- -
- 100%
- +
Мальчишка уселся прямо на влажный грязный пол и уставился на меня своими большущими зелеными глазами. В его взгляде светился задор и бескрайнее любопытство.
– Тётенька – это мама твоя, а я тебя лет на пять старше. – парировала я, откусывая огромный кусок мягкой ароматной лепешки. – Тебя как зовут?
– Карлос, но все в лагере зовут Тоди. И ты тоже можешь так звать, ты вроде ничего.
Я рассмеялась, мальчишка и правда был похож на маленькую лохматую тропическую птичку тоди. А цвет его глаз был под стать оперению.
– Приятно познакомиться, Тоди, меня зовут Каилани. Ты помогаешь на кухне?
– Я главный и единственный повар! – гордо заявил паренек.
Это меня немало удивило. Такой щуплый и нескладный, он умудрялся в одиночку кормить целый лагерь взрослых и суровых солдат. Тем более кулинарные способности Тоди были неоспоримы – похлебка, что он мне принес, пахла потрясающе и на вкус была не менее впечатляющей.
– Ты очень вкусно готовишь, – пробубнила я с полным ртом. – Где научился?
– Да тутова и научилси. Я раньше в деревне жил с мамкой, отсель день плыть. – Он махнул рукой в сторону. – Но тут у границы неспокойно, сама знаешь. Пираты напали ночью, всех перерезали, а деревню сожгли. И мамку мою тоже того… – в его глазах мелькнула грусть.
– Мне жаль, Тоди.
– Давно это было, чего уж… А я в это время по нужде выходил, да прям в нужнике и спрятался! Трясся сидел до утра, вылез, когда уже отплыли эти ироды и только на горизонте их корабль треклятый маячил. – Мальчишка заговорщицки понизил голос и прищурился. – Да только сдается мне, искали они кого-то. Все трупы перешебуршили, лицом вниз попереворачивали. Долго после резни туды- сюды бродили.
Тоди выдержал театральную паузу и продолжил:
– А потом на дым от пожара патруль приплыл. Они-то меня и нашли. Наревелся я тогда, но ты не говори никому. Я тогда малой был, слабенький, а теперь вона какой мужчина вырос! – он горделиво вскинул подбородок и поиграл бровями. Я прыснула:
– Хорош! Не поспоришь!
– Уж три года здесь. Меня сначала на побегушки поставили к повару местному. Важный такой дяденька был, толстенный, пальцы как сосиски и храпел больно уж громко! Да только через год моей службы слег он от лихорадки тропической, да и помер. Тут мне пришлось все в свои руки брать.
Заметив, что я заканчиваю с едой, Тоди полез за пазуху и выудил красное яблоко.
– Мне тут сказали, что дамочки сладкое любят, я вот притащил для тебя.
Я улыбнулась и аккуратно взяла яблоко из его руки.
– Спасибо, Тоди. Это было именно то, что мне нужно, – сказала я с искренней благодарностью. Улыбка мальчишки стала ещё шире, он заметно расцвел от моего одобрения.
Парень забрал миску и поднялся с пола, собираясь уходить.
«Он довольно словоохотлив, возможно я смогу узнать у него то, что меня интересует.»
– Постой, скажи пожалуйста, а ты всех в лагере хорошо знаешь?
– Обижаешь, я ж их кормлю каждый день по три раза, конечно знаю.
– А Даниэля знаешь?
– Агась, он чуть не помер на днях, в госпитале теперь валяется.
По спине пробежал холодок.
– Что с ним случилось? – спросила я, стараясь придать голосу как можно больше безразличия.
Тоди неопределенно пожал плечами, принимаясь перебрасывать миску из руки в руку.
– Нашли его в джунглях с дырой в пузе. А кто это сделал только он сам и может сказать, если очухается, конечно. Ну ладно, дамочка, мне еще вона скока ртов кормить. Бывай! – и насвистывая незатейливую мелодию парнишка двинулся к выходу.
