Плотоядный омут

Предисловие

«Волхвы пороха» – серия детективных романов о приключениях Михаила Кисейского и Матрены Смирновой, дуэта экспедиторов Тайной канцелярии из XVIII века, который сражается с настоящими монстрами на просторах Российской империи и в своих собственных головах.

Книга «Плотоядный омут» – темнейший час судеб двух героев и пути, которого они прошли вместе. Пытаясь распутать мистическое дело об огромном морском чудовище, рыскающем в рукавах волжской дельты, боевые товарищи даже не догадываются, как сильно оно испытает их доверие и убеждения.

А ответы на вопросы: «как встретились Матрена и Кисейский?», «в каком пламени закалился их отважный дуэт?» и «что пыталось убить их ранее?» вы можете найти в романе «Ковры из человеческой кожи».

Глава 1. ЗЫБЬ

Российская империя, 1775

Холодные течения Волги, забредшие в паутину ее бесчисленных устьев из Каспийского моря, оказались заперты там как гурт овец под натиском пастушьей собаки. Только их надзирателем выступал немой ветер, а тюрьмой глухой штиль, напавший на Астраханскую губернию в ту ночь. С первого взгляда могло показаться, что жуткий раскрошенный архипелаг, напоминавший разбитый бокал, не был пригоден для человеческого выживания.

Но влиятельные столичные колонизаторы сумели добиться чего-то большего, чем простое «выживание» в монструозной волжской дельте. Они вставили мундштук в ее зубы и потянули за поводья, позволив порабощенной природе нести себя в светлое будущее. Десять лет назад союз четырех промышленных гильдий бросил первые якоря в Бузане вопреки протестам обитателей изолированных хуторов, живших там поколениями. Пять лет назад от коренных селян не осталось даже воспоминания.

Теперь устье Волги кишело столбами дыма от добывающих скважин, сосавших со дна реки известняк, калийную соль, уголь и даже песок. Толстые коты были рады наложить руки на что угодно, если бы это принесло им доход. И самая большая европейская дельта стала их сокровищницей, а ее главный бриллиант находился на краю архипелага, едва не заваливаясь в Каспийский бассейн.

Они хотели, чтобы любое судно, проходившее мимо, чувствовало силу и власть, заключенные в титанических каменнокирпичных сваях, державших конгломерат зданий на поверхности четырех островов. В ослепительных маяках, возведенных на кровлях жилых корпусов и флотилии изысканных лодок при их многоуровневых дебаркадерах.

Закрытый исследовательский центр «ЗЫБЬ» сиял славой открытий и человеческой наглости перед лицом бессмертной природы, которую четыре гильдии успешно подмяли под свои нужды. Монструозная тень комплекса, закрывавшая водную гладь каждый рассвет, знаменовала их триумф. И столичные колонизаторы не собирались останавливаться, пока в одну промозглую ноябрьскую ночь что-то не встало на пути их планов.

Случившееся было трудно и страшно даже пытаться описывать словами на следующее утро. Это не поддавалось логическому объяснению, оставляя лишь туманные догадки, но трусливые и суеверные богачи знали: это была природа. И ее праведный гнев…

Гробовую ночную тишину, которую боялось потревожить даже само море, разорвал наглый стук прюнелевых башмачков, резво спускавшихся по главной западной лестнице. Высокая женщина тридцати лет спешила к песчаному берегу миниатюрной бухты, соединявшей все корпусы ЗЫБИ как университетский парк. Судя по изысканному приемному платью из лазурного шелка и завидному фонтанжу в стиле Марии Антуанетты, эта дама располагала значительным капиталом. Она была дорогим гостем и при других обстоятельствах, несомненно, отдала бы предпочтение статной и увесистой обуви типа своих любимых козловых штиблетов.

Но богатейка не сделала это по двум причинам: никто не смог бы увидеть ее в темноте, и она просто хотела скорей намочить ноги, не возясь с проклятой шнуровкой пятнадцать минут.

– Фекла! – с ребяческим гоготом прошипела дама, остановившись на середине лестницы. – Ты там скоро, или мне ждать тебя к шапочному разбору?

– Я уже иду, госпожа Беринг! – чей-то высокий и осторожный голос донесся из темноты.

