Плотоядный омут

Выставка была до краев набита самыми разными движущимися и жужжащими устройствами, плюющими белым паром, но один сектор павильона завораживал Михаила Кисейского больше всего. Он был заселен жуткими силуэтами, напоминавшими животных и даже людей, но не являвшимися ими на самом деле. Ведь эти животные и люди были собраны из листьев металла, их глаза и зубы сияли стеклом и мрамором, а суставы и мышцы заменяли водопроводные трубки.

– Какого?… – недоумевающе прошептал сыщик, с опаской разглядывая лицо бронзового человека.

Он мало напоминал статую, ведь его конечности могли сгибаться, словно у огромной куклы. Оглядевшись, Михаил осторожно взял холодную руку бронзового мужчины и ткнул его ладонь пальцем. Как вдруг силуэт сомкнул кисть с громким лязгом, точно челюсти медвежьего капкана! Кисейский вздрогнул, бросил проклятую руку и попятился назад с вылупленными глазами.

– Неплохо, а? – внезапно чье-то хриплое хихиканье послышалось из-за спины экспедитора. – Сам его построил!

Развернувшись, Михаил встретил маленького старичка в коротком бежевом сюртуке, филигранно украшенном пятнами машинного масла. Его голова была отпечатана огромной лысиной, а неухоженная седая борода едва не доходила до штанов. Он опирался на трость с интересным мраморным набалдашником в форме голубиного крыла и сжимал в свободной руке устройство, похожее на ударный мушкет без дула. Да, это был только курок, оборудованный широкими спусковыми скобами для удобного хвата, а также длинной эластичной трубкой, которая тянулась по полу и заходила прямо в ногу бронзового человека.

Заметив, что он поймал внимание Кисейского, старик без особого усилия нажал на спусковой крючок. Внезапно трубка принялась извиваться, словно что-то бежало по ней, пока нога огромной человеческой реплики не начала двигаться вперед и назад в кордебалетных взмахах.

– Как это… – завороженно прошептал Михаил, пока страх и отчуждение медленно сменялись любопытством и восторгом в его глазах, – как это возможно?

Лояльно усмехнувшись, бородатый аристократ подковылял к сыщику и приклонил перед ним голову.

– Платон Тарентский, – представился старик, – профессор механики и теории автоматов! Это отродье кошмаров, – пухло засмеялся ученый, постучав медного человека по голове тростью, – автоматон! Самодвижущаяся кукла на паровом приводе, контролируемая с помощью гидравлики! Древнегреческая технология, доведенная до ума при помощи современных открытий и ресурсов! – Он поднес к лицу Кисейского курок. – Около пятидесяти метров каучуковых трубок наливаются водой по мановению переключателя, сокращаясь, подобно мышцам!

– Как рычаг… – пробубнил Михаил, обомлевший от чуда механики.

– Рычаг? – переспросил Тарентский.

– Да! – воскликнул сыщик. – Рычаг создает выигрыш в силе за счет правильного распределения энергии и подбора расстояния до опоры. Поэтому мы можем сдвинуть целую груду камней одной только корягой, если вставим ее под нужным углом!

– Интересная мысль… – приятно удивился профессор, пригладив свою огромную бороду. – Да, можно сказать, что гидравлика работает по похожему принципу! Ведь, согласитесь, трудно вообразить, чтобы простая вода могла поднимать килограммы металла!

– Мягко сказано! – восторженно усмехнулся Кисейский, уткнув запястье в бедно и покачав головой, не отрываясь от удивительного чуда техники.

Бронзовая реплика действительно отдаленно напоминала человека, но Михаил не мог сказать, что это шло ей на пользу. Автоматон обладал многими чертами внешности, присущими людям, но вся его сущность, отреченная и холодная, ненастоящая, побуждала Кисейского думать, что эта фальшивка его очень нагло и неумело обманывала.

– А зачем ему зубы и глаза? – поинтересовался экспедитор. – Он может есть и видеть?

– Изначально планировалось, что так он будет выглядеть человечнее, – объяснил Тарентский, – но выяснилось, что людей это пугает! – Он вновь непринужденно засмеялся и облокотился о крылатую трость двумя руками.

– М-да… – вздохнул Кисейский. – В наши дни люди так хотят чувствовать себя уютно среди винтов и шестерней, забывая, что порой махинам лучше оставаться простыми махинами.

– Машинами! – невзначай выпалил профессор.

– Что? – насупился Михаил.

– Правильно говорить «машинами», не «махинами»! – поправил его Платон. – Ну, если вы не в прошлом веке застряли, конечно!

Веселый старик вновь захохотал, чуть не падая. Было ясно, что он не воспринял ошибку Михаила всерьез, чего нельзя было сказать о самом экспедиторе.

– Да… – неловко засмеялся Кисейский, поняв, что всю жизнь использовал устаревший термин, – в прошлом веке…

– На самом деле это ничего не значит! – ободрил его бородатый профессор, хлопнув сыщика по спине тростью. – Главное, что вас заинтересовали мои работы! Я очень польщен!

Развернувшись, Тарентский зашагал между рядами живых кукол, экспрессивно сгибая колени и запястья как западноафриканский шимпанзе, и потянул за собой Михаила, не отнимая трости от его спины. Эти автоматоны были куда меньше и не подражали людям, а разным животным. Пыхтя паром, они совершали цикличные движения, свойственные зверям, которых имитировали.

Фальшивая утка хлопала железными крыльями. Фальшивая собака шевелила каучуковыми лапами, пытаясь бежать, а рыба медленно пересекала небольшой резервуар с водой, двигая деревянным хвостом.

– Неужели вы сделали их всех сами? – не переставал удивляться Кисейский.

– Это – моя страсть! – гордо заявил Тарентский, прикрыв глаза. – Чаще всего автоматонов животных заказывают у меня аристократы и правители государств, чтобы побаловать своих детишек, которых больше нечем удивить! Но я точно знаю, что в ЗЫБИ мой труд ценят по-настоящему! – он широко улыбнулся, взглянув на Кисейского. – Разве это не лучшее чувство на свете?