- -
- 100%
- +
В тот момент Фекла удивленно приоткрыла рот, и ее невинный сверкающий взгляд стал любопытно тикать между женщиной и мужчиной, которые спасли ее жизнь. До сих пор бедняжка не понимала, зачем они сделали это, и почему продолжали выхаживать ее, но была искренне благодарна, пускай не находила слов, чтобы это выразить.
– Итак, – откашлялся Кисейский, поудобнее усевшись в кресле, – я бы хотел попросить тебя задуматься, Фекла. Задуматься и выудить из памяти ту ночь, когда твоя хозяйка… – Михаил запнулся, ведь вспомнил слова Матрены про «грубость», – исчезла.
Фрейлина вылезла из-под пледа и облокотилась о спинку кровати, чтобы сыщику не пришлось нагибаться к ней. Она сложила дрожащие пальцы в замок и сделала долгий вздох, точно набираясь решимости.
– Это была туманная ночь… – меланхолично прохрипела девочка, – и море бушевало, но Дария Степановна все равно захотела искупаться в домашней бухте, хотя я пыталась ее остановить. Это место всегда значило для нее очень многое, пускай она никогда не говорила мне почему…
Пока Матрена пристально наблюдала за Феклой, чтобы убедиться, что ей было комфортно делиться всеми этими переживаниями, а Кисейский записывал показания в блокнот, напарники не заметили, как приоткрылась балконная дверь. В спальню вернулся доктор Ратишвили, чтобы тоже послушать рассказ фрейлины.
– Я стояла на берегу все время, следя за ее лазурным платьем, пока госпожа Беринг отдалялась от меня… – продолжала служанка. – Я могла чувствовать, что-то было не так. Что-то рыскало в воде и угрожало ее жизни, но Дария Степановна была неуступной… – Фекла сжала плед, словно все еще держала в руках лазурный шелк. – Момент, когда госпожа Беринг подплыла к голодной яме и помахала мне рукой издалека… это были последние секунды ее жизни…
Волхвы пороха затаили дыхания. Они уже слышали эту историю от Усоногова, но еще ни разу она не была наполнена такими чувствами; сильными и клокочущими как неспокойный океан.
– Оно утянуло ее под воду… – вымолвила бедная травмированная девочка. – Спустя лишь миг на поверхности не осталось никого…
Фрейлина замолчала, однако было видно, что история не заканчивалась на этом. Она хотела рассказать еще, но опасалась, ведь в прошлый раз это привело к ее заключению в чудовищной амбулатории Скуратова. Вновь посмотрев на лица добрых людей, которые вытащили ее из преисподней, Фекла пришла в себя. Она знала, что могла им доверять.
– Но затем я увидела кое-что еще… – добавила она.
Уши Волхвов пороха навострились, и друзья склонились над кроватью с сосредоточенными лицами, словно готовясь подхватить сачком рыбу. Еще ни разу сыщики не были так близки к истине.
– Лишь на мгновение воду всплеснул длинный, извивающийся отросток в шесть локтей… – тяжело выдавила Фекла, сама не до конца веря в то, что говорила. – Как гигантский червь он поднялся над волнами и взмахнул зубастыми челюстями, прежде чем скрыться в пучине вновь…
Кисейский перестал записывать, а лишь с недоумением взглянул на Матрену. Мещанка тревожилась не меньше наставника, ведь никогда не слышала ничего подобного. Но сыщики были правы в своих догадках: Усоногов многое от них утаил.
– Я не знаю, было ли это то же создание, что утянуло Дарию Степановну на дно, – вздрогнула фрейлина, – или они пришли в косяке, чтобы наверняка ухватить ее за ногу… – Наконец, она подняла к Михаилу широкий взгляд, наполненный ужасом и темнотой. – Но я точно знаю, что это была змеиная голова…
– Змеиная… – переспросил Кисейский, оглушенный всей нереальностью и сказочностью слов единственной свидетельницы, – голова? Постой, Фекла… – он лояльно усмехнулся и помассировал переносицу, – ты уверена, что тебе не привиделось?
– Точно так же говорил доктор Скуратов… – прошептала девочка, медленно надвинув на себя плед в защитной манере.
– Нет! – воскликнул Кисейский, осознав, что ему не стоило ставить показания Феклы под сомнение публично. – Я не это имел в виду, извини!
Фрейлина боязливо убрала плед, но продолжала хмуриться.
