Дверуны

Дизайнер обложки Таисия Башарина

© Марина Фокина, 2025

© Таисия Башарина, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0068-4924-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сладенькая моя

Катя любила ужастики и фильмы про инопланетян. Но всегда возмущалась, когда по сюжету в человека вселялся дух или инопланетный разум, а окружающие довольно долго этого не замечали. Она растолковывала подруге Вике:

– Ну как сценаристы этого не понимают! И режиссёры! Вот я живу со своей бабушкой двенадцать лет. Неужели, если в бабулю кто-то вселится, я не замечу? Ведь есть куча, куча мелочей, про которые ни сущности, ни инопланетяне не знают. Ну скопируют они голос, походку, даже память себе приберут. Но мелочи-то!

Вика, в общем, не возражала. Но сама таких фильмов боялась, поэтому могла обсуждать вопрос лишь теоретически. Да и не хотелось спорить с Катей. Они дружили с первого класса, и Вика все эти пять лет знала, что Катя умнее. Зато она – красивее. Поэтому Вика соглашалась, а сама смотрела исключительно комедии, мультики и кино про красивую любовь.

Катя пришла из школы и села за уроки. Почему-то ей было не по себе, хотя вроде всё совершенно как обычно. Бабушка ушла по каким-то своим делам, поэтому дома было тихо: не играл старенький музыкальный центр, по которому бабушка слушала радио, не бубнил телевизор. Внезапно раздался знакомый звук, но настолько короткий, что Катя не успела его распознать. И буквально тут же – голос за спиной:

– Катюша, я дома, скоро обедать будем!

Катя подпрыгнула от неожиданности. Точнее, сразу от трёх неожиданностей. Во-первых, бабушка никогда не называла её уменьшительно-ласкательными именами. Только Катей. Когда сердилась – Катериной. Во-вторых, она совершенно не слышала, как пришла бабушка. А в-третьих, – причина, по которой она этого не услышала, была очень уж странной.

Вика всё время шутила, что Кате очень повезло с бабушкиной привычкой к дверному ритуалу – так это называли в семье. Когда-то, когда бабушка была маленькой девочкой, в их квартиру забрались воры и вынесли всё подчистую. С тех пор у бабушки была фобия. Или мания. Или и фобия, и мания вместе, Катя никак не могла определиться. В общем, на входной двери у них было пять разных замков. И ещё огромная тяжёлая щеколда. И когда бабушка откуда-то возвращалась, не услышать её было просто невозможно. Потому что сначала она отпирала все замки снаружи, а потом запирала – изнутри. Напоследок с грохотом задвигая щеколду. Поэтому любые Катины шалости сходили той с рук: к моменту, когда дверной ритуал заканчивался, внучка становилась примерной девочкой. Успевая не только прекратить все хулиганства, но и ликвидировать их последствия.

Всё это молниеносно пронеслось у Кати в голове. Она поняла, от чего ей было не по себе: когда она пришла из школы, дверь была заперта всего на один замок. И Катя автоматически закрыла дверь на него же. Хотя обычно тоже старалась соблюдать бабушкин ритуал. Но бабушка! Мало того, что использовала всего один запор, когда ушла. Так и сейчас ничего не закрыла. И задвижку не задвинула. Вот Катя её и не услышала. А короткий звук, который она не успела распознать, – щелчок того единственного запора, на который и бабушка, и она сегодня закрыли дверь.

Катя поняла, что ей страшно оборачиваться. Впрочем, девочкой она была не только умной, но и храброй. Поэтому решила, что бояться совершенно нечего, ведь инопланетяне и другие всякие сущности – это выдумка. А её бабушка просто почему-то забыла про замки. Может, склероз? Или… Катя лихорадочно вспоминала слово… А, деменция!

Когда она, наконец, обернулась, бабушки в комнате уже не было. А из кухни плыли ароматы борща и жареной курицы. Катя сглотнула слюну. Ладно, сначала обед, потом уроки. И, кстати, заодно она сейчас аккуратно попробует выведать у бабушки, почему та перестала соблюдать свой дверной ритуал.

Заходя на кухню, Катя уже открыла было рот, чтобы спросить про дверь. И не спросила. И рот закрыла. Рукой. Потому что чуть было не закричала. Уже, пожалуй, не от неожиданности. А от самого настоящего страха.

