Костюмерша. Босс и практикантка

ГЛАВА 1. Янковский

За окном гремел июньский ливень.

– Природа намекает на слом шаблонов, – сказал Мишка. Он сжал оба кулака и потряс ими над головой, мелькнув тату с иероглифом.

В аудитории витало напряжение, густое, как театральный грим.

Все ждали результатов распределения.

Алиса волновалась, как, впрочем, и все. Её диплом был о современных театральных костюмах для пьес начала прошлого века.

Она считалась талантливой, но неуверенной в себе. Профессор говорил, что из Алисы надо выжимать мёд по капле.

– Может, тебя пугать надо до смерти, Муравьёва? Ты нормального языка не понимаешь, – сказал он ей после того, как принял работу с опозданием и после угрозы отчисления из института.

Дождь не переставал. По стеклам текли потоки воды. Буйство природы и правда добавляло тревожности.

Алиса сидела в самом дальнем углу аудитории, незаметно жевала конфету и смотрела в телефон на молодого Янковского.

Нарезка из советского фильма Михаила Богина «О любви».

Героиню играла дочка известной советской актрисы Зои Фёдоровой Виктория. Красотка. Её отец был капитаном ВМС США Джексон Тейт.

Алиса достала ещё одну конфету. Эта была с лимонной начинкой. Скорей бы уже.

Зоя познакомилась с американцем в 1945 году на приёме у наркома иностранных дел СССР. Ей было 37, ему 46. Взрослые и уже понимающие жизнь. Но, как оказалось, не до конца. За эту связь Зоя попала в лагеря, а Джексон стал персоной нон-грата. Как же глупо и жестоко, если смотреть на события с высоты сегодняшнего дня!

Неоднозначные времена.

Это уже история.

Неважно. Янковский затмевал всё. Роковой. А роль малюсенькая.

– Наталья уже идёт, – подмигнул ей Мишка, – а-а-а! – он смешно закрыл голову руками.

Алиса хихикнула и отвлеклась от телефона.

– У тебя конкурентов нет, – подмигнула ему в ответ.

Мишка был любитель фантастики и фантастических костюмов соответственно. Мастер модных скафандров.

Она вернулась к кино.

Виктория ей тоже очень нравилась. Очень своеобразная, утончённая и умная. Скульптор-реставратор в Эрмитаже, увлечённая своей профессией, как она сама.

Героиня ждёт любви, настоящего чувства, отказывается от случайных встреч.

Знакомо.

И вдруг влюбляется в загадочного женатого Янковского и отказывает появившемуся перспективному жениху.

Окно в аудитории внезапно открылось от порыва ветра. Мишка побежал его закрывать. Их глаза встретились, но Алиса тут же опять уставилась в телефон.

В последних кадрах героиня стоит у окна, на неё смотрит молодой Янковский, и они разговаривают глазами через стекло.

Открытый финал. Народ такое не любит, а Богин рискнул и поплатился. Фильм не взяли на никакие фестивали из-за этого непонятного финала и намёка на то, что героиня посягнула на благополучие чужой семьи. Напрашивалась цитата из другого советского шедевра:

– А если это любовь, Надя?

– Кака любовь?

– Така любовь!

– Муравьёва. Московский театр современной пьесы «Начало». Проект привлёк внимание художественного руководителя, – сказала Наталья Михайловна, доцент кафедры, – подчёркнуто умение работать с современными материалами и креативный подход.

«Начало?» Алиса встала. «Понравилась самому Зольцу?»

Значит, она оставалась в Москве.

– Везёт, – сказала Дашка, подруга по группе. – Я – в Пермь.

– Ты же любишь балеты. Или ты в Большой хотела?

Она не ответила. Дашка ей завидовала не из-за распределения. Она просто ей завидовала, потому что Алиса плевать хотела на всех, кто ей завидовал.

Независимая, спокойная, самодостаточная. Посмотрит с высоты своих ста семидесяти восьми сантиметров и дальше пойдёт. Вот такая.

Дашке очень хотелось её подловить на чём-нибудь, на какой-нибудь слабости, разыграть, оторваться, но пока ничего не получалось. А сейчас уже тем более не получится.

