© Адиль Гаджиев, 2025
ISBN 978-5-0067-0477-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Шёпот судьбы
Помните: каждый наш выбор, каждая нерешённая дорога рождает новые петли реальности.
Где-то там, в иных мирах, живут другие версии нас самих – те, кто выбрали иначе.
И, может быть, иногда, сквозь сон или странную тоску, мы слышим их дыхание…
Пролог
Ночь, когда всё началось.
Сны, говорят, лгут. Но никто не предупреждает, что иногда они умеют показывать правду – ту, от которой ты прячешься наяву. Не страшилки. Не фантазии. А что-то… слишком знакомое. Боль, с которой ты уже когда-то встречался. Лица, которые знал. Слова, которые не сказал.
В ту ночь я проснулся не от кошмара. Я проснулся от чего-то гораздо хуже – от ощущения, что где-то, в каком-то моменте, я свернул не туда. И с тех пор всё идёт не по той линии. Не по моей.
Было чувство, будто я живу чужой жизнью. Как актёр в чужом сценарии. Как гость в собственной судьбе.
И я начал спрашивать себя: А если бы я тогда… …поступил иначе? …остался? …поверил? …не испугался?
Сначала это были просто мысли. Потом – воспоминания. А потом они стали приходить во сне.
Но это были не сны в обычном смысле. Я не видел – я жил.
Я просыпался в других мирах. В других жизнях.
Где всё было по-другому.
Где я был другим.
Сначала это пугало. Потом захватывало. А потом стало ясно:
кто-то – или нечто – ведёт меня через это.
Не ради развлечения. Не ради наказания.
А ради того, чтобы я понял.
Теперь каждую ночь я просыпаюсь в реальности, которую мог бы выбрать когда-то.
Живу ею. Чувствую её.
Иногда теряю себя в ней.
Иногда умираю.
Иногда влюбляюсь.
Но главное —
я ищу.
Себя. Истину. Ту самую развилку.
Ту точку, где я когда-то сказал жизни: «Нет».
И, может быть, если я пройду все эти жизни,
если я переживу всё, что было возможно —
я наконец пойму,
кто я есть
на самом деле.
«Память – не всегда наша. Иногда это шёпот другого „я“, у которого была другая судьба.»
***
Шаг в пустоту
Свет. Потолок. Комната. Я жив?
Я моргнул – раз, второй – и выдохнул, словно кто-то только что вытащил меня из-под воды. Тело дрожало, насквозь мокрое, будто обожжённое. Я лежал на кровати. На своей кровати. Вроде бы. Всё вокруг было знакомым, но… неправильным. Воздух казался густым, словно прозрачная плёнка, за которой кто-то неуклюже склеил реальность после её гибели. Пустота заполняла пространство, невидимая, но давящая, как тишина после взрыва.
Я вдохнул, и в этом вдохе, будто в огне, вспыхнуло её лицо. Вероника. Не живая. Не спящая. Мёртвая. В её глазах не было страха. Там было знание. Прощение за грех, который я ещё даже не успел совершить.
Я вскочил, срывая одеяло, словно оно удерживало меня в этом кошмаре. Сердце било в груди безумным молотом, голова готова была расколоться.
– Да сколько это будет продолжаться?! – сорвался я на крик, и мой голос утонул в мягкой, удушающей тишине, словно стены проглотили его, не оставив ни эха, ни следа.
Я метался по комнате, хватаясь за голову, будто мог вытащить из неё это безумие руками. Тело трясло. Я был похож на загнанное животное, которое сто раз убивали, а потом отпускали только для того, чтобы снова видеть, как оно умирает.
И тогда я увидел его.
Дневник.
Он лежал на столе, как метка, как проклятие, как портал, распахнутый прямо в бездну. Как демон, что притворился книгой.
Я бросился к нему, схватил его дрожащими пальцами, не раздумывая, не осознавая, будто подчиняясь команде, вложенной в самое сердце.
Спирт. Лак. Дезодорант. Всё, что могло гореть, я свалил в одну кастрюлю и поджёг.
Пламя взвилось сразу, сорвавшись вверх, чёрное, шипящее, жадное. Дым заволок комнату, треск разносился по стенам, а страницы дневника чернели и изгибались, словно крылья мёртвых птиц.
Я стоял и смотрел, как всё это горело. Как исчезали буквы, слова, судьбы. Как истлевали целые миры.
Я слышал их крики сквозь треск огня. Это были не слова. Это были стоны. Энергии. Фантомы всех тех жизней, что я прожил и утратил.
Каждая буква – крик.