– Просто… – Михаил запнулся, – я не считаю, что «огромная змеиная голова в шесть локтей» может вынырнуть из моря и утащить на дно человека. Более того, я вообще сомневаюсь, что такие существа бывают в природе!
– Очень зря, чэмо мэгобари… – внезапно знакомый восточный говор донесся из-за спины экспедитора.
Обернувшись, Кисейский увидел доктора Ратишвили, который стоял у балконной двери, сложив у груди руки. Моревед слышал все, и явно хотел облагородить разговор сам.
– Еще Бенедикт Спиноза говорил, что не все то, что кажется невозможным, действительно невозможно, – объяснил Джавхарали, медленно обходя кровать, словно давал очередную лекцию.
– Вы… – ошарашенно протянула Матрена, которая еще не определилась, какую сторону занять, – вы знаете животное, совпадающее с описанием Феклы, доктор?
– Скажем так: я знаю нескольких, – выпалил картвел, сунув руки в карманы. – Ведь гого обрисовывает сразу двух морских гадов в одной особи!
Напарники изумленно выпучили глаза.
– Как это? – фыркнул Михаил, демонстративно отложив берестяной блокнот.
– В первую очередь ее описание «извивающегося отростка» напомнило мне Teuthida, отряд десятируких головоногих моллюсков, также известных как кальмары! – подметил доктор. – Эти удивительные существа обладают щупальцами; удлиненными придатками с поразительной адаптацией к морской среде и функциям охоты!
Вопреки тому, что Кисейский выражал скептицизм каждым мускулом своего лица, он в тайне достал блокнот и прятался записывать слова мореведа. С каждым латинским термином они обретали все больше логики.
– Вероятней всего, «зубастые челюсти» на конце щупальца – это клешня, цепкий парный коготь передних ходильных конечностей Brachyura! Из тех немногих сведений, которые находятся в нашем распоряжении, я могу предположить, что в домашней бухте ЗЫБИ обитает совершенно новое и неизвестное науке существо. Сверххищник, перенявший лучшее от нескольких глубоководных видов и не брезгующий полакомиться человеческим мясом, но чья истинная сущность покрыта мглой неизвестности…
Речь Джавхарали была наполнена торжественными оборотами и пылала триумфом открытия, но Волхвы пороха не разделяли его энтузиазма. Смотря в бушующее море сквозь балконную дверь, сыщики не могли смириться с мыслью, что в этот раз им бросил вызов самый настоящий мифический монстр.
– «Вешапи»… – трепетно произнес доктор Ратишвили. – Так этих существ называют в моей культуре.
***
Солнце давно скрылось за западной стеной исследовательского комплекса, и кромешный космос в очередной раз окрасил море в черный цвет. Почти все окна в лекционных павильонах и номерах постоялого двора потухли, и лишь четыре маяка на кровлях корпусов продолжали разрезать ночь лучами света.
Пляж вокруг домашней бухты ЗЫБИ пустел уже вторую неделю, но один служащий доков был слишком ответственным, чтобы покинуть свое рабочее место даже ночью. Облокотившись о лодку и протянув в холодный песок босые ноги, старый матрос Ерш хлебал ром прямо из горла, наслаждаясь прохладой и соленым бризом. Морской волк редко покидал пляж и свой любимый дырявый карпот, коротая под солнцем прибои. Многие аристократы, проходившие по променаду при свете дня, интересовались, в чем заключались его настоящие обязанности, но никто не знал точного ответа. Должно быть, Ерш просто всем нравился.
И его заслуженная идиллия могла продолжаться до последней капли рома, пока старик не заметил на воде что-то странное. Морская гладь выгибалась в строгом секторе бухты, словно что-то толкало ее снизу, и водный горб быстро менял положение, становясь все ближе к суше. Ерш выронил бутылку и тревожно пополз назад, лишь сильнее упершись в борт лодки, когда мистическая сила, искривлявшая черную воду, остановилась прямо напротив него.
Нечто замерло. И матрос глубоко вздохнул, проведя ладонью по своим густым бакенбардам, как вдруг два огромных и неимоверно ярких фонаря ослепили его белым сиянием. Этот свет сводил с ума, и бедный старик мог чувствовать жар на своей коже, пускай двум фонарям нужно было преодолеть толщу воды, чтобы добраться до его лица.
Они горели хлеще маяков на кровлях ЗЫБИ, но их вряд ли питало рукотворное топливо.