– В «Начале» художник по костюмам Шахов, с ним не соскучишься. Всю кровь высосет, – сказала через какое-то время Дашка, – приготовься!

– Шахов? И что? Я могу что-то изменить? – подняла на неё глаза Алиса.

Непробиваемая. Дашке так хотелось её напугать.

– Пошли в кафешку, – предложила подруга.

Рекомендация профессора сыграла ключевую роль, Алиса не сомневалась, а её научный руководитель поддакнул. Страшно. Надо оправдать.

Отправились в итальянское кафе из-за вкусного кофе и интерьера.

– Три канноли и панна кота, – заказала себе Дашка. Отрывалась.

Алиса думала о том, что её работы, которые она чуть не выбросила, понравились, их оценили в одном из самых интересных и современных театров. Ни о чём другом мыслей не было. Она была близка к состоянию счастья.

– Хорошо, что у меня никого нет, как и у тебя, – прищурилась Дашка, – а то пришлось бы расставаться, сердце рвать на части из-за этой практики.

– Я-то тут причём? – Алиса подняла брови.

Официант принёс поднос с пирожными и кофе.

Телефон ффзавибрировал. На экране высветился незнакомый номер.

– Алло? – осторожно произнесла она.

– Алиса? – раздался хриплый мужской голос, – я хочу тебя поздравить.

Девушка замерла, лицо мгновенно побледнело. Это был человек из её прошлого, которое она пыталась забыть.

– Нам нужно поговорить, Аля!

Дашка тут же заметила перемену в лице подруги:

– Что случилось?

Алиса молча отключила звонок. Её руки чуть ли не дрожали.

– Ничего, – слишком быстро ответила она. – Просто старый знакомый.

Но Дашка знала: за этим «просто» скрывается история, о которой Алиса никогда не рассказывала. Попалась!

– Так что там с твоим знакомым? – не унималась подруга.

– Это… давняя история, – уклончиво ответила Алиса и посмотрела вдаль, сквозь стены. Повернула голову, – человек, который когда-то причинил мне боль.

Всё. Как Дашка ни билась, больше ничего не получила, ни одного слова. Оставалось только ждать.

Вечером, когда Алиса пришла домой, звонок раздался снова:

– Аля, пожалуйста, давай встретимся. Я должен объясниться.

– Мы можем обойтись и без этого.

Она опять отключила телефон.

Постояла на балконе. Воспоминания заполонили пространство. Волнение зашкаливало. Хорошее смешивалось с обидой и злостью, которые, казалось, поселились в ней надолго.

Ничего не поделаешь. Так получилось.

ГЛАВА 2. Ролик

Опять телефон.

Бабушка.

– Лисонька, – голос дрожал, – мне нужно тебе кое-что рассказать.

Алиса напряглась.

– Что случилось? Ты заболела?

– Нет, детка, дело не во мне. Твоя прабабушка… она была художницей по костюмам. И у неё есть наследие. Ты так мало про нас знаешь. Егор виноват перед тобой, непростительно виноват. Как можно было так поступить? Приезжай.

– Какое наследие? – тихо спросила Алиса, опустив разговоры про отца.

– Приедешь – покажу. Это важно. Очень важно для твоего будущего.

Бабушка отключилась, оставив Алису в полном смятении.

Она познакомилась с бабушкой Олей только год назад. Отец скрывал о существовании внебрачной дочери от всех, прежде всего, конечно, от жены. В той, правильной и официальной семье у Алисы было целых два сводных брата, которых она тоже увидела только год назад. Игорь и Виктор, один старше на десять лет, другой на восемь. Здоровые мужики, такие же высокие и огромные, как папаша. Чужие.

В тот год чего только не случилось: мама вышла замуж, Алиса стала жить одна, отец свалился на голову со своими извинениями, потом появились братья и наконец бабушка. С ней сразу стало легко и интересно. А самое главное, они были так похожи внешне, что Ольга Дмитриевна, когда увидела внучку, застыла от удивления и восторга, как она потом призналась.

Оказалось, что дед был известным режиссёром в Новосибирском театре оперы и балета, а бабушка – оперной солисткой. Отец перевёз их на старости лет в столицу, поближе к себе, но дед вскоре умер, и Алиса так его и не застала.

