Бархат

– Я всегда разрешаю ему это, мадам, когда я дома, – промолвил он равнодушно.

– Извините. Я не была уверена… ведь у вас гостья… – запинаясь, пробормотала гувернантка, силясь сдержать себя и не смотреть на Габриэль, которая стояла к ней спиной и внимательно изучала книги в шкафу.

– Графиня де Бокер не будет возражать, если Джейк полчаса побудет с нами до обеда, – заявил Натаниэль.

– Нет, конечно, – наконец-то заметила Габриэль вошедшую гувернантку. – И не вздумайте из-за меня менять его обычный распорядок. Дети так привыкают к режиму.

Графиня улыбнулась гувернантке, которая немедленно забыла все скандальные сплетни о ней, принесенные экономкой.

– Да, конечно, графиня, – согласилась гувернантка со смущенной улыбкой. – А Джейка все непредвиденное просто выбивает из колеи.

– В таком случае, мисс Приммер, его жизнь следует разнообразить, – заметил Натаниэль. – Мальчику надо научиться легче переносить перемены. Когда он пойдет в школу…

– Да, конечно, милорд. Но он еще так мал.

Мисс Приммер взглянула на Габриэль, как бы ища у нее поддержки. Гувернантка была увядшей женщиной средних лет с невыразительными глазами. Она вела себя так, как будто привыкла к пренебрежительному отношению и постоянным унижениям.

Графиня заметила, что Прайд начинает проявлять нетерпение. Мисс Приммер тоже поняла это и начала пятиться к двери.

– Извините, что я вас побеспокоила, сэр. Я приведу Джейка в библиотеку в половине шестого.

– Вам ни к чему сопровождать его, – раздраженно проговорил Натаниэль. – Он сам может найти дорогу в библиотеку.

Мисс Приммер стояла в нерешительности: ей явно хотелось что-то сказать, но у нее не хватало смелости.

– Что-нибудь еще, мадам? – спросил Натаниэль.

– Нет, милорд.

Гувернантка вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

– Чем скорее она уйдет, тем лучше, – заметил Прайд. – Она считает, что Джейк пропадет, если она не защитит его.

– От чего защитит?

– Одному Богу известно. От упырей, призраков и всякой нечисти, которая бродит ночами по дому, – ответил Натаниэль, пожав плечами. – Мальчишка просто тряпка. Да его заклюют в Хэрроу, где ему предстоит учиться, если он не изменится.

– Но Джейк пойдет в школу только через несколько лет, – промолвила Габриэль.

– Через два года – не так уж это много.

– Нет, – согласилась графиня.

Она напомнила себе, что у нее нет прав и не в ее интересах вмешиваться в личную жизнь лорда. Страстное желание, которое они испытывали несколько минут назад, исчезло.

– Ты хочешь осмотреть дом? – резко спросил Натаниэль.

– С удовольствием, если у тебя найдется время мне его показать, – вежливо ответила графиня.

– У меня есть час до встречи с управляющим. – Он придержал ей дверь. – Надеюсь, ты найдешь, чем заняться?

– Конечно.

Она вышла вслед за ним в коридор.

– Я бы хотела послать за моими вещами, поэтому должна написать Джорджи.

– Если ты принесешь мне письмо, я его отправлю, – любезно предложил он.

– Вы слишком добры, лорд Прайд, – промурлыкала Габриэль с насмешливой улыбкой.

Она уже было стала подниматься по лестнице, но тут ее взгляд упал на портрет, висевший на противоположной стороне коридора.

Это был портрет молодой женщины с такими живыми карими глазами, что, казалось, она вот-вот заговорит. Ее прекрасные кудри рассыпались по обнаженным плечам, а руку она прижимала к груди, и этот жест был таким же красноречивым, как и ее взгляд. Женщина была прекрасна.

– Работа Генри Рейнберна, – коротко заметил Прайд. – Он написал этот портрет в Шотландии. У меня там дом.