До пенсии бабушка много лет проработала поваром в ведомственном санатории. Поэтому к гигиене относилась очень строго, пытаясь привить эти привычки и своей дочери – Катиной маме, и внучке. Те старались, но с переменным успехом. У бабушки же процесс был отлажен, как часы. При входе на кухню, справа от двери, на специальной вешалке висели белая косынка и фартук. Над вешалкой – небольшое зеркало. Отработанным за годы движением бабушка повязывала косынку – так, чтобы ни один волосок не торчал. Смотрела на себя в зеркало. Надевала фартук. Мыла руки с мылом. И только после этого приступала к готовке.

Сейчас же она стояла у плиты в уличном платье. Без косынки и фартука. И задним числом Катя вспомнила, что не слышала звука льющейся воды. В их старом доме трубы тоже были старые, поэтому о гигиенических процедурах кого-то одного была осведомлена вся семья. Значит, сразу три немыслимости. Бабушка не переоделась из уличного в домашнее. Не надела фартук с косынкой. И не помыла руки!

Катя так и застыла в дверях кухни, лихорадочно соображая, как поступить. В этот момент бабушка обернулась, улыбнулась внучке… Облизнула ложку, которой помешивала борщ. Сказала: «Нет, ещё не согрелся». И продолжила помешивать.

Это переполнило чашу странностей. Катина бабушка так не поступила бы никогда. Для супов – только половник. Пробовать – только чистой ложкой, которую потом сразу мыть. Да и не пробовала бабушка еду. Зачем? Приготовление всех блюд, любимых домочадцами, давно было доведено до полного автоматизма.

Катя что-то пискнула, развернулась и бегом кинулась в прихожую. Не расшнуровывая, надела кроссовки, мимолётно порадовалась, что дверь закрыта только на один замок… Пулей выскочила в общий коридор, проскакала по лестнице и понеслась к Вике, которая жила в соседнем доме.

– Вот. То есть, Вичка, это не моя бабушка. Не моя. Это кто-то другой. И что мне теперь делать – я не знаю.

Катя закончила рассказ о бабушкиных пугающих странностях и разрыдалась. Вика утешала подругу, гладила по голове, бормотала что-то успокаивающее. А сама пыталась найти причину всему, рассказанному подругой. Самым реальным объяснением была болезнь.

– Альцгеймер!

Вика торжествующе улыбнулась.

– Я смотрела кино про старика, у которого была эта болезнь. Ревела весь фильм. Он там всё забыл, и как слова писать, и как читать. И пописать пытался не в унитаз, а в холодильник.

Катя вспомнила, что тоже первым делом подумала про деменцию. Стали искать в интернете, что это за болезни и как проявляются. Увы, статьи подруг разочаровали. Точнее, с одной стороны, бабушкины странности вполне вписывались в картину этих заболеваний. Но с другой – они не появлялись ураганно, разом. И характер, и привычки менялись постепенно. А не за полдня. Ведь утром, когда Катя уходила в школу, бабушка была совершенно привычной.

– Боюсь идти домой… Может ты со мной пойдёшь, а?.. И ночевать останешься?

Вика растерялась. Конечно, они с Катей периодически ночевали друг у друга. И её родители точно бы не стали возражать, равно как и Катина бабушка. Вот только… Вика даже самой себе боялась признаться, как испугал её Катин рассказ. И как пугала перспектива оказаться ночью рядом… Да непонятно, с кем рядом. И ей пришел в голову другой вариант.

– А давай лучше ты у меня останешься, а?

Катя вздохнула.

– Не получится. Во-первых, у меня нет ни тетрадей, ни учебников на завтра. А во-вторых… Если это всё же бабушка… Она же волноваться будет, куда я пропала.

Вика легкомысленно отмахнулась:

– Так давай позвоним! Звонить же не так страшно?

И тут же осеклась. Позвонить было некуда. Потому что мобильным Катина бабушка не пользовалась по принципиальным соображениям. Домашнего не было. По всем своим делам она по старинке ходила ногами. А если уж звонок был необходим, брала телефон дочери, зятя или внучки. Катины родители в командировке, Катя у неё, значит…

– Некуда звонить.

Тяжкий Катин вздох подтвердил Викины догадки. И ей пришлось делать нелёгкий выбор. Было очень стыдно перед подругой. Но и страшно – тоже очень. Одно дело – в уюте родной квартиры пытаться докопаться до причин странного поведения Катиной бабушки. И совсем другое – оказаться с ней на одной территории. А значит, со всеми этими странностями тоже.