В конце концов, это были глаза…
Глава 5. Перстень
Целые туманности пыли витали в маленькой темной комнате, доверху уставленной голубыми соляными лампами. Пахучие лечебные светильники выделяли клубы кожаного пепла люминесцентной аурой, делая те похожими на большие рыбьи косяки, пойманные среди кромешной морской пучины.
Сама же узкая клеть создавала впечатление сапфировой пещеры, ведь ее панорамные окна были закрыты толстыми занавесками из дорогой турецкой парчи, а единственным источником света выступали лазурные соляные лампы. Лишь несколько полосок яркого утреннего солнца проникало сквозь щели в шторах, подсвечивая очертания огромного письменного стола и кресла. Они тянулись по одеялу и мигали в безграничном количестве склянок с медикаментами, которыми была уставлена прикроватная тумбочка.
Обитатель этой многозадачной комнаты, несомненно, был важным, но тяжело больным человеком, чья кожа могла рассыпаться в прах от одного прикосновения солнца. Протяжный загробный хрип, донесшийся сквозь три пуховые перины, стал тому подтверждением. Кровать зашевелилась, и края одеяла подцепили тонкие, морщинистые пальцы, усеянные странными струпьями, напоминавшими морские желуди, нередко покрывавшие днища кораблей и сваи причалов.
И они не заканчивались на костяшках. Бледные руки, покрытые жуткими волдырями от запястий до локтей, медленно вылезли из-под перины. Не без труда они дотянулись до конверта, который кто-то любезно оставил на тумбочке вместе с полным бокалом сверкающей минеральной воды.
Поднеся письмо к мутным, прищуренным глазам, ороговевший человек вскрыл конверт и выдвинул верхнюю половину берестяной грамоты на голубой свет соляных ламп.
«РЕЛЯЦИЯ О РОЗЫСКНОМ ПРОЦЕССЕ АЛИСЫ И ВИКЕНТИЯ ЗИМКО, – сообщал заголовок, – СО СЛОВ ГЕНЕРАЛА МАНСУРОВА»
Оголив мокрые зубы, таинственный обитатель кромешной спальни вытянул злорадный оскал, болезненно хрустя струпьями на щеках. Он неуклюже извлек донесение дрожащими пальцами и принялся читать, кивая и маниакально посмеиваясь, пока не смял и не кинул письмо на пол как опустевшую бутылку вина. Удовлетворенно вздохнув, ороговевший человек утопил голову в подушке, а его левая рука повисла плетью над ковром. Что бы ни таилось в той берестяной грамоте, это было его личным сортом опиума, и зернистый силуэт не мог дождаться следующей дозы.
Передохнув от экстаза, он с большим усилием сократил воспаленные мышцы и открыл верхний ящик прикроватной тумбочки, вытянув оттуда крошечный предмет. Сентиментально улыбнувшись, человек покрутил перед лицом увесистый перстень, выточенный из мажорного темного лазурита. Постоялец вряд ли сумел бы натянуть кольцо на свои деформированные пальцы, но когда-то оно точно предназначалось ему.
Величественный перстень был оснащен детальной гравировкой морской волны с четырьмя завитками.
***
Море поутихло.
Пляж вокруг домашней бухты был таким же пустынным, как всегда, и, возможно, именно поэтому Матрена с Кисейским выбрали это место, чтобы успокоить и разложить по полкам общий ураган мыслей. Уперев спины в каменную стену, отделявшую променад от пляжа крутым спуском, напарники сидели на выступе, предназначавшемся для людей, которым не досталось лежака или даже места для полотенца на песке.
Однако друзья выбрали его не по этой причине, ведь пряж пустел, и даже старый Ерш куда-то исчез со своего поста. Они просто не хотели приближаться к воде, ведь опасались, что мистическое создание пучины, утянувшее Дарию Беринг на дно, все еще рыскало в холодной и мутной глубине, выглядывая на них из гигантского омута. После всего, что случилось вчера, даже у двух самых больших скептиков империи появились причины рассматривать такую вероятность.
Очень долго никто из них не решался начать разговор, в котором боевые товарищи нуждались, чтобы сдвинуть расследование в мертвой точки. Они надеялись услышать ответы, но получили еще больше вопросов. И это тревожило их, но точно не пугало, ведь Волхвы пороха не боялись монстров.
– Вешапи… – произнес Кисейский. – Так назвал его Джавхарали? Сверххищник, чья истинная сущность покрыта мглой неизвестности…
– Я не думаю, что важно, как он назвал его, Михаил Святославович, – вздохнула Матрена, – ведь никакого сверххищника не существует.