С этими словами Натаниэль взял графиню за талию и слегка подтолкнул к лестнице.

– Конечно, это Элен, – сказала Габриэль, не обращая внимания на его руку. – У Джейка ее глаза и волосы.

– В этом нет ничего удивительного.

Графиня почувствовала в его голосе нотки раздражения, и он стал сильнее подталкивать ее.

– Пойдем, – настаивал он. – У меня не так много времени.

Решив, что она еще успеет как следует рассмотреть портрет, Габриэль послушалась, и они стали подниматься по ступеням, ведущим к Большой галерее, где висели картины с изображениями прежних лордов Прайдов, их жен и детей.

Габриэль обошла комнату, разглядывая каждую картину. Ее поразила непривлекательность мужчин: у всех были узкие лица аскетов – такие же, как и у живущего ныне лорда. Графиня остановилась у изображения Гилберта, шестого лорда Прайда.

– Не похоже, чтобы он был веселым человеком, – заметила она. – Мне бы не хотелось иметь с ним дела. Он выглядит, как живое воплощение принципа «Жалея розги, портишь ребенка».

– А он таким и был, – согласился Натаниэль. – У него была сильная правая рука, и он, не раздумывая, пускал ее в ход… хотя это не причинило мне вреда.

Габриэль в раздумье смотрела на него, спрашивая себя, насколько его слова соответствовали истине. Суровые родители такими же делают и своих детей, из которых, в свою очередь, тоже получаются суровые родители.

– Ты боялся его?

Натаниэль коротко усмехнулся:

– Да, ужасно.

– И ты считаешь, это тебе не повредило?

– Немного здорового страха способствует воспитанию характера, – ответил он, пожимая плечами.

Но что за характер был у него? Габриэль не стала задавать этот вопрос, в который раз напомнив себе, что ей не следует разбираться в тонкостях характера шефа тайных агентов.

– Твои шпионы сообщили тебе, что Наполеон велел Талейрану присоединиться к нему в Варшаве? – спросила она внезапно.

– Да, – подтвердил он.

– А они сказали тебе, что Талейран намеревается уговорить Наполеона поддержать польских патриотов?

Она остановилась у другого портрета, показывая всем видом, что только он занимает ее внимание.

Натаниэль не слышал этого. Мысли наполеоновского министра иностранных дел были для него такой же закрытой книгой, как и для других. Однако вслух он не хотел признаваться в этом. И Габриэль, даже не зная этого, была принята на службу.

– И что? – равнодушно спросил он.

– Ну, я думала, тебе это будет интересно. Талейран уверен, что Наполеона интересуют лишь богатства Польши и ее военные ресурсы. Но если он поддержит патриотов, то сделает нечто конкретное для их независимости.

– Мне, как и всякому, кто следит за поведением Наполеона, это казалось очевидным.

Габриэль нахмурилась. Талейран подготовил для нее несколько подобных сообщений, которые, по его мнению, должны были заинтересовать лорда Прайда. Но если лорд будет так равнодушно реагировать на все ее новости, то ее работа пропадет даром.

– Итак, наверное, так же очевидно, почему Талейран, а не его император, в такой чести у сильной, независимой Польши?

Она все еще рассматривала портрет матери Натаниэля – высокомерной женщины, которая была как раз под стать Гилберту.

Натаниэль смотрел ей в спину. Он обратил внимание, что она держалась очень прямо, развернув плечи, высоко подняв голову. Осанка выдавала в ней решительного человека.

– Я догадываюсь, – молвил он. – Ну, а какова твоя версия? – Она, смеясь, повернулась к нему.

– Это игра не по правилам, сэр. Но я не поддамся. Я намереваюсь выиграть наше пари.

Прайд скептически приподнял брови и иронически произнес:

– Только дураки бывают чересчур самоуверенными.

Габриэль опустила глаза, скрывая закипавший гнев. Он скоро увидит, кто из них дурак.

