Дела житейские. Сборник рассказов

© Любовь Фёдоровна Здорова, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дела житейские

У всех было отличное новогоднее настроение, хотелось петь и танцевать. Включили магнитофон и Ленка Степанова, громко топнув ногой, обернулась к Ваське Дугову, и звонко пропела:

– Василек, Василек, голубые глазки, полюби меня, родной, будешь жить, как в сказке!

Маня Захарова, завклубом и худрук в одном лице, со смехом ответила за парня:

– Не полюбит он тебя, у него другая, ноги толстые, кривые, и, к тому ж, рябая!

Все, кто были в клубе, покатились со смеху. История, случившаяся с парнем, была хорошо известна. Больше месяца шумела деревня, смеясь и осуждая современные молодежные нравы. Васька с неделю не показывался на улице, чтобы не слышать насмешки и подколы сельчан. Дело-то произошло вроде бы житейское. Он уговорил глуповатую и отмороженную на всю голову, Лизку Леонидову, пустить его переночевать, обещая жениться. Ее родители в тот день уехали навещать больную родственницу. Васька, живший в соседях, слышал, как мать говорила дочке, что вернутся завтра утром. Девке стукнул тридцатник и, кроме того, что прослыла она глупой и чудовищно охочей до мужиков, была еще рябая да кривоногая, будто всю жизнь просидела на бочке. Ночью, в самый разгар их любовной утехи, родители почему-то возвратились. Васька только тогда понял, что с Лизкой не одни, когда под потолком вспыхнула люстра. Он, как был, в чем мать родила, так и ломанулся к выходу, на бегу с головой заворачиваясь в одеяло, сдернутое с голой Лизки. То ли из-за слабого зрения, то ли сыграл фактор неожиданности, но отец парня не узнал, а мать, запиравшая на ночь дверь в коридоре, чуть рассудка не лишилась от страха, увидев несущегося на нее голого мужика с одеялом на голове. То, что у дочки был ночной посетитель, родителей не удивило. Это случалось и раньше. Мать с отцом молчали, понимая, что замуж ей вряд ли выйти, а жизненных радостей хочется. У Лизки была своя комната в пристрое, и она с кавалерами уединялась в ней, так что родители могли даже и не знать, одна сегодня дочка спит или с очередным ухажёром. На этот раз Лизка решила, что поскольку, родителей дома нет, то и большого греха не будет, если развлекутся они на родительской кровати.

Может, все так бы и прошло, не будь Леонид Леонидов таким, каков он был. Хитрый и смекалистый, он дотошно анализировал ситуацию, а уж если, касалось его семьи, то все скрупулезно просчитывал на четыре хода вперед. Он моментально сообразил, что из случившейся неприятной истории можно извлечь пользу, и спускать на тормозах эту канитель не стоит. Он поднял такой крик, так грохнул стулом об пол, что у Пелагеи, в доме напротив, зажегся свет. Его жена, еще не отошедшая от шока, услышав грохот, со страху заголосила. Поднятая среди ночи буза, собрала в доме Леонидовых всех соседей. Васькина мать, не подозревавшая, кто виновник переполоха, увидев валяющиеся на полу брюки и рубашку сына, простодушно поинтересовалась:

– А почему, одежа моего сына у вас на полу валяется? И трусы, как у Васьки, и носки я только вчера штопала. Недавно купила, два раза одел и уже порвались…

Среди установившейся тишины, хозяин, потирая руки, злорадно произнёс:

– Очень хорошо. Вот теперь всем стало понятно, чей кот ходит лизать сметану. Теперь все ясно! Васька, значит, тут на моей постели кувыркался и одеяло утащил. Ну, что же, тогда пусть женится на нашей Лизке. Совратил девку, пусть в жены берет. Вот, Анна, чтобы избежать позора и загладить оскорбление, которое нанес нам твой сын, завтра утром жду сватов. Иначе, на обеденном автобусе поеду в милицию писать заявление.