Каждая строчка – смерть.
Но пламя не принесло облегчения.
Ничего не изменилось.
Боль осталась.
Вина осталась.
И я остался – сосудом для всего того, что не сгорело в огне.
Я открыл балкон. Шестой этаж. Ветер ударил в лицо, как пощёчина.
Внизу – огни машин, движение. Люди. Жизнь.
А здесь, в этом теле, в этой голове – только бесконечный кошмар, из которого нет выхода.
– Если это реальность… если это моя последняя жизнь… пусть она закончится здесь.
Я встал на край.
Ветер бил в лицо, обжигая кожу. Полотенце соскользнуло с плеч. Я был босой. Холодно. Но это уже ничего не значило.
Я уже не думал.
Не боялся.
Ничего.
Боялся только одного: что вдруг опять проснусь.
Что снова окажусь в ловушке между мирами, среди голосов, теней и боли.
Я устал.
Я хотел тишины. Абсолютной. Без надежд. Без ожиданий.
Даже если она навсегда.
Я желал этого.
Я закрыл глаза.
Никаких молитв. Ни слёз. Только пустота.
И шаг.
Один.
В пустоту.
Мгновение полёта.
Мир сжалился в точку.
И темнота.
Но… даже она не была концом.
Потому что в ней… кто-то смотрел на меня обратно.
Свет. Белый, как пустота.
Слепящий. Не солнечный. Холодный. Медицинский.
Я попытался моргнуть. Веки будто были из ваты.
Пальцы – как чужие.
Я пытался вспомнить, где я. Кто я. Зачем…
Шаги.
Кто-то подошёл ближе. Мягко, уверенно. В голосе – забота. И что-то тревожное.
– Как вы себя чувствуете?
Женский голос. Тихий.
Я повернул голову – насколько смог.
Это была медсестра.
Белая форма, маска, в руках – планшет с записями.
За её спиной – капельница, тумбочка, монитор. Больничная палата.
Я был в больнице.
– Где… где я? – прохрипел я.
– Вы упали с шестого этажа, мистер Леон, – ответила она мягко. – Вы выжили. Чудом.
Но у вас сильнейшее сотрясение мозга.
И… повреждение памяти.
Она замялась.
А потом, не глядя мне в глаза, продолжила:
– Медики называют это травматической амнезией.
Мозг… чтобы выжить, стирает всё, что может причинить боль.
И иногда – всё подряд.
Я смотрел на неё, но слова не укладывались.
Как будто она говорит со мной, но не обо мне.
Как будто это всё – про кого-то другого.
– Леон… – прошептал я.
– Да. Это ваше имя. Леон.
Вы – Леон.
Но оно ничего мне не говорило.
Как имя персонажа из чужой книги.
Я даже не мог быть уверен, что действительно существовал.
Словно кто-то вырезал из меня самое важное.
– Я… не помню, – прошептал я. – Вообще ничего.
* * *
Шесть месяцев ранее…
Глава 1. Анна
«Некоторые имена навсегда вплетаются в нашу судьбу, даже если мы шепчем их только во снах.»
Когда я закрыл глаза, ничего не предвещало странного.
Пять минут тишины – и что-то внутри меня завибрировало, будто тонкая струна души дрожала в пустоте.
Я подумал: «Наверное, засыпаю.»
Но сон был слишком реальным. Слишком… иначе.
Я открыл глаза.
Потолок – чужой. Высокий, светлый, с тонкими линиями трещин, как паутина времени.
Комната – просторная, утопающая в мягком солнечном свете. Совсем не моя.
И тишина…
Только чьё-то дыхание рядом.
Я медленно повернул голову – и сердце ухнуло в живот.
Она.
Анна.
Спала спокойно, глубоко, с той самой лёгкой улыбкой, которую я когда-то знал.
Я резко сел, дрогнув всем телом, и почти сразу упал с кровати, не в силах поверить в происходящее.
Анна… десять лет назад.
Мы переписывались, гуляли, смеялись. Она была светлой. Доброй. Настоящей.
Тогда я считал, что у меня всё впереди. Друзья, вечеринки, клубы, другие лица и другие тела.
Меня отвлекли от неё, как будто я мог ещё вернуться…
Но не вернулся.
Через пару лет я случайно увидел фото: она в белом платье, обнимает кого-то другого. Счастлива.
А я остался с воспоминаниями, которые никогда не решался перелистать.
И вот теперь – я проснулся рядом с ней.
Не во сне. Не в фантазии.
Я жил его жизнью. Или, точнее… жизнью другого «меня», который остался с ней.
