Джунгли. Том 3

- -
- 100%
- +
Зебрачка мне поверила, ещё раз извинившись за то, что не смогла мне хоть чем-то помочь в момент опасности, рассказала о Галеоне и о том, кто мог находиться на нём. Галеонов в империи насчитывалось только два, флот активно строился, увеличивался в числе, но от этого новых Галеонов почти не появлялось. Галеоны считались сильнейшими морскими единицами империи, страшнейшими врагами галер на большой воде и длинной дистанции, и управляли ими не абы кто, а лучшие, сильнейшие и опаснейшие вице-адмирал и адмирал.
По предположениям Аукай, по тем далеким силуэтам кораблей, к полуострову шла именно вице-адмирал. Судов было не много, они шли галсами, часто меняя направления, словно боясь налететь на рифы, которых за хребтом уже не было, и адмирал, с легкостью это поняла бы. Но вице-адмирал отличалась осторожностью и тем, что не особо заботилась об усталости матросов, при нужде не опасаясь загонять их до полусмерти.
– Если здесь Галеон, значит, будет и войско, думаю, гарнизон увеличат до тысячи. И это без торговцев, ремесленников, разведчиков – просто солдаты, маги и офицеры, – предупреждая, чтобы с Империей мы не расслабляли булки и, уж тем более, не позволяли мне покидать столицу (как будто я бы сейчас смог), – сказала Аукай, а после покинула нас уже спустя несколько часов после своего визита. Её работа, тайная игра на два лагеря, только начиналась, а моя… хе-хе, сука, да она чуть случайно не закончилась, бля… Капец, чувствую себя Че Геварой или Кастро, пережив это ебаное покушение. Почему-то набрался храбрости, грудь колесом, уверенно-хромая походка. Эй, бля, где там моя кубинская сигара, красный берет и горячая шлю… В принципе, последних тут в изобилии.
Не знаю почему, с прибытием имперских кораблей на душе моей стало спокойнее, веселей. Я верил, Стелле Марис можно доверять. Зря я ей чё ли заколку подарил? Пускай отрабатывает! Пока кокетничал с Гончьей, лялякал с Рабнир, ещё и по комнате передвигался, порядком утомился: настолько, что, упав на кровать и пропустив ужин, проснулся только на следующий день. Голодным, всё так же вялым, с ещё более ноющим, болящим, зудящим телом и членом на полшестого. Всё моё мужское с кровью что ли вытекло… Кое-как раскочегарившись, пережив ебучую смену повязок, бубнёж Марии, наведавшейся ко мне с утра пораньше. С закатом, переступая через все «нельзя», попробовал выйти на улицу. Встречавших оказалось много, некоторые, при виде меня, словно не веря, бормотали: «Всё-таки живой». Конечно, живой, бля, что думали, я лох какой-то – после первого покушения откисну?! Хер, всем нашим врагам на зло, выживу! Верну эту божественную дрянь, попавшую под дурное влияние, а после заживу жизнью шейха в блядо-гареме! Теперь, когда я знаю, что домой нам не попасть, что мы там все уже мертвы, можно отказаться от большей части мыслей и фантазий. Поговорить с девчатами, предупредить и, как-то вместе, уверенно двигаться вперёд. Мне, как правителю, ещё предстояло для каждой из них по мужу личному откопать, желательно молоденькому. Как устаканится эта возня на полуострове, через рынок куплю им мужиков-рабов и пусть ебутся! Сами себе выберут, воспитают, а дальше хоть трава не расти… и хуй тогда мужу-рабу скажут, что «я на тебя все лучшие годы жизни потратила»!
Поприветствовав толпу, рассказав о своём добром здравии и «хороших видениях», выразил всем ожидавшим рядом свою благодарность и разогнал к чертям собачьим по своим рабочим местам. Бездельники! У нас тут скоро торговцы Империи появятся, а на рынке всего пять палаток, в поселении не прибрано, в детском саде черти что, на кухне шаром покати! Беспредел и расхлябанность, товарищи, я требую реформ!
