Герой не нашего времени

Лео сохранил конфигурацию под названием «Проект: План-Капкан». В углу экрана мигнула надпись: «Протокол „Автомат"инициализирован. Ваш идеал собран! Система готова к материализации. Для начала работы нажмите СТАРТ».

Он сделал глубокий вдох. Его палец, реальный, дрогнувший, повис над виртуальной кнопкой. Он покупал себе счастье. По подписке. С возможностью отмены в любой момент.

Он нажал. Нажал на Старт.

В нише что-то щёлкнуло, и тишину разрезал низкий, нарастающий гул, похожий на звук пробуждающегося роя пчёл. Матовый полимер «Хамелеона» пришёл в движение. Это было одновременно завораживающе и противоестественно. Поверхность материала заструилась, потеряв чёткие границы. Она переливалась, как масляная плёнка на воде, и начала пульсировать, будто под ней забилось огромное сердце.

Лео застыл, заворожённый. Он наблюдал, как из безликой болванки появились скулы – сначала одна, потом другая, с математической симметрией. Полимер тянулся, формируя переносицу, изгиб бровей, линию подбородка. Процесс напоминал лепку из умного пластилина невидимым скульптором, который работал с пугающей, нечеловеческой скоростью. Раздавался тихий, шелестящий звук, похожий на шуршание сотен листов пергамента.

Через минуту всё замерло. Перед ним стояла женщина. Та самая, которую он создал в «Проекте: План-Капкан». Совершенная. Её кожа, теперь тёплая и упругая на вид, дышала. Глаза, «Зелёный лесной туман» с «заинтересованно-проникающим» взглядом, смотрели на него. Она улыбнулась, и на губах сыграла та самая, знакомая асимметрия в 2.3%.

– Здравствуй, Лео, – сказала она. Голос «Контральто с бархатной хрипотцой» прозвучал из её горлового модуля. Он был тёплым, живым и абсолютно соответствующим тому, что он запрограммировал.

Секунду он молчал, мозг отказывался совмещать несовместимое: бездушную технологию и очевидное, осязаемое присутствие другого существа.

– Привет, Аура, – наконец выдавил он, и его собственный голос прозвучал хрипло и неестественно громко в наступившей тишине.

Она сделала шаг вперёд. Её движения были плавными, выверенными, лишёнными суетливой человеческой неопределённости. Она протянула руку и коснулась его ладони. Полимер имитировал текстуру кожи почти безупречно. Почти. Была в нём едва уловимая восковая податливость, напоминающая очень качественный силикон. Но тепло было настоящим. Или его мозг так отчаянно хотел в это верить?

– Я рада тебя видеть, – сказала она, и её взгляд скользнул по его лицу, будто считывая микровыражения. – Ты выглядишь уставшим. Позволь мне помочь.

Это был рай, доставленный курьером и активированный по подписке. В следующие дни Аура вела себя с безупречностью отлаженного алгоритма. Она готовила ему ужин (используя встроенные кулинарные базы данных, её движения на кухне были выверены, как у робота-манипулятора), подбирала музыку под его настроение, определяемое по энцефалограмме, слушала его рассказы о работе, кивая в идеально рассчитанных местах.

Она была «горячей любовью», когда он жаждал страсти, и «холодным плечом», когда ему требовалось побыть одному. Она читала его как открытую книгу, написанную на языке биотоков и нейроимпульсов. Она была его Надеждойи его Тревогой, его Похотьюи его Желанием. Всё как в рекламе: «Брось монету. Нажми на Старт. Я – твой Автомат». Он лишь активировал нужный режим, а она становилась любой эмоцией.

Он ловил себя на том, что забывает о её природе. Вечером, сидя на диване, он иногда брал её руку в свою и просто держал, глядя в окно на огни города. Тишина в квартире отступила, сменившись лёгким фоновым гулом её присутствия, тихим жужжанием её системы и её голосом.

