Салам тебе, Далгат! Странные сказки

Издательский дом «Выбор Сенчина»

© Алиса Ганиева, 2017

ISBN 978-5-4485-3362-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Салам тебе, Далгат!

Повесть

1

Сразу попав в тесноту, Далгат почувствовал себя плохо, но спасали обступающие навесы. Сначала его как будто охватили стиральные порошки, куски хозяйственного мыла, выжигающие глаза солнечным отсветом щетки для посуды из проволоки, шампуни, резинки для волос, целлофановые пакеты с хной и басмой, лавровые веники. Потом неожиданно и пестро, со всех сторон нависли бюстгальтеры с гигантскими чашечками, ворохи разноцветного, дешевого на вид женского белья, два раза Далгата сильно защемило двумя крупными женщинами, выбиравшими себе что-то в проходе. Торговка лет сорока, с золотым зубом, взмахнула красными панталонами перед его лицом: «Молодой человек, купи себе – не пожалеешь» и затряслась от смеха. Соседки шумно захохотали вслед.

Вырвавшись из тесных рядов, Далгат оказался снова на ярком солнце и тут же, вылетев, дребезжа, из-за поворота, его чуть не сбила грязная железная тележка, которую быстро гнал перед собой неопрятно одетый человек. «Расходись, расходись» – кричал он низким и грубым голосом, который перекрывался из динамиков криком местной мегазвезды. «Бери, хорошие, женщина, очень хорошие» – захлебываясь, нарастало со всех сторон. Черные от загара, измученные торговлей под жарящим солнцем, прикрываясь от неба кусками картонки, тут и там сидели и стояли торговцы. Кое-где попадались мужчины, спрятавшиеся в тени камазов, а из кузовов скатывались спелые и тяжелые арбузы и дыни. «Слаткий априкос» читал Далгат пьяными глазами.

Красными горками лезла в глаза малина, рваными бумажными обертками лежал зеленый молодой фундук, солдатскими отрядами громоздились лихо уложенные пирамидки оранжевой хурмы, груш, яблок, помидоров, тут же рядом, стручки фасоли, крупные, мелкие, продолговатые, фиолетовые, зеленые и почти красные виноградные кисти. Ходил, зачем-то неся длинную плеть, усатый сборщик налогов.

Рядом с товаром, выведенные на куске бумаги шариковой ручкой, лепились названия сел, откуда их привезли: «Гергебиль», «Ботлих», «Ахты»… Под прилавками, между раздавленными гранатами и персиками ползли полуслепые и блохастые котята. Распаренные и уморенные, с возбужденно бегающими глазами, вокруг двигались люди. Осторожные старушки с аккуратными хвостиками, утомленные девушки в блестящих вечерних платьях, на каблуках и с ведрами огурцов в руках, парни в спортивках, дамы с вуалетками. «Бери, парень, зелень, бери! Петрушка, кинза, укроп! Все свежий!», «Парень, смотри какая картошка, хорошая, не червивая, взвесить тебе?», «Подходи, откуси абрикос, на, пробуй», «Возьми тоже на пробу, парень, яблоки сочные, некислые». Впереди, преграждая Далгату путь, шла слегка разболтанная женщина в соломенной шляпе.

– Женщина, какая шляпа у тебя, дай примерю – пристала к ней продавщица морковки.

Схватила тут же шляпу, надела на неухоженную голову, стала вертеться, соседки подошли, стали завязывать ей завязки. Хозяйка шляпы растерянно тянула к ним руки. Созерцательно и добро улыбающийся торговец, выплюнул разжеванную веточку, закричал через проход:

– Забери у нее свою шапку, женщина, у нее руки грязные, запачкает тебе все!

Далгат прошел мимо и свернул в пахнущий кровью, но темный и прохладный мясной павильон, где с потолка нависали длинные телячьи, бараньи и прочие туши, где тут и там работал ловко и споро топор. «Бери, молодой человек, отличная баранина», «Куры берем, куры берем». В рыбном отделе трепетали еще живые рыбы, ловя последний воздух большими губами, торговки живо обрабатывали и чистили, блестела чешуя. Мужчина в грязном синем фартуке бил большую рыбу головой о прилавок.