Внезапно на одну ступень со статной дворянкой наступила маленькая девушка в коричневом платье, которое было пошито скучно и блекло намеренно, чтобы лазурный шелк Беринг сиял еще ярче на фоне. Фекла, определенно, являлась послушной фрейлиной, следовавшей за своей хозяйкой лучше ее собственной тени.

– Госпожа Беринг, – заскулила она, взглянув в сторону черной бухты и тревожно сложив руки у фартука, – вам все еще кажется это хорошей идеей?

– Разумеется, баламошка ты моя! – усмехнулась хозяйка, безнаказанно постучав по лбу Феклы, словно по дереву. – Не бойся так! В отличие от тебя я умею плавать!

Дама продолжила спуск, меняя ноги вразвалку и уткнув одно запястье в бедро. Берег становился все ближе, хотя это трудно было сказать по звуку. Даже самые маленькие волны перестали перемывать песок с умиротворяющим шорохом, известным всем людям, которые хоть раз ночевали у моря.

– Я знаю, что вы очень хорошо плаваете, Дария Степановна! – возразила Фекла, с большой неохотой шагая следом. – Просто… сейчас…

– Ночь? – раздраженно вздохнула Беринг, развернувшись к служанке. – Это тебя беспокоит?

Девочка молчаливо кивнула. Беринг закатила глаза.

– Это место принадлежит мне на четверть, Фекла, – она всплеснула руками, – хотя, будем откровенными, я заслуживаю куда больше! Эти стены, острова, трава и песок, по которым ты ходишь своими косыми лаптями каждый день! Они принадлежат мне как и эта несчастная ночь! Как и эта вода! Тебе понятно?

Суеверная фрейлина кивнула вновь, хотя слова хозяйки ее совершенно не убедили. Как бы она ни боготворила Беринг, пылкая дворянка была простым человеком. Природа же виделась Фекле сущностью, перед которой стоит замирать в страхе и уважении, знавши ее истинную мощь. Ту самую мощь, которую так и не разглядела бесстрашная Дария Степановна.

– К тому же, – задорно вскрикнула богатейка, наконец спрыгнув в холодный песок и стряхнув туфли с ног в два маха, – при свете дня тут всегда слишком много людей. А я не люблю, когда на меня таращится кучка старых пентюх в лабораторных халатах.

Беринг начала снимать платье, и Фекла смущенно отвернулась, пока вдруг в ее голову не влетел скомканный лазурный шелк. Помимо фрейлины она также часто служила госпоже вешалкой.

– Если его унесет ветром, я сделаю так, что тебя унесет в том же направлении! – шутя, пригрозила Дария, ринувшись к морю в кружевных блумерах и фланелевой сорочке.

Беринг погрузилась в ледяную и непроглядную из-за черного неба воду по колено, даже не попробовав ее большим пальцем. Она знала море и не только не боялась его, но и воспринимала своей собственностью как и многие другие вещи на этом островном кластере. Возможно, Дарие действительно было холодно, но она просто не хотела признавать, что не сумела выудить максимум выгоды из своего самого большого и непокорного актива.

Не прошло и полуминуты, как толстокожая дворянка опустилась в воду по самую шею. Она не могла зайти глубже, ведь не хотела испортить фонтанж, который ей свили и накрахмалили еще в Астрахани, на большой земле. Дария намеривалась быть жемчужиной пятого общеимперского научного съезда, запланированного руководством ЗЫБИ всего через неделю.

Песчаное дно быстро ускользало из-под ее ног, пока Беринг не пришлось перейти на сдержанный брасс. Сначала женщина подумала, что ей показалось, но вскоре это стало очевидным: что-то все уверенней утягивало ее от берега даже в абсолютный штиль. Маленькие полукруглые волны принялись обвивать шею леди, а все ее тело ощущало странную спиральную траекторию, по которой таинственная сила отправила Беринг в невольный хоровод.

Дарие редко выпадала возможность искупаться в домашней бухте ЗЫБИ, пускай женщина посещала исследовательский центр каждый год. По этой причине она не была посвящена во все аспекты подводного рельефа и природных явлений архипелага, но очень хорошо помнила это крутящее чувство.

Беринг наткнулась на омут и медленно, но верно приближалась к его эпицентру. Имея опыт в русловедении, подкованная дворянка знала, что водоворот такого размаха мог быть обязан своим существованием только двум вещам: встречным течениям или огромной яме на дне. Штиль отметал первую версию.