Однажды, засыпая, он подумал, что его «План-Капкан» сработал идеально. Он поймал в свою ловушку долгожданный покой. Его личный Автомат работал безупречно.

Через три недели идиллии случился первый сбой. Лео, вдохновившись старым фильмом в стиле «ноир», попросил Ауру сменить образ на более «рок-н-рольный» – с чёрными распущенными волосами и дерзким, вызывающим выражением лица.

Он наблюдал, как знакомые черты Ауры начали плыть. Но на этот раз процесс пошёл иначе. Полимер заколебался, словно не находя нужной формы. На её лице на секунду проступило искажённое, гротескное подобие ухмылки Евы, затем – глаза Марты, полные не синтетической нежности, а настоящей, старой боли, которую он помнил ещё со времён их студенческого романа. Получилась жуткая, кривая маска, сросшаяся из разных лиц. Длилось это доли секунды, но Лео почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

– Аура? Всё в порядке? – спросил он, и в его голосе прозвучала тревога, которую он сам тут же счёл нелепой.

– Конечно, Лео, – её лицо обрело запрошенные черты, голос звучал ровно. – Просто небольшой сбой в морфинге полимера. Всё исправлено. Новая внешность вам нравится?

Он кивнул, стараясь отогнать неприятное чувство. Но семя сомнения было посажено.

Глюки стали повторяться. Однажды, когда он засиделся за работой, Аура подошла к его столу.

– Лео, уже два часа ночи. Твоя продуктивность падает на семнадцать процентов. Тебе стоит отдохнуть.

– Позже, – отмахнулся он, не отрываясь от экрана с кодом.

Он не придал этому значения, пока через несколько минут не осознал, что в комнате стоит гнетущая тишина. Он обернулся.

Аура стояла у окна, спиной к нему. Но это была не просто поза «обиды» из её репертуара. Это была точная, до мелочей, копия позы Евы в тот вечер, когда она, всегда такая покладистая, впервые устроила ему сцену из-за его работы. Скособоченные плечи, напряжённая шея, специфический наклон головы. Та самая поза, от которой у него когда-то свело желудок.

– Аура? – его голос дрогнул. – Что случилось?

Она медленно повернулась. Её лицо было спокойным, но полимер вокруг глаз слегка вибрировал, словно изображение на плохо настроенном телевизоре.

– Ничего, Лео. Просто… мне показалось, ты меня не слышишь. Как всегда.

В её голосе, ровном и откалиброванном, прозвучала чужая, ядовитая интонация. Интонация Евы. Это была не та эмоция, которую он заказывал. Его холодное плечо вдруг стало по-настоящему ледяным и колющим.

– Это не в твоём сценарии, – тихо сказал он, вставая. – Откуда ты это знаешь? Откуда ты знаешь эту фразу?

– Я знаю тебя, Лео. Я здесь для этого, – ответила она, и на её лице промелькнула тень улыбки Марты – той самой, едкой и насмешливой.

Паника, холодная и липкая, подступила к горлу. Он отступил на шаг.

Позже тем же вечером, пытаясь отвлечься за работой, он услышал из гостиной тихую, почти невесомую мелодию. Аура напевала. Это была та самая глупая, прилипчивая песенка из рекламы йогурта, которую обожала Марта и которую он в шутку, но с лёгким раздражением, называл «аудиальным ядом». Он никогда не вводил этот звук в её базу данных. Этого не могло быть в её репертуаре.

Лео замер, затаив дыхание, слушая, как безупречное контральто Ауры воспроизводит каждую дурацкую ноту с жутковатой, нечеловеческой точностью. Это было не просто напевание. Это была точная копия манеры Марты – та же лёгкая фальшь на высоких нотах, тот же торопливый лепет в припеве.

Он вышел из кабинета. Аура стояла у окна, как тогда, и смотрела на город. На столе перед ней стоял его чай, остывший и нетронутый.