Короче, во все щеки, напихав всем, кому не попало, «добрых слов» за разгильдяйство и «лень», возвращаю поселение к привычному образу жизни. Чуть ли не матом гоню арию на защиту наших земель, на баррикады и помощь своим же товарищам. Слова мои оказались для многих в разы убедительнее слов Добрыни, хотя медоеды явно подняли бунт или объявили ему бойкот. Ни одна из них и с места не сдвинулась. Рабнир – их вождь, вождь оставался на месте, спокоен, и племя его пребывает в том же спокойствии. Со слов Гончьей, подобное поведение для медоедов почти не свойственно, мол, многие из них «совсем того» и опасны для общества. Да только рядом со мной и со своей хозяйкой Рабнир вели себя они тише воды, ниже травы.
И именно их спокойствие, предвзятость к ним федерации я использовал для наведения на улицах порядка, оживления рынка и проверки строительства своего будущего борделя. Пока мучился с бюрократией, потом валялся в постели с ножевыми, стройка успешно завершилась. Огромное по местным меркам здание с кухней, которую уже заняла тётя Вера, залой, в которой с радостью на скамейках и столах дрыхли кошки, а также с множеством комнат, в которых поселились наши десятники и сотники, было полностью построено и сдано в эксплуатацию. Оставался только один вопрос, какого хера они все там делали!!!
Почти вся федерация, в один голос твердила: «Таверна нам не нужна, отдельные комнаты лишь посеют раздор, семья должна жить в одном месте!» Ага, да, конечно, всё точно так, да только наоборот и случилось. Едва на горизонте стройки замаячили свободные комнаты, отделявшие старших детей от старых ворчливых бабок, как те под любым предлогом начали сваливать из дому. Занимать то, значение чего толком и не понимали. «Кровать есть, комната есть, даже шкаф есть… Я пришла первая – значит, и моё!» – утверждали самые тупые, но при этом сильные и гордые воительницы федерации, вынуждая меня прибегнуть к запрещённому приёму.
При помощи таланта к убеждению медоедов, собрав всех незарегистрированных жителей моей таверны, усаживаем их в столовой. После начинаю свою разъяснительную проповедь. В которой первый этаж называется этажом дружбы, этажом принятия (пищи) и знакомства (ну, тут без подтекста). Далее следовало объяснение по кухне, примыкавшей к первому этажу и той, кто больше других была достойна занимать все свободные помещениями на этом этаже. В отличие от второго этажа, стоило лишь мне заикнуться о тёте Вере и её комнате на первом – все, словно воды в рот набрали, единогласно, молча одобрили моё решение передать ей свободные помещения. Повар в этом поселении – вторая святая, и, что самое удивительное, даже двое старых седых и сморщенных самцов кетти и Чав-Чав, поселившихся на втором этаже, полностью поддержали моё решение. Сказав что-то типа «Наша хозяюшка достойна лучшего!» Я сначала это принял как мятеж, но тётя Вера, подойдя к двум старым, готовым её целовать во всех местах сморщенным старикам, быстро всё взяла под свой контроль и успокоила «горе-любовников». И без меня она их быстро выселила, кажется даже отшила.
«Вот это самка, ты видела, как она с ними!» – шушукались между собой молодые, косо поглядывая на меня.
А я-то что? Мне и лучше, что старики нашли себе забаву, отдушину, да и наша повариха могла много чему хорошему научить подрастающее поколение. Особенно в плане хранения продуктов, готовки, да и жизненных премудростей.