Любопытство инфантильной дамы взяло верх, и теперь уже не только течение, но и собственные руки крутили ее по спирали. Дария хотела увидеть это собственными глазами, пускай через мутную водяную мембрану. И богатейка не разочаровалась.

Очутившись в самом центре невероятного вира с диаметром пяти или даже шести метров, но умело держась на его поверхности, гребя в противоположную сторону, женщина увидела ее. Громадная черная пропасть разверзлась под ее ногами как паровой котел: такая же идеально круглая, но в десятки раз глубже. Словно за край света, стоячая морская вода не переставала заливаться в эту яму вместе с редкими пузырьками воздуха, образовавшими тоненький вихрь.

Дария не знала, куда вела пропасть: к неизбежному и совсем скорому тупику, системе подземных пещер или даже центру земли. Какими бы странными ни казались эти версии, все они звучали логично в голове ошарашенной Беринг. Ведь она никогда не видела ничего подобного, а еще и так близко. Дворянка не могла перестать смотреть вниз, а в какой-то момент ей даже показалось, что бездна посмотрела в ответ.

– Госпожа Беринг! – знакомый отчаянный вопль донесся с берега. – У вас все в порядке?!

Наконец богатейка отняла взгляд от омута и заметила вдалеке маленькую человеческую фигурку в коричневом платье. Это была Фекла, и только сейчас Дария поняла, как далеко ее унесло течение и собственное любопытство. Хотя, конечно, ей не было страшно. Усмехнувшись, дворянка помахала фрейлине.

– Все хорошо, Фекла! – прокричала она, чтобы перебить водяной вихрь. – Я все еще умею пла… – Беринг не успела договорить, ведь почувствовала мягкое и скользкое прикосновение к своей правой ноге.

Она недоумевающе повела бровью и прислонила подбородок к ключицам, чтобы рассмотреть это внимательней, как вдруг продолговатый объект сомкнулся на ее икре как чесночный пресс! Дария вскрикнула от рокочущей боли, ведь объект не слабил хват, превращая ее берцовые кости и сухожилия в кровавую кашу под раклетом из толстой кожи.

Женщина разразилась протяжным воплем отчаянья, но только заглотила четверть литра соленой воды. Вероятно, это была та самая четверть, на которую острова, трава, песок и океан «принадлежали ей по праву». В любом случае голова Беринг была занята куда более насущными проблемами, чем проценты и доли, так беспокоившие дворянку минуту назад, когда склизкая, но неимоверно цепкая клешня потащила ее вниз. Возможно, на долю секунды леди почувствовала себя якорем, брошенным в этих водах столичными колонизаторами десять лет назад.

Она летела на дно так же стремительно.

Свет быстро меркнул на стенках ямы пропорционально тому, как кислород покидал легкие Беринг вместе с каждым новым раскатом ее истеричного визга. Визга, что драл глотку, но совсем не звучал в толще воды. Глубина бездонной пропасти росла, и свихнувшаяся от ужаса Дария молила судьбу, чтобы невидимое создание пучины перестало тянуть ее за собой. Десятки метров песка и редких каменных выступов пролетали перед ее мутным взором, а глубинное давление сжимало виски, пока…

Клешня, наконец, не остановилась.

Кружева ее блумеров пульсировали в невесомой толще, словно щупальца актинии, а правая нога была перекручена и вывернута вперед под углом в девяносто градусов. Но Беринг больше не чувствовала боли как и опасности, страха и неминуемой смерти. Теперь ее мозгу, обделенному кислородом, нужно было что-то покрепче, чтобы вернуться к работе. И пучина быстро преподнесла балованной дворянке повод для нового душераздирающего, но все такого же бесполезного крика.

Из темноты показались огромные клыки длиной с два человеческих плеча. Десны либо отсутствовали вообще, либо были такими черными, что полностью сливались с бездной. Ряды ужасающих бледно-зеленых зубов, покрытых моллюсками и тиной, но хорошо заточенных об обглоданные кости своих прошлых жертв, становились все ближе, готовые сомкнуться на шее, руках, ногах и туловище утопленницы в любую секунду. Исполинское морское чудовище, пришедшее из бездонного омута или самой преисподней, медленно, но неминуемо пожирало Дарию Беринг, пока та выпускала свой последний отчаянный вопль вместе с воздушными пузырями.