Вика была хорошей подругой. Поэтому единственное, что она выторговала, – посидеть у неё до вечера, пока родители не вернутся. И уже после этого двинуться выяснять, что там происходит с Катиной родственницей. Катя согласилась – даже с некоторым облегчением. И до «часа икс» они прекрасно проводили время. Пообедали, сделали уроки, посмотрели очень смешную комедию.

Викины родители без вопросов отпустили дочь к подруге. И пришлось идти. Хотя у обеих было ощущение, что к каждой ноге гирю привязали. Долго стояли перед Катиной дверью, собираясь с мыслями и силами. И вдруг дверь распахнулась.

– Катенька! Викуся! Сладенькие вы мои! Наконец-то!

И Катина бабушка, переступив через порог, обняла обеих девочек и буквально втащила их в квартиру. Вика заледенела. Кате больше не нужно было объяснять ей, что с бабушкой что-то не то. Потому что та бабушка, которую Вика знала, ни слов таких не употребляла, ни обниматься не лезла. Да. Что-то сильно не то. И, пока она соображала, не рвануть ли обратно домой, бабушка-небабушка уже закрыла дверь. На все замки и на щеколду. И улыбнулась девочкам:

– Ну что, сладенькие? Кушать пора?

Обе синхронно замотали головами. Катя с трудом выдавила:

– Спасибо, бабушка, мы поели у Вики. Пойдём готовиться, у нас завтра две контрольных.

Пожилая женщина, которую язык не поворачивался называть тёплым и родным словом «бабушка» усмехнулась:

– Ну идите-идите… Кушать-то я сама собралась… А вы идите… Пока…

И, развернувшись, отправилась в сторону кухни. А Катя с Викой бросились в Катину комнату и закрылись на задвижку, которая с каких-то давних времён осталась. Катя про неё и не вспоминала, от кого запираться-то? И вот – пригодилась.

Девочки уселись на диван в обнимку. Никаких контрольных у них не планировалось, да и не полезла бы сейчас учёба в голову. Надо было решать, что делать. Но ситуация выглядела настолько дикой, что ни одного разумного решения в голову не приходило. Так и сидели молча. Самая рациональная идея – позвонить Катиным родителям – ещё днем показала свою полную несостоятельность. Абоненты оказались вне зоны действия сети. Что и неудивительно – оба были археологами и мотались по таким местам, где связи, в принципе, быть не могло.

Вдруг с кухни раздались какие-то звуки. Гортанный напев под странную и почему-то завораживающую мелодию. Подруги прислушались. И Катя как-то обречённо выдохнула:

– Вичка… ЭТО ещё и поёт…

Катина бабушка не обладала ни голосом, ни слухом, петь не умела и вообще считала почему-то это занятие греховным. Хотя воцерковленной и не была. О! Церковь! Катино лицо просветлело:

– Вик, надо в церковь! Может, это одержимость какая-то, а? А священники вроде бы умеют эту самую одержимость лечить.

Вика нервно хихикнула:

– Ага, я даже помню, как это называется – экзорцизм. Помнишь, ты кучу фильмов про него смотрела и всё мне пересказывала?

Катя помнила. Её смущало, что бабушка, при всех странностях, ведёт себя вроде вполне мирно, а герои, одержимые духами или бесами, вредили и другим, и себе. Но… Может, в бабушку вселился какой-то добрый дух? Какой-то другой, но доброй бабушки?.. И всё не так страшно?

Не успела она додумать эту глупую, но такую утешительную мысль, как на кухне что-то упало с громким стуком. А дальше послышалась такая витиеватая матерная тирада, в которой Катя с Викой – девочки из хороших семей – даже не все слова поняли. Не сговариваясь, они вскочили и начали оглядываться по сторонам. Взгляды обеих остановились на комоде. Не антикварный, но винтажный предмет мебели был красивым, и при этом – тяжёлым и громоздким. Девочки на себе испытали действие адреналина: страх и волнение были такими, что они довольно быстро придвинули комод к двери, даже не запыхавшись.

На кухне всё смолкло. Они с напряжением прислушивались к шагам в коридоре, но тех так и не последовало. А вот стук в дверь – последовал.

– Сладенькие, я спать… Долго не сидите. И не ложитесь на краю, а то волчок придёт, за бочок укусит…

Почему-то слова детской колыбельной вызвали ужас. А может, не слова, а тон?.. Или злорадный смешок, который последовал за этими словами?.. Так или иначе, спать ни Катя, ни Вика не собирались. Они, дрожа от страха, пытались разработать план побега. Точнее, максимально безопасного выхода из Катиной квартиры.