Впереди, мельком, – знакомый полупрофиль, длинная, толстая, рыжая, почти до колен коса. Сакина шла, чуть отставая от матери, косясь на прилавки, в белых костлявых пальцах висели пакеты с мясом, на пакетах – смуглая женщина с курчавыми волосами и красные латинские буквы. Далгату живо захотелось схватить у мясника нож, пойти вприпрыжку следом, а потом, не давая обернуться, грязным, испачканным кровью ножом, отрезать толстую косу, чтобы девушка кричала, плакала, чтобы собралась круглоротая, любопытствующая толпа. Желание было неодолимым. Далгат даже представил, как повернется ее сухая, с хронически синими веками мама, как почернеет от гнева и удивления.

Сакина пробиралась к бело-прямоугольному, слепящему солнцем выходу, из тени на жару, мыслей в голове практически не было. Вчера ходила к портнихе шить юбку, портниха удивлялась, что она не красится. «А почему не красишься? Ну, когда нежарко, наверное, да? Чуть-чуть?». Потом рассказывала о жене своего брата, который не послушался советов родственников, женился на девушке другой национальности, а та, лентяйка и хамка, лежит беременным животом кверху, мажет крем от растяжек, делает маникюр, по хозяйству и не пошевелится. «И страшная она, я тебе говорю – твердила портниха – и волос у нее на теле много, даже на спине растут. Я ей говорю, иди к эндокринологу, а она, такая, иди лучше своему сыну сопли подотри! Не, скажи, наглость же, да?». Юбка вышла совершенно возмутительной и разъезжалась по швам.

Сакина была его однокурсницей. Далгат неумело преследовал ее любовными записками, и, получив в ответ лишь издевательства, быстро возненавидел. Увидев Сакину на базаре, он почувствовал, как начинает злиться и краснеть. Чтобы успокоиться, Далгат быстро прошел рыночные закоулки с квохчущей живой птицей и козами, и сунулся в исламский магазинчик, тесный как конура, полный мелодичных молитвенных песнопений на арабском, звучащих из приемника. Раздвинув бренчащие ряды четок, выглянула старая продавщица. Далгат делала вид, что с интересом разглядывает литературу, амулеты, тюбетейки. Там были часы, указывающие время намаза и направление Киблы, электронные четки, сурьма и капсулы с маслом черного тмина. Чтобы не выходить с пустыми руками, Далгат заплатил тридцать рублей и купил корень дерева Арак, которым чистят зубы.

На улице он снова впал в оцепенение. Стали вспоминаться ежевечерние религиозные передачи, которые вел безграмотный и косноязычный алим, носящий духовное звание. Вот молодой муфтий был умен и образован, но его убили. На передачах этих говорили о джиннах и сурах, о том, что можно и о том, чего нельзя. Звонили в студию. Один мужчина спрашивал, допускается ли, ложась спать, поворачиваться спиной к Корану. Девушка интересовалась, в какой цвет по шариату можно красить ногти.

– Салам, Далгат, движения не движения? – путь Далгату преградил улыбающийся до ушей одноклассник с поломанным ухом.

– А, салам, Мага, как дела?

– По кайфу, же есть. Трубка с собой у тебя?

– Да – отвечал Далгат, нащупывая в кармане мобильник.

– Ты не обессудь, особо копейки тоже нету, надо кентам позвонить, там этот, с Альбурикента один аташка бычиться начал. Раз стоим, он обостряет. Я его нежданул, он по мелочи потерялся. Бах-бух, зарубились мы с ним, короче. Я его на обратку кинул и поломал, короче. Теперь он со своими на стрелку забил буцкаться, и мне джамаат1 собрать надо.