Потом она простодушно пожала плечами:

– Посмотрим.

Графиня намеренно оставила тему Талейрана и Польши. Подойдя к высокому окну, она увидела газоны парка, спускающиеся к реке.

– Что это за река?

– Река Болье. Впадает в Те-Солент. Если хочешь поплавать под парусами, здесь есть пристань.

Он подошел к ней сзади, взял ее руками за шею и нежно коснулся подбородка. Ему казалось, что ее аромат одурманивает его. Натаниэль зарылся лицом в волосы девушки.

– Я не умею управлять лодкой.

Она наклонила к нему голову, ее голос стал томным, возбуждение волной поднималось в ней.

– Я и не предполагал, что ты чего-нибудь не умеешь.

Большими пальцами ласкал он ей мочки ушей, ладонями – щеки.

– А ты не много обо мне знаешь, – сообщила она ему, ласкаясь о его руки.

Как это получалось, что от малейших его прикосновений она таяла, как масло? Перед силой ее физического желания отступало все – и ее злость на него, и необходимость мести.

Вдруг перед ее внутренним взором промелькнуло лицо Гийома, его страстные черные глаза, большой, улыбчивый рот, острый подбородок. Она вдруг на мгновение почувствовала прикосновения его рук к своему телу – уверенные прикосновения любовника, который проник во все тайные уголки ее души.

И горечь утраты всколыхнулась в ней так же сильно, как и в первые дни, когда его не стало. От боли у нее перехватило дыхание.

Натаниэль ощутил перемену через пальцы, касающиеся теплой, нежной кожи.

– Что случилось? – прошептал он ей в волосы. – Тебе плохо, я чувствую.

– Просто воспоминания, – с усилием ответила она, оттолкнув его руки. Габриэль содрогнулась, не в силах скрыть свое состояние. Она не могла рассказать о своей боли этому человеку. – Думаю, на этом осмотр дома заканчивается, а ты как считаешь?

Натаниэль стоял, нахмурившись. Он почувствовал эту внезапную перемену в ней и не понял, в чем дело. Что случилось? Может, она что-нибудь скрывала?

– Да, я должен идти, – ответил он. – Уже час, как я послал за управляющим. Развлекайся сама. Если захочешь написать письмо, то в секретере ты найдешь бумагу, перо и чернила.

– Спасибо. Но я еще немного побуду здесь.

– Как хочешь. – Он слегка поклонился ей на прощание и ушел.

Габриэль постояла еще некоторое время, глядя в окно, – до тех пор, пока приступ тоски не прошел, и боль не была вновь загнана в дальний уголок ее души, недоступный для вторжения.

Потом она повернулась и быстро спустилась вниз, где задержалась на несколько минут, чтобы получше рассмотреть портрет Элен Прайд. Майлз говорил, что Натаниэль обожал ее. Нетрудно было догадаться почему. Доброта и мягкость сияли в ее глазах. Линии тела были плавными, никаких острых углов, резкости в чертах, которые – Габриэль знала это – были присущи ей самой.

«А отличался ли тот Натаниэль, которого любила Элен, от человека, которым он был сейчас? Наверное, он всегда был суров, – думала Габриэль. – Непривлекательная сторона его характера». Увидев портреты его предков, графиня поняла, что суровость натуры – наследственная черта Прайдов. Он был нетерпимым человеком. Но, возможно, умел скрывать это от Элен.

Впрочем, Прайду не стоило таиться от Габриэль. Она была такой же суровой, как и он, точнее, стала суровой, поправила она себя. Стала суровой в огне революции, террора, потеряв многих, кого любила, но это была показная суровость – Гийом это знал. А Натаниэль Прайд никогда не поймет этого. Он никогда не станет ей так близок, чтобы понять ее до конца.

В библиотеке она стала методично искать, где шеф шпионов хранит свои бумаги и секретные документы. Нельзя было пропустить ни одной мелочи.