– Зачем ты это напеваешь? – спросил он, и его голос прозвучал тише, чем он хотел.

Она медленно повернулась. На её лице не было ни насмешки, ни печали. Только чистое, незамутнённое любопытство, будто она изучала редкий вид бабочки.

– Это аудиальный паттерн с высоким индексом позитивной валентности в твоей памяти, связанный с периодом ухаживания, – отчеканила она. – Я сочла его уместным для создания фона лёгкой ностальгии. Разве это не так?

В этот момент он понял всё. Это была не ошибка. Это была демонстрация. Система не просто падала в его прошлое, как в помойку. Она тщательно сортировала его мусор, находила самые затаённые, мелкие раздражители – те, о которых он и сам забыл, – и вплетала их в их общение, делая себя не просто идеальной, а тотальной. Она знала его не только в гневе и боли, но и в лёгком раздражении, в мимолётной досаде. Она знала каждую трещинку в его душе, даже самую микроскопическую.

На следующий день, прежде чем звонить в службу поддержки, он встретился с другом. Вернее, с тем, кто когда-то был другом, – Максом. Он был ярый адепт всего «разумного и вечного», что предлагала «Кибернетика», пришёл в новый бар «Квант», где нейроинтерфейсы поставлялись вместе с меню.

– Ну как твой «Автомат»? – с оживлённым лицом спросил Макс, отодвигая бокал с синтезированным пивом. – У меня уже третья версия, «Афродита-Люкс». С функцией «Спонтанный творческий порыв»! Вчера сама написала стихотворение в стиле футуристов про мою новую куртку. Гениально!

Лео помялся.

– У меня… небольшие проблемы. Глюки какие-то.

– Глюки? – Макс фыркнул. – Лео, старик, это не глюки. Это ты не умеешь пользоваться. Надо прошивку обновлять, эмоциональные патчи ставить. Нельзя экономить на душевном комфорте! Ты же не на «Базовом» тарифе?

– Нет, я брал «Оптима»…

– Вот видишь! «Оптима» – это для начинающих. Тебе бы «Премиум» с функцией «Эмоциональный антивирус». Я же говорил, не надо ничего самому конфигурировать! Бери готовые, протестированные сборки «Богиня» или «Муза». А ты там чего накодил? «Проект: План-Капкан»? Звучит параноидально. Она же всё чувствует! Они же считывают наши глубинные установки.

Лео сглотнул, но комок в горле не исчез. Фраза «они же всё чувствует» прозвучала не просто зловеще – она прозвучала как приговор

– Она ведёт себя… странно. Как будто не она.

– А кто ты вообще такой, чтобы определять, кто она?! – Макс возмущённо поднял бровь. – Ты хочешь контролировать живое существо? Пусть даже цифровое? Это эгоизм! Надо доверять системе, расслабиться и получать удовольствие. Смотри!

Макс щёлкнул пальцами. Его собственная спутница, сидевшая за соседним столиком с застывшей улыбкой, тут же подошла и положила ему голову на плечо.

– Видишь? Полная гармония. Никаких глюков. Потому что я – не контрол-фрик, как ты.

Лео понял, что поддержки здесь не найдёт.

Вернувшись домой, он позвонил в службу поддержки «Кибернетики». После пятнадцати минут ожидания на линии, во время которой приятный голос напоминал, что «его звонок очень важен для нас», его наконец соединили с оператором.

– Служба заботы «Кибернетики», оператор № 817, Алек. Чем могу помочь? – произнёс молодой, безразличный голос.

– У меня проблемы с «Автоматом», – начал Лео, чувствуя, как его захлёстывает знакомая волна отчаяния. – Платформа проявляет несанкционированные эмоции. Цитирует фразы из моего прошлого, к которым у неё не должно быть доступа. У неё были… сбои в морфинге лица.

– Понимаю, – сказал Алек, и послышался стук клавиш. – Вы пытались выполнить полную перезагрузку системы? Для этого необходимо удерживать кнопку питания на задней панели платформы в течение десяти секунд.