***
Несколько дней назад
Даниэль быстро взбежал по ступеням и выскользнул из темницы. Лукас быстро задвинул скрипучий засов на двери.
– Спасибо, amigo! Выручил. – Прошептал Даниэль. – Если захочешь развлечься, забегай, еще перекинемся в картишки. – Он хлопнул приятеля по плечу и подмигнул.
– Черт тебя дери, Дани! – зашипел в ответ Лукас. – С тобой больше ни за что играть не сяду! Если кто узнает, что я тебя в казематы пустил, да еще и после отбоя, не сносить нам головы! Как пить дать – плетей всыпят и на гауптвахту посадят! И все из-за твоих амурных дел!
– Да что ты понимаешь. – Буркнул Даниэль и растворился в темноте лагеря.
Дела-то у него были не амурные, а вполне себе милосердные. Совесть нещадно грызла его душу, нашептывая, что если бы не он, то девушка не оказалась бы в клетке.
«Еще подбадривал ее, говорил не бояться. Idioto! А бояться стоило. Стоило ей бежать со всех ног, только завидев меня!»
Головой он прекрасно понимал, что бежать ей было некуда. Но сердце отказывалось принять реальность и мучило Даниэля чувством вины.
Тьма ночи укрывала лагерь тяжелым одеялом. Даниэль тихой тенью скользил от палатки к палатке, пока не добрался до своей.
Приподняв полог, он юркнул внутрь и тут же застыл в недоумении. Весь его отряд был выстроен по стойке смирно, а перед ними, заложив руки за спину, вышагивал комиссар.
На Даниэля тут же уставилось пятнадцать пар недовольных глаз.
– А вот и сеньор Перес. – Протянул комиссар. – Что за неотложные дела вынудили покинут палатку после отбоя? Я смотрю воинская дисциплина у Вас не в чести?
Даниэль нахмурился. Комиссар Ньето всегда казался ему человеком строгим, но справедливым, однако сейчас в его голосе сквозила опасная ирония. Вытянувшись по струнке, Даниэль отрапортовал:
– Никак нет, сеньор Ньето. Отходил в клозет. Несварение мучает.
Комиссар медленно подходил к нему. Тишина в палатке становилась удушающей.
– Удобная отговорка, не так ли? Вот только я посылал человека проверить клозет, госпиталь и столовую. Боюсь у Вас, сеньор Перес, больше не осталось лазеек.
Даниэль почувствовал, как его спина покрывается холодным потом. Он пытался собрать в голове хоть какие-то оправдания, но не смог. Комиссар Ньето не спешил продолжать, словно наслаждаясь властью над нерадивым солдатом.
Наконец, помедлив еще несколько мгновений, он продолжил:
– Я надеюсь, что вы осознаете всю серьезность вашего проступка. Ваш ночной променад будет иметь серьезные последствия для всего отряда.
Даниэль судорожно сглотнул. Безмолвные упреки в глазах сослуживцев впивались в него словно кинжалы.
– Завтра, после подъема в пять утра, ваш отряд ждем марш-бросок вокруг острова, затем строевая, лекция о необходимости соблюдать дисциплину и, наконец, чистка вышеупомянутых клозетов.
Даниэль молча кивнул, понимая, что любые слова сейчас будут напрасны. В глазах солдат читалась немая обида. Это было их общее наказание, каждый из мужчин расплачивался за его проступок.
– А теперь отбой! Завтра вас ждет увлекательный день! – комиссар потушил керосиновую лампу, принесенную с собой, и вышел из палатки.
Даниэля тут же окружили сослуживцы.
– Ты что, совсем рехнулся, Дани? – выпалил кто-то. – Почему из-за твоей самоволки мы все должны страдать?
Одобрительный гул голосов поддержал недовольного. Обстановка накалялась. Даниэль сжал челюсти.
– Да! Да! – слышалось со всех сторон. – Он гуляет, а мы нужники чисть?