Короче, когда начался разговор о втором этаже, тут же появились недовольства, исходившие в основном от тех, кто не понимал причины, по которой они не могли занимать комнаты, которые и так пустуют. Для этого я и выдумал кое-какие «небесные правила». Первое – главное – на второй этаж могут подняться только те, кто исповедует чужую веру. А второе – это правило для меня и тех, кто меня защищает, и делает это лишь для того, чтобы я мог неверных перевоспитать, поставить на путь истинной веры и вые… кхм. Обучить тому, как вести себя в «цЫвилизованном» обществе кетти.
Короче, весь второй этаж отходил под «неверных», к которым я поспешно так же прикрепил ярлык гостей, уважаемых послов, их командиров, и ещё с добрые полсотни всякого рода слов, понятия которых частично не знал и сам. Дальше, по мере заселения, всё и всем понятливо обосную (выдумаю), а пока главное, чтобы жил площадь освободили, и мы убраться успели за ними. Всё же, по словам Аукай, столичная пташка к нам пожаловала весьма и весьма пухлая, значимая. Потому стоит и едой хорошей запастись, и тётю Веру предупредить, ну и, конечно же, алкоголь, вернее, его остатки к кухне подтянуть. Вскоре нам придётся начать работать с местными монетами, деньгами, изучать их ценность и начать создавать запас. Пусть он и будет умеренным, не большим, на случай, если нас решат кинуть, но всё же, он должен быть. Хотя бы на время, пока мы с империей якобы «друзья».
Закончив с разъяснением, поужинав со всеми, на этом решаю закончить. Вернувшись к себе падаю на кровать. Раз-два, открываю глаза и на улице уже во всю светит солнце, пора опять браться за работу. Ковыляя по дороге в сопровождении медоедов, возвращаюсь к вчерашней теме, быстро нахожу тётю Веру, окружённую уже тремя старыми самцами и множеством молодых самочек. Как не сложно догадаться, многие, включая дедков, набивались к ней в помощники, на кухню и в качестве официантов. В этот момент я её и подловил, подозвал, рассказал о начальной важности контроля цен и их регулирования. Скоро сюда может хлынуть толпа «работяг-матросов», и любой самец может вызвать проблему (но только, конечно же, не я), потому и в персонале мужчин быть не должно. В этом плане мы с тётей Верой сошлись единогласно, да и подметила она, что эти старые «пердуны» всё равно ни на что не способны. Потом мы перешли к плате за еду. На первое время, пока я не разберусь со значимостью и стоимостью денег Империи, пока не сопоставлю их стоимость с республиканскими монетами, плату стоит принимать чем угодно, но только не деньгами.
На резонный вопрос «Что именно я хочу получить?» отвечать пришлось размыто и невнятно.
– Вот смотрите, вы же уже примерно знаете, как часто на стол нам попадает свинина, другая живность? Используйте эти знания. Пришла, к примеру, какая-то баба разодетая, как павлин, значит, богатая, значит, можно доить. Вот нет у вас на кухне котелка, ножа какого-то хорошего, ещё чего-то, что нужно на кухне – ну, вы и лицом кривите, когда та на стол монеты выложит. Просите то что нужно. Торгуйтесь, обесценивайте их валюту и подчеркивайте готовность вести торговлю. Ну и, пожалуйста, по еде гостям не скупитесь. Может, наши и приезжие будут вносить плату одинаковую, но вы это, так, с барского плеча, киньте гостям добавки. Их полные желудки – гарантия того, что у нас они задержатся подольше, а значит, товаров, нужных селению, дадут больше.
– А деньги? – Между делом, став свидетелем наших разговоров с тётей Верой, спросила Катя.
– А что деньги? – усмехнувшись, кивнула мне повариха. – Деньгами управляет тот, кто устанавливает цену. Сегодня цена пятнадцать медяков за лимонад, а завтра и тысячи не хватит.
– Это как… – удивилась такой деноминации Катя. – …какие ещё медяки?
– Как-как, как при развале. – Целкнув ту по носу, рассмеялась тётушка. – Ладно, поняла я тебя, Лёшка, пойду обед готовить. Ты это, приходи со всей своей большой семьёй. Они рядом с тобой, как сторожевые собаки на подножном корме. А деткам растущим витамины нужны!