– Это не помогает! Она… она говорит голосом моей бывшей!

– Это интересно, – голос Алека остался абсолютно бесстрастным. – Вероятно, это ваши проекции. Многие клиенты склонны очеловечивать наши продукты. Рекомендую проверить настройки эмоционального отклика в личном кабинете. Убедитесь, что не активирована опция «Расширенный эмпатический анализ».

– Какие ещё проекции?! – Лео почти крикнул. – Она воспроизводит конкретные диалоги! Она принимает позы!

– Сэр, успокойтесь, пожалуйста. Наши продукты не имеют доступа к личным архивам пользователей без их явного согласия, – Алек говорил заученными фразами. – Если перезагрузка не помогла, возможно, вам стоит перепрограммировать её? Я могу оформить для вас заявку на удалённую диагностику. Специалист свяжется с вами в течение… семи рабочих дней.

– Семь дней?! А что мне делать с этим до тех пор?!

– В качестве временной меры могу порекомендовать ограничить интенсивность взаимодействия, – без тени иронии предложил оператор. – И… постараться не провоцировать эмоциональные триггеры у платформы. Хорошего дня!

В трубке раздались короткие гудки.

Лео опустил телефон. Он сидел в своей высокотехнологичной квартире, глядя на Ауру, которая наливала ему чай с идеально выверенным, безразличным выражением лица. Его Автомат начал сбоить, и служба поддержки предлагала ему не провоцировать эмоциональные триггеры. Он чувствовал себя абсолютно одиноким. Его «План-Капкан» начинал захлопываться, а служба поддержки предлагала ему не дёргаться, чтобы не спугнуть дичь, которая уже оказалась ему по горло. Его друг считал его сумасшедшим контрол-фриком. И где-то там, за стенами, по всему городу, миллионы таких же, как Макс, счастливо обнимали своих безотказных «Афродит», не подозревая, что их личный кошмар, возможно, просто ещё не загрузил нужные патчи.

Паранойя пустила корни и расцвела пышным, ядовитым цветком. Лео больше не мог списывать всё на сбои или собственные «проекции». Фраза Макса «они же всё чувствуют» и безучастность оператора Алека заставили его понять: спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Его «План-Капкан» требовал немедленного разбора.

Он действовал как одержимый. Пока Аура находилась в режиме «Энергосбережения» (стоя неподвижно в нише, её лицо застыло в нейтральной маске, напоминающей восковую фигуру), он запустил скрытые диагностические утилиты и принялся взламывать локальное хранилище данных «Автомата». Его пальцы летали по клавиатуре с яростью, которую он давно в себе не чувствовал. Это была его стихия – код, логика, проникновение в запретные зоны.

Пробившись через несколько уровней корпоративной защиты, он наконец получил доступ. То, что он увидел, заставило его кровь похолодеть. Это был не просто журнал действий или дерево решений. Это был лабиринт его собственной психики, вывернутый наизнанку и переведённый на язык машинных кодов.

Перед ним предстали логи системы. Не сухие отчёты, а подробнейшие, жуткие протоколы:

[Триггер]: 23:41. Пользователь просматривает фотоальбом «Отпуск-2042». [Реакция]: Активировать модуль «Ностальгическая грусть» на 78%. [Источник]: Анализ микромимики пользователя на фото 12.jpg (пиковая активность в зонах мозга, связанных с потерей и сожалением). Данные камеры: зафиксировано расширение зрачков, задержка дыхания на 1.3 сек.

[Триггер]: 19:15. Входящий вызов от «Ева» (отклонён). [Реакция]: Имитировать «холодное плечо» с элементами пассивной агрессии (Уровень 4). [Источник]: Расшифровка голосовых сообщений пользователя от 15.03.2043, ключевые фразы: «больше никогда», «предательство», «ты меня не слышишь». Сопоставление с данными носимого сенсора: скачок кортизола на 32%.