Мать Васьки растерянно стояла у двери, стесняясь смотреть на голую девицу. А Лизка, как ни в чем не бывало, не стыдясь наготы, сидела на кровати, свесив толстые ноги, и, тупо, уставясь в стенку печки.

– Что расселась, бесстыдница, прикройся хоть чем-нибудь. – Отец со злостью швырнул ей халат. – Вот молодежь пошла, ни стыда, ни совести.

– Это уж точно! – поддержала Пелагея. – Полна изба народа, а она сидит, как изваяние, хоть бы ей что.

В комнату протиснулся Очипок и уставился на Лизку.

– Лизавета, а ты ничего. Я и не думал, что у тебя такие буфера, а задница-то, как у Бугровской Ссоры…

Услышав сравнение дочери с лошадью, Ленидушко позеленел от злости. Подскочил к Очипку и, сжав маленький, но жилистый кулачишко, поднес к его лицу

– Тебе чего здесь надобно, а? Что здесь, театр что ли? Приперся, без тебя бы не обошлись.

– Шёл мимо, а у вас шум, крик, дай, думаю, зайду. Вот и зашёл. Да, ты не переживай, дядя Лень, дело-то житейское. Сколько можно поститься, захотелось Лизке скоромненького.

– Иди отсюда, трепло. Балаболь в другом месте. А вы, что тут расселись? – Ленидушко до того разозлился, что аж слюной брызгал. – Чего расселись? Идите спать. Не видите что ли, что ночь на дворе? – Он схватил соседку за руку и потащил к выходу.

– Ты сам-то, хоть, не дури. – Пелагея спокойно отняла руку. – Её пытай сначала, как дело было. Может, она его силой затащила.

– Что ты несешь, Пашка? Какой силой? Ты разве не знаешь дуговскую породу? Что отец покойный, что сынок, одно семя. – Подойдя к дочери, завернувшейся в халат, спросил:

– Люди, вон, интересуются, он сам пришел или как?

– Кто?

– Конь в пальто, – опять разозлился Леонид. – Васька, кто же еще.

– Жениться обещал, я и согласилась.

– Все слышали? – обрадовался отец. – Насулил, наобещал всего, пусть теперь женится. А вы, народ, пойдете свидетелями. Пашка, первая пойдешь, ты ничего не пропустила.

– И пойду, пусть знают, как в чужие постели залезать.

Люди, судача, расходились, а утром вся деревня знала, что произошло у Леонидовых. К вечеру событие обросло подробностями, от которых одни ужасались, а другие умирали со смеху. Договорились до того, что будь-то бы, Ленидиха ухватила Ваську за детородный орган и чуть не оторвала, а сам Леонид лупил нахала по голой заднице ковшом, которым черпают воду.

Конфликт уладил Фёдор, приходившйся Ваське дядей по материной линии. Он сам недавно женился, а до того тоже захаживал в Лизаветин пристрой на огонек. Его дом стоял рядом с домом Очипка, и Федор знал, как плохо живётся мужику после смерти единственного родного человека – бабушки, которая его обихаживала и поддерживала порядок в скромном хозяйстве. Решив поучаствовать в судьбе соседа, однажды вечером, Фёдор заглянул к нему. Достал из кармана бутылку водки и поставил на грязный, давно немытый стол.

– Неси стаканы, сосед. Закусить чего-нибудь найдешь?

– Хлеб, разве что.

– Давай хлеб, все лучше, чем ничего.

После первого стакана Федор спросил: – Скажи, Павел, как дальше жить думаешь? Одному, небось, плохо?

Мужик пожал плечами.

– Чего уж тут хорошего? Скучно, да и тоскливо как-то. Когда бабка была жива не чувствовал такого одиночества.

– А жениться не думал?

Пашка засмеялся.

– Жениться.… На ком? Да и, кто за меня пойдет?