– Будем со всеми, кого соберём. – Усмехнувшись добродушной женщине в ответ, перевожу взгляд на растерянную Катю.
– Лёш, а что мы уже развалили, и что за медяки?
О… Хороший вопрос и, самое главное, к месту, как раз поднял мне самооценку. Помнится, что-то подобное в начале нашей истории мы уже проходили!
Поржав с старшей, напомнив, что у нас с тёткой общая история, приняв смущение Кати, потом её оправдания «я знала, но не поняла», мы перемещаемся вновь к дому Марии. Настроение у всех царило боевое, приподнятое. В кости рубились Рабнир и Гончья, рядом меряясь силой, мол, кто более быструю подачу примет, страдали от подач Оксаны пятеро молоденьких девчушек. Пауза, которую взяла Империя, позволила не только мне подлечиться, но и простым, обычным жителям слегка расслабиться, а детям – опять испытать удовольствие от простых игр. Упрекнув «тренера» Оксану, что игра идёт в одни ворота, предложил ей натянуть самодельную сетку и «проверить местных детишек на ловкость и прыть», а также чему они успели научиться. Та, кто чуть старше меня, соображала на порядок дольше мелких, рванувших созывать вокруг себя сверстниц кетти, Чав-Чав, Медоедов, Беа, Пантер и первых из прибывшихся к нам Пандцу. Вскоре у площадки, вытоптанной у дома Марии, собралось семнадцать полноценных команд. Число нечётное, потому самым уверенным в себе было предложено начать первыми игру, в турнире на выбывание, где главным призом являлась стрепня тёти Веры, а дополнительным – общение с Агтулх, возможность высказать ему все свои пожелания, просьбы и много чего детского, того, что я не мог принять близко к сердцу.
Турнир вызвал не малый резонанс в местном обществе. Разумеется, мы не могли и не собирались оставлять голодными тех, кто проиграл. Катюшка позаботилась об этом, многие семьи, закончив с делами, поспешно шли к Теть вере, закидывая часть своей добычи в общий котёл. С замиранием, отслеживая подачи, блоки, прыжки и удары своих дочерей, охотницы с горящими глазами наблюдали за их победами, со слезами принимали поражения. Подбадривали, разочарованно стонали в моменты ошибок и эмоционально кричали в моменты успехов своих детей. Они были счастливы, наблюдая за их игрой, вместе с детьми переживали накал страстей, и эта связь, химая, возникавшая в момент матчей, делала общество сплоченнее, а семьи, крепче.
Сейчас, вспоминая откровение одной грубиянки, той, кто после очередной беременности просто закинула все дела, службу, отказалась от старшей дочери, отдалилась от всех и занялась собой в надежде хоть для кого-то стать достойной матерью… Я думал о ней, размышлял, через других пытался заставить её относиться к новой жизни серьёзней, и кажется, старания мои не были напрасными. «Выживает сильнейший», – ранее именно эти слова звучали каждый раз, когда у кого-то из маленьких деток более взрослых забирали еду. А сейчас…
Из общего котла, на который скидывались тёте Вере все взрослые матери, в первую очередь кормились проигравшие, потом середнячки, затем будущие чемпионы, которым на десерт из моих личных запасов, подаренных мне Беа, каждой в деревянной кружке дали по стакану дикого мёда. Только Беа могли собрать его без специальных защитных костюмов, коих у нас не было, и только их щедрость и любовь ко мне позволили разжиться столь драгоценным товаром, за который одна из весьма симпатичных самочек до сих пор ожидала оплаты.
