Рассказы у камина

– Кто тебе рассказал про Рут Салливан? – резко спросила она.

– Никто. Кто-то сказал, что ты что-то знаешь о ней, – сказал я.

Я держал моток пряжи для тёти Лоис, а она молча продолжала наматывать пряжу, продевая клубок в петли и распутывая узлы.

– Мальчики не должны задавать вопросы, – наконец многозначительно заключила она. – Мальчиков, которые задают слишком много вопросов, отправляют спать.

Я знал это с детства и удивлялся собственной смелости.

Тетушка Лоис замолчала, но по её лицу я понял, что затронул интересную тему.

– Я думаю, – продолжала бабушка из своего угла, – что случай с Рут может показать тебе, Лоис, что многое может случиться – даже больше, чем ты думаешь.

– Ну, мама! Случай с Рут был странным, но, полагаю, его можно объяснить.

– Ты поверила Рут, не так ли?

– О, конечно, я поверила Рут! Почему бы мне было ей не верить? Рут была одной из моих лучших подруг и очень искренней девушкой: Рут никогда не лгала. Она была из тех, – задумчиво произнесла тётя Лоис, – кому я доверяю так же, как себе: когда она говорила, что что-то так и есть, я знала, что это правда.

– Тогда, если ты считаешь, что история Рут правдива, – продолжила бабушка, – почему ты всегда придираешься к вещам только потому, что не можешь понять, что это такое на самом деле?

Тётушка Лоис крепко сжала губы и приняла мрачный решительный вид. Она была воплощением того упрямого рационализма, который зародился у каминов Новой Англии бок о бок с непоколебимой верой в сверхъестественное.

– Я не верю в такие вещи, – наконец выпалила она, – но и не отрицаю их. Я просто не обращаю на них внимания. Что я о них знаю? Рут рассказывает мне историю, и я ей верю. Я знаю, что то, что она увидела заранее, удивительным образом сбылось. Что ж, я не против. Что-то из этого может быть правдой, а что-то – нет, но только потому, что я верю Рут Салливан, я не собираюсь верить всем подряд небылицам и байкам, кто бы их не рассказал. Только не я.

Весь этот разговор только усилил моё любопытство, и мне захотелось узнать, что же там произошло. Поэтому мы стали расспрашивать Сэма.

– Значит, твоя тётя Лоис ничего тебе не сказала, – сказал Сэм. – Так спроси прямо сейчас! Не тяни!

– Нет, она сказала, что мы должны будем лечь спать, если будем её расспрашивать.

– Так уж заведено у людей; но, видите ли, мальчики, – сказал Сэм, и забавно-доверительное выражение промелькнуло на его лишенном блеска унылом лице, – видите ли, я вас к этому подталкиваю, потому что мисс Лоис всегда ведёт себя как командирша, и при этом такая добрая во всём, чтобы она не делала, что мне нравится время от времени подбадривать ее; и я знал достаточно, чтобы понимать, что этот вопрос поставит её в затруднительное положение.

Видишь ли, твоя тётя Лоис была в курсе всего, что случилось с Рут, так что никуда от этого не деться; и это почти столь же замечательная история, как любая из «Магнилли» мистера Коттона Мартера2. Так что, если ты зайдешь сегодня вечером в амбар, где мне нужно вычистить много льна, я тебе все расскажу.

Итак, в тот день Сэм растянулся во весь рост на тюке с парусиной в амбаре и наблюдал, как мы с Гарри делали его работу.

– Ну что ж, ребята, приятно видеть, как вы взялись за дело, – заметил он. – Нет ничего лучше, чем быть трудолюбивым в молодости: это гораздо лучше, чем бездельничать в этих трущобах.

«В книгах, в работе и в полезных играх

Пусть пройдут мои юные годы:

Так я буду проводить каждый день,

Чтобы в конце концов пожать плоды».

– Но, Сэм, если мы будем работать на тебя, ты должен будешь рассказать нам ту историю о Рут Салливан.