– А, что скажешь, на счет Лизаветы Леонидовой?

– Лизки, что ли?

– Да…, Лизки.

– Ну, ты сказал. Да она же со всеми, кому не лень.

Федор выпил еще и, морщась, поинтересовался:

– А ты сам-то с ней был или только сплетнями пользуешься?

Пашка замахал руками.

– Нет, тут я не виноват.

– Я что, Павел, думаю…. Если и был за ней какой грешок, то это не от хорошей жизни, а скорее от тоски, одиночества. Уродилась некрасивая, в женихи никто не набивается, а молодость проходит, да и женское естество любви требует. Может, и согрешила с кем, а выйдет замуж, то вернее жены не будет. – Очипок слушал Федора и не верил своим ушам. – Согласен, про нее говорят всякое, но ты, Павел, не верь. Это я тебе говорю…. К тому же, прикинь. Она у родителей одна, а Ленидушко еще крепенький мужичок и помогать вам будет от всей души. Да и теща, тоже ничего, резвая. Подумай, что лучше? Прозябать в грязи или жить в чистоте и спать на мягкой перине, купаться, как сыр в масле. Они тебя в благодарность, что осчастливил их дочь, все трое на руках носить будут.

Очипок ошалел от описанных Федором благодатей, а когда тот начал расхваливать достоинства самой невесты, не удержался и, перебив соседа, заявил:

– Если честно, то девка она смачная, аппетитная. Я ее тут недавно голую видел, мне понравилась.

– Ну вот, видишь, как все хорошо складывается. Пошли сватать.

– Когда? Сейчас что ли? – испугался Пашка и вскочил с черной от времени и грязи табуретки.

Федор усмехнулся:

– Не сейчас, а завтра. Ты подготовься, костюм, чистую рубашку, ботинки, ну и побрейся, а ещё лучше, помойся.

Пашка покрутил головой.

– Ты, как снег на голову, со своим сватовством. Настроиться надо, подумать…

– Ну, что же, думай, а пока ты думать будешь, Васька Дугов на ней женится. Не слышал что ли, какая там у них катавасия?

– Не только слышал, а и видел…

– Тем более. Смотри, тебе жить, сосед. Впереди зима, а дровишек у тебя не заготовлено, харчишками тоже бедновато. Ладно, я пошел. Надумаешь, утром заходи, обсудим, что и как.

Утром, чуть свет, Очипок постучался к Федору. Тот, зевая и протирая глаза, вопросительно уставился на мужика, стоящего перед ним в белой застиранной рубахе и допотопном плаще.

– Надумал? – он оглядел Пашку. – Ты не думаешь, что они еще спят?

– А, сколько времени? У меня часов нет, поэтому, сколько времени, не знаю.

Федор поскреб ногтями щетину на щеке, взглянул на светлеющее небо.

– Вот что, Павел, давай сделаем так. Ты покуда иди домой, а часиков, эдак, в десять, приходи. Я тебе свой старый костюм подарю и рубаху получше, они мне все равно малы, и пойдем свататься. Деньги на водку есть?

– А много…? – мужик насторожился.

– Ну, много не много, а литр купить надо. Закуску пусть сами готовят.

– Ладно, сейчас сбегаю, куплю. – Очипок заторопился.

– Ты только вот что, – остановил его Федор. – Никому ничего не говори. Примета дурная, если раньше времени кто-нибудь про сватовство узнает. Не состояться может.

– Молчу, молчу. Что я враг самому себе.

Пашку распирало от желания быстрее оказаться рядом с Лизкиными прелестями на мягкой чистой постели. Он всю ночь не спал, мечтая. Федор так раззадорил его, что он даже не подумал, а примут ли Лизкины родители такого, как он неудачника по жизни, в свое гнездо.

