- -
- 100%
- +
© Леонид Франчевский, 2020
ISBN 978-5-0051-2251-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
К Читателю
У Вас в руках книга, отмеченная талантом и мастерством. Книга редкая – сборник верлибров. Верлибр (франц. vers libre) – особая система стихосложения, свободный стих. Он свободен от рифмы и размера. И в то же время это поэзия. Верлибр требует от автора высокого поэтического мастерства. «Он фиксирует акт саморефлексии, потока сознания. Это способ познания автором мира и самого себя» (Д. Самойлов).
Каждый истинный поэт создает свой неповторимый художественный мир. Это сложный духовный процесс, обусловленный мироощущением творящего. Мир, творимый Леонидом Франчевским, – это мир высокого духовного бытия, противопоставленного «асфальтовой повседневности», «затхлости обреченного»:
«О, пустите меня в бесконечность! […]Я дома – только там.В безмерности небес и буйстве света…»Там – «высшее блаженство духа».(«Бесконечность»)Небо, небеса, бесконечность – знаки метафоры духовного взлета. Автор зовет «повернуться к высоте лицом» – от обыденного к вечному. «А для чего еще жить?» – вопрошает он в стихотворении «Жажда IX»:
Жить, «чтобы видеть небо и… разгадывать эфемерные тайны облаков». Жить, чтобы «слушать песни, …напитанные бесконечностью и выдержанные в душе». Жить, чтобы «находить в глазах близкого человека глубину понимания, согласия и тепла». Жить – «уметь отыскивать мгновения, …вобравшие в себя всю жажду собственного дыхания и отчаяние надежды. – А для чего еще жить?» («Жажда IX»)
Природа, музыка, миги понимания и тепла – отличительные вехи художественного мира Л. Франчевского. Он умеет одухотворять, оживлять природу. Прорыв к высшему, небесному происходит через органическое единство с миром природы. Май – оживает природа: «Я тоже оживаю». «Пьянящее желанье жить… обжигает кровь и кожу» в период цветения; приходит лето – «Я яростно до осени дышу» («Май»).
Природа оживляет «потоки спавших музыки и слов, искрящиеся жаждой воплощенья». Природа стимулирует творческий процесс.
Художественный мир автора пронизан музыкой. Музыка как звучание идеального мира, бесконечности:
«… живу только музыкой:Музыкой в форме слова,Музыкой в виде строфы,Танца,Уходящего времени;Музыкой тишины,Прилива,Французской речи;Музыкой,…Без которой я – ничто».(«Бегство XI»)Той же теме посвящены другие стихотворения («Нараспашку», «Нить Ариадны III», «Две скрипки»). Некоторые стихи и циклы названы музыкальными терминами: Largo, Andante, Concerto. Моцарт, Вивальди, Бах – это разговор с высоким небом, духовный взлет: «Набрать бы музыки полную душу», – мечтает автор («ИзБЫточность»). Она дает силы противостоять серости жизни, творит «мозаику души», рубцует раны: «Так бережно… на все открывшиеся раны наложишь ласковые швы» («Нараспашку»). Музыка помогает расти духовно, вникнуть в бесконечность, осознать свое высокое предназначение и соответствовать ему – «выводить свою единственную мелодию» («Вот такая весна») и быть «человеком с глазами, в которых – душа».
В художественном мире Л. Франчевского слышен голос Жака Бреля с его песнями, исполненными глубинного смысла («Если верно»), взлетают пронзительные звуки танго «Jealousy», тревожат душу средиземноморские и латиноамериканские мелодии. Эти звуки «в одном порыве сопрягают души». И автор вливает в них «Свой голос-крик, Свой голос-луч, Свой голос-птицу» («Петь I»). Автор призывает «Пока душа открыта небесам, Ловить в себе мелодию Живого» («Петь I»). Пение – нить, соединяющая человека, «душа которого открыта небу», с музыкой небес, бесконечного, как выражение жизни духа. И, наконец, музыка в танце, в танце сокровенном, молитвенном («Молитва в танце»). Танец как путь «я» к «Ты», ориентиры которого Ты, Твой путь, Твое дыхание, Твой луч, Твоя стихия. «Ты» – высшее проявление духовного бытия. Этот танец – «пламя быть в себе и вне себя». Он рождается «в минуты сокровенья и первобытной радости любви».