Говоря с Далгатом, Мага взял у него включенный телефон, что-то высказал по поводу его модели и мощности и вдруг завопил в трубку.

– Ле2, Мурад, салам! Это Мага. Че ты, как ты? Папа-мама, брат-сеструха? Я че звоню, этот черт же есть, который Исашки брат! Махаться хочет! Ты сейчас где? Давай да подъезжай на 263, кувыркнем их. Я его выстегну! Братуху тоже позови и Шапишку. Пусть приходят. Давай, Саул тебе! На связи тогда!

Мага нажал на отбой и начал мять какие-то кнопки.

– Чиксы есть у тебя здесь?

– Нет, новая трубка.

– Мага вгляделся в Далгата, широко обнажив здоровые зубы в улыбке.

– Ле, че ты, как дохлик? На качалку не бывает? – восклицал Мага, дружески стукая Далгата по спине и плечам. – Садись со мной, мне пахан тачку отдал, с пацанами пять на пять выскочим, потом по Ленина вверх-вниз прокатимся.

– Мне тут рядом надо – говорил Далгат, идя за Магой к новенькой иномарке – подкинешь меня?

– Базара нет. – улыбался Мага.

Когда они сели, машину обступили узбекские дервиши-попрошайки, до того сидевшие на тротуаре, поедая перепавший им откуда-то арбуз.

– Садаха, садаха – ныли смуглые дети-оборванцы, протягивая грязные руки сквозь раскрытые окна автомобиля.

– Э! – заорал Мага мамаше-узбечке – забери да их отсюда!

– Садаха давай, садаха, ради Аллаха – упрямо заныла узбечка, отвлекаясь от арбуза.

– Ё4, ты меня богаче, же есть – заорал Мага и, повернувшись к Далгату, сообщил – жируют здесь. Хлеба не возьмет она, только деньги ей давай!

Узбечка, будто услышав эти слова, встала и протянула:

– Хлеба дай, съедим, съедим, Аллах вора побьет, мы не воры…

Но Мага, уже никого не слушал, и, неожиданно дав по газам, помчался вперед, сквозь беспорядочный дорожный поток, совершенно не замечая светофоров. Они мигом оказались на повороте, где машина с визгом повернула налево и выехала на встречную полосу, игнорируя свист гаишника.

– Свистят – заметил Далгат, вцепившись в сидение.

– А, ниче не станет, мой пахан их всех сделает – сказал Мага, не сбавляя хода и роясь одной рукой в музыкальных дисках.

Улица огласилась вокалом аварской певицы.

– Ай, лазат! – воскликнул Мага, улыбаясь Далгату.

Вдруг машина с визгом остановилась, и Мага, спустив окно, стал перекрикивать музыку.

– Девушки, девушки, подвезти не надо вас?

Мимо медленно шла группа эффектных девушек в броской одежде, блестящих туфлях и с отутюженными стрижками.

– Э, вы че, глухие что ли, тормозите да! – кричал Мага.

– Нам не по дороге – смеясь ответила одна из девушек, вальяжно поправляя волосы.

– Поехали, Мага – сказал Далгат, вспоминая Сакину.

– Еще увидимся! – пообещал Мага девушкам и снова завел машину.

– Раз едем с Нуриком мимо Анжи-базара, две кентухи идут – говорил он Далгату, чуть убавив надрывающуюся певицу – то, се, полчаса за ними ехали, потом одна другой говорит, типа сядем же есть, нормальные пацаны, нас довезут.

– И чего? – спросил Далгат.

– До Манаса доехали, на пляже песок грамотный. Купаться их зовем. Эти курицы начали бычиться, Нурик одну схватил, она возникать стала. Нурик ей орет, мол, своим ротом нормально разговаривай, она орет типа братуху позовет. Бувахаха! – засмеялся Мага.

– Ну, чем закончилось? – спросил Далгат.