Мысли возвращались к Тихону. Зачем он позвонил?

Всё началось на закрытом показе экспериментального спектакля, куда девятнадцатилетняя Алиса попала по знакомству. Тихон, уже известный в театральных кругах художник по костюмам, заметил её в толпе зрителей. После спектакля он подошёл к ней сам, задав вопрос:

– Почему ты так внимательно следишь за каждым движением актёров?

– Я смотрю за тем, удобно им в костюмах или нет.

– Серьёзно? Ты следишь за тем, как они двигаются в костюмах?

Тихон этого никак не ожидал. Он подошёл к Алисе, преследуя совсем другие цели, можно сказать, далёкие от его работы. Он просто увидел красивую высокую девчонку с умными глазами.

– Мы на «ты»? – смерила его Алиса взглядом.

– Да, я – Тихон, – представился он, выдержав взгляд.

Он не мог не нравиться. Янковский спустя сорок лет, хотя и не похож внешне, но она его видела таким. В нём была как будто знакомая улыбка. Трудно объяснить. Такая многозначительная, с лёгким сарказмом, но потом вдруг широкая, открытая, белозубая.

Глубокий взгляд, стройность, элегантность, дорогая тихая одежда – всё сразу притянуло к себе, как гипнозом.

Он подошёл, потому что я молодая дурочка? Зачем ему это? Такому.

Алиса была права, но отчасти. Она уже училась в институте, и знакомство с таким, как Тихон, обернулось ещё и профессиональным интересом. Тихон быстро заметил в ней пробивающийся талант и стал её тайным наставником, учил её не только работе с тканями, но и жизни, водил за кулисы, где пахло краской и старыми декорациями.

Учил читать ткань, как поэзию:

– Шёлк – это пауза. Бархат – аккорд. Свет на блёстках – ложь, которую все хотят видеть.

Постепенно раскрывал свои тайны создания костюмов:

– Не забывай, что ты часть, ты соавтор. Спектакль – это совместное высказывание, это игра команды, но одновременно нельзя потерять свою индивидуальность, того, что именно ты хочешь сказать, – отвечал он на её вопросы под одеялом, – частично образ героя в твоих руках, и это значимая часть.

Тихон снимал студию в элитном доме недалеко от театра, где работал. Там было удивительно мало вещей.

– А где ты хранишь одежду? Тут почти ничего нет, – удивлялась Алиса.

– Тут и так мало места, какая одежда?

Она не настаивала.

Алиса влюбилась и в него, и в театр.

У неё не было первой школьной любви, ей никто не нравился, она ждала такого, как Тихон, взрослого, понимающего, способного оценить её фантазии и, может быть, талант. Она отдалась ему вся без остатка.

Тихон не мог устоять перед её искренностью. Десятилетняя разница в возрасте была только в плюс. Единственное, он как-то не очень знакомил её со своими друзьями. Практически не знакомил. Стеснялся? Он? Она знала только Сашу, у которого было своё фотоателье и магазин для художников, с красками, мольбертами, кисточками, холстами, рамками и так далее. Саша всегда ей что-нибудь дарил, когда они к нему заходили. Симпатичный.

В июле поехали вдвоём с Тихоном в Янтарный на Балтику, провели там незабываемое время, полное нежности, разговоров о профессии и о её планах.

И всё!

После этой поездки Тихон исчез. Резко и без объяснений.

Нет, было одно смс: «Аля, ты прекрасная! Я желаю тебе счастья. Спасибо, дорогая! Я принял решение. Прости. Нам надо расстаться».

Жестоко?

Алиса даже думала тогда, что если бы он умер, не было бы так мучительно. Мир не просто стал бесцветным, без вкусов и запахов, мир исчез, сузился до её несравнимого горя, ночных рыданий и полного непонимания.

– Наверное, он женат, Ролик, – сказала мама, – ты не проверяла?

Сначала был «Кролик», который со временем превратился в «Ролик» в маминой интерпретации. А Кролик, конечно, выпрыгнул ещё в детстве из сказки Кэрролла. Но Алиса не очень любила эту сказку, она её немного пугала. Или картинки в книжке были такие, которые пугали.