В художественном мире Л. Франчевского человек, «душа которого открыта небу», который силится постичь гармонию его, обречен на одиночество, страдание. Он в мучительных поисках родственной души, способной к пониманию: «Человек! Я к тебе пробиваюсь…» сквозь мир, «Где бродят неприкаянные души, Где даже фонари сиротствуют, как люди» («Две скрипки»). А так
«…хотелось бы, однако,Чтоб рядом кто-то был, столь близкий,Кого я мог бы по щеке погладить, взять за руку и посмотреть в глаза —И в них найти желанные ответы на все тревоги бытия».(«Поиски близости»)В этих стихах тоска по духовному общению, «апелляция к пониманию и сочувствию».
Но одиночество может быть жизненной позицией в противостоянии толпе, когда жажда единения с другими людьми неосуществима из-за непохожести души:
«О, обними меняКак можно крепче,Одиночество мое!»(«Толпа»)Выход из внутреннего одиночества мыслится через любовь и дружеское участие. Любовь как вхождение вечности в жизнь неизбежно связана со страданием. В человеке в этом художественном мире – готовность к страданию, способность страдать искренне и глубоко, воспринимать страдание как критерий истинности бытия. И предвидя все сложности любви – «бурный шквал» чувства, неизбежность его угасания, опустошенность в результате – он заявляет:
«Всё это вижу.Всё это принимаю.И потому — хочу любви. Боюсь любви».(«Предвидение II»)В верлибрах содержатся раздумья о губительном влиянии бескрылой повседневности на душу человека. Люди, подверженные этому влиянию,
«…не умеют страдать,Мучиться по пустякам,И уже не способны к счастью…У них в комнатах сыро от лени,Душно от отсутствия мысли,И клонит в сон от пустоты в глазах»(«Без музыки»)Все их пути ведут не к свету, не наверх, а в темноту, «Навстречу ветхости, уродству, тлению души» («Тем вечером»). «Руки робота мелких людишек формуют» («Этюд-1985»).
Выстоять, не сползти в «пучину суеты», сохранить себя, свое предназначение —
«Занять свое одинокое место,Собою стать и до конца остатьсяТревожным голосом, высоким, но понятным,Совестью, зовущей от обыденного к вечному, от забытого к живому…»(«Проснуться поэтом»)Для движения духа «от обыденного к вечному» необходимо уметь слышать «голос, идущий из открытых далей, Улавливать его напор» и творить ответ в музыке или слове, добавив «светлый звук в гармонию Вселенной» («Хотя бы изредка», «Под звездами»).
Читатель! Добро пожаловать в художественный мир Леонида Франчевского.
М. Д. Якубовская, к.ф.н, профессор МАРХИВетер
Рано или поздно… Несбывшееся зовет нас…
(А. Грин)IЗавтраВетер переменится.Я проснусь на рассвете,Я услышу зов ветра,Я шагну в его шквал, —Он сметет все былое(Горечь, боль и надежду)…Не жалея уйду,Дерзкий; заново ставший,Брошусь в дождь и туман…IIВетерПриведет меня к морю.Я увижу город —И узнаю сразуДавнее пророчество:Давний детский сон.Я увижу в портуКорабли:Сильные и мощные,Стройные и изящные,(Которым легко плыть по морю),Но я,Подойду толькоК самому неприметному —И взойду на него.IIIТихая церковь.Усталый священник – с книгой.Захожу.– Что нужно?– Мне сегодня – в море.– Море – бездна без цели.– Я привык – без цели,Так, что самый мираж ееМеня гонит в бездну.– В море нужно – силу.– Мне не нужно силы,Чтоб остаться с морем:Мне давно вместо силы —Отчаянье.– Ну, а если – смерть…– Жизнь со смертью – сестры:Возлюбив одну,От другой – не скрыться.– От себя бежишь?– О! … Себя – обретаю!– Примешь ли крест?– Не приму креста:Осенен им вечно.IVМоре все искупит:Вечный путь к горизонту,Непокорный отблескВсех метаний неба, —Буду служить емуБолью своею.