Постановили так. Дождаться, пока странное существо уснёт. Катя надеялась, что хотя бы в этом привычка, точнее, особенность, её настоящей бабушки не изменилась, – та очень громко храпела. Так вот, по храпу понять, что та спит. Максимально бесшумно отодвинуть комод и открыть все замки на входной двери. И бежать. А Викиным родителям объяснить, что… Ну, это они придумают. Главное – выбраться из ловушки.

Ждать в бездействии оказалось совершенно невозможно. Сначала девочки включили ноутбук и запустили фильм, но это очень нервировало: обеим было важно слышать, что происходит за стенкой, где что-то делало существо. Так они бывшую Катину бабушку стали называть. Поэтому фильм выключили и решили аккуратно отодвинуть от двери комод. Не до конца, но так, чтобы, когда придёт время бежать, осталось сделать всего одно отодвигательное движение.

Тут выяснилось, что адреналин иссяк. И комод не поддавался. Интернет подсказал, что под тяжёлую вещь надо подсунуть какую-то ткань. Тогда и вещь передвинется, и пол не поцарапается, и звуков не будет. Пыхтя и отдуваясь, с помощью простыни с Катиной кровати, они реализовали задуманное. А храпа всё не было. Впрочем, вообще никаких звуков не доносилось из соседней комнаты.

Вику осенило.

– Кать, мы дуры. Давай моему папе позвоним. Наврём что-нибудь, чтобы он пришёл и нас забрал.

Идея была отличная. Они даже почти придумали, что бы такого наврать дяде Игорю, чтобы он после полуночи пришёл забирать свою дочь от подруги. Но тут раздался так долго ожидаемый храп! И Катя с Викой вернулись к первому варианту плана.

Комод их не подвёл. Замки на двери тоже – открывались почти бесшумно. Точнее, их лёгкие щелчки полностью перекрывались громким храпом. А вот щеколда подвела. Почему-то её заело, и, когда Катя наконец-то смогла отодвинуть тяжёлую металлическую пластину, та произвела такой скрежет и грохот, что разбудила бы любого монстра. Храп и в самом деле стих, но свобода была близко. Вика толкнула входную дверь, выскочила в коридор, а Катя… А Катя почувствовала, как чьи-то зубы впиваются в её руку. Увидела расширяющиеся от ужаса глаза подруги. И услышала совершенно незнакомый голос:

– Куда ж ты собралась, сладенькая моя?..

Когда Катя пришла в себя, над ней хлопотали дядя Игорь и тётя Света – родители Вики. И находилась она у них в квартире. Правая рука оказалась забинтованной, тело ощущалось крайне тяжёлым и неповоротливым.

Не успела Катя открыть рот, чтобы спросить, что случилось, как тётя Света прикрыла ей губы прохладными пальцами:

– Катенька, не надо разговаривать. Доктор сделал тебе укол и велел спать и набираться сил. Закрывай глаза и отдыхай.

В голове словно выключили свет, и Катя уснула. А когда проснулась, рядом с диваном в гостиной Викиных родителей сидели заплаканная мама и растерянный папа. Увидев, что она отрыла глаза, мама обняла её:

– Катюша, доченька… Прости, прости меня…

Дальше было много суеты. Взрослые о чём-то договаривались. Вика смотрела на Катю испуганными глазами, но ничего не рассказывала, честно признавшись, что ей велели подругу не волновать. Но когда пришло время уходить домой, Катя разревелась:

– Я туда не пойду… Там она…

Папа взял её на руки, как маленькую:

– Дочунь, не бойся. Бабушка в больнице. Мы с мамой рядом. И мы всё тебе объясним.

На папиных руках Катя «въехала» в родной дом, который раньше был крепостью, а теперь вызывал совершенно кошмарные воспоминания. Мама вместе с ней сходила и в туалет, и в ванную. Папа в это время наделал бутербродов, налил чая в три чашки и принес всё это в Катину комнату.

Родители молчали. Катя переводила взгляд с одного на другого, а потом спросила:

– А как вы вообще оказались здесь? Вы же в командировке, и телефоны не ловят?