А вот, чтобы приняли, постарался сват. После ухода Пашки Федор живо оделся и отправился к Леонидовым. Хозяйка была уже на ногах, хозяин тоже возился где-то на гумне, спала только Лизка в своем пристрое. Увидев, направлявшегося к ним посетителя, Таисья, вытирая руки передником, вышла на крыльцо.

– Здорово, тетка Тая. – Федор, приветливо улыбаясь, подошел к калитке. – Знаю, что рано, но есть разговор.

Хозяйка посторонилась, пропуская нежданного гостя. Федор вошел и, оглянувшись по сторонам, сел на предложенный мягкий стул.

– Хорошо-то как у вас, тетка Тая. Чистота и покой. Все вещи лежат на своих местах, никто не сорит, не шумит. – Он еще раз осмотрелся. – Не надоела еще такая тишина? Да ты присядь, чего зря стоять. У меня к тебе и твоему мужу серьезный разговор имеется.

Федор не успел договорить, как на пороге появился Ленидушко. Поздоровавшись с гостем за руку, хозяин уселся на стул возле печки. Фёдор, приосанившись, заявил:

– У меня к вам, уважаемые господа Леонидовы, почетная миссия. Я имею статус свата. У вас невеста, а у меня жених.

Ленидушко заерзал на месте, оглядываясь на жену.

– Что за жених, кто такой?

Называть имя жениха сразу, Федор не хотел, предвидя радикальный отказ, поэтому начал издалека.

– Не торопись, Леонид Иванович, не торопись. Все по порядку будем разбирать. Вот скажите вы мне по совести, хочется уже иметь внуков? Чтобы в вашем доме дети бегали, голоса детские звенели?

– Конечно, хочется. Жизнь требует порядка, потомство после себя надо оставлять. А ты-то, что о нас печешься? Тебе, что за забота?

– Не мне, Леонид Иванович, надо об этом заботиться, а вам. Я хлопочу о своем приятеле, которому тоже пора обзаводиться потомством, а сначала женой. Выбрал он вашу дочь, я сам не знаю почему. Говорит, что любит Лизавету. Человек он смирный и скромный даже стеснительный. Имеет свой дом, в котором должна быть хозяйка, но я так думаю, что лучше бы молодым жить у вас, под вашим присмотром и руководством. Сразу скажу, что спиртным он не особо увлекается, но требуется ему руководитель в жизни, а таким навигатором мог бы стать ты, Леонид Иванович.

Хозяева внимательно слушали Федора, хлопая глазами и недоумевая, за кого он так хлопочет. Леонид перебил свата:

– Что-то я не знаю, кто в нашей деревне захотел к нам сватов заслать. Может, не в нашей? Ты, Федор, не темни, говори, за кого хлопочешь, а уж, потом и думать станем.

– Конечно, скажу. Только ты, Леонид Иванович, прежде чем свой вердикт выносить станешь, хорошенько подумай, словом, не торопись. Посоветуйся с женой, а ты тетка Таисья хоть бы села.

Положив ногу на ногу, и, продолжая хитро щуриться, сват выжимал паузу, наблюдая, как хозяйка пристраивается около мужа. Заинтригованные супруги замерли, уставившись на гостя, полностью превратившись вслух. Решив, что помурыжил стариков достаточно, и нужный эффект достигнут, он важно объявил:

– Очень желает вашу дочь взять в жены Лаптев Павел Иванович.

Леонид с Таисией, как сидели, разинув рты, так и остались сидеть, соображая, кто такой Павел Иванович Лаптев. Федор не торопил, спокойно ожидая реакции родителей невесты на имя жениха. За то время, что они соображали, он успел полюбоваться рисунком домотканых половиков, разостланных на некрашеном, белоснежно-чистом полу, красивым, хорошо сохранившимся старинным комодом, полным хрусталя, поразглядывал себя в трюмо, стоящем наискосок у окна, и конечно, обратил внимание на пышную кровать, покрытую мягким пледом, с горой разнокалиберных подушек, виновницу теперешних событий. Хозяин опомнился первым. Сдерживая себя, он спокойно снял руку жены со своего тощего колена и встал. Таисья, видимо, совсем отупев от полученной информации, желания выдать дочку замуж и от незнакомого имени, только спрашивала, удивленно глядя на мужа:

– Лень, а кто это, а? У нас здесь вроде такого человека нет.