– Боже милостивый! Да, конечно же, расскажу. У меня была прекрасная возможность узнать об этом. Ну, жил как-то старый гинирал Салливан; он жил в достатке и роскоши в старом доме Салливанов в Роксберри. Я был в Роксберри и видел дом гинирала Салливана. Однажды я довольно долго бродил по Роксберри, присматриваясь, как там всё устроено и нет ли там какой-нибудь удачной возможности или чего-то в этом роде. Я жил у тёти Полли Джинджер. Она была сестрой Мехитабель Джинджер, экономки генерала Салливана, и следила за тем, что происходит в доме Салливана, и за тем, что в него приходит и что из него уходит. Полли была кем-то вроде двоюродной сестры моей матери и всегда была рада меня видеть. Дело в том, что руки у меня росли как надо; и она обычно копила свои сломанные вещи и ждала до осени, пока я не приеду; и тогда я чинил их, и подводил часы, колол дрова, заколачивал окна в подвале, и вроде как делал всё что надо, – она была одинокой, и ни одного мужчины рядом. Как я уже сказал, это было довольно удобно, и я стал заправлять всем в доме Салливанов, как будто сам был одним из них. Гинирал Салливан содержал роскошный дом, скажу я вам. Видите ли, он был родом из старой страны и чувствовал себя важным и величественным. В доме Салливанов устраивали самые грандиозные мероприятия. Вам следовало бы увидеть этот дом – большой парадный холл и широкую лестницу. Не такую крутую, как у вас, на которой можно сломать шею, поднимаясь и спускаясь, а широкую лестницу с пологими ступенями. Говорили, что по ней можно было бы скакать на пони. Потом были большие просторные комнаты, и диваны, и занавески, и большие кровати с балдахинами, которые выглядели как укрепления, и картины, привезённые из Италии и Рима, и всех этих языческих мест. Понимаете, гинирал был отвратительным старым светским львом и обожал пышность и тщеславие. Боже мой! Интересно, что теперь думает об этом бедное старый лев, когда его тело превратилось в прах и пепел на кладбище, а душа отправилась в тартар! Ну, это не моё дело; просто это показывает тщеславие богачей в выгодном свете и радует меня тем, что у меня никогда ничего не было.

– Но, Сэм, я надеюсь, что генерал Салливан не был злым человеком, не так ли?

– Ну, я бы не сказал, что он был намного порочнее, чем остальные; но он был одним из тех высокомерных, чувствительных парней, которым, кажется, отведена особая роль в этой жизни. Он был чертовски гордым и практически не обращал внимания на этот мир, окружив себя чем-то вроде двора. Ну, я не осуждаю ни его, ни кого-либо другого: люди, которые считают, что весь мир у их ног, часто ошибаются. Никто из нас сильно многого не добивается.

– Но, Сэм, а как же Рут Салливан?

– Рут? – О, да! – Рут …

Ну, видишь ли, единственной бедой старого гинирала было то, что у него не было детей. Миссис Салливан была красивой женщиной, прекрасной, как на картине; но у неё был только один ребёнок, сын, который умер в младенчестве и разбил ей сердце. А потом родилась Рут, дочь её сестры, примерно в то же время; и когда мальчик умер, они взяли Рут домой, чтобы она заняла его место и хоть как-то утешила миссис Салливан. А потом умерли отец и мать Рут, и они удочерили её и вырастили.

Так вот, она выросла и стала поразительно красивой. Все говорили, что она – свет и гордость этого старого поместья Салливанов и что она стоит больше, чем все картины, серебро, драгоценности и всё остальное, что было в доме. И она была такой милой и доброй, что лучше и быть не могло. Ну, твоя тётя Лоис познакомилась с Рут однажды летом, когда приехала в Олд-Таун погостить у пастора Лотропа. Твоя тётя Лоис тогда была девушкой, и довольно привлекательной, и почему-то она понравилась Рут, а Рут понравилась ей. А когда Рут возвращалась домой, они обычно непрерывно переписывались. Думаю, дело в том, что Рут думала о вашей тёте Лоис не больше, чем о ком-либо другом. Понимаете, ваша тётя была сильной женщиной, которая всегда точно знала, что ей нужно. А Рут была из тех девушек, которые похожи на заблудших овечек или голубей, которые сбились с пути и хотят, чтобы кто-то показал им, куда идти дальше. Видите ли, дело в том, что старый гинирал и мадам не очень-то ладили. Он был не очень доволен, что у неё нет детей; и она вроде как приревновала его, потому что раздобыла какую-то историю о том, как он был женат на другой там, в Англии; так что она немного разозлилась, как любая женщина, даже лучшая из них; и они были довольно склонны к размолвкам, и один другому спуску не давал и отвечал той же монетой; а порой, судя по всему, они были очень дружны. И, между ними двумя, Рут была растеряна и трепетала, как голубка, которая не знает, куда сесть. Понимаете, она была в этом огромном доме, где они пировали, веселились, танцевали и вели себя как Ахашверош, Иродиада и все остальные из Ветхого Завета. Там были и приходящие, и уходящие, и были роскошные ужины, и всё было так роскошно, но не было любви. А в Писании сказано: «Лучше ужин из овощей в доме, где есть любовь, чем богатый пир там, где правит ненависть».