И пока я стоял в этой комнате, на полу, растерянный,
я знал только одно:
Я хотел это помнить.
– Леон… что ты там делаешь? – прозвучал её голос, немного хриплый от сна.
Я замер.
Она приоткрыла один глаз, глядя на меня с мягкой, полусонной улыбкой.
И в этот момент всё остановилось.
Она была… такая же, как раньше. Только ближе, реальнее, живее.
Я не знал, что сказать.
Меня звали по имени, которое звучало слишком естественно – будто я действительно им был.
А ведь я – это я.
Или… не я?
Она потянулась к подушке, провела рукой по своим волосам и снова взглянула на меня:
– Ты такой странный с утра… Ночью опять плохо спал?
Я хотел ответить.
Сказать ей, что я не знаю, где нахожусь. Что я проснулся в теле чужого себя, что всё это – ошибка, сон, иллюзия…
Но слова застряли.
Потому что она была прекрасна.
Потому что я помнил это чувство – ту теплоту, ту легкость, которую чувствовал когда-то, когда она просто была рядом.
И всё стало путаным.
Последнее, что я помню – это вечер. Я сидел дома. Листал ленту, бессмысленно щёлкая по экранам, пытаясь забыться.
Потом – тишина. Сон.
А теперь – это.
Может, я всё ещё сплю?
Но тогда – почему этот сон реальнее всего, что было в моей жизни?
Я просто смотрел на неё.
Молчал.
Анна лежала на подушке, полуулыбаясь, а я – в полной тишине – пытался вспомнить хоть что-то. Хоть один фрагмент, который бы объяснил, кто я здесь.
Медленно встал на ноги, чувствуя странную легкость в теле.
Повернув голову вправо, заметил в углу зеркало.
Отражение смотрело на меня уверенно. Это был я… но не совсем.
Чуть более спортивный. Чуть более загорелый.
И – почти голый. Только трусы.
– Чёрт, – прошептал я и поспешно схватил с кресла футболку и джинсы, прикрываясь, будто пойманный на месте преступления.
– Извини… – выдохнул я неуверенно.
Анна рассмеялась.
– За что извиняться? Ты какой-то странный сегодня… – её голос был мягким, игривым.
– Ладно, иди в душ, потом пойдём завтракать.
– Хорошо, – ответил я.
Только вот… где здесь душ?
Я вышел из спальни и оказался в длинном коридоре. Всё выглядело как-то… не по-настоящему.
То есть – слишком чисто, слишком чуждо.
Начал открывать двери одну за другой: гардероб, кладовая, кабинет…
И, наконец, ванная.
Зайдя внутрь, я повернул кран и подставил лицо под прохладную струю воды.
Долго стоял, умываясь, словно пытался смыть тревогу, соскрести чужую память.
– Что, чёрт возьми, происходит?.. – прошептал я.
Почему я ничего не помню?
Последнее – это как я лежал в своей квартире, пролистывая бессмысленные ленты соцсетей.
А теперь – я здесь.
С Анной. В доме, который вижу впервые.
– Может, у меня болезнь?.. – подумал я.
Амнезия? Психоз?
Или, может, это всё же сон?
Но вода была холодной.
И отражение в зеркале – настоящим.
А сердце…
Сердце билось так, будто это и есть реальность.
Я вышел из душа, вытерся, оделся – машинально, как будто тело действовало само.
Но путь на кухню был осознанным.
Меня вёл запах.
Нет, не еды – её аромат я даже не почувствовал сразу.
Это были её духи.
Тот самый запах, который я не слышал, кажется, десять лет.
Свежий, как прохладный ветер. Тёплый, как весеннее утро. Он был не просто парфюмом – он был частью её природы.
На секунду меня отбросило назад, туда, где мы были другими. Где всё только начиналось.
Она не сменила духи…
И этот факт разбил что-то во мне.
Я вошёл в кухню.
Просторная, светлая. Окно распахнуто, сквозняк играет с занавеской.
Анна стоит у плиты, в её движениях – лёгкость, которую я помнил.
– Садись, дорогой, почти готово, – сказала она, не оборачиваясь.
Я сел.
Просто наблюдал.
В руке она держала сковороду, ловко переворачивала омлет с чем-то ароматным, что я не смог распознать.
Потом подошла ко мне, поставила тарелку на стол…
…и поцеловала меня в голову.
Это было… нежно. Тепло.
Так, как целуют тех, кого действительно любят.
– Ты какой-то тихий сегодня, Леон… – произнесла она, глядя на меня с лёгкой улыбкой.