– Есть, – рявкнул на нее Ленидушко и уставился побагровевшим лицом с налитыми кровью глазами на свата.

Федор, глядя на перекошенное от гнева морщинистое лицо, стал успокаивать:

– Леонид Иванович, держи себя в руках. Если будешь так волноваться, то недолго и в ящик сыграть. Никто силой Лизавету замуж не тащит. Не захочет, не надо, пусть ждет принца.

Приказав Таисье накапать в стакан валерьянки, он стал обмахивать его подвернувшимся под руку полотенцем. Напоив мужика лекарством, сидели, молча, дожидаясь, пока тому полегчает. Не утерпев, Таисья спросила:

– Федь, растолкуй мне, кто этот Павел Иванович? Где живет?

Леонид опять задвигался, но Федор махнул на него рукой. – Сиди уж, дядя Лень, молчи и успокаивайся. Павел Иванович Лаптев, это бывший Очипок.

Теперь на Таисию напал ступор. Она молчала и только смотрела на Федора глазами полными слез.

– Ну, что вы так расстроились? Из-за чего? Чем Пашка хуже того же Васьки? Не пьяница, не бабник, не бомж – имеет свой дом, не тунеядствует. Конечно, он не олигарх, не новый русский, так и дочь ваша не принцесса. Извините за прямоту, что-то мало желающих, на ней жениться, а годики уходят, да и слава за ней нехорошая, как шлейф тянется. Внучков вам опять же хочется, так пусть уж они в законном браке родятся, чем неизвестно от кого. – Федор встал и начал ходить по замысловатым рисункам на половиках, поглядывая на настенные часы. – Вот, вы в истерику впали, а вам радоваться надо, что человек нашелся, которому ваша дочь не просто мила. Он хочет соединить с ней свою жизнь, завести семью, родить детей.

Леонид, успокаиваясь, внимательно слушал Федора, признавая в его словах правду. Услышав про детей, слабо запротестовал. – А про него говорят, что он не способный…

– Кто говорит? Говорит тот, кому лишь бы что сказать. В общем, так, уважаемые, я думаю, надо спросить и саму невесту, что она думает на счет замужества?

Разлохмаченная, Лизка появилась в дверях избы. Она плюхнулась на стул, на котором только что сидел Федор, не заботясь прикрыть толстые бедра.

– Ну, что, Лизавета, замуж хочешь?

Лизка уставилась заспанными, неумытыми глазами на спрашивающего:

– За тебя что ли?

– Я женат, а вот сосед мой заинтересовался тобой и хочет жениться.

Лизка наморщила лоб, вспоминая соседей Федора. С одной стороны жил Очипок, а с другой – блаженная Еленушка с матерью.

– Очипок что ли?

– Почему Очипок? Павел Иванович Лаптев. Так, ты согласна?

Лизка медленно соображала.

– Серьезно? Не шутишь?

– Какие шутки? – Федор сделал важное лицо. – Все очень натурально. Если ты не против, сегодня придем свататься. Отец с матерью дали добро.

При этих словах Ленидушко, не спускавший с дочери глаз, дернулся и, подскочил на стуле.

– Вот если бы не ты, Федор, а другой человек пришел, я не за что не согласился бы, а раз уж так, то мы с матерью согласны. Приходите. А ты закрой ляжки, бесстыдница.

– Я понимаю, Леонид Иванович, – Федор обнял мужика за плечи, – я все понимаю. Конечно, жаль с единственной дочерью расставаться, но можно и не расставаться. Пусть молодые живут у вас. Им будет хорошо и вам не скучно. Ты подумай над моими словами, а пока я с вами прощаюсь до вечера.