– Отвалите! Не я принимал решение о наказании всего отряда! Раз ушел, значит нужно было. Я столько раз прикрывал ваши спины в бою, а когда помощь понадобилась мне, вы развизжались, как поросята на бойне!
Даниэль толкнул плечом парня, что загораживал ему проход и направился к своей койке.
Его слова ничего не изменили – напряжение в палатке не спадало. Даниэль старался игнорировать шумные возгласы и упреки. Он знал, что его товарищи злы, и что они в праве злиться. Комиссар Ньето всегда был человеком, который умел находить болевые точки, и сейчас он вонзил нож в самое сердце отряда, разделив мужчин недоверием и обидой. Но несмотря на всеобщее недовольство, никто не осмелился предпринять что-либо против Даниэля. Он закрыл глаза и попытался отвлечься от всего происходящего.
Постепенно солдаты разбрелись по койкам и в палатке воцарилась тишина.
На следующее утро отряд встал с первыми лучами солнца. Прохладный утренний воздух оказался отрезвляющим, и в какой-то мере снял усталость от недавнего недосыпа. Солдаты безропотно выстроились в шеренгу, и по сигналу комиссара Ньето отправились на марш-бросок. Ветер свистел в ушах, а ноги монотонно ступали по белоснежному песку. Никто не жаловался – каждый понимал, что слова будут лишь напрасной тратой дыхания.
День тянулся медленно. Строевая подготовка, лекции и, наконец, унизительная чистка клозетов – всё это стало испытанием не только физическим, но и моральным. В течение дня Даниэль ловил на себе озлобленные взгляды товарищей. Но к вечеру напряжение внутри отряда чуть утихло. В воздухе пахло вечерней прохладой и морем. Собравшиеся на ужин вокруг костра солдаты, несмотря на утомление, шутили и травили байки.
Улучив момент, когда на него никто не смотрел, Даниэль сунул за пазуху лепешку и банан.
«Она наверняка ждет меня. Сидит там весь день голодная, переживает. Но теперь мне нужно быть гораздо аккуратнее, чтобы избежать неприятностей».
На построении перед ночным отбоем комиссар Ньето вновь прошёлся вдоль шеренги, но на сей раз его голос звучал менее язвительно. Он говорил о важности дисциплины и боевого духа, о том, что каждый сегодняшний шаг был не просто наказанием, а уроком. Даниэль слушал его вполуха, прикидывая как улизнет из палатки, когда лагерь заснет.
Время тянулось мучительно долго. Утомленный тяжелым днем, Даниэль сам чуть было не провалился в сон. Когда лагерь наконец затих, и лишь редкие шорохи нарушали ночную тишину, Даниэль, стараясь не издавать ни звука, тихо поднялся с койки. Он замер на мгновение, но вокруг раздавалось лишь тихое сопение солдат. Мужчина скользнул к выходу из палатки и короткими перебежками уже преодолел половину пути к темнице, когда сзади послышался шорох. Даниэль резко обернулся и увидел в пяти шагах от себя Пабло, парня из своего отряда. Пабло тихо приблизился, настороженно оглядываясь по сторонам.
– Ты что это удумал? – зашептал он, хватая Даниэля за рукав. – Я так и знал, что ты не успокоишься! Говори, куда ты ходишь по ночам? Я должен знать, за что пострадал!
– Отцепись. – Даниэль вырвал руку из хватки Пабло.
– Нет уж, ты мне все расскажешь! – Пабло схватился за ворот рубахи и встряхнул с такой силой, что пуговицы затрещали и на землю упала припасенная для Каилани еда.
– Idiota! Что ты наделал! – Даниэль толкнул Пабло в грудь, отчего тот сделал пару шагов назад и плюхнулся на землю. Взревев, он тут же вскочил на ноги и кинулся с кулаками на Даниэля, хаотично нанося удары по всему телу. Довольно быстро Даниэль перехватил инициативу, выкрутив до хруста руку Пабло он отвесил ему пинок под зад. Солдат упал в грязную лужу у бочки с водой и зарычал от злости.