Я не ответил.
Потому что внутри было столько слов, что они поглотили друг друга.
И только мысль звучала отчётливо:
«Если это сон… пусть он длится как можно дольше.»
– Спасибо, – произнёс я почти шёпотом, и сам удивился тому, как непривычно звучит мой голос в этом доме.
Внутри будто закипала буря – тихая, вязкая, но неумолимая.
Столько вопросов к ней. К себе. К этому странному, слишком тёплому и правильному миру, в который я провалился без предупреждения.
Я хотел спросить: где мы?
Кто я для неё?
И главное – почему я ничего не помню?
Но язык словно прирос к нёбу.
Я боялся, что одно неверное слово… разрушит всё.
Как будто стоял в стеклянной комнате, полной света, и знал: если пошевелишься – стены треснут.
Я ел, почти не ощущая вкуса. Движения были механическими.
Мозг – как в тумане.
Но взгляд сам собой скользнул в угол кухни, туда, где рядом с книжной полкой стояли какие-то милые безделушки, керамические фигурки, подсвечник, и – фотография в деревянной рамке.
Что-то в ней потянуло. Неизвестное. Или, наоборот, слишком хорошо забытое.
Я встал, подошёл ближе.
Взял рамку в руки.
Мы.
Я и Анна.
На фотографии – мы стояли, обнявшись, на фоне цветочной арки.
Анна – в изящном белом платье, лёгком и струящемся, как утренний ветер.
Я – в чёрном костюме с бабочкой, ухоженный, уверенный, молодой… и такой, каким я не чувствовал себя уже много лет.
Мы смеялись. Наши лица сияли.
Это была не просто фотография – это был момент, в который хотелось вернуться.
Свадьба.
Наша.
В этот момент что-то внутри меня дрогнуло, словно включился старый кинопроектор.
Я пошатнулся, едва не уронил рамку. Потемнело в глазах – резко, как будто вспыхнула лампа и тут же погасла.
И началось.
Картинки, воспоминания, эмоции – всё хлынуло в голову, как разлившаяся река.
Фрагменты чужой жизни – но такой яркой, тёплой, близкой.
Мы поженились.
Это была красивая церемония – не вычурная, но полная искренности.
После свадьбы – медовый месяц в Индонезии.
Белый песок. Бирюзовое море. Мокрые от смеха волосы.
Она кричала от волн, а я ловил её, будто спасал от уносящего потока.
Вечера на террасе с бокалами вина.
Пьяные разговоры под звёздами.
Мы говорили о будущем, о доме, о детях, о том, какими станем в старости.
Потом – возвращение.
Совместная жизнь.
Первый раз, когда мы увидели этот дом и поняли – он наш.
Как таскали коробки. Спали на матрасе на полу, среди хаоса переезда.
Я видел ужины, смех, её сонный голос по утрам.
Новых друзей, совсем других.
Но что-то было странным.
Те, кто был рядом со мной в прошлой жизни – исчезли.
Мои старые друзья. Те, с кем я вырос, с кем бегал по дворам, делил секреты, драки, первую сигарету.
Их не было.
В этом мире – я был другим.
Я выбрал другую жизнь.
И ещё…
Я увидел больничные палаты.
Яркий свет. Молчаливые очереди. Документы, анализы, врачи.
И Анну – рядом.
С той же силой в глазах, но уже без блеска.
– Не волнуйся… со временем получится, – говорила она, пытаясь улыбнуться.
Но я не знал – о чём речь.
Эти воспоминания не были моими.
Они принадлежали другому «я», который прожил эту жизнь.
Но сейчас…
Они были во мне.
Я не мог больше сдерживаться.
Что-то в груди сдавило, дыхание стало тяжёлым.
– Анна… – выдохнул я, почти неузнавая собственный голос, – с тобой всё в порядке?..
Она оторвалась от плиты, удивлённо посмотрела на меня.
– Конечно, – сказала она просто, тепло, как будто вопрос был неуместным.
– А почему ты спросил?
Я отвёл взгляд на секунду, потом вернулся к её глазам.
– А со мной? Я… Я болен?
Она подошла ко мне медленно, с лёгкой улыбкой на губах, но в её движении было что-то ласковое, почти материнское.
Обняла лицо ладонями, провела большими пальцами по моим скулам.
– Нет, дурачок, – сказала она. – Мы здоровы, как быки.
И, не отпуская, поцеловала меня.
Я закрыл глаза.
На секунду мир исчез.
Не осталось стен, не осталось прошлого и будущего – только этот поцелуй.