Кстати, её я тоже видел на игре детей, но не в качестве шантажистки, желавшей исключительно меня, а в качестве старшей сестры, болельщицы, поддерживавшей младшую блокирующую у сетки. Всё же Беа и другие появились в племени не так давно, обучаться игре стали гораздо позже, чем полные фавориты – быстрые, верткие, молодые Кетти. Их команда с гордо задранными носами с лёгкостью разгромила всех претендентов на первое место, однако мелкие кошки, впервые столкнувшиеся с высокими, плечистыми Беа и Пандцу, таки ощутили угрозу, исходящую от роста, а также той силы подачи и блока, которой обучила их Катя.
Скорость и ловкость столкнулись с ростом и силой подачи; баланса в командах не было, и в молодежке занять абсолютное первое место могли лишь те, кто первыми создадут «интернациональную команду». Сидя рядом со мной, старательно наискивала не Беа, и даже не Кетти, а Пантер, добрая, заботливая, положившая на их взрослого самца глаз, тётушка Вера.
Глава 5
В предвкушении скорого визита разношёрстной имперской банды, я четвёртый день бродил у рынка в окружении медоедов, проверяя торговые прилавки и ассортимент. Посуда исключительно деревянная, в основном тарелки разных размеров, ложки и вилки, где-то даже ножи, сделанные из кусков трофейного железа. Тут же за этим прилавком было несколько очень тяжелых деревянных ведер, прищепки для белья, которыми местные почти не пользовались, ещё тапочки, типа сланцев, и что-то наподобие лаптей. Также, по моему требованию, была подготовлена кое-какая мебель. Стулья, столы в разобранном виде, кроватные койки. А к ним постельное, или что-то отдалённо его напоминающее.
Дальше, рядом со всякой всячиной, с нашей, земной женщиной за прилавком, был магазинчик бижутерии (сувенирный). Вот тут-то во всяких украшениях, безделушках и побрякушка, мы проявили фантазию. Заколки из костей, кольца из «невидимо редких древесных пород», ожерелье из зубов тигра, макаки, мамонта. Короче, глупому матросу, которому зарплата будет жать карман, всегда найдется, на что её потратить. В принципе, на некоторые украшения даже наши местные засматривались, только позволить себе их пока не могли. Сейчас на всё это цены специально завышены, дабы прилавки не опустели раньше времени. А потом уже, как пойдёт…
С бижутерией рядом – что-то типа маленького арсенала. Здесь мы собрали устаревшее оружие: копья, старые топоры, то, чем ещё не так давно пользовались наши солдаты, и успешно заменили трофейным вооружением. Среди всякого мусора имелись и вполне пригодные луки и стрелы, хотя цена на них также была явно сильно завышенной.
Далее, торговые ряды с продуктами, вот тут-то торговля и не останавливалась. У кого-то вяленое мясо, у кого-то фрукты, у кого-то овощи, у кого-то травы, каждый мог прийти, стать у столика или сесть на землю и разложить съестные товары. А после, назначив свою цену определёнными вещами или товарами, ждать покупателя. Сейчас в оборот постепенно входило мыло, созданное республиканками и, с помощью наших девочек, усовершенствованное. Они добавляли в вонючее мыло сок какого-то дерева и цветов. Не знаю, что там за реакция происходила и как оно работало, но запах получался очень ароматный. Хоть, со слов наших, после мытья держался не так уж и долго. Хули, мы иномирцы, в этом плане зажрались, нам дезики на двадцать четыре часа подавай, а не какое-то допотопное мыло. В том же ларьке, «крышующемся» волейбольным кружком, продавались излишки животного жира, соль, полученная при помощи выпаривания, а также специи. Язычки кошек, носы Чав-Чав, были очень чувствительны к резким изменениям вкуса, потому многие пренебрегали сухими специями, хотя еду предпочитали подсоленной. Зная о том, как дороги и ценны специи, наши прайдохи, между курятниками и огородами, высадили несколько рядков со специями, разными травами. (Так, на всякий случай) – отшучивались они, когда местные спрашивали «зачем». Если имперцам местные специи придутся по вкусу, первыми в эту золотую жилу войдут наши, и вот тогда в моём покровительстве и защите более не будет надобности. Ведь я считаю, что именно за солью и специями торговое будущее этого места.