– Убирайся обратно в палатку и не смей никому разболтать! Иначе я преподам тебе урок, щенок, – прошипел Даниэль.
Пабло поднял на него глаза и этот взгляд Даниэлю не понравился. Он был наполнен яростью и обидой. В руке солдата блеснул кинжал, а в следующее мгновение он уже наносил удары в живот Даниэлю. Пабло и сам не помнил сколько раз он погрузил свое оружие в плоть. Гнев затмил его разум. Парень остановился, когда тело Даниэля с глухим стуком упало к его ногам.
«Черт, черт, черт!»
Он кинулся к бочке с водой и обмыл нож. Вновь вернулся к Даниэлю. Тот еще дышал, но был бледным, как простыня. Вся рубаха пропиталась кровью. Она толчками выплескивалась из ран.
«Ему конец… Мне конец!»
Пабло схватился за волосы, в панике оглядываясь. Наконец, решившись, он припустил к своей палатке, даже не пытаясь быть тихим. Откинул полог и, добравшись до ближайшей кровати, начал расталкивать спящего на ней товарища.
– Лукас, Лукас! Проснись!
Тот лишь поморщился и, перевернувшись на другой бок, сонно пробормотал:
– Пабло, отстань…
– Лукас, я убил Даниэля.
Сон как рукой сняло. Лукас сел на кровати и непонимающе хлопая глазами прошептал:
– Ты что сделал?!
– Умоляю, помоги! Он опять отправился в самоволку, я хотел проследить за ним, но он заметил меня. Завязалась драка, а потом…, а потом… – Пабло закрыл лицо руками. – Лукас, у меня семья! Ты же знаешь, я отправляю жалование матери, сестренка у меня болеет! Если меня казнят они не выживут!
Лукас крепко сжал губы, оценивая ситуацию. Пабло умолял его взглядом, его губы тряслись, лицо было бледным, перепачканным в крови.
– Ладно, – наконец выдавил он, чувствуя тяжесть принятого решения. – Возьми парусину и показывай, где тело.
Пабло кивнул, растерянно глядя на Лукаса, и убежал к складу. Через несколько минут он вернулся, неся кусок парусины. Сердце его колотилось так, словно оно вот-вот выскочит из груди. Лукас стоял у входа в палатку, нервно оглядываясь по сторонам, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания.
Через пару минут они добрались до места трагедии, где тело Даниэля все еще лежало без движения. Пабло почувствовал горечь во рту при виде обмякшей фигуры своего товарища. Он кинулся накрывать Даниэля парусиной, боясь, что Лукас заметит, что тот еще дышит и позовёт лекаря.
Лукас стоял в нерешительности, наблюдая, как Пабло торопливо прячет тело Даниэля. Паника захлестывала его, но отступать было поздно.
– Нам нужно вынести его отсюда, – прошептал Пабло, голос его дрожал. – Если найдут тело здесь, нас обоих повесят.
Лукас молчаливо кивнул, стараясь справиться с ужасом внутри себя. Подхватив за один край парусины, он начал помогать Пабло тащить тело в сторону выхода из лагеря, надеясь, что они смогут пробраться мимо охраны. Когда они добрались до края заставы, ночь была темной и безлунной. Тяжело дыша, мужчины сделали передышку, прячась за штабелем бочек.
– Нам нужно отвлечь постовых – прошептал Пабло.
Лукас прищурился, пытаясь придумать план. Он осмотрелся вокруг.
– В тех ящиках хранится ветошь. Я подпалю ее. Это должно сработать.
Пабло кивнул. Лукас подкрался к ящикам и, не дыша, чиркнул спичкой. Вспыхнувшее пламя лениво расползалось по тряпкам. Лукас поспешил вернуться к товарищу.