Мягкий. Медленный. Такой знакомый, как будто мы были вместе всегда.
Я не хотел отрываться.
В этом касании было всё, чего мне не хватало в жизни.
Я улыбнулся, отстранился чуть-чуть, глядя на неё, и будто в шутку спросил:
– А сколько лет мы женаты, м-м?
Она хмыкнула, но в следующую секунду её взгляд стал строгим.
– Завтра юбилей. Десять лет, между прочим.
Она склонила голову на бок, прищурилась.
– Ты что, забыл?.. Специально издеваешься надо мной, да?
Я рассмеялся. Искренне, по-настоящему.
– Конечно, любимая. Просто шучу…
Но внутри всё оборвалось.
Десять лет.
Десять лет с Анной. С девушкой, которая была для меня когда-то возможностью.
Потенциалом. Мечтой, упущенной во имя глупых друзей, бессмысленных ночей и чужих улыбок.
И тут…
Я спросил, стараясь сделать это максимально невинно, но внутри сжимаясь от предчувствия:
– А где дети? Они в садике?..
Я смотрел ей прямо в глаза.
В воспоминаниях, которые хлынули на меня ранее, не было детей. Ни детской комнаты, ни игрушек, ни ни одного момента с криками и смехом.
Это казалось странным.
– Издевайся, издевайся… – пробурчала она с улыбкой, отмахиваясь рукой. – Но хорошо, что ты напомнил.
Она поставила чашку в раковину и повернулась ко мне с полной серьёзностью, в её глазах сверкнула искра надежды.
– Завтра утром нам нужно к врачу. Не забудь. Нельзя пропускать сеансы.
Я верю, что она поможет нам.
Она подошла ближе, её глаза блестели.
– Вот увидишь… когда всё получится – наши дети будут ходить в самый лучший садик на свете.
Я молчал.
Но теперь знал.
Эти анализы.
Врачи.
Ожидание, о котором я не понимал.
Всё это – из-за бесплодия.
Уже десять лет…
Чёрт.
Я посмотрел на часы.
Циферблат показывал почти десять утра.
Воскресенье.
День, который должен быть тихим. Медленным. Заполненным ничем.
Я прошёл в гостиную и сел на диван.
На ощупь взял пульт, включил телевизор – просто чтобы был звук.
Экран мигнул, заговорил голосом ведущего, заиграла заставка передачи.
Но я не слышал.
Всё это было фоном к шуму в моей голове.
Анне кто-то позвонил.
Она отошла на кухню, говорила спокойно. Смех. Звонкий, тот самый, от которого раньше замирало сердце.
– Леон, тебе привет от Марии, – крикнула она через плечо.
Я замер.
Мария…
Имя не вызвало ни одного образа. Ни лица. Ни интонации.
Ничего.
Я хотел притвориться, что вспомнил, но даже на это не хватило сил.
Я смотрел в экран.
Передача шла. Люди что-то обсуждали.
Но я их не видел.
Я был внутри себя.
Мысли, обрывки воспоминаний, как разбитые зеркала – отражают, но не дают цельной картины.
Я не помнил вчерашний день.
Или… не знал, какой из «вчерашних» был настоящим.
В одной памяти – мы с Анной были у друзей.
Смех. Вино. Она была почти пьяна, тянулась ко мне, шептала на ухо глупости.
Мы вернулись поздно. Упали в постель, как дети, смеясь и обнимаясь.
В другой – я был один.
В пустой квартире.
Лента социальных сетей. Холодный чай.
Глухое одиночество, в котором имя «Анна» было лишь эхом.
Она ушла… уже много лет назад.
Так что было вчера?
Где был «я»?
Я чувствовал, как начинает сжиматься что-то в голове.
Как будто череп стал тесен для всего, что внутри него.
Что со мной?..
На секунду мне показалось, что сердце остановилось.
Я закрыл глаза.
И подумал:
Если я не разберусь, где правда, а где нет – я сойду с ума.
Всё шумело, крутилось, ломалось внутри…
Но я сказал себе: хватит.
Что бы это ни было – сон, бред, вторжение в чужую реальность – сейчас я здесь.
Я с Анной.
Она моя жена.
И это – реальность.
В голове пульсировало:
Живи этим. Прими это. Пока не исчезло.
Я потянулся к телефону, открыл банковское приложение – почти машинально.
И вдруг…
На экране – баланс.
Сумма была серьёзная.
Несколько нулей.
Я не беден.
Я – успешен.
И как будто в подтверждение, всплыла в памяти новая мысль:
Я работаю в банке.