– Ну так, по мелочи движения сделали. Нурику лешка досталась, а у меня чикса-бикса такая была. Покурить им дали тоже. Они сначала возникали, потом как стали ха-ха ловить. Я одну узнал, она с Идриса двора, теперь ее там пацаны не оставляют – смеялся Мага – а тебе покурить достать не надо?

– Нет, баркалла5 – отвечал Далгат – здесь останови.

Далгат вылез из автомобиля в одной из глухих улочек.

– Ле, нормально веди себя, да – вылез за ним насупленный Мага.

Далгат, почувствовав, что поступает не правильно, протянул руку для салама. Мага взял его руку и полушутливо-полусерьезно сделал неуловимое движение, положил Далгата на лопатки, прямо на асфальт.

– Ле, че ты слабак такой. Не знаешь? Даги – сила! – снова развеселился Мага.

– Кто не с нами, тот под нами. – улыбнулся Далгат, вставая и отряхиваясь, – Хорошо, что подвез. Удачи!.

– Ехал я, не теряйся! Крикнул напоследок Мага. Эстрадная песня с бухающей аранжировкой рвала Далгату барабанные перепонки. Автомобиль, подпрыгивая на ухабах, скрылся из виду.

2

Оставшись один без Маги, Далгат стал вспоминать, который из беспорядочно налепленных друг на друга домов принадлежит Халилбеку. Глиняные хаты чередовались с особняками, большей частью еще не достроенными. На тротуаре тут и там лежал строительный песок, щебень и кучи мусора, а по грязной проезжей улице бегали дети в рваных трусах и с болтающимися на шее амулетами в виде кожаных треугольников.

У ворот с надписью «Ахвах – сила» болтали женщины в дешевых платках и байковых халатах. Осмотрев Далгата с ног до головы, закричали:

– Кого ищешь, парень?

– Халилбека дом! – закричал в ответ Далгат.

– Вон угол же есть? Туда прямо иди, там красный кирпич будет. Дома они.

Пройдя несколько шагов до угла, Далгат заметил шпану, сидящую на корточках вдоль обочины. Их было пять или шесть, и все сплевывали под ноги. Завидев худосочного незнакомца, группа оживилась.

– Ле, салам не бывает? – спросил рыжий, в красных шортах, окликая Далгата.

– Ассалам алейкум – сказал Далгат, приблизясь и протягивая им руку, как можно небрежнее.

– Трубка есть поиграться? – спросил рыжий, шлепая его по ладони, но не вставая.

– Нету трубки, в ремонте.

– За слона отвечаю, есть у него – встрял другой охломон, выгребая из кармана семечки и лениво щурясь на солнце.

– Эээ – возмутился рыжий – ты че там мутишь, маймун6? Трубку дай, я сказал!

– Не дам – не сдавался Далгат, решив стоять до конца – Я братуху сейчас позову.

– Я твоего братухи мир топтал! – взвился рыжий – Че стало, ле?

– Ниче не стало! – выдал Далгат.

– Э, Ибрашка, скажи да ему – рыжий, кажется, был возмущен до предела.

– Суету не наводи да здесь – сказал Ибрашка, угрожающе вставая и показывая резиновые тапочки на босу ногу – че за хипиш?

И внезапно заломил Далгату руки.

– Ты с ним бакланиться будешь? – спросил кто-то из компании.

– Да я ему пощяк с ноги дам!!! – сплюнул Ибрашка и задергал Далгата в разные стороны.

Его еще не били, но уже тормошили, обступая со всех сторон, и мешая друг другу. Упорней всего прорывался рыжий.

– Ты че понтуешься? – хрипел он Далгату, тыча ему в лоб здоровую пятерню.

Сзади послышался мальчишеский крик «Махня!», и Далгат увидел, как зеваки бегут к ним с соседних улиц. Бросились разнимать. У Далгата упала кожаная папка, и кто-то наступил на нее кроссовкой. Какой-то лех в спортивках с важно-серьезным лицом пытался расцепить Далгата и рыжего. Рыжий толкнул леха локтем в нос, за что получил «нежданчик» по ребрам. В шуме и гвалте кто-то закричал:

– Сабур7, пацаны, это Хаджика Белого брат!

