Вокруг него лежали многочисленные фотографии, которые он вытащил из старого фотоальбома. На всех была изображена одна и та же женщина. Ютта, первая и единственная любовь Курта, которая слишком рано и абсолютно бессмысленно ушла из жизни.

– Что ты там делаешь? – спросил Милан и подошел ближе.

К его удивлению, в глазах отца стояли слезы. В первую секунду он испугался, что забыл годовщину смерти матери, но она наступит только летом – уже в пятнадцатый раз.

Какая ирония судьбы.

Все думали, что Куртик будет первым. Остеопороз, гипофункция щитовидной железы, ожирение печени, искривление позвоночника, повышенное давление… Перечень его заболеваний и факторов риска уже в молодые годы был длиннее, чем список покупок большого семейства.

Ютта проявила почти ясновидческие способности, когда отвела Милана в сторону и оживленно-беспокойным голосом сказала: «Если я уйду раньше, то присмотри за отцом. Пока еще он как добротно построенный дом. Простоватый, но надежный и уютный. Превратившись в старую развалину, он не сумеет один позаботиться о себе, и тогда может случиться, что зимой откажет отопление. Или… – Он помнил, как мать шельмовато подмигнула ему перед шуткой, – или у него начнет протекать крыша, как иногда бывает у сумасшедших.

Когда через много лет после ее смерти Курту действительно стало тяжело справляться в одиночку, он, к облегчению Милана, согласился переехать под присмотр опытного персонала, который в случае необходимости ждал его через две комнаты. Так, по крайней мере, ему не придется разделить судьбу своей большой любви, к которой в тот раз помощь пришла слишком поздно.

В тот раз.

Это был необычно холодный летний день на острове Рюген. Ютте нездоровилось, она выпила противопростудный напиток и прилегла, забыв погасить огонь в камине.

Когда Курт вернулся домой после вечерней смены, пламя, занявшееся от случайной искры, уже бушевало в гостиной и начало распространяться на второй этаж. Пожарные были на месте – вероятно, их вызвал кто-то из соседей, так и не назвав своего имени. Они смогли спасти из огня только Милана, который попал в больницу с сильным отравлением угарным газом и переломом черепа. В дыму он потерял ориентацию и упал с лестницы, ведущей в подвал. При лечении травмы головы возникли осложнения, которые потребовали нескольких операций и длительного нахождения в больнице. Когда через несколько недель Милана наконец отпустили, они в тот же день переехали с оставшимися вещами на грузовике в Берлин. Жена погибла, дом сгорел. Ничто больше не держало Курта на Рюгене. Он, как и Милан, никогда туда больше не возвращался.

– Они забрали у меня мой «Плейбой». Поэтому я искал что-нибудь другое для мастурбации. – Вытирая слезу со щеки, отец попытался отвлечь сына от своего эмоционального состояния. Когда Ютта была жива, за каждую непристойную или пошлую шутку она давала ему подзатыльник. Курт шутил, что это и есть причина его лысины.

– А плакал ты почему? – спросил Милан.

– Это слезы радости от встречи с тобой, сынок.

– Почему, папа?

– Честно. Не шучу. Я волновался. Ты бросил трубку на полуслове. Я думал, что-то стряслось.

Он шмыгнул носом, и Милана тут же охватили угрызения совести.

– Ну ты даешь, папа. Почему же не позвонил?

Курт смущенно улыбнулся.

– Не хотел тебе мешать. Я… я и так слишком сильно вмешался в твою жизнь, сам знаешь. Утром, когда сказал, что тебе следовало рассказать Андре всю правду. Я не имел на это право.

Отец осторожно поднялся, стараясь не задеть ни одну фотографию. Немного помедлил, но все-таки решил обнять сына.

– Как же я рад, что у тебя все хорошо.

Милан тяжело сглотнул.

Значит, вот в чем дело. Его старик боялся потерять еще и сына.

Кашлянув, отец выпустил его из объятий.

– А теперь, когда доказал, какой я сентиментальный дурак, встает еще один вопрос: почему ты пришел ко мне так поздно? Если из-за шнапса, должен тебя огорчить, он, к сожалению, закончился.

Они сели. Милан на диван, отец в свое любимое кресло – клетчатое чудовище с подставкой для ног.

– Я должен кое о чем тебя спросить, папа. И прошу быть со мной честным.

– Валяй.

– Что это тебе напоминает?

Милан протянул ему снимок похищенной девочки, который нашел на вилле.

– Кто это?

– Посмотри на обороте.

Курт скептически опустил уголки губ, но сделал, как хотел Милан.

– «Зои, лето на озере»? – прочитал он.

– Речь о том, что стоит ниже.

Глаза Курта округлились от удивления.

– Ах ты, черт. Откуда это у тебя?

Милан пожал плечами. С чего ему начать?

– Эту девочку я сегодня увидел в первый раз. Ее похитили.

Теперь глаза отца увеличились настолько, что грозились вылезти из орбит.

– Что ты такое говоришь, парень?

Милан вкратце описал ему таинственные события, начиная с листка на автомобильном стекле до звонка шантажиста на вилле.

– И что он требует?

Тело Курта напоминало Милану сжатую пружину. Еще одно признание, и его отец подпрыгнет вверх.

– 162 366 евро и 42 цента.

Милану показалось, что отец побледнел еще сильнее, когда услышал эту абсурдно высокую и абсурдно неровную сумму.

– За девочку, которую ты даже не знаешь?

– Да.

Курт снова взглянул на снимок.

– Сколько этой фотографии?

– Не больше двух лет, – навскидку предположил Милан, вспоминая лицо девочки в машине.

– Но как это возможно?

– Ты тоже это видишь? – Милан наклонился к отцу.

Тот кивнул. С дрожащими губами он спросил Милана:

– Это ведь ваш секретный язык из тех времен, да?

Г15A12С2Б1-2С18Б1A13С61

Милан подумал о своей первой любви. Об Ивонн, девочке-блондинке из Бинца, далекой от классического идеала красоты и все равно обладавшей притягательной силой, которую сопровождало определенное экстравагантное чудачество. Без макияжа, без прически, непривлекательно одетая – совсем не так, как другие, «обычные» девочки в его классе, которые пытались привлечь к себе внимание узкими джинсами и глубоким вырезом. Она была ниже других, но для Милана выбивалась из толпы даже на переполненном школьном дворе. Его привлекали прежде всего ее глаза. Большие, умные, бирюзовые – как море у мыса Аркона; при каждой встрече их взгляд дарил ощущение, что она видит его впервые и все время открывает в нем что-то новое. И даже годы спустя – когда вкус какой-то жвачки отбросил его на несколько световых лет назад и напомнил об их страстных поцелуях в плетеной пляжной кабинке – он недоумевал, почему так безнадежно влюбился в эту девчонку-аутсайдера. Наверное, потому, что Ивонн относилась к той редкой породе людей, которые являются не тем, что мир в них видит. А тем, как они сами видят мир. А он полон тайн и загадок, которые нужно расшифровать или создать самому.