– Если он женат, то он лжец, он изменщик, он негодяй, – кричала в слезах Аля, – полтора года ничего мне не говорить! А я раскрылась перед ним, я поверила ему. Он же говорил, что любит меня!

– Возможно, он и любит, Ролик, но иногда нельзя победить обстоятельства, и люди отступают. Постарайся пережить. Он ещё появится, я не сомневаюсь.

С мамой были близкие отношения.

А как пережить? Не думать? Завести другого? Какого другого после Янковского?

По ночам текли слёзы, в голову лезли воспоминания, раздиравшие душу.

От злости и обиды попёрли творческие идеи одна за другой.

В институте её заметили и стали считать смелой и даже талантливой. Аля училась, подрабатывала, ходила на спектакли, знакомилась с коллегами, но чувствовала себя раненой. На мужиков смотреть не хотелось. Разлюбить и забыть Тихона не получалось. Получалось только скрывать от всех свою боль и казаться независимой и самодостаточной. «Весь мир – театр…» – написал когда-то Шекспир.

ГЛАВА 3. Линии и символы

До начала практики оставалось пять дней.

Занялась уборкой, привела в порядок книги, одежду, сдала в химчистку занавески, вымыла окна, вылизала кухню и так далее. Не квартира, а операционная. А дальше что?

Позвонил Мишка Ступинский и пригласил в кино.

– Что значит «в кино»? – спросила Алиса. Всё-таки позвонил. Последние два года проходу не давал, но не звонил.

– Всё равно куда. Пошли в музей. Мы же культурные люди, – хохотнул Ступинский, – или в театр.

Хороший, но не нравился, чтобы влюбиться.

– Я перезвоню, – нашла, что сказать.

– Иногда люди раскрываются постепенно, у вас много общего. Не горячись, – посоветовала мама по телефону.

Она жила теперь далековато, на другом конце города в новостройке на одиннадцатом этаже с панорамными окнами. Её муж Стефан был на семь лет моложе, айтишник, естественно. Да и мама тоже была айтишница, поэтому знала, что советовала, типа, общая профессия всегда подбросит общие планы, и будет о чём поговорить.

Почему он позвонил?

Алиса записала его телефон, но как бы не она, а пальцы сами настучали. Назвала контакт Past Perfect, одним из прошедших времён в английском языке.

Что он хотел ей сказать? Она не собиралась ему подчиняться.

Поразмыслила и созвонилась со Ступинским. Назло самой себе и виртуальному Тихону. Знал бы Миша, какова его роль. Но Миша этого не знал.

На практику его распределили в детский театр. Где фантастика, там и сказки. А блестящую фольгу на время можно заменить плюшем.

– Научишь спиногрызов фантазировать и мечтать о невероятном своими костюмчиками. Я в тебя верю, – сказала Алиса.

Они сидели на террасе уличного кафе и ели бургеры с картошкой-фри после прогулки по набережной.

С Мишкой было легко, но он хотел большего, чем просто приятельство. С первого раза, может, и не будет поднимать эту тему, но просто так девушек не зовут на прогулки.

– Ты правда ходила со Ступинским на свидание? – позвонила вечером Дашка.

– Откуда ты взяла? – неужели проболтался? На Мишку непохоже.

– Как откуда? Вас же видели на Софийской набережной. Надо же! Какой тихоня! И что? Будете встречаться?

Зачем только я с ней дружила столько лет? – промелькнула мысль.

– Я не знаю будущего, и это очень хорошо. Извини, у меня гости, пока, – гостей, конечно, никаких не было.

На следующий день Алиса отправилась к бабушке.

– Как же я благодарю Бога, что на старости лет он мне преподнёс такой подарок, Лисонька, – обнимала её Ольга Леонидовна. Она имела в виду Алису, конечно.

Прабабушка Алисы, Елена Михайловна, была не просто художницей по костюмам, она создавала настоящие произведения искусства. Работала с выдающимися режиссёрами, создавала костюмы для знаменитых спектаклей.

Её эскизы и наброски хранились в специальном архиве, который бабушка берегла как зеницу ока.

– Знаешь, – сказала бабушка, – твой талант – это не случайность. Это дар, который передаётся в нашей семье из поколения в поколение.