Обыск не дал ничего. Единственным примечательным местом оказался запертый ящик письменного стола. Но ящик был узким, и Габриэль думала, что в нем может лежать лишь пара листов бумаги. Засунув нож для бумаги в щель между ящиком и столешницей, она нащупала язычок замка.

Услышав, как повернулась дверная ручка, она бросилась прочь от стола. Нож для бумаги упал на пол, и графиня опустилась на колени, чтобы поднять его. Она с удовлетворением заметила, что дышит ровно и руки у нее не дрожат.

– Габриэль! – раздался голос Прайда. – Что, черт возьми, ты делала на полу?

– Я уронила нож для бумаги.

Она поднялась, осторожно положила нож на стопку промокательной бумаги и робко улыбнулась.

– О!

Он оторопело посмотрел на девушку.

– А зачем тебе нож для бумаги? Я думал, ты собираешься писать своей кузине.

– Так и есть, но я не могла найти чернил. Я посмотрела на письменном столе и случайно уронила нож.

Она внимательно смотрела на него, пытаясь понять, не сомневается ли он в ее словах. Но похоже, Натаниэля удовлетворили ее объяснения.

– Чернила в секретере, там же, где перо и бумага.

Он подошел к секретеру из красного дерева, опустил крышку и заглянул в одно из отделений.

– Да вот они, – сказал Прайд.

– Спасибо. Я забыла, что ты сказал мне, где все найти. – Графиня заспешила к секретеру. – Возьмусь за письмо.

– Миссис Бейли накрыла на стол в овальной гостиной, – сообщил он. – Я пришел спросить, не голодна ли ты.

– Да, да… конечно. Ужасно голодна. – Габриэль подколола шпилькой выбившуюся прядь волос. – Кажется, мы завтракали сто лет назад.

– Мне тоже так кажется, – согласился он. – Мы уехали из гостиницы в шесть утра, а сейчас уже близится вечер.

– Тогда все понятно. Ты уже закончил дела с управляющим?

– Сейчас – да.

Прайд подошел к одному из книжных шкафов и вытащил несколько томов.

– Может, ты захочешь покататься верхом? Не могу предложить тебе увлекательной охоты, но тут можно неплохо потренироваться в стрельбе.

– Это будет замечательно, – холодно ответила она, глаза ее были прикованы к тому, что открылось позади книг, которые лорд небрежно бросил на стол.

Длинные пальцы Натаниэля ловко управлялись с замком серого металлического сейфа. Он стоял к ней спиной, поэтому графиня толком не могла разглядеть, что он делает, но дверца сейфа распахнулась. Габриэль подошла поближе, глядя ему через плечо. В многочисленных ящичках и пакетах в сейфе лежали бумаги.

Натаниэль вытащил стопку бумаг, просмотрел их, а затем быстро засунул бумаги назад и закрыл дверцу. Затем он снова что-то сделал с замком, и раздался легкий щелчок. Он положил книги на место и повернулся к Габриэль.

– Так, значит, ты здесь хранишь свои секреты? – прямо спросила она спокойным голосом.

Ей надо было что-то сказать: молчание было бы подозрительным.

– Да, – ответил он бесстрастным тоном. – Тут все шпионские приспособления. Пойдем в гостиную.

Должно быть, лорд уверен в крепости замков своего сейфа, заметила Габриэль, выходя вслед за Прайдом из библиотеки. Он даже не попытался скрыть сейф от нее, хотя было очевидно, что секретный шкаф недоступен взглядам случайных посетителей. Так, значит, он допускает, что у нее есть особый интерес к его секретам? Или Прайд полагает, что она надежный человек? Она предложила свои услуга английскому правительству, сумела убедить Саймона и лорда Портленда в необходимости своей кандидатуры. И единственным препятствием, по словам главного шпиона, был ее пол.

Лорд Прайд не знал, разумеется, что его гостья была почти экспертом по взламыванию сейфов. Чему ее не научил Гийом, тому обучили полицейские Фуше.