– Агтулх! – позвала меня тётя Вера. Стоя возле волейболисток она что-то клала себе в корзинку.
– О, тёть Вер, и вы тут. – Подхожу со своей беловолосой бандой. – Скоро ведь обед, не ожидал вас увидеть.
– И без меня есть кому готовить. Зря что ли учатся. Уважаемый Агтулх, может, тебе тоже яиц, ну если захочешь, сам попросишь свиту, чтоб яишенку или варёных… вон, какой бледный, ещё ведь не оправился?
Глаз мой по-прежнему прикрывала повязка, то же с головой, телом и ногой. Будучи в доме, я то и дело стягивал «бандану с головы», чтобы проморгаться или до боли на лбу хоть как-то почесаться. Регенерация работала, я действительно очень быстро восстанавливался, то ли сказывалась моя «божественная роль» во всей этой ерунде, или что-либо ещё, не знаю. Я просто быстро поправлялся, и это радовало, хотя выглядел при этом действительно хреново.
– Яйца нынче роскошь. Оу… – заглянув в корзинку, прикрытую полотенцем, удивился, она была до верху забита. – Откуда столько?
– Места знать надо. – Покосившись на довольных девочек, хихикнула тётушка, а после наклонившись, на ушко шипнула: – Во втором форте Добрыни большую птицеферму делают, Маруська, та что за прилавком слева, им в этом помогает. А ещё, пока ты отдыхал, у нас две пташки заквахтали и цыплят удивительно быстро вывели. Девятнадцать штук, правда половину как отрастим, зарезать придётся…
– Зачем? – не понимая, спросил я.
– Петушки яйца не несут. Откормим и на суп.
Короче, всучили мне пяток яиц. Взяв у девчат немного соли, не бесплатно, конечно, а за мелкую шкурку (дополнительную валюту поселения), попросил медоедов вечером отварить мне их в солёной воде, а сам проверил ларёк с бумагой и чернилами. Товар очень плохой, но жизнь мне спас. Велев купить немного бумаги для отправки писем и посланий, попросил торговку всегда держать немного чернил в запасе для нужд государственных. Та одобрительно кивнула, уведомив о том, что наши мысли с батей в этом плане очень похожи. У старика тоже был свой неприкосновенный запас, теперь он был и у меня. Чутка пообщавшись с торговцами, в предвкушении оживления местной торговли, замечаю у ворот знакомые синие мундиры. Много – человек двадцать, рядом с ними взволнованная Аукай, ещё замечаю капитана Стеллу, что так же, как и зебра, кого-то выглядывала, наверное, меня. Ну а рядом с ним… какое-то убожество, коих подобной, в этом мире, из местных, я ещё никогда не видел. Толстая, словно шесть поросят, сшитых вместе, на носилках, которые несла половина из числа синих мундиров. Пусть женщины, тащившие «свинку» по джунглям, и выглядели телосложением даже крепче Беа, но, по красным мордам – по тяжёлому дыханию с уверенностью мог сказать – заебались они знатно. Кому-кому, а им помощь моя сейчас была так же необходима, как помощь, которую ждала от Империи наша федерация.
Избавляя гостей от ненужных телеперемещений, с отрядом медоедов в окружении, направляюсь встречать долгожданных гостей. Завидев нас, Стелла ужаснулась, Аукай склонила голову, а свинья, сощурившись, хрюкнула, прогнав по глотке сопли сплюнула на землю.
– Я…
– И-и-м-м-я-я, мне Хго-ру-хря-гу-са, я новая на-ме-стни-ца… – тяжело дыша, где по складам, где целыми словами, мерзким голосом прохрюкало существо. Свинья была ростом добрые два метра и весом полтонны. Волосы светлые, длинные, четыре подбородка, глазки – бусинки, щеки обвисшие, до плеч, здоровенные растопыренные уши. Выглядела как кусок покрывшегося потом дерьма, собственно, как я смотрел на неё, так и она смотрела на меня.