Канатами – руки в кровь сотру,Надорвусь – парусами,Палубу – горбом надраю:Лишь бы,Задыхаясь штормом,Посекундно хватать глазами,Там, за гущей серого неба —Далекую светлую полоску…Все пройду за это.Выдержу, выложусь, выжму,Вытяну, выгребу, выберусь, —Выживу!И с криком «Земля»! —Вновь собою стану.VВсе это будет лишь начало,Начало Дел.А дальше – будет и любовь,И сила, и полет, и нежность…Все будет, – да!Все будет – трудно.Я обучусь всему, как морю.Все будет трудно:Будет – пóлно!И шаг за шагомНеначатое – приоткроется,Несделанное – завершится,Неприкаянное – уверится…Все это будет лишь начало,Начало Дел.Свидание живых надежд.VIВсе будет так, я верю.И разогнется спина,И расправятся плечи,И просветлеет взгляд:Очистится душа.Все будет так, я знаю, —Потому чтоВсе слезы уже выплаканы,Все молитвы сказаны,Все родники отравлены,И время уходит в небытиеРаньше нас.Сегодня – не существует:Есть только Вчера…Но – Завтра!Завтра —Ветер переменится.Дожить бы до завтра…Июнь – июль 1985Этюд – 1985
Вот какое досталось Время!Его сердце почти замуровано в камне,Его легкие хрипят железной пылью,Высох мозг под бременем цитат, —И пустые… пустые! – глаза…Ненасытные алчные губы,Обагренные кровью вчерашних и нынешних жертв;Руки робота мелких людишек формуютПо подобию точному.Страшно средь них,Суетящихся, но никуда не идущих,Столько знающих, но не творящих – себя:Потому что есть только одно,Чего Время – такое – боится,Что его превращает – в стекло, —(А, казалось, что проще!) —Лицо.Лицо Человека с печатью надежды и боли.Лицо Человека с глазами, в которых – душа.16—17 ноября 1985Стержень
Seul compte pour l’homme le sens des choses…
A. de Saint-Exupéry/Человеку важен только смысл вещей…
А. де Сент-ЭкзюпериВы, одержимые горячим увлеченьемИ преданные лишь ему,За ним не замечая истязаний;Вы, верящие в силу воли —И силой покоряющие жизнь,Которая, однако, мстит за это;Вы, спрятавшиеся в любовьИ видящие в ней единственное счастье;Вы, божеству холодному молящиеся;Вы, славящие царствие машин;Вы, посвятившие себя взращению потомства:Вы, не сказавшие ни разу в жизни «Нет!» —Мне жаль вас:Вы бежите главного.Вы, сползшие в пучину суетыИ душу растерявшие в заботах,Погрязшие в реальности слепой;Вы, разменявшие себя таланты,Потворствующие толпе;Вы, столь влюбленные в «искусство» —И видящие в нем одну лишь мишуру;Вы, льнущие за помощью к земле:Вы, отказавшиеся от себя самих, —Мне жаль вас:Вы бежите сущего.Я не судья вам, я такой же человек.Я знаю: проще жить меж призраков надежды,Я знаю, – я и сам так жил.Есть масса способов бежать священной боли,Есть миллионы самых веских оправданий,Есть множество испытанных путей.И все-таки…Пусть вас не удивит,Когда я вам на слово не поверюИли на дело не взгляну.Вот потому перевелись мужчины:Ответственность никто не хочет братьЗа то, что родились на этот свет,За высшее свое предназначенье.19—22 марта 1986Май
Весною ко мне возвращаютсяМои старые призраки:Видения того, чем я не стал,И, верно, никогда уже не стану.Внимая пробудившемуся небу,Недавно лишь начавшему дышать,Я тоже воскресаю – к боли.С первым весенним дождем,С первыми раскрывшимися листьями,С первой пролетевшей бабочкой —Морозный сумрак, сковывавший душу,Сжимается и тает, оживляяПотоки спавших – музыки и слов,Искрящиеся жаждой воплощенья.Но кровоточащие —Обреченностью на немоту.И даже позже,Когда деревья расцветают,Пьянящее желанье житьМне обжигает кровь и кожуИ раздувает мне мехи в висках…Как краток миг цветенья…Всего лишь дни – и я уже смотрюНа белые, живые лепестки,Разбросанные по асфальту,И мучаюсь: как пронести в себеДо мая нового —Их жгучий, терпкий запах,Дарящий свежесть выжженной душе.