Огонь быстро набирал силу, и вскоре над лагерем поднялся столб дыма. Раздались тревожные крики, лагерь оживился. Солдаты, испуганно переговариваясь, бросились к месту пожара, постовые присоединились к ним, чтобы помочь в тушении. Пабло и Лукас воспользовались моментом. Они рывком подняли тело Даниэля и бросились к джунглям. Ночь укрыла их, словно соучастница, заслоняя деревьями от света костра. Лунный свет скользил по лицам, мокрым от пота.
Добравшись до оврага, мужчины скинули тело Даниэля туда и поклялись до конца своих дней молчать об этом.
Глава 7
Я наворачивала круги по своей камере. Мысли метались, сердце мучительно сжималось. Стоило остановиться или присесть, как тревога наваливалась с новой силой, зажимая в тиски. Я вновь вскакивала на ноги и продолжала вышагивать.
Нелепый страх за судьбу случайного солдата, что проявил ко мне доброту, обескураживал. Мы виделись лишь пару раз, притом при скверных обстоятельствах. Не были друзьями.
Но стоило представить Даниэля бледным, окровавленным, на грани жизни и смерти, и сердце разрывалось от боли.
К ночи от своих метаний по камере я уже не чувствовала ног. Измученная душой и телом, я заснула, свернувшись калачиком в уголке.
***
Мы с Нани сидели при свете пары свечей и заканчивали плетение корзин. Она беззаботно щебетала о своем ненаглядном Мано, о сплетнях на местном рынке и о том, что неплохо было бы купить цыплят, чтобы под рукой всегда были свежие яйца. Я ее толком не слушала. Смотрела на танцующее пламя свечи, механически переплетая прутики между собой.
– Эй, Каилани! Ты что меня вообще не слушаешь? – С обидой пихнула меня Нани.
– Что я нового могу услышать? Мано прекрасен как бог и ты невероятно счастлива, что он выбрал тебя. На торговой площади появились новые торговцы с экзотическими специями и тканями, и ты не теряешь надежды обзавестись цыплятами, чтобы завтракать свежими яйцами каждое утро. Все это я уже слышала не раз, Нани.
– Ну ты и заноза! – Нани насупилась и показала мне язык.
Мы продолжили работу в тишине, но мою подругу хватило не на долго. Уже через пару минут она воскликнула:
– Ай, Каилани, тебе бы только уткнуться в свои мысли! Может, тогда расскажешь, почему ты стала такой задумчивой и отстраненной? Неужто появилось нечто более интересное, чем мой милый Мано и сплетни торговцев?
– Думаю, когда ты выйдешь замуж и поселишься у Мано, кто же будет для меня готовить?
Нани рассмеялась:
– Даже и не надейся! Я никогда тебя не оставлю.
– Ты хочешь привести Мано сюда? О, Богиня! Чем я заслужила твою кару!
Шутливо препираясь и подначивая друг друга, мы наконец доплели корзины, затушили свечи и устроились на ночлег.
Ночная прохлада после знойного дня дарила настоящее блаженство. Нани быстро уснула, и в темноте было слышно ее тихое, размеренное дыхание. Я же продолжала лежать с открытыми глазами, глядя в потолок. Мысли кружились в голове, как ночные мотыльки вокруг застывшего огарка свечи. Мне вдруг стало интересно: как изменится моя жизнь, когда Нани будет женой Мано? Я, казалось, заранее чувствовала пустоту, которую оставит ее отсутствие.
Сон все не шел, я ворочалась с боку на бок. На душе было тревожно.
«Неужели я так распереживалась из-за Нани? Глупость какая.»
Ночной бриз, что дарил свежесть и прохладу, вдруг донес до меня незнакомый запах. Я замерла. Все запахи родного острова я знала наизусть. Этот же был резким и чужим. Я принюхалась, втягивая воздух носом как собака.
«Промасленная древесина, смола, металл и пот… Дьявол!»
Я кинулась к Нани и принялась трясти ее за плечи.
На улице уже послышалась возня и редкие вскрики, которые быстро обрывались.
Нани открыла глаза и уже собралась возмутиться, но я зажала ей рот рукой.