Вскоре пузыри наполнились бордовым туманом, ведь именно так свежая кровь выглядела под водой…

***

Неделю спустя.

Величественная двухпалубная беляна шла по одному из множества рукавов Волги, умело обступая мелководья и густые луга Нептуна. Белая обшивка солидной барки, едва покоробленная парой морских желудей, была разрисована золотыми виньетками, а обе деки кишели людьми. Только эти люди не кричали и не толкались, сбрасывая друг друга за борт, потому что не являлись каторжниками или крестьянскими рабочими. Их манеры соответствовали строгим фракам и сверкающим платьям, в которые пассажиры были одеты, попивая дорогие вина и читая газеты на плетеных креслах.

Ведь это судно несло сливки имперского общества на одну из самых престижных и закрытых научных конференций по западный берег Волги. Весомые гости, несомненно, уважали прогресс и достижения человечества во всех областях натурфилософии, раз съезд вынудил их одеться с такой острой иголочки.

И только два человека на борту изысканной беляны не соблюдали этикета. Вместо шелковых пиджаков и платьев-футляров, пара носила практичные околовоенные мундиры, чьи длинные подолы реял морозящий речной бриз. На плечах мужчины с длинными каштановыми волосами красовался темно-зеленый камзол с мятными выделками, что было яркой чертой формы секретных служб.

Внешность его молодой компаньонки отклонялась от служебных лекал, ведь ее мундир был таким же черным как острые патлы, струившиеся по спине бунтарской мещанки подранным плащом. Красные же выделки отлично сочетались с платком, которым волосы девушки были практично подвязаны на макушке, словно пиратской косынкой.

Михаил Святославович Кисейский и Матрена Смирнова, именитый дуэт экспедиторов Тайной канцелярии, работавший только вместе на протяжении последних четырех лет, стоял на корме. Облокотившись о фальшборт, боевые товарищи, старые напарники и лучшие друзья, познанные в беде, наблюдали за широким кильватерным следом, но на самом деле их внимание было заточено на куда более широкий спектр.

Неделю назад Трубецкой бастион получил срочный, но очень туманный донос, сообщавший о бесследном исчезновении уважаемой дворянки Дарии Беринг на территории исследовательского центра ЗЫБЬ. Письмо не уточняло обстоятельств, при которых женщина пропала, но по какой-то причине адресант настаивал на том, чтобы конкретный дуэт сыщиков взялся за это дело. Донос был подписан и спаян личной печатью Одиссея Чукотова, влиятельного промышленника и главного казначея ЗЫБИ, который и устраивал эти научные съезды каждый год, начиная с 1771.

Кисейский и Матрена знали: что бы ни скрывал Чукотов, он прекрасно осознавал катастрофический уровень опасности, излучаемый мистической силой, забравшей Дарию Беринг. И он поступил правильно, обратившись именно к ним.

– У вас уже есть догадки? – играючи и даже азартно хмыкнула Смирнова. Ей явно не терпелось приступить к расследованию, ведь юная сыщица пружинила ногами и раскачивалась из стороны в сторону, держась за фальшборт.

– Что ж… – спокойно произнес Кисейский в ответ, задумчиво постучав по тем же перилам указательным пальцем. – Учитывая нашу репутацию, я думаю, что это будет очередной монстр.

– Монстр? – усмехнувшись, переспросила его напарница. – Вы хотели сказать: очередной чужеяд в карнавальном костюме, вооруженный сточенным кортиком? – Сыщица сложила локти за затылком и потянулась с безынтересным зевком. – Этих «монстров» я ем на завтрак уже четвертый год службы!

Слова Матрены не были пустыми, ведь за последние четыре года дуэту сыщиков все чаще «везло» падать на хвост нового умалишенного убийцы, возомнившего себя нечистью, лесным духом или даже языческим божеством. Находчивые экспедиторы не могли объяснить эту извращенную моду, но все больше изуверов начало обращаться к жутким образам славянской мифологии, совершая свои кровавые деяния. Возможно, им так нравилось вселять животный ужас в сердца суеверных людей, а может преступники привлекали внимание дуэта намеренно, чтобы бросить тому вызов.