Далгат почувствовал, как толпа слегка расступилась, а потом увидел самого Хаджика, сына Халилбека, и двух его приятелей. Тот, что слева, держал напоказ дорогой телефон, в котором что-то урчало. Хаджик был накачен и выглядел модно. Светлые волосы слегка отпущены на затылке, на ногах – отполированные лакские туфли с цепочкой.

– Ле, вы че моего братуху обижаете? Че за непонятки? – бросил он толпе.

– Это Русик на него наезжал – рассерженно заорал кто-то высоким голосом.

– А че я? За родные слова отвечаю, я ему слова не сказал. Трубку попросил, он быковать начал, а потом на измены сел! – закричал Русик, подтягивая красные шорты – Э, пацанчик, нормально делай, нормально будет, понял да?

Он обхватил Далгата своей толстой рукой, как бы показывая, что они друзья.

Далгат вырвался, поднял пыльную, со следами чьих-то ног папку и пошел к Хаджику.

– Э, ты че кисляки мочишь, хайван8! – заорал ему рыжий.

– Ты че сказал? – нахмурился Хаджик, нащупывая что-то в кармане.

– Я че, я ниче – зарядил рыжий.

– Будешь еще возникать, я тебя в натуре выстегну – погрозил Хаджик, оставив карман в покое, и отвел Далгата в сторону черных ворот, за которыми виделся краснокирпичный домик.

– Что, уронил тебя этот бык? – спросил Хаджик – Ты с ними не связывайся. Этот Русик – вообще камень.

– Уезжаешь сейчас? – спросил Далгат.

– С пацанами по городу проедемся, ты в дом заходи, Арип тоже дома. Цинкани, если чо, я тебя подвезу, куда надо.

– Баркалла – сказал Далгат, прощаясь с Хаджиком за руку.

– Проблемы будут – обращайся.

Хаджик, пошел к друзьям, бросив крепкое словцо в сторону расходящегося сборища. Все трое сели в иномарку и рванули за угол, оставляя клуб пыли.

3

Далгат поспешно зашел в ворота и оказался в маленьком внутреннем дворе с торчащим из земли краном около небольшого двухэтажного строения. Второй этаж был не доделан и пах известкой. Из дома вышла тетя Наида и подошла обниматься.

– Вай, Далгат! Где был? Что такой помятый? Как мама? Заходи, сейчас хинкал будет.

На стене комнаты, под лепным потолком, висел ковер с вытканным портретом имама Шамиля в папахе. Под ним, на диване, обложенном декоративными подушками, сидел тяжелобровый Арип, старший брат Хаджика. На голове Арипа торчала темно-синяя тюбетейка, вышитая золотом.

– Где тебе футболку растянули? – спросил он, здороваясь с Далгатом.

– А, здесь, приставать начали у вашего дома, Хаджик мне помог.

– Куда он поехал снова?

– По городу, говорит, прокатится.

– В ад он прокатится – хмыкнул Арип – сколько я ему говорю, не езди с этими шакалами, а он хай-хуй поднимет и едет на движения… Ты, Далгат, не начал еще молиться?

Далгат тяжело вздохнул.

– Я же тебе говорил… – начал Далгат.

– Ты сюда слушай, я тебе всю дорогу говорю, чтобы ты молиться стал, ты че меня не чувствуешь? – нагнулся к нему Арип.

– Я…

– Вот ты этих аташек видел у ворот? Хажи, машалла, траву не пробует, а то я его поломаю. А эти ослы мажут, или просто сидят, бакланяться или к девушкам пристают полуголым. Куда катится этот кяфирский мир, скажи? Клубы здесь понастроили, дискотеки, женщины посмотри, как ходят! Это что такое? Если бы у нас шариат был, этого наджаса бы не было здесь, скажи?

– Бесполезно с тобой говорить, Арип – снова вздохнул Далгат.