С их смертью возникает Призрак Часа,И я вступаю в схватку с ним, —И каждый раз его переборотьМне стоит муки и ожесточенья.Я в этой схватке пробуждаюсь до конца:ОтнынеТак обнаженно, близко бьется сердце,Что каждая царапина мне – рана,Что каждый вздох граничит с исступленьем…Лишь тогдаЯ понимаю – медленно и робко,Что лето выросло во мне.С началом лета:С началом яви – после сна,С началом жажды – после бояПриходит вожделенье – Быть, —Обманутое праздником природы,Но все равно —Неодолимое в священной простоте,Как крикВсего живого, человеческого,Естественного: должного затем, —Отказывающегося веритьВ клеймо изгойское.В неправду слов,В поддельность чувств людских.Тогда – на краткий миг – я оживаюИ яростно – до осени – дышу…Но в эти дни,В еще-начало лета,Когда закатно увядаетВернувший мне дыханье май,Я думаю с тоской,Что вот, опять не уловил чего-тоВ его свободном, девственном расцвете,Что лето слишком страстно торопил —И тайну потерял его прихода.Так, видно, до конца не обретуВесной – покоя,Мая – в тишине.Зимой я живу – желанием лета,А летом – надеждой на Жизнь.Май 1986Бесконечность
Пустите меня,О, пустите меня – в бесконечность!Воздухом вселенским надышаться,Бескрайности дайте – отдаться,Костями – нет: крылами – ощутитьУпругую насыщенность полетаВ пространстве все-возможности…Не выдуманной: яркой и живой,Где выбор лишь за мной и путь искрится.Я дома – только там.В безмерности небес и в буйстве светаГуляю по молочным облакам —И упиваюсь мудростью свободы.И мне так больно ясен горизонт.И мне открыта вечность.И мне покорна красота.И мне смешны земные частоколы,И жалки те, кто их не смеет преступитьВо имя высшего блаженства духа.Сентябрь 1986Безвременье
Я родился слишком поздно, чтобы жить(Или слишком рано).Я выжил слишком поздно, чтобы быть(Или слишком рано).Я стал слишком поздно, чтобы любить(Или слишком рано).Я полюбил слишком поздно, чтобы знать(Или слишком рано).Я узнал слишком поздно, чтобы понять(Или слишком рано).Я постарел слишком поздно, чтобы умереть(Или слишком рано).И я больше не знаю, чего ищу—Между прошлым, которое кануло,И будущим, которого нет.Ноябрь 1986Город
Утренний город:Пепельно-серый,Каменно-грязный,Еще с тенями под глазамиИ ржавчиной голодных труб,Что распахнули свои жерлаИ в небо целятся…Застывший город:Глухонемой.Город дневной:Потный и склочный,С бородой всклокоченной,Глаз желчью налит,Жаждою плещущий,На все голоса щебечущий,Рвущий, скрежещущий, —И все-таки:Глухонемой.Город вечерний,Город ночной:В темноту зарытый,В холоде метущийся,Бездомно-неприкаянный,Ослепший от одиночества, —Брошенный,Сдавшийся:Глухонемой.Чем озвучить этот город?Как наполнить этот мир —Всеобъятною мелодией,Души солнце-просветляющей,Зажигающей глаза,Задающей вечный смыслВоле,Голосу,Словам?Чтобы с неба звуки капалиКаждому – прямо нá сердце,Чтобы двигалось с достоинствомИ дышалось – без усилия.И захватывало духОт счастливой жадной мысли,Что и завтра предстоит —Снова жить!Жить заново…Чем озвучить этот город?Ноябрь 1986ИзБЫточность
Набрать бы солнца – полные глаза,Набрать бы воздуха – полную грудь,Набрать бы мгновения – полное сердце,Набрать бы музыки – полную душу,Набрать бы вечности – полную память, —И столько бы еще всего,Что ни в одно счастье не уместится…Вот так вся жизнь пройдет —В сослагательном наклонении.Набрать бы солнца – полные глаза…Июль 1987Призраки IV