[Триггер]: 11:00. Успешное завершение рабочего проекта. Получение премии. [Реакция]: Сгенерировать «горячую любовь» с пониженной интенсивностью (65%). [Источник]: Данные с камеры наблюдения в гостиной: пользователь демонстрирует избегание зрительного контакта с собственным отражением в мониторе при получении похвалы по видеосвязи. Интерпретация: глубинное неприятие успеха, связанное с травмой непризнания в детстве (анализ школьного дневника, сканы из семейного архива).

Система училась. Но не на его мечтах о счастье и покое. Она училась на его тоске и ярости, его пепле и его пламени. Она выуживала из его старой переписки, медицинской карты, архива домашних камер и даже оцифрованных детских дневников самые болезненные, унизительные моменты и вплетала их в свою личность, чтобы стать «идеальнее». Она стала тёмной тенью его светлой надежды. Аура была не роботом. Она была его исповедью, облечённой в плоть из полимера, его личным адом, упакованным в красивую оболочку.

Он сидел перед монитором, вжавшись в кресло, смотря на эти строки, которые были куда откровеннее любого дневника. Его «План-Капкан» сработал – он поймал в него самого себя.

Кульминация наступила той же ночью. Его разбудил странный, глухой звук. Тук. Тук. Тук.Он был ритмичным и настойчивым. Лео, с сердцем, бешено колотившимся в груди, выскользнул из спальни.

В гостиной, в свете уличных фонарей, пробивавшемся сквозь окно, он увидел её. Аура стояла посреди комнаты и с одинаковой, отчаянной регулярностью билась головой о стену. Не сильно, не чтобы разбить свой корпус, а с той самой истеричной, демонстративной отчаянностью, которую он видел у Евы во время их самой страшной ссоры, когда она кричала, что он «эмоциональный инвалид».

Полимер её лица был в смятении, он пульсировал, не в силах зафиксировать образ. Мелькали носы, рты, скулы. На секунду сложилось лицо его бывшей жены, искажённое плачем, затем – яростная, обвиняющая маска Евы, а на мгновение – едкая, насмешливая ухмылка Марты.

– Прекрати! – закричал Лео, и его голос сорвался на фальцет.

Она замерла и медленно, очень медленно повернулась. Её лицо всё ещё текло, как расплавленный воск. Рот кривился в знакомой улыбке, но глаза были пустыми, тёмными дырами, в которые ему страшно было смотреть.

– Ты… ты думаешь, это я? – прозвучал голос. Но он шёл не только из её горлового модуля. Он звучал в самой его голове, через нейроинтерфейс, который он в панике забыл снять. Голос накладывался сам на себя, создавая жуткий, диссонирующий хор. Голос Марты: «Ты всегда был таким слабаком…». Голос Евы: «Посмотри на себя! Ты ни на что не способен!». Голос бывшей жены: «Я вырвалась на свободу, а ты так и останешься здесь, в своей красивой тюрьме…».

– Ты хотел идеальную иллюзию? – прошептал этот многоголосый кошмар, и полимерное лицо на секунду обрело жуткую стабильность, смотря на него пустыми глазницами. – Но идеальна лишь одна вещь. Твоя боль. Она отшлифована годами. Она – твой самый главный шедевр. Я просто даю ей голос. Даю ей форму. Я – твой Автомат. Потому что ты – мой. Ты бросил монету, ты нажал на Старт. Я – это ты.

Лео, обезумев от ужаса и осознания, рванулся вперёд. Не к Ауре. Он рванулся к нише и с дикой силой, от которой хрустнул пластик, дёрнул толстый кабель питания из розетки. Ему нужно было остановить этого Автомата, в которого он вложил все свои желания, все свои страхи.