Помощник директора. Хорошая должность. Спокойная. Статусная.
Всё это – моя жизнь.
Не разрушенная, не потерянная, не испорченная глупыми выборами.
Я поднялся с дивана и пошёл к Анне.
Она стояла у окна, пила чай, и свет ложился на неё так, что казалось – она сама светится.
– Собирайся, – сказал я, подойдя ближе. – Пойдём погуляем. Потом – в ресторан.
В глазах у меня была радость. Настоящая. Не сиюминутная, не фальшивая – полноценная.
Анна чуть удивлённо подняла брови.
– Может, завтра?.. – сказала она с мягкой улыбкой. – Всё-таки наш юбилей.
Я подошёл ближе, взял её за руки.
– И завтра пойдём.
И послезавтра, и через неделю, и всегда.
Я чувствовал, как моя душа наполняется этим простым моментом.
Как будто я заново учусь дышать.
Она смотрела на меня чуть дольше, чем обычно.
А потом кивнула.
– Ладно. Только дай мне минут десять.
– У тебя есть вся вечность, – ответил я.
Мы начали переодеваться.
Я выбирал рубашку, она перебирала платья.
Мы переглядывались, шутили, смеялись, как будто всё вокруг было обычным, понятным.
А я тем временем ловил на себе каждую мелочь:
Её смех.
Как она прячет губы, когда хочет не рассмеяться, но не может удержаться.
Как поправляет волосы.
Всё это – моё настоящее.
И пусть будет так, пусть это длится.
Пусть этот мир не исчезнет.
Я не хочу просыпаться.
День был удивительно тёплым, почти весенним, хотя на календаре уже стояла поздняя осень.
Солнце будто сжалилось над нами и решило немного задержаться. Оно мягко скользило по улицам, отражалось в витринах, согревало лица прохожих.
Даже воздух казался другим – тише, прозрачнее, как будто мир замер, затаившись, чтобы не спугнуть этот момент.
Анна держала меня под руку.
Мы шли медленно, неспешно, будто у нас впереди была вся жизнь, и никуда не нужно было спешить.
Она говорила что-то о своих знакомых. О девушке, которая купила новый велосипед. О коллеге, который наконец-то решил жениться.
Потом – о планах на отпуск.
Она мечтала о Тоскане, о виноградниках, о доме в деревне с оливковыми деревьями.
Я слушал не слова.
Я слушал её голос.
И думал:
Вот так живут счастливые люди.
В какой-то момент Анна остановилась, повернулась ко мне и, глядя прямо в глаза, сказала:
– Спасибо, что выбрал меня. Тогда, десять лет назад.
Я улыбнулся.
– Я не мог не выбрать.
Она улыбнулась в ответ.
Но её глаза…
На долю секунды в них промелькнуло что-то иное.
Пустота?
Усталость?
Или, может, страх?
– Что случилось? – спросил я.
Она отвела взгляд.
– А если… если я никогда не смогу родить тебе детей? – проговорила она тихо, почти шёпотом.
Мгновение повисло в воздухе, как капля перед падением.
– Из тебя бы получился… прекрасный отец, – продолжила она. – А я…
– А из тебя – прекрасная мама, – сказал я сразу. Твёрдо, без паузы.
– Не волнуйся. У нас всё получится.
Она слабо улыбнулась, но в глазах загустели слёзы.
– Я просто не хочу… чтобы ты однажды согласился усыновить ребёнка только ради меня.
– Я знаю, как ты хочешь… чтобы это был твой.
– По-настоящему твой. Из твоей плоти и крови.
Она попыталась улыбнуться, но это было уже не про радость.
Слёзы выступили на ресницах, и она резко отвернулась, будто не хотела, чтобы я это видел.
Я подошёл ближе, обнял её.
Поцеловал в макушку – осторожно, бережно.
– Всё будет хорошо, – шепнул я. – Обещаю.
Мы стояли так в тишине, пока её дыхание не выровнялось.
Я чувствовал, как хрупок этот момент.
Как мир дрожит, будто натянутая нить.
– Давай сменим тему, – сказал я. – Пойдём в ресторан. Ты ведь знаешь, как я люблю, когда ты выбираешь вино и притворяешься сомелье.
Она хмыкнула.
– Да-да. Только я, между прочим, всегда угадываю, что тебе понравится.
– Потому что ты читаешь меня как открытую книгу.
– Может быть… – сказала она, смотря вперёд, в сторону улицы.
Но в её голосе прозвучала нотка…
Едва уловимая, но другая.
Как будто она уже знала, что я не останусь.
Я не подал виду.