Дитя рождается нагим,Оно еще – душа без тела,Не знающая искуса тщеты.Но сразу,Желая уберечь его от боли,Ребенка начинают пеленатьВ тяжелые и плотные покровы,Считая немощь главным преступленьем.Так,С самых первых дней своихНово-рождённый ЧеловекЧужой заботой прочно привыкаетСкрывать себя – от самого себя.Потом – живет, наращивая тело(За ним стараясь душу позабыть).Себя готовит к жизни среди тел,Которым кожа крепче всех покровов,А жесткий разум как броня от боли…И вот он, наконец, вступает в Жизнь.Она, плутовка,Смеется, забавляется, играет,Ему бросая новые пеленки,Закутывая с ног до головы.Он – с жадностью какой! – рядится в них,Хватая всё —всё, что достанут руки.В конце концов, затянутый до хрипа,Что делать! – начинает верить сам,Что смысл – один,Что он – в покровах этих,И что они и есть его душа.Раскаянье бывает поздним,Когда вообще приходит, – чаще нет.И униформа заменяет кожуИ честь, и постоянство, и любовь,И даже вечность:Редко расправляет СмертьЧерты лица, собравшиеся в маску —В предвзятую гримасу слепоты…О, как вас много, люди-невидимки!Вы – властелины мира.И никто уже не смеетК вам подойти поближеИ увидеть,Что все костюмы ваши и мундирыДавно пусты:В них – Человека нет.Июнь – август 1987Урок рисования
Когда сегодня я смотрю в окноИ вижу этот день промозглый,В котором небо, люди, талый снегСлились в одну бесцветную палитру,И я в нем даже дома – бесприютен,И даже рядом с близким – сирота, —Я ощущаю запах мертвечины…И тогдаИспуганно – в отчаянье последнем —Хватаю ластик слева под рукой;Мучительным рывком нетерпеливым, —Я всё стираю.Всё стираю:Всё.Хочу построить этот деньСплошь наново:Хочу в нем быть – свободнымОт груза нажитых долженствований.Однако знаю: этот день —Всего лишь следствие других,Вершина их, прошедших раньше,И чтоб его стереть, мне будет нужноСтереть всё то, что было до него.Столь многое мне хочется забыть,Что сны свои я называю явью,И в памяти моей перемешалисьВидения с пережитым.И пусть мне прошлого совсем не жаль,Я не люблю в нем многих поворотов.На будущее я не уповаю, —И лишь во сне без напряженья вижуСебя – другим,И мир – таким, как я.Из снов своих я нарисую новый день,Заполню холст всем тем, что нужно для дыханья.Здесь будет небо, яркое – до слез,На нем – ни облака.Река и лес… Нет, лучше – море.Еще, конечно, горы. И закат,Как в Первый День, всеобещающего цвета.И будет музыка: в ней все обрящет смысл.Ну, и конечно, буду я, —Не я сегодняшний,Другой, из снов: Другой.Я всё начну с нуля,Но только в том, желанном, новом днеНе встречу я ни сожалений, ни ошибок,Ни лжи, ни тягот, ни предательств.Ни стихов.Отброшу все уроки мудрости земной.Открою душу для любви и сокровеньяИ всю ее отдам, теперь – без муки.И этот день родит цепочку дней,В которых ластик будет мне не нужен.Но, что это?Как страшно, Боже…На ясном, солнцем залитом холстеБезжизненным кошмаром проступаетПочти уже забытый, стертый день…Июнь, ноябрь 1987Петь I
Chanter
Il faut s’y jeter à tue-tête…
Jean Ferrat/Петь:
В это надо бросаться сломя голову…