Терпения жить у Леонидовых Пашке хватило до весны. Он не мог больше выносить ленивую и ненасытную в сексе Лизку и до тошноты занудливого тестя. Светлым пятном в его памяти осталась только теща, от которой он не слышал ни одного плохого слова. В начале апреля, когда все спали, он взял узелок со своими скудными пожитками, припасенный заранее, и отправился в отчий дом, где сразу же затопил печку. Утром прибежала жена, которую он не впустил, и она, усевшись на ступеньки крыльца, принялась выть на всю улицу. За ней следом прибежала теща. Сколько она не убеждала Пашку вернуться, сколько не уговаривала, обещая горы золотые, мужик был непреклонен. В конце концов, от него отступились, и Пашка снова зажил самостоятельной, спокойной и свободной жизнью. А в Лизкин пристрой опять стали заглядывать бедолаги, ища любви и утешения. Не был исключением и Васька.

С Новым годом!..

Надежда считала Новый год самым главным праздником в своей жизни, кроме дня рождения конечно. Ей было неважно, придёт кто-то в гости или нет, стол, накрытый по-праздничному, всё равно красовался в доме. Так в их семье повелось издавна, так было и у Нади.

Новогодний стол трудно представить без шампанского и мандаринов, а у Нади без холодца. Готовить его научила бабушка. Кто пробовал, сразу же просил рецепт, но его в семье хранили и берегли.

Поставив вазу с мандаринами в центре, и, оглядев закуски, сервировкой осталась довольна. Особенно аппетитно выглядел холодец, отдающий чесночком и ещё чем-то едва уловимым, с веточкой укропа в центре. Поправила две еловых, пушистых лапы, стоявших в банке с водой на краю стола и опустилась на диван.

Тишина, полумрак, печь, отдающая теплом, настраивали на мечтательно-лирический лад. Так случилось, что замуж не вышла. То ли из-за характера, то ли ухажёры не вызывали пылких чувств, от которых сносило бы крышу, предложения она отклоняла. Надо сказать, что женихи находились и теперь, но чем дальше убегала юность, тем кавалеры казались всё скучнее и однообразнее. Правда, был один, который заставлял трепетать её сердце, но смущало то, что он на шесть лет был моложе, поэтому она не спешила давать волю чувствам. Вспомнилась сегодняшняя с ним встреча. Наслаждаясь ясным зимним утром, Надя шла из магазина с полной сумкой продуктов, он догнал её на своём внедорожнике. Распахнув дверку, весело предложил:

– Садись, подвезу, чего зря ноги бить.

Он не стеснялся одаривать её вниманием, правда, делал это слегка неуклюже. То букет цветов оставит на крыльце, то коробку конфет, молча, положит ей в сумку, а недавно, на тридцати пятилетие принёс телевизор – плазму, хотя она его не приглашала. Парень был заметный, о нём мечтали многие деревенские девчата. Да и как о таком не мечтать. Высокий, широкоплечий, он походил на крепкий молодой дуб. Работал водителем на большой машине с фискаром, вывозил из лесных делянок лес – долготьё на местную лесопилку, был на хорошем счету. Усевшись на мягкое кожаное сиденье, Надя взглянула на улыбающегося, пышущего здоровьем парня, и тоже улыбнулась. Исходившая от него энергия, заряжала оптимизмом. Странное дело, солнце начинало светить ярче, снег блестеть сильнее, проблемы исчезали.

– Не работаешь сегодня?

– Отгул взял…

– Зачем, если не секрет?

– Никакого секрета. – Степан весело рассмеялся. – Женюсь. Сегодня свататься буду. Решил, что в этом году высватаю невесту, а в Новом свадьбу отгуляю.

Наде стало не по себе. Она зарделась, как кумач, и чуть не крикнула: – Как женишься, а я? – но спохватившись, до крови закусила губу.