Папа как-то криво улыбнулся:

– Маме позвонила твоя бабушка. Со стационарного телефона, которого в этой квартире уже лет двадцать нет. На мобильный телефон, который был вне зоны действия любой сети. Сказала: «Бросай свои кости, приезжай на мясо, сладенькая моя». И каким-то чудом всё сложилось. Дозвонились до Викиных родителей, да и сами успели вовремя. Ну… Почти вовремя…

Мама всхлипнула:

– Катюша, детка… Я всегда думала, что это просто страшная семейная легенда. Поэтому ничего тебе не говорила. И очень надеялась, что и не придётся. Но, видимо, ошиблась.

Катя немного подумала.

– Мам, в нашу бабушку вселился какой-то дух что ли? И теперь ей надо экзорциста вызывать? Она поэтому меня съесть хотела?

Мама с силой потёрла руками лицо:

– Я не знаю, доченька. Есть у нас в роду легенда про семейное проклятье. Какая-то из наших далёких прабабок девочкой потерялась в лесу. Нашли её чуть живую, окровавленную. Та твердила, что её хотела съесть какая-то старуха. Может, Яга. Может, какая-то местная сумасшедшая. Очень давно дело было, информации никакой, это я тебе как научный сотрудник говорю. В общем, девочку выходил местный знахарь, ведун – не знаю, как в той местности они назывались. И жить она осталась у него. Он был вдовец, сынишку маленького один растил. Вот этого-то сынишку в один непрекрасный день наша прабабка и загрызла. До смерти.

Катя вскрикнула, папа болезненно поморщился. Мама прокашлялась, отпила чаю.

– Ведун её зарубить топором хотел, но деревенские отстояли, не все поверили, что она виновата. Тогда он её проклял. Сказал, что проклятье на роду будет до тех пор, пока самая старшая не съест самую младшую. Ту прабабку отправили как можно дальше от родной деревни, чтобы историю замять. Однако не удалось. В нашем роду рождались только девочки и всегда по одной. И, когда у женщины появлялась внучка, в какой-то момент бабушка становилась чудовищем. Этому всегда предшествовала мистика и небывальщина. По легенде, одна из прабабок прошла по всему своему селу и каждому сельчанину предсказала, когда и от чего он умрёт. Вторая взглядом стог сена в поле подпалила. Твоя бабушка… По несуществующему телефону дозвонилась туда, где вообще связи нет…

Мама старалась говорить спокойно, но по щекам текли слёзы, а голос постоянно прерывался.

– Всех внучек всегда спасали. К счастью. А бабушки заканчивали по-разному, но плачевно. Кого-то забивали односельчане, кого-то – держали в сарае на цепи. Когда времена стали более гуманными, наши родственницы попадали в психиатрические лечебницы. Свою бабушку, например, я вообще не видела, мама меня к ней в деревню и не пускала, сама ездила. Потом рассказывала, что бабушка в больницу попала. И очень скоро умерла. Другим-то они вреда не причиняют, только внучкам своим. Пытаются… Вот и мама моя…

Тут уж разрыдались и Катя, и мама. Папа бормотал что-то утешительное, но чем тут утешишь?

Мама успокоилась, одним глотком допила чай и решительно сказала:

– В общем, прости нас. Мы с папой, к сожалению, в эту легенду не поверили, проигнорировали. А вышло вон как, чуть не потеряли тебя. Но мы всё исправим. Всё будет хорошо.

Именно с тех пор Катя возненавидела это выражение: «Всё будет хорошо». Потому что оно почти всегда – беспомощная ложь. Хорошо и не вышло, конечно. Впрочем, как посмотреть. Бабушка закончила свои дни в психиатрическом стационаре с диагнозом «шизофрения». Катя, как только достигла совершеннолетия, всеми правдами и неправдами раз и навсегда лишила себя возможности иметь ребенка. Её родители погибли от несчастного случая в одной из своих экспедиций. И в какой-то момент Катя, работавшая инспектором по делам несовершеннолетних, решила усыновить Витьку – совершенно безбашенного пацанёнка, который в десять лет умудрился, кажется, объехать всю Россию. Так и не удалось установить, из какого он города, кто его родители. Но мальчишка был смышлёный и незлой. И приемную мать не разочаровал ни разу и ничем. Отлично учился, помогал, окончил престижный вуз, женился на милой и хорошей девушке.

– Бабушка Катя, привет!

К Кате бежал пухленький кудрявый херувимчик – пятилетний внук Кирюша. Та просияла, подхватила мальчонку на руки, прижала к себе… Её приемный сын Виктор и его жена расширившимися от ужаса глазами смотрели, как лицо Кати перекашивается от боли, как брызжет кровь, – мальчуган всеми своими зубками вцепился бабушке в шею.