– Ну, я бы не стал так уж говорить о ненависти. Я так думаю, что старый гинирал сделал всё, что мог: дело в том, что, когда женщина зацикливается на мужчине, лучшие из нас не всегда поступают правильно.

– В любом случае, Рут, она была какая-то потерянная и, казалось, не находила утешения в происходящем. Гинирал очень любил её и гордился ею; Рут не знала ни в чём отказа. Гинирал был человеком широких взглядов. Он одевал её в шёлк и атлас, и у неё была служанка, которая прислуживала ей, и у неё были украшения из жемчуга и бриллиантов, и мадам Салливан считала, что весь мир у её ног, и чуть ли не боготворила землю, по которой ступала. И всё же Рут было немного одиноко.

Видишь ли, Рут не была создана для величия. Некоторые люди не созданы для этого.

Да уж, тем летом, что она провела в Олд-Тауне, она была такой же весёлой и жизнерадостной, как крапивник. Она носила свою маленькую шляпку от солнца, ходила за черникой и ежевикой, собирала медуницу и одуванчики, и у неё всегда для каждого находилось доброе слово. И все любили Рут и желали ей добра. В общем, её отправили поправлять здоровье, и она получила и это, и даже больше: у неё появился возлюбленный.

Видишь ли, тем летом у священника гостил капитан Оливер – красивый молодой человек, каких мало. Он, Рут и твоя тётя Лоис часто проводили время вместе. Они гуляли, катались верхом и плавали на лодке. Так Рут и капитан не расставались и влюбились друг в друга без памяти. Твоя тётя Лоис знала об этом и не только потому, что Рут была из тех, кто шагу не может ступить без того, чтобы с кем-нибудь не поговорить.

Капитан Оливер происходил из хорошей семьи в Англии, и поэтому, когда он осмелился просить руки Рут у старого гинирала, тот не стал ему отказывать. Было решено, что, поскольку они молоды, им следует подождать год или два. Если они оба будут согласны, он сможет жениться на ней. Как раз в это время полку капитана был отдан приказ возвращаться домой, и ему пришлось уехать. А потом они узнали, что его отправили в Индию. И бедная маленькая Рут совсем сникла и затосковала, но осталась верна ему и ничего не говорила тем, кто приходил после него, а их было много. Понимаете, Рут была очень привлекательной, а ещё она была богатой наследницей, а это всегда привлекает парней, как мёд – мух.

Так вот, потом пришло известие, что капитан Оливер возвращался домой в Англию, а корабль захватили алжирцы, и он попал в рабство к этим язычникам-магометанам, так вот.

Люди, похоже, думали, что с ним покончено, и что Рут теперь может быстро сдаться. А старый генерал решил, что она могла бы добиться большего, и продолжал знакомить её с разными людьми, пытаясь выдать её замуж, но Рут не соглашалась. Она писала об этом твоей тёте Лоис целые простыни, и я думаю, что тётя Лоис не теряла надежды. Твоя тётя Лоис до конца своих дней была привязана к мужчине, который бросил её. Так она и сказала Рут.

Ну, потом появился молодой Джефф Салливан, племянник гинирала, и гинирал очень к нему привязался. Он был следующим наследником генерала, но в молодости был довольно взбалмошным – уходил в море и всё такое, и в итоге стал настоящим сорви-головой. Люди говорили, что он был пиратом в Южной Америке. Боже милостивый! Никто толком не знал, где он был, а где его не было: в конце концов он объявился, живой и здоровый. Ну, конечно, он стал ухаживать за Рут, и генерал его в этом поддерживал; но Рут не хотела с ним разговаривать. Ну, он приехал и поселился у генерала. Он был скользким, как угорь, и как-то влезал во всё, что происходило в доме и вокруг него. Он был то здесь, то там, то повсюду, и у него было своё мнение по поводу того и этого; и он полностью подчинил всех себе. И они говорили, что он окружил генерала, как клубок пряжи, но так и не смог обвиться вокруг Рут.

Ну, генерал сказал, что её не следует принуждать; а Джефф был мягок, как атлас, и сказал, что готов ждать столько же, сколько Иаков ждал Рахиль. И вот он сидел и ждал, терпеливый, как кошка у мышиной норы; ведь гинирал был коренастым, с короткой шеей, пил довольно много и был из тех, кто может сорваться в любой момент.