– Тише! В деревне чужаки, нам нужно уходить, сейчас же! – я сбивчиво шептала, озираясь.
Нани побледнела и кивнула, ее глаза расширились от страха.
Шум шагов и лязг оружия раздавался теперь гораздо ближе. Чужаки больше не таились.
Я подкралась к двери и, чуть приоткрыв ее, увидела нескольких мужчин у соседнего дома. Один из них тащил по земле нашу соседку Сиалу. Старушка умоляла пощадить ее, но нападавшие остались глухи к ее мольбам. Еще трое направились прямиком в нашу сторону.
– Быстро, в окно!
Мы едва успели вылезти наружу, как дверь с треском распахнулась, и чужаки ворвались в нашу хижину. Я помогла Нани спрыгнуть на землю, и мы, пригибаясь, побежали к зарослям у края деревни. Сердце колотилось в груди, каждый шорох казался шагами преследователей. На мгновение мне показалось, что нас заметили, но страх и адреналин гнали вперед, не позволяя останавливаться и думать.
Мы углубились в густую листву и затаились, тяжело дыша. Здесь, в гуще деревьев, звуки нападения становились менее различимыми, но тревога не покидала меня. Я обернулась и увидела, как глаза Нани блестят от слез, но она мужественно сдерживала себя, стараясь не издать ни звука.
Из нашего укрытия были видны дома на окраине деревни. Захватчики были повсюду. Крики, мольбы, стоны. Откуда-то потянуло гарью.
Нани шептала:
– Не смотри, милая! Не смотри!
Но я не могла отвести глаз. Слезы размывали картину, я смахивала их, но не отворачивалась.
Из дома вытащили Каихи, местного рыбака, и тут же перерезали горло от уха до уха. Следом выволокли жену и маленькую дочку.
Я вскочила на ноги.
– Каилани, нет!!! – Нани вцепилась в мою руку мертвой хваткой. Я вырвалась и со всех ног помчалась к месту расправы.
Я неслась, не чуя под собой ног. Сквозь шум крови в ушах я едва различала крики и гул голосов. Среди общей суматохи меня заметили не сразу. Я появилась из темноты и с разбегу запрыгнула на спину ближайшему из убийц. Издав дикий крик, вцепилась в глазницы, по пальцам заструилась теплая густая кровь. Бандит завизжал, сдирая меня со своих плеч. На помощь к нему уже бежали остальные. Спрыгнув с ослепленного убийцы, я выхватила у него из-за пояса нож и кинулась на подбегающего захватчика. В ярости и отчаянии я вонзила нож в шею нападавшему, чувствуя, как клинок проходит сквозь его плоть. Мужчина рухнул на землю, хватаясь за рану. Но тут меня схватили за волосы и грубо отбросили в сторону. Я приземлилась на землю, тяжело дыша и пытаясь собраться с силами. Вокруг было слишком много врагов; моя смелость не могла пересилить их численного преимущества. Один из них уже навис надо мной с поднятым мечом. Но в этот момент раздался пронзительный крик – Нани с камнем в руках бросилась на того, кто собирался меня добить. Она ударила его по голове изо всех сил, и тот пошатнулся, дважды махнул мечом в воздухе и рухнул на землю.
Я посмотрела туда, где в последний раз видела женщину с девочкой. Мать лежала на земле без движения, а рядом, содрогаясь в рыданиях и растирая слезы по чумазому личику, стояла девочка.
– Каилани, беги! – взмолилась Нани. Со всех сторон к нам приближалось все больше и больше разъяренных чужаков.
И я побежала. Собрав все свои силы, я кинулась к ребенку, подхватила ее и рванула в сторону джунглей.