Она достала из шкафа старую деревянную шкатулку с отколовшимися уголками. Внутри лежали пожелтевшие от времени письма, фотографии и небольшая тетрадь.

– Это Ленин дневник. Здесь она описывает свои работы, делится мыслями о создании костюмов, рассказывает о секретах мастерства. Она так интересно пишет, тебе обязательно понравится. Я прочитала дневник от корки до корки, но я не могла это воплотить. Уже собиралась всё подарить, и вдруг ты! – она открыла другую створку шкафа и протянула большую потрёпанную картонную папку, завязанную коричневой тесьмой, – а вот папка с эскизами, они волшебные.

Алиса осторожно перелистывала страницы тут же на ковре, впитывая каждое слово. На эскизах были изображены удивительные костюмы, которые могли бы украсить любой современный спектакль.

– Ба, – прошептала она в восхищении, – я даже не представляла, насколько важна для меня эта профессия.

Следующие три дня Алиса безвылазно сидела дома и изучала наследие. Теперь её путь в театре обретал новое значение. Она не просто следовала за мечтой – она продолжала семейное дело, хранила традиции, передавала знания дальше.

Странным казалось то, что Алиса совершенно интуитивно, ничего не зная о родне отца, встала на этот путь и пошла в институт учиться «на костюмера», как говорила мама. Вот как это объяснить? Был ли это её выбор?

Тихон не успокоился. Он позвонил опять.

– Аля!

– У нас не может быть ничего личного. Ты потратил свой шанс, – сказала и опять отключилась.

Её трясло, из глаз катились слёзы, большие и одна за другой.

Может, она перебрала? Может, надо было выслушать?

Голову опять заполнили воспоминания – первый секс, страсть, безумные ночи в его студии, его признания в любви.

Он растоптал моё доверие. Так-то оно так…

Выскочила на улицу. Тёплый летний вечер принял её в свои объятья.

– Ты где? – позвонила она Мишке.

– За городом, на даче. Хочешь, я приеду? – он как будто понял, что она не просто так звонила. Он же ждал этого.

– Нет, что ты! Я сделала один костюм, хотела тебя спросить.

– Пришли.

– Забей! Он ещё не закончен. Потом, когда приедешь.

– Алис. Я… могу завтра прям приехать.

– Нет, Майкл, я завтра у мамы. Я пришлю тебе картинку. Извини. Пока! – отключилась.

Вот зачем даю ему надежды, которые с самого начала сплошной фейк. Лживые надежды. Надо с ним как-то объясниться, что ли… а то поссоримся ещё. Или само рассосётся?

Купила мороженое.

Её опять потянуло к дневнику прабабушки. Что-то ей показалось там необычным. Быстро поднялась в квартиру. Открыла дневник.

Иногда попадались совершенно пустые страницы, но почему? Она повертела тетрадь в руках и поставила одну из пустых страниц напротив настольной лампы. Да! Стали проявляться непонятные линии и символы. Символы были похожи на алхимическую письменность. Алиса вспомнила лекцию по истории костюма, где были материалы по символике алхимии – стихии, металлы, связанные с названиями планет солнечной системы.

Некоторые знаки были ей знакомы по эскизам костюмов – они повторялись в виде узоров на ткани. Постепенно она поняла, что каждый символ имел двойное значение: декоративное и практическое.

Алиса перечитала дневник и те места, которые ей казались сразу непонятными. В двух местах было упоминание о «Братстве Золотого Шлейфа». Что это? Полезла в интернет – ничего не нашла.

Тайное общество, у которого нет цифрового двойника? Странное название – ироничный «золотой шлейф», как символ гламура и театральности, и «братство», как закрытая мужская структура, спрятанная за этим блеском.

– Ба, ты не слышала о «Братстве Золотого Шлейфа»? – позвонила она бабушке.

– В наше время говорили, что существовало такое сообщество театральных художников, но мама мне ничего о нём не говорила. Я же была актриса, а не художница. Я подумаю. Кое-кто ещё жив, кто может что-то вспомнить. Перезвоню.

Алиса опять погрузилась в чтение дневника.

ГЛАВА 4. Плащ

Часам к двум ночи Алиса оторвала голову от дневника.