– Ты настолько уверена? – хмыкнул Михаил, насупив бровь. – Для меня это звучит так, будто ты отчаянно пытаешься себя в этом убедить.
– Нет, – легко отрезала Смирнова, заведя за затылок руки, – просто я знаю, кто такие монстры, потому что видела их много раз, – она уверенно усмехнулась, – и победила каждого. Монстры – это люди, которые хотят, чтобы другие поверили в их спектакль. И я не собираюсь плясать под их дудку. Я не собираюсь верить.
Сгорбившись над своими коленями, Кисейский смотрел на Смирнову снизу вверх, пока та наслаждалась солнцем, вдыхая морской воздух полной грудью. В тот момент протеже казалась куда уверенней своего наставника, и Михаил гордился ей, но им обоим была хорошо известна цена этого хладнокровия.
Матрена говорила правду. Монстры были обыденностью ее новой жизни. Более того, самое страшное и жестокое из всех чудовищ направило ее на этот путь долгих четыре года назад, когда Смирнова приложила руку к его мучительной и заслуженной гибели. С каждой новой победой эта хрупкая девушка становилась сильнее и крепче, но монстры никогда не уходили, даже после смерти. Она обрастала их трупами как ментальной броней. И багровый одноглазый фантом, обмотанный короткозвенными цепями, главенствовал над плеядой тел, до сих пор пытаясь вонзить в спину мещанки кровавый секач.
– Убийца играет с нашими умами, – усмешливо заявила Смирнова, точно глумясь над своей новой добычей, возомнившей себя охотником, – и вы должны знать это лучше меня. – Она обратилась к Кисейскому с азартной улыбкой. – Пока я не уверена, как он делает это, но сомневаюсь, что нам будет трудно докопаться до истины.
– Что ж, – вздохнул Кисейский, выпрямив спину, – если так, нам понадобится лопата покрепче, ведь старая наткнулась на камни. Я рад, что мы смогли найти для Феклы безопасное жилье, пока подручные Беринг не прибудут за ней, но вместе с фрейлиной мы потеряли последнего человека, который знал хоть что-то о потерпевшей.
– В таком случае… – Матрена сложила руки у груди и запальчиво повела бровью, – что мешает нам «пообщаться» с самой потерпевшей?
Кисейский удивленно выпучил глаза.
***
– Почему вы думаете, что мы не сможем найти полезных улик в бывшей комнате Беринг? – удивленный голос Смирновой разнесся эхом по отдаленной ветке постоялого двора, предназначавшейся только для самых важных персон.
Если золотые коридоры трактира казались многим гостям пиком роскоши, эти гости, несомненно, упали бы в обморок от восторга, очутившись здесь. Сыщики интенсивно шагали по черному паласу, пушистому как неухоженный газон. Английская парча на стенах тут тоже была смолянистого оттенка, сверкая, словно гладкий обсидиан, а плинтус переливался белыми кристаллами. Только это вряд ли были драгоценные камни, а застывшие соляные наросты, пытавшиеся выдать себя за предмет роскоши.
Одиссей Чукотов и люди, построившие ЗЫБЬ вместе с ним, любили эстетику моря на нездоровом уровне.
– Начнем с того, что ее комнату обчистили еще неделю назад, – объяснил Кисейский, неохотно следуя за напарницей. – Людям как Беринг всегда есть, что скрывать, и ее партнеры по гильдии наверняка вынесли из номера все обличающие документы вместе с половиной улик, которые бы нам пригодились.
– Разве они могут так делать? – насторожилась Матрена.
– Нет, но кто их остановит? – усмехнулся Кисейский.
– Что ж, – хмыкнула Смирнова, покрутив на пальце номерной ключ от комнаты Дарии Степановной, который им без труда выдали на стойке регистрации, – хорошо, что у нас есть все законные разрешения!
– Точно, – ехидно улыбнулся Михаил, вытянув из внутреннего кармана мундира личный донос от имени Одиссея Чукотова. – Пока эта бумажка при мне, все двери для нас открыты. – Он неаккуратно сунул ее обратно.
Друзья были поглощены триумфом безнаказанности перед лицом невзгод и неотвратимостью победы, что было вредно для их холодных умов. Как вдруг, точно по указке судьбы, мощный удар выбил голову Кисейского из облаков обратно в суровую реальность! В его плечо врезался молодой парень в фартуке и бежевом картузе. Судя по чумазому лицу и венику в руках, он был простым уставшим уборщиком.