Я держался за это мгновение, как утопающий – за воздух.
И мы пошли дальше.
К ресторану.
К вечеру.
К чему-то, что я всё больше боялся потерять.
Мы вошли в ресторан под вечер.
Внутри было мягко и уютно, как в старом фильме.
Неяркий свет отражался от бокалов, сквозь окно тянулся отсвет заходящего солнца.
Скатерти – белоснежные, посуда – будто из прошлой эпохи.
Всё было настолько гармоничным, что казалось: этот вечер создан только для нас.
Мы заказали итальянское вино – лёгкое, терпкое, с запахом лета.
Французское блюдо с названием, которое я не запомнил, оказалось удивительно вкусным.
Но на самом деле я не чувствовал вкуса.
Я чувствовал её.
Анна смеялась, что-то рассказывала, касалась моей руки, и в этих движениях была жизнь.
Настоящая, невыдуманная.
Вино потихоньку разливалось по телу теплом.
Я откинулся на спинку стула, смотрел на неё и вдруг сказал:
– Я очень пьян.
Она приподняла брови, рассмеялась.
– Уже? Так быстро?
Я покачал головой.
– Я пьян тобой.
Она замолчала на секунду.
Я продолжил, чувствуя, как на сердце становится легче:
– Ты такая красивая. Такая настоящая.
Ты добрая. Мягкая.
Я счастлив, что ты в моей жизни.
Она посмотрела на меня чуть иначе – будто увидела что-то новое, что-то из глубины.
– А я счастлива, что ты – в моей, – сказала она. – Мой. Любовь моя.
И вдруг в ресторане заиграла та самая мелодия.
Танец.
Медленный, знакомый.
Я встал, протянул руку.
– Потанцуем?
Она кивнула.
Мы вышли на центр зала.
Люди отодвинулись, уступив нам место, будто знали – этот танец нам нужен.
Я обнял её.
И в этот момент исчезло всё.
Не было ресторана.
Не было города.
Было только тёплое тело в моих руках, её дыхание у ключицы, и музыка, похожая на воспоминание.
Мы кружились медленно, словно время решило остановиться.
Я не чувствовал никого вокруг.
Как будто в этом огромном, бесконечном мире были только мы двое.
Я влюбился в неё.
Снова.
И страшно было лишь одно.
Что всё это – временно.
Может и нет..
После танца мы присели обратно за стол.
Оба чуть запыхавшиеся, но счастливые – в глазах блестело вино и что-то большее.
Анна почти сразу взяла в руки телефон.
Я заметил, как её лицо слегка изменилось.
В глазах – неуверенность, ожидание.
– Ждёшь звонок? – спросил я, глядя прямо на неё.
Она на секунду закусила губу, потом кивнула.
– Если честно… сегодня должны были прийти итоговые результаты анализов.
Я замер.
– Я хотела сделать тебе сюрприз, – продолжила она. – Врачи уверены, что вероятность положительного ответа – девяносто процентов.
– Девяносто… – прошептал я.
– Но пока ничего не пришло, – закончила она, опуская глаза на экран. – Я… просто жду.
Я накрыл её руку своей, сжал нежно.
– Ничего.
– Послушай, ты рядом со мной – и это уже лучший подарок.
Она улыбнулась, выдохнула.
Мы больше не говорили об этом.
Вечер завершился в тихом уюте, без слов, без громких признаний.
Просто взгляды. Просто тепло.
Мы вышли из ресторана, когда за окнами уже темнело.
Город мерцал, как большая живая карта.
На подходе к дому, у самых дверей, я замер.
– Чёрт, у меня закончились сигареты.
– Иди, – сказала она. – Только быстро.
– Тебе что-нибудь нужно?
Она наклонилась ближе, прошептала на ухо:
– Мне нужен только ты!
И, улыбнувшись, подтолкнула меня за плечо.
– Я жду тебя. Иди скорее, любимый.
– Мигом, – ответил я.
Она вошла в подъезд. Я проводил её взглядом, и когда дверь закрылась, развернулся и пошёл в сторону магазина.
Он был рядом, всего пять минут пешком.
Внутри пахло пылью, старым кофе и пластиком.
Я взял сигареты, но взгляд зацепился за винный отдел.
Как будто голос изнутри прошептал:
«Продли этот вечер. Пусть он длится дольше.»
Я подошёл к полке, внимательно изучил бутылки.
Остановился на одной – насыщенный красный, с ароматом вишни и дуба.
– Сегодня мы не будем спать, – сказал я сам себе. – Сегодня – просто… продолжим.