Ну, миссис Салливан, она уговорила гинирала позаботиться о Рут, потому что очень разумно сказала ему, что он вырастил её в роскоши и что было бы несправедливо не оставить ей что-нибудь. И тогда гинирал сказал, что составит завещание и разделит имущество поровну между ними. И он говорит Джеффу, что если бы тот сыграл свою роль так, как подобает молодому человеку, то в конце концов всё бы ему досталось, потому что от капитана Оливера не было вестей три или четыре года, и люди решили, что он, должно быть, умер.

Ну так вот, гинирал получил письмо о наследстве, которое ему досталось в Англии, и ему пришлось поехать. Ну, а в соседнем поместье жила двоюродная сестра гинирала, на которой он собирался жениться, когда они оба были молоды: земли их соединялись так, что территория была общей. Никто не знает, что произошло между ними, но она так и не вышла замуж и жила там. Между гиниралом и мадам Салливан разгорелся спор по поводу его отъезда. Она сказала, что в этом нет никакой необходимости, а он сказал, что есть; и она сказала, что надеется умереть раньше, чем он вернётся; а он сказал, что она может не беспокоиться об этом. Вот и вся история, которую экономка рассказала тёте Полли, а тётя Полли рассказала мне. Эти ссоры так или иначе всегда просачиваются наружу. В общем, дом гинирала снова разделился, когда он собирался в плавание. Рут ходила то к одному, то к другому и изо всех сил старалась сохранить мир между ними. А этот мастер красноречия говорил то с одними, то с другими, и старый гинирал был у них вроде челнока.

Так вот, в ночь перед отплытием гинирал пригласил своего адвоката к себе в библиотеку, чтобы тот просмотрел все его бумаги, облигации и прочее и засвидетельствовал его завещание; и мастер Джефф был там, шустрый, как сверчок, вникал во все дела и предлагал хорошенько позаботиться о нем, пока его не будет; и генерал достал свои бумаги и письма, рассортировал их на те, которые нужно было отвезти на родину и которые нужно было положить в сундук и вернуть в контору адвоката Денниса.

Ну, а Эбнер Джинджер, сын Полли, тот, что был тогда лакеем и официантом у гинирала, сказал мне, что около восьми часов вечера он поднялся наверх с горячей водой, лимонами, пряностями и прочим и увидел в библиотеке стол, покрытый зелёным сукном, весь заваленный кипами бумаг; и кругом стояли жестяные коробки; и гинирал упаковывал чемодан, и тут же крутился молодой мастер Джефф, живой и услужливый, как крыса, почуявшая сыр. И тогда гинирал говорит:

– Эбнер, – говорит он, – ты можешь написать свое имя?

– Надеюсь, что так, гинирал. говорит Эбнер.

– Ну что ж, Эбнер, – говорит он, – это моя последняя воля; и я хочу, чтобы ты засвидетельствовал её, и тогда Эбнер написал свое имя напротив места с облаткой и печатью; и тогда гинирал говорит:

– Эбнер, скажи Джинджер, чтобы она пришла сюда.

Это, знаете ли, была его экономка, сестра моей тетушки Полли и, как всегда, привлекательная женщина. И вот они привели её, и она подписала завещание; а потом привели тётю Полли (в тот вечер она пила там чай), и она тоже подписалась. И все они делали это с чистым сердцем, потому что среди них ходили слухи, что завещание было составлено в пользу мисс Рут. Понимаете, все любили Рут, и о господине Джеффе и его поступках ходило множество историй. И они действительно сказали, что он как бы разжигал вражду между гиниралом и миледи, и поэтому они были не слишком хорошего мнения о нем; и, поскольку он был ближайшим родственником, а в мисс Рут не было крови гинирала (видите ли, она была дочерью сестры мисс Салливан), то, конечно, по закону мисс Рут ничего не досталось бы, и вот почему о подписании этого завещания они все так много говорили.

Ну так вот, понимаешь ли, гинирал отплыл на следующий день, а Джефф остался, чтобы присмотреть за всем.

Ну, старый генерал добрался целым и невредимым, и мисс Салливан получила от него письмо. Когда он уехал, совесть его как будто загрызла, и он решил стать хорошим мужем. Как бы то ни было, он написал ей хорошее, полное любви письмо, передал привет Рут, отправил ей множество памятных подарков и вещей, а также сообщил, что оставил её под надёжной защитой и хочет, чтобы она попыталась уговорить себя выйти замуж за Джеффа, так как это позволит сохранить имущество.