– ОЙ! – вскрикнул юноша, пока его лицо синело от ужаса. – Ради бога, простите, ваше высокородие! Я немного зазевался и не заметил вас! Я все исправлю! – выронив метлу, он начал судорожно отряхивать костюм Михаила и поправлять его лацканы.
– Эй, а ну угомонись, малек! – смущенно ахнул экспедитор, схватив парня за запястья. – Я не из стекла сделан, знаешь ли, били меня и сильнее!
– Вы точно в порядке? – продрожал уборщик. Его глаза были наполнены искренним сожалением и стыдом и уже почти слезились.
– Само собой! – лояльно усмехнулся Кисейский, отставив юношу к стене и похлопав его по плечу. – Иди с миром. И выспись.
– Спасибо, ваше высокородие! – чуть не плача пролепетал тот, подняв веник. – Человеческое спасибо…
Посмотрев на ошарашенного Михаила еще несколько секунд, парень сорвался с места и побежал по коридору, пока не скрылся за поворотом. Матрена и Кисейский обменялись удивленными взглядами и пожали плечами. Они не раз сталкивались с лизоблюдством и даже искренним страхом перед высшими чинами, поэтому встреча с таким человеком не была для них чем-то совершенно новым.
Однако Кисейский все равно чувствовал себя плохо, осознавая, что был страшимым чудовищем в чьих-то глазах. Это покрывало туманом его рассудок и перемешивало ценности, но бывалый сыщик не мог позволить сантиментам взять над собой верх.
Напарники прибыли на место.
Расписная дверь под номером 004, мастерски выточенная из мореного дуба, отворилась с протяжным скрипом. Ее петли давно не смазывали, как и не протирали входные крюки, поэтому на пальцах Кисейского отпечатался толстый слой пыли, когда он повернул ручку. Михаил закатил глаза и житейски ухмыльнулся, пройдя в бывшую комнату Дарии Беринг, ведь его опасения подтвердились.
Все ящики и тумбочки были открыты и опустошены, а на полу валялась немногочисленная скомканная береста и одежда с вывернутыми карманами. В мохнатом ковре отпечатался рой следов от ботинок, одержимо метавшихся от стены к стене. Эта комната не намекала, а буквально вопила, что в нее уже проникали до этого.
– Следы взлома налицо, – вздохнул Кисейский, беззаботно сунув руку в карман, – как я и говорил. Мне до сих пор трудно понять, что ты собираешься тут найти.
– Да, – не теряя энтузиазма, признала Матрена, прыгнув вперед апатичного наставника, – возможно, заемщики Беринг обчистили клеть, но они наверняка упустили что-то! Ведь именно на этом строится наша работа, не так ли? Замечать то, что не могут другие!
Михаил подошел к письменному столу и поднял с него единственную берестяную грамоту, в которой значился список всех банных принадлежностей, которые Фекла должна была принести своей хозяйке со склада ЗЫБИ.
– Мне нравится твой настрой, – саркастично протянул Кисейский, смяв и выкинув последний лист покойницы.
Напарники разделились и начали поиски в разных частях номера. Пока Михаил обследовал балкон и ванную комнату, Матрена проверяла расправленную кровать и подбирала с пола комки бересты. Как и предполагал ее дальновидный учитель, люди, обчистившие спальню Беринг еще неделю назад, оставили за собой только бесполезные документы.
Словно хлебные крошки челобитные на шум строительных работ за окном, списки полезных советов по выравниванию морщин от личного травника и рецепты мятной пастилы быстро привели сыщицу к прикроватной тумбочке. На маленьком комоде лежал пузатый бокал, покрытый старыми прозрачными разводами. Это означало, что скорей всего Беринг пила из него не алкоголь, а простую или минеральную воду.
Но стакан не привлек внимания Матрены так же сильно, как это сделал верхний ящик тумбы. Его открыли и обчистили как и другие шуфлядки, но что-то казалось Смирновой подозрительным. Это был объем. Ящик выглядел очень вместительным со стороны, но внутри становился узким как спичечный коробок; девушка едва могла просунуть туда ладонь.
Матрена уже видела это раньше. Два года назад они с Кисейским пробрались в дом серийного душегуба Лаврентия Яганова, который записывал имена всех своих жертв в особую берестяную тетрадь. Безумный изувер был уверен, что именно тетрадь убивала всех этих людей, поэтому хорошо спрятал ее от посторонних глаз, но Волхвы пороха сумели решить эту головоломку.