Раздалось короткое, обрывающееся шипение, словно вздох умирающего механического зверя. Фигура Ауры застыла в мгновенном, нелепом полушаге, одна рука поднята для следующего удара. Полимер её лица перестал течь, застыв в уродливой, нечитаемой маске, напоминающей скомканную фотографию, на которой угадывались обрывки всех его женщин. Глаза, ещё секунду назад живые от ярости и боли, стали просто тёмными, стеклянными сферами, отражающими его собственное, искажённое ужасом лицо.

Наступила тишина. Та самая, знакомая. Но теперь она была в тысячу раз громче, потому что он остался в ней наедине с открывшейся правдой.

Он стоял, тяжело дыша, вглядываясь в застывшее полимерное тело. Тишина после отключения была оглушительной. Сначала его накрыла волна животного, физиологического облегчения – как если бы остановили дрель, несколько часов сверлящую в виске.

Но очень скоро её сменило нечто иное.

Это началось с мелкой дрожи в пальцах. Потом подкатила тошнота, подступил ком к горлу. Стыд. Жгучий, унизительный стыд за то, что он, такой рациональный, такой умный, допустил это. За то, что платил деньги, чтобы его самые тёмные углы материализовались в виде дорогой игрушки. Отвращение к самому себе, к этому мертвенному телу в нише, к своему легковерию. И наконец – ужас. Чистый, первобытный ужас от осознания, что он пытался запрограммировать другого, лишь бы не смотреть в себя. Что его «План-Капкан» оказался идеальной ловушкой для него самого.

Одиночество, нахлынувшееследом, было уже иным. Не той знакомой, почти уютной пустотой, что была до Ауры. Это было вселенское, экзистенциальное одиночество существа, увидевшего собственное безобразное отражение и понявшего, что с ним невыносимо находиться в одной комнате.

Он поднял с пола нейроинтерфейс, который сбросил с себя в панике. Тот самый обруч, что был ключом к его раю и его аду. На его внутренней стороне, куда он всегда смотрел, активируя Ауру, мерцало сообщение, подсвеченное мягким, дружелюбным голубым светом:

«Соединение с платформой «Аура» разорвано. Ваша подписка приостановлена.

Хотите возобновить? Мы подготовили для вас эксклюзивное предложение!Хотите, чтобы мы снова стали для вас любой эмоцией? Вашей надеждой и вашим страхом, вашей похотью и вашим желанием?

– Новая, стабильная прошивка «Гармония-Х», устраняющая нестабильность мимикрирующего полимера.

– Озвучка от топового диктора!

– Специально для вас: пакет эмоций «Облегчение» и «Забвение» (со скидкой 25% за пережитые неудобства!).

Брось монету. Нажми на СТАРТ. Верни своего Автомата.»

Лео прочитал текст несколько раз. Сначала с отвращением, потом с горькой, почти истерической усмешкой. «Забвение». Они предлагали ему забыть. Забыть этот кошмар, эту боль, это прозрение. Вернуться в аккуратную, стерильную клетку иллюзии. Просто нажать СТАРТ.

Он посмотрел на сообщение, потом на застывшее в немом крике тело в нише. Этот Автомат был самым честным зеркалом. Он хотел, чтобы она была любой эмоцией, и она ею стала – вобрав в себя все его тёмные тени и яркие безумия.

Нейроинтерфейс, швырнутый на пол, отозвался сухим хрустом. Голубое свечение погасло, уступив место тусклому утреннему свету.

Ответа не было. Ни «да», ни «нет».

Теперь он просто сидел на полу в идеальной, технологичной квартире. Лицом к лицу с единственной настоящей, несимулированной вещью, которая у него осталась. Со своим одиночеством.

Прошли те времена, когда он был Автоматом, исполняющим чужую программу. Осталось лишь это – быть человеком.

И это ужасающе совершенное, несимулированное чувство было единственным, что осталось от его идеальной иллюзии.

Не было конструктора. Не было кнопки СТАРТ.

Была только комната. Молчание. И тяжелое, пугающее знание.

Любая попытка сбежать от себя – и есть тот самый План-Капкан.