Жан Ферра/Я петь хочу.Я петь хочу, как все гитары мира,Звучаньем чистым душу затопляя:Осуществить священное соединеньеТепла древесного и человеческого сердцаЧерез прозрачную струну.Я петь хочу, как карнавал, как праздник,Как крестный ход освобожденной плоти —И в танце легкость обрести,Которой так мне не хватает в жизни.Я петь хочу под звездной ночью:Петь, голову закинув ввысь,Чтоб дальше звезды отраженным светомНесли внимательным глазам людейМои слова и музыку и смысл,В одном порыве сопрягая души…Ведь только так и стоит петь:Петь, забывая обо всем,Петь, ни о чем не забывая.А кто споет всю боль мою,Когда не сам я…Со дна доисторических глубинМоей всетлящей, всеприсущей БолиСквозь толщу черной слепоты,Сквозь марево истлевших судебЗа прожитые ими чад и смуту,За все непрожитое солнце —Со всею обреченностью живогоПущу к безмолвным небесамСвой голос-крик,Свой голос-луч,Свой голос-птицу…Но перед тем я преклоню колени,Щепотку вдохновенья испрошуУ тени, —Только то не Эвридика! —Вселенский голос скорби и любви,С которым рядом сам Орфей – безликость:Эдит Пиаф.Оэ!Я петь хочу!Я петь хочу на языках чужих,Которые пойму, не понимая,Которые, услышав, – проживу.Хочу содрогаться в ритме тамтама,Лениво плечи расправлятьПод разъедающий слова бандонеон,Кружиться от шотландской флейты,Постичь – ситару, домру, мандолину,Маракас, банджо, кантеле и укулеле, —И с каждым петь на языке его.Судьба!Пошли мне умереть под звуки фаду!…И если возродиться, то в пленуЗабытого парижского романса.Мне говорят, что песню надо заслужить.Но право жить, не есть ли право – петь?Родившись – петь,И раньше – петь, чем говорить!Пока глаза от мрака не остыли,Пока душа открыта небесамЛовить в себе мелодию Живого,Ловить во всем мелодию свою!В ней изливать счастливое начало.И даже научившись миру,Не потерять ее —себя не потерять.О жизни – плача петь,С улыбкой петь о смерти,Но петь всей жаждой только о любви.Петь, забывая обо всем,Петь, ни о чем не забывая.Судьба!Пошли мне умереть под звуки фаду…Апрель – май 1988Стихи от одиночества
IОдин и один не равняется двумВ раскрошенной этой жизни,Которая нам не принадлежит, —Как будто кто-то наверхуЛюбую близость рассекает по живому,На две вселенные единство разделяя,Увековечивая черный их разлом.И половины, потерявшие друг друга,Болеют тяжкой самостью своей,Не находящей выплеска,Но страждущей по вере.Услышь меня…Услышь меня как нежность,Как доброту явления зари —И ты в ней будешь!(Тот видишь розоватый блик на небе:То след твой из души моей).Услышь меня:Я – множество. Я – мир.Я – накануне, нынче и в надежде.И это все – захочешь? – все твое:Одно живое слово,Задумчивый и удивленный взгляд…Услышь меня!Услышь меня – всего:Я – Чистота. Я – Глубина. Я – Боль.Я – Высота. Я – Свет. Я – Вдохновенье.И это все даруется – тебе(Достаточно тебе – не испугаться).Открой меня – и вместе победимПромозглый сумрак и сырую тщетность жизни:Из капель серых – выльемся грозой!Открой меня.Открой меня как мудрость,Как луч кристальный на закате дня.Услышь меня сквозь гомон, скрежет, лязг.Услышь меня!…Увы. Боишься. Нет.Мы навсегда закрыты друг для друга:Не слышишь меня,Не видишь меня,Не нужен тебе —Мой зов.Один и один не равняется двумВ таком обреченном мире, —Где вера измеряется в монетахИ где надежда – только на барыш;Где отречение – удел несчастных,Где суета без смысла и без целиВ себя всосала, как в водоворот,Неисчислимую толпу томимых жаждой.Здесь фонари сиротствуют, как люди:Их влажный свет казенно-отрешен.Здесь и дома – убежища – бездомны:В них не укрыться от прожекторов.Здесь бродят неприкаянные душиИ молча симулируют людей.Сквозь этот мир.Сквозь невозможности, что непреодолимы.Сквозь глухоту твою.Сквозь все мое неверие в себя.Сквозь вечность, что нас ждет так скоро —Человек!Я пробиваюсь – к тебе.Я хочу, чтоб нас стало двое,Но не с кем-то еще: с тобой, —Не кто-то нужен мне,Но – ты, и только – ты,С твоим больным и оскудевшим миром,Со всем, что было – и с одним тобой!Со всем, что будет – если пожелаешь —С нами обоими отныне.В твоем бреду, в твоем бессилье,В твоей удаче и любви,Во сне и въяве —Ты не имеешь права забывать:Человек!Я к тебе пробиваюсь.Я — пробиваюсь — к тебе!Апрель – июль 1988Стихи от одиночества