Ветви и листья хлестали по лицу, когда я прорвалась вглубь джунглей, крепко прижимая девочку к себе. Она дрожала, ее руки обвились вокруг моей шеи, пальцы вцепились в волосы. Мы углублялись все дальше в лес, оставляя позади леденящие душу звуки и запахи разоренной деревни. Вокруг нас сгустилась ночь, только лунный свет пробивался сквозь кроны деревьев, отбрасывая призрачные тени. Мои ноги скользили по влажной траве, но я не ослабляла хватку, крепко удерживая девочку на руках. Мы не могли позволить себе остановиться.
Вдруг резкая боль пронзила тело. Воздух вышибло из легких, а новый вдох сделать не получалось. Картинка поплыла, и я распахнула глаза.
Лежа все на том же холодном полу своей камеры, я открывала рот, как рыба, выброшенная на берег, пытаясь глотнуть кислорода. Надо мной нависал Уго, очевидно довольный своей выходкой.
– Hola, дикарка! Прошлой ночью ты так страстно желала, чтобы я зашел в твою клетку, и я решил прислушаться к твоим словам. Уверен, нашу встречу ты запомнишь надолго… Если, конечно, переживешь.
Он пнул меня в живот еще раз, и боль вспыхнула с новой силой, распространяясь по всему телу. Мир вокруг стремительно терял четкие очертания, и я уже не могла различить, где заканчивается потолок и начинаются стены мрачной камеры. Звуки доносились, словно сквозь плотную вату.
– Ты так хотела на свободу. Что ж, дверь открыта. – Он покрутил на пальце ключ. – Вот только свободу нужно заслужить.
Он вцепился в волосы и поднял меня с пола.
– Я убью тебя. – прохрипела в ответ. Полноценно вдохнуть все еще не получалось.
Уго лишь ухмыльнулся, прижимая меня к себе спиной.
– Знаешь, ты мне даже нравишься, – прошептал он. – Такая остервенелая, яростная… Жалко, что долго не протянешь. Но я обещаю навещать тебя в каждую свою смену.
– Будь ты проклят! – я замолотила руками и ногами, пытаясь вырваться из хватки. Да, он застал меня врасплох, но еще не понял, с кем связался. Мне не было страшно, сердце наполняла слепая ярость. Боль и злость смешались воедино, пульсируя во мне как темная энергия.
– Ну, ну! Если будешь так брыкаться, придется тебя успокоить.
Он переместил руку на мою шею и сжал.
– Не переживай, если я не увлекусь, ты просто потеряешь сознание.
В глазах начало темнеть. Я не оставляла попыток вырваться, но все мои потуги казались бессмысленными. Уго приблизил лицо к моему и широко лизнул от подбородка до скулы. Это стало его роковой ошибкой. Я резко развернулась к нему и вцепилась зубами в щеку. Солдат истошно закричал, пытаясь вырваться из моей хватки, и это ему удалось. Вот только у меня в зубах остался кусок его плоти.
Уго закричал громче прежнего, его голос эхом разнесся по камере. Он отбросил меня в сторону, прижимая ладонь к изуродованной щеке, из которой сочилась кровь. Его глаза засверкали злобой и болью, но еще в них был проблеск страха.
– Что здесь происходит? – громкий командный голос раздался в казематах. У моей камеры стоял comandante и несколько солдат. Судя по выражению на лицах, они были немало удивлены открывшейся сценой.
Я выплюнула кусок Уго и вытерла окровавленные губы.
– С… сеньор команданте… – заикаясь и преодолевая боль затараторил мучитель. – Она напала на меня! Покалечила! Я услышал шум и спустился сюда, пытался успокоить…
– Довольно. – перебил его Сантьяго. – Ты считаешь своего командира дураком? Я видел, как ты душил ее.
– Никак нет, сеньор! Только пытался утихомирить! Она могла навредить себе, как Пророк!
– А ты всех, кого пытаешься успокоить лижешь? Это такая тактика, солдат?
Уго молчал, зажимая окровавленную щеку, и оглядывался по сторонам, будто искал поддержки у своих товарищей. Но солдаты стояли, как каменные статуи, не решаясь вмешаться. Comandante шагнул ближе, его тень упала на жалкого мучителя.