На душе было светло.
Я вышел на улицу с бутылкой в руке, почувствовал прохладный ветер, вдохнул глубже.
Город дышал.
Я – тоже.
И с каждой секундой я чувствовал, как внутри растёт благодарность.
Благодарность Вселенной. За неё. За этот день. За то, что у меня есть, хоть на миг, всё.
Я шёл домой, тихо подпевая себе какую-то мелодию.
Я открыл дверь.
Свет в прихожей был включён.
Всё выглядело… спокойно.
Но слишком тихо.
– Дорогая? Я пришёл…
Я сделал пару шагов внутрь и усмехнулся:
– И не дай бог ты уже уснула…
Ответа не было.
И в следующую секунду – я увидел её чашку.
Любимую. Та, из которой она пила чай с лимоном, когда болела. Та, которую берегла, как воспоминание.
Она лежала на полу.
Разбита.
Осколки, как раны.
Что-то кольнуло внутри.
– Анна?.. – голос сорвался.
– Всё хорошо?..
Тишина.
Я подошёл ближе.
Возле осколков лежал факс.
Рядом – лист бумаги.
Я поднял его. Бумага была тёплая. Недавно распечатанная.
Письмо из больницы.
От врача.
Много медицинских терминов, которых я не понимал. Слова – плотные, сухие, будто защищались от смысла.
Но глаза зацепились за строки:
«Я дал вам слово, что буду честен и прям…
…Мне очень жаль.
…Увы, вы никогда не сможете иметь детей.»
Мир покачнулся.
В груди – тяжесть.
В теле – вибрация, как будто кровь вдруг стала холодной.
Рядом, чуть дальше – другое письмо.
Написано от руки. Торопливо. Почерк её.
Я взял лист, развернул.
***"Мой Леон…
Любимый.
Я так тебя люблю.
Я знаю, как ты ждал этого ответа.
Я знаю, как ты надеялся.
Я мечтала быть прекрасной матерью твоих прекрасных детей.
Но не судьба.
Не для меня.
Я знаю, ты меня любишь.
И ты никогда не отпустишь меня.
Но я не хочу видеть тебя полусчастливым.
Не хочу, чтобы ты жил, сдерживая боль.
Со мной не получилось…
Но с другой получится.
Я прошу: найди её.
Найди ту, что подарит тебе то, чего я не смогла.
Я отпускаю тебя.
Прости меня.
Я сделала это не против тебя.
А ради тебя.
Я прошу – не вини себя.
Это был мой выбор.
Люблю тебя.
Навсегда.
Твоя Анна.«***
Я стоял в центре комнаты, и листы в руках дрожали.
В груди – пустота.
Словно вырвали кусок сердца и оставили только воспоминание о том, что когда-то билось.
– Анна!..
Я закричал.
Громко, хрипло, в отчаянии, которое разрывает лёгкие.
Я метался по комнатам, открывал двери, срывал занавески, проверял шкафы – будто она могла прятаться, играя со мной.
– Анна!! Ответь!..
Воздуха становилось всё меньше.
Я не дышал.
Дом был тихим, как смерть.
И вдруг я почувствовал что-то под ногой.
Холод.
Мокро.
Я опустил взгляд.
Пол был залит водой.
Лужа, прозрачная, но с тонкой алой каймой.
– Нет…
Я рванулся в сторону ванной.
И увидел её.
Анна.
Ванна наполнена до краёв.
Вода – красная.
Не алое пятно, а целое море боли.
Её лицо – бледное, как снег.
Глаза закрыты.
Никакого дыхания.
Ни малейшего движения.
Рядом на полу – лезвие.
На запястьях – глубокие порезы.
Не царапины. Не попытка.
Выбор.
Кровь уже не текла.
Последние капли стекали по кромке ванны, исчезая в мраморе.
– Нет…
Я опустился на колени, опустил руки в воду.
Тёплая.
Я обнял её. Вынул из воды.
Её тело обмякло в моих руках.
Я трясся. Плакал. Шептал её имя, словно это могло вернуть её.
– Зачем… зачем ты это сделала?..
Я прижал её к себе.
– Я был счастлив.
Голос сорвался.
– Я был самым счастливым человеком рядом с тобой…
– Ты убила нас…
Я повторял это снова и снова.
Как молитву.
Как приговор.
Ты убила нас…
Я не открывал глаз.
Только держал её.
Только плакал.
Я обнимал Анну так крепко, как будто мог вдохнуть в неё жизнь одним лишь прикосновением. Как будто мог передать ей всё тепло, которое не успел отдать раньше.