IIНе успеваю за днями.Уходят.Меня покидает их трепет и пыл:Я потихоньку в прошлом остаюсь,Я понемногу в вечное внедряюсь.Цепляюсь за отблески детства,За небо, за нежность, за смерть.Ищу.Все время оставляю —Отражению,Размышлению,Покаянию,Но очень редко – Совершению.Ибо не вижу смысла в тщетных днях,В которых прогораю безвозвратно.Судьба изводит ожиданиемТех, кто не потакает ей.Ибо всё приходить должноВо время – свое,В свой час.А что вовремя не пришло,Оставляет на сердце груз.И когда внезапно на улицеВ чужих глазах,В чужом напевеВдруг повстречаю то, что сам не жил, —Но по чему так пламенно тоскую! —Почувствую: захватывает духОт солнца неизведанного счастья,В глазах горит, и некогда дышать,И ноги не несут,А сердце —Срывается со всех привычных ритмовИ по квадрату носится в груди,Смертельной жаждой прожигая кожу…Так длится миг,А кажется, что – год,Ибо потом, уставший, потрясенный,В стократ сильнее я осознаюНедостижимость.И возвращаясь в прежние оковыБескрылой жизни тягот и тревог,Старею…Ибо всё приходить должноВ свой час,Во время – свое.Мне это было нужно в двадцать лет…А нынче – от отчаянья скорееЯ принимаю запоздалый дар.Я знаю, что теперь расправить крыльяМне будет больно:Кости затекли,Застыв под неподъемно чуждой ношейИзмаянных невосполнимых лет,И тело стало слишком тяжело,Чтобы нести себя в полете.Слюна во рту сгноилась желчью в яд,И свежий плод покажется мне – горьким.Но вот я силы соберу,И в небеса в порыве безнадежномЗаброшу всю несломленность:Господь!Будь благосклонен к тем, кто поздно начинает.Июнь – июль 1988Толпа
ИздалекаГлядел я на толпу.Толпа ревела.Слепая возбужденная стихияОгромный стадионДо тесноты заполнила телами.И эти, жаждой полные глаза —Почти все молодые —Устремлены были в одну и ту же точку:Туда, туда, где впереди,На крохотной,Но жарко освещенной сценеЛомалось несколько уверенных людей.ОниЭмоцией безумства управляли,Вздымая опьяненную толпуИ усмиряя, если было нужно.Какая власть!Откуда? – думал я.Какое сокровение несутВалы всеоглушающего шума,Который музыкой назватьЯ не посмел бы;Что объединилоТакое скопище людей в одном порыве?Быть может, в этом крылся некий Смысл?Но вслушиваясь, я не находилВ тумане словНи тени одухотворенной мысли:Одно декларативное началоИ вызова тупую самоцель.Однако это всёВ толпе неистовой бессменно отзывалосьОтветным чувством,Пусть не из высоких.И я тогда, подобно старику,Посетовал: мол, двадцать лет назадТакое было еще редко.А впрочем, я грешу…Мне вдруг привиделасьВ одном луче слепящемПохожая толпа —Тому назад полвека —Вся черно-серая, в движении единомС мест вставшая,И руку тянущая по диагонали вверх,Под исступленный войХорька, плюющегося на трибуне;И, чуть поздней,Всё те же толпы в марше —В организованных и правильных рядах…Чтó двадцать лет!Почти две тысячи прошлоС тех пор, как толпы возглашают: «Зрелищ!»Но как жальВсех тех, кто верит в это единенье:И идолов, стоящих пред толпой,И жадное обманутое стадо…Мне известно:Познание дается в одиночкуИ требует отчаянья души.И я бы не хотелДелить с толпой частицу вдохновенья.О нет! Я никого не осуждаю, —Ни тех, кто юность прожигает в этом,Ни тех, кто так несет свой смысл.Хвала им!Но не верю в их глубины,Доступные – на плоскостиИ – всем.ИздалекаГлядел я на толпу,С мольбой невольною:О, обними меняКак можно крепче,Одиночество мое!22 – 23 ноября 1988