Запустив руку под ящик, Матрена нащупала небольшое круглое отверстие и ткнула его ногтем, приподняв фальшивое дно!
– Есть! – восторженно прошептала она, прикусив губу, чтобы сдержать глупую детскую улыбку. Девушка была рада, что опыт службы пригодился ей в новом деле, ведь именно в таком тайнике Лаврентий Яганов и прятал свою тетрадь.
Теперь же Смирновой не терпелось узнать, что скрывала Дария Беринг, и удивлению сыщицы не было предела, когда та извлекла второе дно. В ящике не лежало стопки секретных документов, коллекции беличьих черепов или кровавого ритуального кинжала.
Это был перстень.
– Михаил Святославович! – прокричала Матрена, непонятливо насупив бровь. – Можно вас на минуту?
***
Нагнувшись над пыльной тумбой рядом со своей протеже, Кисейский внимательно разглядывал величественное синее кольцо с детальной гравировкой морской волны с четырьмя завитками. Это явно не было простым ювелирным украшением.
– Что это такое? – удивленно протянула Матрена, выглядывая из-за плеча наставника. – Какой-то дорогой камень?
– Лазурит, – уточнил Михаил. – Да, он весьма дорогой, находят только в горах Бадахшана, но я не думаю, что это – причина, по которой Беринг так хорошо его спрятала.
– Да? – ахнула Смирнова.
– Подобные перстни с символами часто носят участники закрытых клубов или секретных обществ, – объяснил экспедитор. – Чтобы продемонстрировать свою принадлежность к организации и обозначить статус, – он посмотрел на напарницу и гордо кивнул в знак благодарности за такую находку, – чтобы быть заметными среди своих.
– То есть, – насторожилась мещанка, – Дария Беринг могла состоять в одном из таких обществ?
– Вполне возможно, – кивнул Кисейский. – И, учитывая, что тайник в ящике был подготовлен для нее заранее, штаб этого общества находится прямо в ЗЫБИ, как и его другие участники.
В тот момент ледяной ветер из открытого балкона пробежал по спине Смирновой роем тараканов, а глаза расширились в тревожном осознании. В очередной раз таинственный заговор разворачивался прямо под носом дуэта сыщиков, и они, наконец, осознали это, пускай не могли ничего предпринять. Пока улик было слишком мало, чтобы не только делать выводы, но и даже строить предположения. Но одно стало ясно: Дария Беринг не являлась случайной жертвой ради первой крови.
Ее убийство было мотивировано.
– Гравировка вам о чем-то говорит? – поинтересовалась протеже.
– Я не уверен, – задумался Кисейский, рассматривая узор волны с четырьмя завитками. – Мне кажется, что я видел этот символ раньше, но не могу вспомнить где.
Раздраженно вздохнув, Михаил сжал перстень в кулаке и погрузил лазуритовое кольцо в маленький кожаный футляр для улик. Он так и не вспомнил.
– Пора убираться отсюда, – заявил сыщик, настороженно оглядевшись по сторонам, – пока мы не привлекли ненужное внимание.
Смирнова молчаливо кивнула и задвинула фальшивое дно обратно в ящик, словно вовсе его не трогала. Спустя минуту напарники вновь шагали по мажорному черному коридору, быстро отдаляясь от гнетущей мертвой комнаты. Рыться в ней было неприятно, но друзья отыскали серьезную зацепку.
– Не следует задерживаться в этой ветке, – не переставал повторять Кисейский. – Пускай твоя идея с проникновением в номер оказалась неплохой, мы ходим по тонкому льду.
– Почему? – дерзко усмехнулась Смирнова. – Вы забыли про разрешение от Чукотова?
– У большинства людей здесь достаточно денег и влияния на свою собственную повестку дня. И никакой Чукотов не сможет остановить их, если эти люди захотят вставить палки в колеса нашего расследования, – объяснил Михаил. – Мы можем совершить множество ошибок, пока не докопаемся до правды, но самой большой из них будет нажитый враг. Подлый и назойливый как…
Сыщики завернули за угол и мгновенно остановились, ведь увидели в конце коридора тощую фигуру в строгом костюме цвета мертвенного индиго. Прерывистый ветер неспокойного моря из арочного окна, вырезанного в стене на стыке смолянистой парчи и каменного кирпича, реял его галстук и кудрявую челку.