– Мой долг тебя наставить. Совершающий получает вознаграждение, оставляющий получает наказание. Из одного хадиса мы знаем, что человек будет 70 лет лететь ко дну ада лишь за одно неправильное слово, а что говорить за наказание про дела?

– Я не верю в сказки про Пророка. – сказал Далгат.

– А ты знаешь, что было с одним мужчиной, который был коммунистом, а потом поверил? Он очень молиться стал, его все мавлиды петь звали. Он очень хорошо мавлиды пел. И, раз, один день ему говорят, ле, у нас родственник умер, приезжай в Буйнакск на мавлид. А другие говорят, нашему сыну сунат9 сделали, приезжай в Дербент на мавлид. И он, это, в один день был одновременно и в Буйнакске, и в Дербенте.

– А как узнали?

– Как узнали… Друг другу звонят: Салам – салам. Один говорит, у нас тут в Буйнакске Надыр зикр читает, а другой говорит – нет у нас он, в Дербенте… Клянусь! – говорил Арип. – А про имя Аллаха на помидорах знаешь?

– Нет.

Арип достал свой распашной мобильный и, чем-то щелкнув, показал Далгату экран, в котором крупным планом изображался помидор без кожуры. Белые прожилки на помидоре изгибались в некое подобие арабской вязи.

– Видишь? – сказал Арип, торжествуя – здесь написано «Аллах». Этот помидор у праведных людей вырос.

– Фотошоп – бросил Далгат.

– Какой фотошоп! – взвился Арип, вынырнув из спокойствия – я тебе говорю, настоящие помидоры, ле! А про человека, который молитвы слышал, знаешь?

Далгат махнул рукой.

– Нет, слушай, мы знаем, что все – и животные, и растения, каждый день воздают хвалу Всевышнему и этот человек, моего друга земляк он, стал слышать, как животные и растения говорят «Лаиллааиллала». Он спать не мог, же есть, и поехал к Саиду Апанди в Чиркей, и тот ему сказал, что это великий дар. Но этому человеку трудно было жить с даром, и он попросил Апанди снять этот дар… Много, много доказательств есть. Тот американец-космонавт, который в космосе был, он азан слышал. Все это знают!

– Арип, дураки говорят, а ты веришь…

– Ты Камиля знаешь с Изберга? – перебил Арип.

– Знаю и что?

– Вот он дурак. Из-за таких, как он, ислам не любят. Он за джихад говорит, только все неправильно. Фетвы мне по аське присылал. Я ему говорю, ле, Камиль, вставай на верный путь, ты что? Тебе голову задурили, о матери подумай своей! Не послушал он никого, в лес ушел. Все грехи, говорит, сауны, взятки, туда-сюда, от России, надо шариат сделать и неверных убивать.

– Ты тоже так думаешь? – спросил Далгат.

– Про шариат они правильно говорят, но с Россией надо быть, харам от нашей верхушки идет. Верхушку надо поменять. А то одну нацию поставят же есть, и начинают воровать от души. А если голову отрубать за каждую взятку, не брали бы.

– Вот ты их поучи сначала морали – сказал Далгат – или они лучше меня, раз намаз делают и в хадж за товаром ездят?

– По ним не суди!. Если какие-то мануфики намаз делают, потом грабят, это не значит, что ты не должен намаз делать. К шейху сходи, он тебе все объяснит.

– А Камиля что к шейху не послал?

– Камиль уже все, пропал он. Ничего не читал по исламу, ничего не знал, только всех кяфирами обзывал. У них в семье копейки тоже не было, они, за сестру в вуз на лапу всем тухумом собирали. Вот он стал вахов слушать. А вахи – они же не истинные моджахеды, у них ислам неправильный. За то, что невинных людей убиваешь, в рай не попадешь. Вот таких, как Камиль, молодых, на смерть ведут. Это Америка им деньги дает, чтобы они наших пацанов убивали и против России войну делали! Они шейхов отрицают, мавлиды, святые места, устазов… Все отрицают! Только чужими руками убивать хотят!

