Глава 1. Ткань молчания.
«Иногда книга не ждёт, когда её прочтут.
Она находит тебя сама.»
Если бы кто-то в этот момент заглянул в чердак старого дома на окраине Москвы, он бы увидел двух девушек в зимних пальто, стоящих на коленях в пыли среди старых книг, коробок и пожелтевших писем. И, возможно, решил бы, что это просто две подруги, разбирающие наследие умершего родственника.
И ошибся бы.
– Ты уверена, что это не просто… макулатура с ностальгией? – Тая держала в руках тонкую папку, обмотанную шпагатом, и криво усмехалась. – У твоего деда была страсть к мусору, это факт.
– К первоисточникам, – отозвалась Мира, стоя на коленях у старого сундука. Пыль покрывала её руки, забивалась под ногти, будто архивная метка принадлежности. – А если ты сейчас сомневаешься в величии архивной работы, я просто запру тебя тут до утра.
Тая фыркнула:
– Дерзость в сочетании с пылью – это твоя новая аура?
– Это не аура. Это проклятье.
– Ты драматизируешь.
– Я реставратор. Мы живём драмой по определению.
Чердак был холодным, но не промозглым. В нём пахло деревом, газетами, и ещё – будто кто-то недавно ушёл. Мира это чувствовала. Или хотела чувствовать – она ещё не решила.
Сундук был знаком с детства. Запрещённый. Запертый на маленький латунный замок, который дед никогда не открывал. Он лишь однажды сказал ей: «Если однажды ты не сможешь ничего забыть – тогда откроешь.»
Теперь – она открывала.
Внутри – плотная ткань, завёрнутая в промасленную бумагу. Фрагмент пергамента. И письмо. Сверху – аккуратная записка, знакомый почерк: «Слова остаются, даже когда тех, кто их написал, больше нет. Читай осторожно.»
– Что за драма, – пробормотала Тая, уже тише, – в духе твоего деда. Он и список продуктов, наверное, подписывал эпиграфами.
Мира не ответила. Она уже развернула письмо.
Почерк был чётким. Строгим. Но не академическим – скорее… человеческим. Словно письмо было написано не для потомков, а для неё.
«Ты найдёшь вход в Либерию, если услышишь, как молчит книга.»
На улице завывал ветер, и сквозь оконное стекло на чердаке доносился еле слышный гул – как будто город за стенами вдруг забыл, как шуметь. Это было странное ощущение: будто пространство на секунду приостановилось, чтобы услышать, что они скажут дальше.
Мира заметила, как в уголке её глаз дернулся нерв – не от страха, а от напряжения, похожего на предвкушение. Всё внутри неё говорило, что это письмо – не просто вещь из прошлого. Это было нечто, что будто бы ждало, когда она вырастет. Когда сможет понять.
– Что такое Либерия? – вдруг сказала Мира.
Тая моргнула.
– Сейчас будет философия?
– Представь: есть место, где хранятся не книги, не документы, а всё, что когда-то было забыто людьми. Мысли, чувства, воспоминания, о которых никто больше не помнит. Не записанное – а именно забытое. Что бы ты сделала, если бы могла туда попасть?
– Убедилась, что у меня есть фонарик и карта выхода, – буркнула Тая. – А потом, вероятно, начала бы плакать.
– А я бы осталась. Наверное. – Мира снова коснулась пергамента. – Потому что если забытое можно прочесть, как строки в книге… значит, его можно понять. А если понять – то, может, и переписать. Не историю – себя.
– Ты правда веришь, что это что-то реальное?
– Я не знаю, – честно призналась Мира. – Но, кажется, дед знал. Или пытался найти. И, может быть, теперь – моя очередь.
Она подошла к старому письменному столу, выдвинула ящик. Внутри – старый карандаш, линейка, и книга. На первой странице – выцветшее: «Не доверяй тексту, который не сомневается.»
Тая что-то говорила рядом, шуршала бумажками, но Мира едва слышала.
Она просто стояла и смотрела.
Почему у меня такое чувство, будто я не готова увидеть содержание книги?– мелькнуло в голове. В обычной ситуации она бы уже разложила текст на даты, шрифты, чернильный состав. Уже бы спорила с Таей о происхождении. Уже бы анализировала.
Но не сейчас.
Если пустит в себя слова – они не уйдут.Она знала – если начнёт читать, то не остановится.
Это не страх. Это что-то другое. Как уважение. Как ожидание, что текст сам выберет момент. Как если бы книга дышала – и ей не хотелось мешать.
Она сжала ткань, завернула пергамент обратно и, не глядя на Таю, прошептала:
– Ещё не время.
Тая стояла и смотрела на письмо.
– Мы как в квесте, – заметила Тая. – Только без подсказок и с последствиями.
– Потому что если это действительно игра, – сказала Мира, – то ставки в ней – не просто правда. А то, кем ты в итоге станешь.
Тая, впервые за всё время, ничего не сказала. Она только кивнула. И в её взгляде не осталось иронии. Только настороженность – и готовность. Та, что рождается, когда понимаешь: твоя подруга собирается сойти с привычной дороги. И ты, возможно, пойдёшь за ней.
Она подняла глаза. Тая смотрела на неё уже по-другому. С лёгким страхом – но и с интересом. Как если бы её подруга вдруг стала главным персонажем в истории, которую ещё никто не написал.
Мира снова посмотрела на письмо. Казалось, слова на нём чуть потемнели – не от времени, а от чего-то другого. Она почувствовала, как ладони стали влажными, а сердце билось не по привычному ритму, а будто по коду.
Она не знала, что искать. Но уже знала, что назад – не захочется.
Снаружи завыл ветер. Или это просто её сердце услышало, как что-то зовёт её из глубины чужого прошлого – того, что ждало, пока она прочтёт первую строку.