В любом случае маньяки не задерживались на свободе надолго, чтобы поведать Матрене и Кисейскому о своих глубоких внутренних переживаниях и мотивации. Каждый месяц «Волхвы пороха», как прозвали несокрушимых карателей мнимой нежити в народе, забивали казематы Трубецкого бастиона до краев. По этой причине Смирнова имела все права на то, чтобы дерзить и смеяться в лицо опасности, но прагматичный Кисейский это не оценил.

– Не советую расслабляться, Матрена, – он нахмурил брови, – если не хочешь, чтобы в один день монстр выковыривал уже твои останки из своих зубов.

Сыщица притупила азартную улыбку и покорно кивнула. Она искренне чтила слова своего наставника, ведь он занимался этим делом уже больше тринадцати лет и научил ее всему, что знал сам.

– Были времена, когда я думал как ты, – вздохнул мудрый экспедитор, почесав седеющую щетину. – Времена, когда я считал себя неуязвимым из-за того, как много побед одержал. – Он лояльно ощерился и положил большую ладонь на плечо своей протеже. – Но зима 1771 убедила меня в том, что ты можешь промахнуться, даже если метко стрелял в мишень целое десятилетие.

Смирнова тепло улыбнулась. Пускай кровавый декабрь 1771 отнял у нее многое, он подарил девушке свободу и новую жизнь. Именно тогда – четыре года назад – она встретила Михаила Кисейского, когда он прибыл в ее родной рыбацкий поселок Лазурное Марево, чтобы раскрыть очередную загадку.

– Знаете ли вы, чему научила та далекая зима меня? – поинтересовалась мещанка.

– Чему?

– Тому, что, пока мы вместе, мы способны одолеть самого дьявола.

Напарники улыбались и долго смотрели друг на друга, пока их внимание не привлекла огромная каменная арка, плывущая над беляной. Эта завораживающая структура нависала над целым речным рукавом, стоя на двух отдельных островах, и была оснащена огромными шлюзовыми воротами, отделявшими дикие воды от парковочной бухты. Барка принялась замедлять ход, зайдя в широкую гавань при научном центре ЗЫБЬ.

– Тогда, давай сделаем это еще один раз, – усмехнулся Кисейский, не успевший растерять всего своего ребяческого куража.

Обменявшись решительными взорами, Волхвы пороха свистнули подолами служебных мундиров и интенсивно зашагали к сложенному трапу, минуя десятки одинаковых фраков и сверкающих платьев. Их ждало новое приключение, но боевые товарищи ждали его даже больше.

***

Каблуки старых сафьяновых сапог Кисейского и лакированных штиблетов Матрены энергично стучали о пристань, пока лес мачт скрывался за спинами боевых товарищей. Напарники спустились на твердую землю самыми первыми, чтобы не стоять в очереди на лестничных клетках дебаркадеров. Поэтому до поры, до времени длинный каменный пирс принадлежал только им.

Воодушевленно ахая, Смирнова оглядывалась по сторонам, оценивая дорогие фрегаты, шатавшиеся на волнах возле высоких отвесных стен цитадели ЗЫБИ, загораживавших солнце. Этот комплекс был огромен и поистине являлся пиком человеческих достижений, но не сильно впечатлял Кисейского. Обыденно сунув руки в карманы зеленого мундира, старый сыщик раздраженно фыркал и мотал головой. Мысленно он подсчитывал, как много денег и, наверняка, невольной рабочей силы ушло на то, чтобы возвести это чудовище на кромке Каспийского моря, а еще и обслуживать его из года в год.

Михаил мог похвастаться аристократической родословной, и никогда не знал бедности, но даже ему такой размах казался перебором. Вероятно, масштаб крепости прогресса настолько заворожил Матрену, что та просто не успевала думать о том, каких жертв стоило ее существование. Сверкающий взгляд протеже блуждал по многочисленным водосточным желобам ЗЫБИ, декорированным настоящими гранитными горгульями. Только эти существа мало напоминали летучих мышей, а скорей непонятных подводных химер с перепончатыми пальцами, жабрами и выпуклыми рыбьими глазами.

Одиссей Чукотов, определенно, очень любил море.

Наконец экспедиторы остановились, ведь высокая и очень странная парадная дверь преградила им путь. Она не имела ручки, но была оснащена множеством извилистых труб с медными кольцами, напоминавшими проволочные уздечки от бутылок шампанского. Сыщики не могли знать, какую функцию несли эти устройства, ведь водопроводные клапаны еще не вошли в моду в том виде, к которому привыкнут обыватели через несколько десятилетий.