Если бы кто-то смог раскопать историю Виктора, которую он сам благополучно забыл, выяснилось бы, что он сбежал из родного дома после того, как насмерть загрыз собственную бабушку. Милосердная память напрочь стёрла из его головы этот эпизод. А если бы кто-то решил копнуть ещё глубже, проникнуть во тьму веков, обнаружилось бы, что и Катя, и Витя – из одной деревни. И что ведун, потеряв ребенка и прокляв Катину прабабку, обзавёлся еще одним сыном. И проклятье странным бумерангом ударило и по его роду.

Но, конечно, этого никто не знал. Для Катиного рода проклятье закончилось. Вместе с родом. А вот что стало с Кирюшей – совсем другая история.

Рассказ озвучен:

https://rutube.ru/video/4450599ed063050ec3aa4b86516a6926/?playlist=723950

Добро пожаловать, Серёжа!

Мила перетирала вымытую посуду и прислушивалась к тому, что происходит в комнате. Её муж Андрей пролистывал новости в телефоне и периодически что-то зачитывал жене.

– Представляешь, Милуш, ещё в одном городе чуть ли не целый микрорайон пропал. Точнее, дома остались, а людей нет. Это уже третий случай за последнее время. Ужас какой-то необъяснимый. Квартиры и дома не заперты, никаких следов борьбы. А люди семьями и подъездами куда-то пропадают. Ни у полиции, ни у спецслужб, я так понимаю, никаких версий. Хотя пишут, что работают по нескольким направлениям. Но что-то я сомневаюсь. А ты как думаешь?

Не получив ответа, муж с тревогой посмотрел на жену. Мила вся ушла в прислушивание к тому, что происходило в детской. Андрей вздохнул:

– Родная моя, ну что тебя так тревожит? Ну мальчишки же, разговаривают о каких-то своих пацанских интересах. Мы же много раз слушали – ничего подозрительного. И никаких намёков на то, что собеседник Ильи – не восьмилетний мальчик, а взрослый мужчина.

Мила кивнула, но взгляд её оставался печально-затравленным. Андрей вздохнул снова. Илья родился слабеньким, болел всё младенчество и детство. Мила, до его рождения бойкая, активная, излучающая позитив и жизнелюбие, за эти годы как-то поблёкла. И немудрено: сын не ходил в сад, его приходилось постоянно таскать по врачам и помогающим специалистам. Андрей много работал, чтобы семья не чувствовала недостатка в деньгах, ведь все эти врачи и специалисты обходились в немаленькие суммы. А Мила… Мила постоянно была с сыном. Круглосуточно и без выходных. Много раз он предлагал ей взять няню, но жена отказывалась. Впрочем, после одного случая муж смог её понять. Как-то они всё же решились пригласить няню, буквально на несколько часов. Мила ехала в больницу, а Андрею необходимо было её сопровождать. Заранее созвонились с агентством, предоставляющим домашний персонал, выбрали женщину, которая показалась обоим подходящей. Трехлетний Илюша, впервые остававшийся без мамы, даже не плакал, а тихонько поскуливал, как маленький щеночек. Тут и отцовское сердце дрогнуло, что уж говорить о материнском. Но няня Инна Петровна заверила их, что всё будет хорошо. И они уехали.

Когда, закончив все медицинские манипуляции, супруги вернулись домой, у обоих возникло ощущение дежавю. Илюша так и скулил, сидя на том же месте. А Инна Петровна начала им возмущённо выговаривать, что для психически больного нужна особая няня, что о таком надо предупреждать. Андрей еле удержал тогда Милу. Она не бросилась на няню, к счастью. Да и не смогла бы. Потому что Илюша вскочил и резво, как по дереву, вскарабкался ей на руки. Прикрыл глаза, улыбнулся блаженно и затих. Няню проводил Андрей. И высказал ей всё. В том числе и то, что никакой психической болезни у их сына нет. Больше нянь они не звали.

Психически Илюша был на самом деле здоров. Масса неврологических проблем, масса физиологических. Из-за того, что он не общался с другими детьми, были определённые сложности с коммуникацией. Когда сын пошёл в школу, Мила от тревоги начала в прямом смысле слова седеть. Но, как ни странно, всё обошлось. Да, Илья не обзавелся друзьями и не стал душой компании. Но его никто и не обижал. Просто мало замечали. А учился он хорошо и с удовольствием.