Степан смотрел на дорогу и радовался, слегка кивая в такт музыке. Когда она ступила на ступеньку своего крыльца, спросил:

– До встречи в клубе?

Она не ответила, и он помчался дальше. Выкладывая продукты, плакала, не чувствуя слёз. Они текли солёные по лицу и губам, капая на руки, на пакеты с яблоками и виноградом. Проревевшись, решила, что надо устраивать личную жизнь, пора обзаводиться мужем, и принялась за хозяйственные дела. Растопила печку и поставила на плиту кастрюлю с овощами для салата. Проверила, застыл ли, накануне сваренный, холодец.

Подойдя к окну, Надя залюбовалась крупными снежинками, медленно

оседающими на одеждах редких прохожих. В темноте, разбавленной светом фонарей, освещающих территорию возле клуба, разглядела высокого человека, привалившегося к забору. Уж не Лёха ли Кащеев тут торчит? Вот ещё дурак-то, Господи прости, мысленно перекрестилась Надя.

Сегодня, когда она занялась приготовлением новогоднего салата «Оливье», с глазами ещё мокрыми от слёз, к ней в дом ввалился Лёха, благоухая винными парами. С ним они жили на одной улице и когда-то учились в одном классе. Остановившись посреди избы, без предисловий заявил:

– Ты всегда меня презирала, а я вот, тебя люблю.

Сказал и сник. Длинный, острый нос уныло повис над верхней короткой губой, на которой топорщились редкие рыжеватые усики. Надя удивилась:

– Почему презирала? Скажешь тоже.

Лёха встрепенулся.

– Тогда давай вместе жить. Таньку брошу…

– Ты рехнулся? С какой стати…?

– В Новогоднюю ночь чудеса случаются…

– Случаются… – Надя покачала головой. – Зачем женился, если жена не мила?

– Мать женила, – Лёха плюхнулся на диван. – Давай, помогу чего…, вон, картошку почищу.

Не успела Надя ответить, как дверь распахнулась и на пороге возникла мать Лёхи.

– Вот они, голуби. Ты что это, бессовестная делаешь, а? Своего мужика не нажила, так чужого решила заграбастать. – Визжа и брызгая слюной, бабка ринулась на оторопевшую Надежду. – А ещё учительница, бессовестная. Как только земля таких блудниц носит…

Лёха прижал к себе мать, пытаясь закрыть ей рот. Вырываясь из объятий сына, старуха рвалась в бой.

– Опоила она тебя что ли? У тебя жена, вон, моложе и красивше в сто раз…

Продолжая сдерживать разъярённую мать, парень крикнул:

– Не люблю Таньку, зачем женила?

Пришедшая в себя от оскорблений, Надежда скомандовала:

– А ну, пошли, вон, отсюда, уроды.

– Это, кто уроды? – Завизжала бабка, – это мы уроды? А ты кто? Распутница, гулящая девка, тьфу на тебя…

Надя спокойно подтвердила:

– Да, моральные уроды, и убирайтесь из моего дома.

Вспоминать об этом было противно.

***

В сельском клубе Маня Захарова, была душой коллектива. Весёлая, заводная, в меру строгая, она была сценаристом, режиссёром и инициатором всех праздничных программ. К встрече Нового года коллектив подготовился во всеоружии. Решено было сделать костюмированный Бал Маскарад, и без карнавального костюма в клуб не пускать никого. Так и объявили в округе. Даже выпустили Новогодний листок – молнию, где крупными буквами о своей задумке оповестили население:

«Кто хочет гулять на празднике, наряжайтесь в карнавальный костюм».

Высматривая, куда бы подвесить самодельную гирлянду из цветной бумаги, Маня заметила:

– Придут бабульки в маскарадных костюмах, добро пожаловать, а нет, так пусть дома сидят, телевизор смотрят.