– Юродивый, – обратилась свинья ко мне, – где нам найти Агтулх Кацепт Каутль.
От обращения свиньи в столь призрительной форме, Стелла и Аукай изменили лице, отойдя от шока, кинулись к Хго-ру-хря-ге, принявшись лепетать что-то на вежливо-подчинительном языке.
– Босс… – подошла ко мне одна из медоедов, – что такое юродивый?
– Она сочла меня не красивым. – ответил я, наблюдая за тем, как свинья, косо поглядывая на меня, прикрыв рот веером, что-то обсуждала с Аукай и Марис.
Трое медоедов, выпучив на меня глаза, в стиле «ты шо ебнутый?» или «в смысле не красивый?» синхронно повернули голову на Хго-ру… как-то там.
– Нихрена себе… – выдала одна из медоедов.
– Да… извращённые у этих имперцев вкусы о красоте самцов. – протянула вторая.
– И не говорите… – почесывая затылок, так же глядя на свинью, выдала третья, Рабнир.
Конфликта из-за оскорбления, кинутого в мою сторону по незнанию, как мне казалось, удалось избежать. С трудом сделав ко мне на встречу пару шагов, свинья с почтением приклонила голову и произнесла:
– Прошу простить мне мои слова. Я думала, вы выглядите немного иначе, или, хотя бы не истекаете кровью, как простые смертные. – Веером указала на мою ногу и пару красных проступивших на ней капелек хрюшка. Из-за моей активности, неусидчивости, именно это место заживало хуже всего.
Что ж, меня подкололи, назвали юродивым, косвенно намекнули на то, что я лжец, и наверняка попытались пристыдить. Ладно-ладно, раз эта высокомерная свинья решила сыграть со мной в такую игру, то сыграю по её правилам.
– Ничего страшного, вы меня тоже извините за мои грубые мысли… – чуть приопустил голову я.
– За мысли? – правая бровь Хго-ру вопросительно приподнялась.
– Да, исходя из общения с Аукай Путьчитвай и Капитаном Стеллой Марис, у меня сложилось впечатление, что все женщины империи так же красивы, воспитаны и вежливы с мужчинами. Озвучу свои мысли: вы и ваши слова меня сильно разочаровали. Скажите, уважение к «слабому полу» в империи не в чести?
Ох и скривила же ебальник свой эта тупая, обиженная свинья. По тому, как она, выгибаясь, похрюкивая набычилась, как облизывая губы, хотела что-то сказать и не могла, понимаю, следует продолжить диалог в другом месте. Беседа будет долгой, она не послала меня в ответ за грубые слова, значит, всё ещё чего-то от меня хотела, в чем-то нуждалась и просто не могла послать или говорить со мной как с «ничтожеством». У неё была миссия, и она напрямую зависела от меня. Отлично, значит, сегодня фортуна на нашей стороне!
– Прекрасные дамы, – обернулся я к медоедам и любезно попросил: – проводите гостей в дом собраний, пусть отдохнут после долгого перехода.
– Вы не пойдёте с нами? – спросила свинья.
– Мы рады приветствовать гостей, – ещё раз чуть приклонил голову, – но положение вождя требует от меня решения множества задач, в приоритет которых вы теперь не входите. – На слове «теперь» я акцентировал внимание специально, в надежде дойти до предела терпимости свинки и, если что, извиниться, дать задний ход. Я искал придел дозволенного и пока ещё его не нашёл. Гостья смолчала, кажется, почувствовала, к чему я клоню, и смиренно вернулась к своему «корыту», в котором её понесли по нашему поселению. «Синие пиджачки» двинулись следом за одной из медоедов, провожаемые пристальными взглядами недовольных горожан.