Казначеи ЗЫБИ были очень влиятельными людьми, раз сумели наложить руки на прототипы первых вентилей.

– Ох уж эти новомодные двери! – усмехнулся Кисейский, ткнув пальцем в навороченный механизм. – С каждым годом они становятся все сложнее и глупее! Как ее вообще открыть без входного крюка?

Матрена настороженно прищурила глаза, когда дверь начала шипеть и булькать. Сквозь узкие стеклянные вставки сыщики с удивлением наблюдали за тем, как паутину труб заполнила вода! Внезапно холодный пар прыснул из четырех толстых гидравлических замков, и дверь принялась медленно открываться. Кисейский разинул рот от удивления, пытаясь высмотреть швейцара, тянувшего на себя ворота, но они делали это сами.

Если бы Михаил был суеверным человеком, он, несомненно, подумал бы, что в эту дверь вселился неспокойный дух. Но удивительные достижения индустриальной революции все равно пугали закостенелого сыщика. Матрена же была в восторге.

– Вы это видели?! – воскликнула протеже, щупая трубы. – Она открылась сама! Прямо как в той сказке про сорок разбойников! – она выставила вперед руки и восторженно засмеялась. – СЕЗАМ ОТКРОЙСЯ!

– Да уж… – нервно хмыкнул Кисейский, спрятав руки в карманы. – Такими темпами махины скоро будут нас полностью обслуживать.

– А вам кажется, это плохо? – поинтересовалась Матрена, шагнув в темный коридор.

– Я удивлен, что тебе так не кажется, – вздохнул сыщик, неуверенно последовав за своей напарницей. – Я имею в виду… что мы будем делать, если в один момент эти махины ополчатся против нас?

– Я не думаю, что они способны на это, Михаил Святославович, – лояльно хихикнула Смирнова. – Больше того, я почти уверена, что кто-то привел в действие механизм двери, когда увидел нас через окно.

Кисейский обернулся и заметил, как ворота принялись медленно закрываться за его спиной, булькая и скрипя шестернями.

– Они просто хотят, чтобы мы поверили в их спектакль, – подвела Матрена, морально поддерживая наставника, – но для этого актеры специально не должны быть заметны.

Дверь закрылась, погрузив коридор в темноту, такую же холодную и тяжелую как пучина голодного океана, на чьих стиснутых зубах был возведен святотатственный комплекс.

***

Матрене и Кисейскому не пришлось ждать долго, прежде чем остальные гости собрались в главном зале западного корпуса. Купольный потолок и стены просторного холла были увешаны несколькими слоями нефритового бархата, из-за чего это место напоминало нечто среднее между обсерваторией и элитным клубом. Изысканные вышивки на ткани изображали водоросли и раковины, поэтому напарникам казалось, что над ними раскрылся самый большой мореведческий атлас на свете. В воздухе пахло одурманивающей смесью табачного дыма и морской соли, из-за которой тяжелела голова.

Как и другие люди, прибывшие на волжский архипелаг, сыщики сидели за одним из множества миниатюрных круглых столиков, чуть шире геридона. Взгляд Михаила был устремлен к невысокой сцене в конце зала, скрытой переливающимся изумрудным занавесом, но глаза Смирновой анализировали что-то другое. Протеже внимательно изучала таблички «зарезервировано» на соседних столах, с азартом сопоставляя имена эксцентричных гостей ЗЫБИ с их внешностью и повадками.

«Поликарп Охотский. Глава гильдии морских археологов» – говорилось на знаке сутулого и тощего джентльмена, нервно потиравшего свои бледные руки за тарелкой морской капусты. Его стол окружало несколько личных стражников, пока параноидальный боярин подносил к губам стакан минеральной воды. Его рука дрожала так сильно, что создавалось впечатление, будто господин Охотский страдал от мышечных спазмов, но скорей всего он просто нервничал.

«Максим Чернов. Глава гильдии глубоководных рудокопов» – такими словами табличка представляла коренастого мужчину с длинными черными усами от уха до уха. Фрак едва сходился на его широких плечах и трещал по швам, когда мускулистый феодал подносил к губам кружку медовухи, запивая той вареных раков. Охраны не было вокруг его стола, ведь господин Чернов с легкостью отметелил бы всякого нападавшего собственноручно.