– Войска бы только не пришли сюда – сказал Далгат.

– Вай, не говори! Еще хуже будет! – воскликнул Арип – отвечаю, каша будет здесь! КТО знаешь, как у нас проходит? Раз, Осман звонит мне, типа приезжай на Батырая, такой базар здесь. А пробки же есть же, я ехать не успеваю, кричу ему, типа, че тама, че тама. Осман говорит, здесь в квартире, говорит, операция была, никого не разогнали, трупы при всех вынесли, машины стоят, кругом хай-хуй, людей полно. Тела боевиков на улице лежат. Один вах еще жив был, сразу его автоматом сделали, спецназ трупы добил, потом начал народ разгонять. По машинам бьют, на людей наезжают. У Османа друга вмятина осталась на капоте. Че за беспредел, скажи? Одного хотя бы ваха оставили бы, им что, информация не нужна что ли? Народ че заранее не убрали оттудова? Хампец нам будет, если этому спецназу волю дать, отвечаю.

– И наши менты не лучше – начал Далгат.

– Наш сосед же есть, Джамалудин, 90 лет ему, в больнице операцию ему сделали, и внук у него, короче, Муса, грамотный пацан. Всегда нашей матушке сумке таскал с базара. И это, раз, приходят к нему в масках. Обыск, туда-сюда. Почему, зачем – молчат, ордер не показывают. Уехали и Мусу с собой забрали. После этого паспорта пропали, деньги пропали, у старика тоже. И это, не отпускают Мусу ни в какую. Его отец в ментуру пришел, там ему начальник ОВД говорит, мол, клянусь Аллахом, сына вашего не тронут, уходите. Врал он. Они Мусу подряд ночами избивали, душили, током били, зубы рвали, заставляли признания делать, что он вах. Адвоката к нему не пускали. Потом из спецназа трое взяли, увезли его на трассу, там избивали тоже, оскорбляли, туда-сюда. Отец его потом узнать не мог. Две недели пацан раненый в камере лежал у этих хайванов. Далгат, ты скажи, их как после этого оставлять?

Далгат сидел подавленный и молчал.

Тетя Наида внесла пышный аварский хинкал, куски сушеного мяса, творог с чесноком, аджику и черный урбеч из льняных семян. Села в кресло, обтянутое цветастым покрывалом, подобрала валяющийся в кресле пульт.

– Что, Арип – сказала тетя Наида – телевизор можно включить?

– Включай, что спрашиваешь – отвечал Арип, прошептав обычное перед едой «бисмиля».

Далгат понял, что голоден и принялся быстро обмакивать куски теста в соусе.

Пощелкав стертыми кнопками, тетя Наида попала на какой-то дагестанский клип. Восходящая звезда даргинской эстрады крутила бедрами и пела про красивые улицы Махачкалы, по которым ходит ее любимый.

– Нах босе!10 – бросил Арип, вгрызаясь в кусок мяса.

Певица убралась, и на экране показался мэр и смятые лица чиновников. Кого-то отчитывали за очередной сбой подачи электроэнергии и воды, кого-то за горящие мусорные баки. Мэр был грозен, чиновники трусили.

– У вас есть вода, Далгат? – спросила тетя Наида.

– Не знаю, домой не забегал еще.

– У нас месяц не было, потом только горячая пошла, нам Сохраб от себя канистры возил.

– А дядя Халилбек скоро придет? – спросил Далгат – мне нужно ему одну папку передать.

– Ты лучше ему сам передай – сказала тетя Наида – он сейчас в республиканской библиотеке должен быть, там какую-то книжку презентуют, я слышала.

– Со двора послышалась громкая музыка.

– Хажи! – закричала тетя Наида.

– Я11! – раздался голос Хаджика.

– Кушать иди!

В комнату зашел веселый Хаджик и запрыгал на месте, боксируя воздух.

– Че тухлые такие? – прыгал Хаджик