Получалась удивительная картина, которая только вырисовывалась, но до того, чтобы всё понять, было ещё далеко.

Елена Михайловна описывала уникальные методы работы с материалами. Она писала об особой обработке тканей, делающей их способными впитывать эмоции. Как это? Алиса задумалась и перечитала. Потом речь пошла о секретных ритуалах окрашивания, которые придавали костюмам некие особые свойства. Какие? Пока непонятно. Затрагивалась техника вышивки, создающая энергетические узоры. И было написано немного о креплении фурнитуры, усиливающей сценический эффект.

Ничего себе! В те времена люди пользовались такими вещами?

На самом деле Алиса считала, что времена не меняли людей, весь набор пороков и благодетелей оставался неизменным, менялись только гаджеты и скорости.

Также Алиса наткнулась на главу о мистических свойствах костюмов. Речь шла о том, что с помощью костюма можно было усиливать голос актёра, помогать ему в концентрации на роли, которую он исполнял, создавать особую атмосферу на сцене, защищать от сценических неудач.

Прямо мистика какая-то!

Несколько раз попадалось сочетание «старинная карта». Типа: «более тонкие подробности в «старинной карте» или в «старинной карте» есть оберег. Что за карта и где её искать, пока было непонятно. Похоже, говорилось не о карте, как таковой, а скорее, о каком-то документе.

Наконец Алиса легла спать. Всю ночь смотрела цветные сны, наполненные персонажами из папки прабабушки. Особенно красивыми и запоминающимися в памяти Алисы остались костюмы к итальянским операм «Турандот» и «Севильский цирюльник».

– «Братство Золотого шлейфа» больше не существует. Оно распалось в конце шестидесятых прошлого века, – позвонила бабушка в десять утра.

– Распалось? А что это было за братство? – спросонья Алиса никак не могла сосредоточиться, она ещё была с Турандот.

– Это было закрытое общество театральных художников. Существовало с конца девятнадцатого века.

– Серьёзно? Ну, да. Театры начались массово работать с начала восьмидесятых. Закрытое? – переспросила Алиса, – там, что, были какие-то тайны?

– Насколько я знаю, что-то было такое. Они хранили секреты мастерства и передавали знания только достойным преемникам. Ты слышала о том, что костюм может влиять на энергетику спектакля и помогать актёрам вжиться в роль? Я, как актриса, с этим абсолютно согласна.

– Я слышала, но никогда не задумывалась над этим, – протянула Алиса, – знаешь, в дневнике упоминается что-то о «старинной карте». Что это? Есть представление?

– Пока нет. Но буду стараться. У меня на завтра запланирована встреча с одной давнишней приятельницей. Она живёт, правда, в области, в каком-то Доме для старых актёров.

– А как ты туда доберёшься?

– На электричке. Не волнуйся, всего двадцать минут от Белорусского вокзала, и от станции дальше близко. Я уже ездила. Я же занимаюсь ходьбой, это не проблема. Мне самой интересно, и я очень хочу тебе помочь. Про Егора вспоминать не буду, сама знаешь.

– Спасибо, ба! Буду ждать от тебя новостей.

– Когда у тебя практика начинается?

– Завтра в девять утра.

Алиса положила телефон на прикроватную тумбочку и проспала ещё два часа. В этот раз снился Тихон. Он держал её в объятьях, целовал, шептал нежности, как когда-то. К ней вернулись так тщательно запиханные в самые дальние уголки души чувства. Она заполнили её всю и утащил на своё облако. Встала и двадцать минут стояла под душем.

В два часа была запись на маникюр. На практику Алиса решила явиться при полном параде. Хорошо бы удалось поучаствовать реально в создании костюма к какому-нибудь новому спектаклю, но ей никто, конечно, не доверит такое, чтобы сделать образ целиком.

Мишка, к удивлению, не звонил. С одной стороны, это избавляло её от неудобной лжи, а с другой, немного царапало самолюбие. Хотя, по большому счёту, им обоим было сейчас не до встреч, так как у обоих начиналась практика.

Утром она встала в семь часов, позавтракала, оделась и отправилась в театр «Начало». До него было две остановки на метро.