Ну, не было на свете парня более сахарного, чем Джефф для этих одиноких женщин. Джефф был из тех, кто может угодить любой женщине. Он ждал, он был услужлив, и он был скромен, как змея в траве, и что до старой леди, так она просто влюбилась в него, но Рут, казалось, испытывала к нему настоящую неприязнь. И она, кроткая, как ягнёнок, никогда не думавшая ничего дурного о смертных и не наступившая бы на червя, была так настроена против Джеффа, что даже не прикоснулась бы к его руке, выходя из своей повозки.

Ну, а теперь самая странная часть моей истории. Рут была одной из тех, у кого был дар предвидеть. Она родилась с вуалью на лице!

Эта загадочная физиологическая информация о Рут была преподнесена с таким видом, будто она сообщала о чём-то очень важном и ужасном. Мы оба задались вопросом: «Рождённая с вуалью на лице? Как это может помочь ей видеть?»

– Ну, ребята, откуда мне знать? Но факт таков. Есть такие, кто, как известно, обладает даром «видеть» то, чего не видят другие: они могут видеть сквозь стены и дома, могут видеть сердца людей, могут видеть, что будет дальше. Они ничего не знают о том, как это получается, но это знание приходит к ним: это великий дар, и такие люди рождаются с вуалью на лице. Рут была не такой. Старая бабушка Бэджер была самой знающей старухой во всей округе. Она была рядом с матерью Рут, когда та рожала, и сказала об этом леди Лотроп. Она сказала: «Можете не сомневаться, у этого ребёнка будет второе зрение. О, этот факт был общеизвестен! Именно поэтому Джефф Салливан не мог добиться расположения Рут, хотя был нежнее цветка и терпеливее паука в своей норе, поджидающего муху. Рут не стала бы с ним спорить и не стала бы его дразнить, но она просто замкнулась в себе и следила за ним, а твоей тёте Лоис она говорила всё, что о нём думала.

Ну, а примерно через полгода пришло известие о смерти генерала. Он упал замертво от апоплексического удара, как будто его застрелили; и леди Максвелл написала длинное письмо моей госпоже и Рут. Понимаете, он стал сэром Томасом Салливаном и собирался вернуться домой, чтобы забрать их всех в Англию и жить в роскоши. Ну, моя леди Салливан (она тогда была леди, понимаете) восприняла это очень тяжело. Если бы они были самой любящей парой в мире, она бы не восприняла это тяжелее. Тётя Полли сказала, что это всё из-за того, что она так много о нём думала и так была с ним связана. Есть женщины, которые так сильно любят своих мужей, что не дают им ни минуты покоя. И я думаю, что с ней, бедняжкой, было именно так! В общем, она упала в обморок, когда услышала, что он умер. Она лежала в постели, больная, когда пришло это известие; она не сказала ни слова, не улыбнулась, просто отвернулась от всех и с каждым днём всё слабела и слабела, а через неделю умерла. И бедная маленькая Рут осталась совсем одна на свете, без родных и близких, кроме Джеффа.

Так вот, когда похороны закончились и пришло время зачитать завещание и уладить все дела, оказалось, что завещания нигде нет, ни наверху, ни внизу.

Адвокат Дин метался туда-сюда, как сухая горошина на лопате. Он сказал, что думал, что смог бы пробраться туда самой тёмной ночью и наощупь найти завещание; но когда он пришёл туда, где, как ему казалось, оно было, то обнаружил, что его там нет, хотя знал, что хранил его под замком в надёжном месте. То, что он принял за завещание, оказалось старым залогом. Да уж, можете быть уверены, что из-за этого поднялась ужасная шумиха. Рут, она просто ничего не сказала – ни хорошего, ни плохого. Из-за того, что она молчала, Джеффу было ещё хуже, чем если бы она с ним поругалась. Он сказал ей, что это не должно иметь никакого значения, что он всегда готов отдать ей всё, что у него есть, если она только примет его. И когда дело дошло до этого, она лишь глянула на него и вышла из комнаты.

Что до Джеффа, то он горячился, возмущался, говорил и ходил взад-вперёд, размахивая бумагами, но завещания так и не появилось, ни наверху, ни внизу. Ну, а теперь самое интересное. Рут рассказала всё в подробностях твоей тёте Лоис и леди Лотроп. Она сказала, что на следующий вечер после похорон она поднялась в свою комнату. У Рут была большая передняя комната, напротив комнаты миссис Салливан. Я бывал там; это была чудовищно большая комната с диковинной мебелью, которую генерал привёз из старого дворца в Италии. А над туалетным столиком висело огромное зеркало, которое, по слухам, привезли из Венеции. Оно поворачивалось, так что в нём можно было увидеть всю комнату. Ну, она стояла перед этим, собираясь раздеться, слушала, как дождь барабанит по листьям, а ветер шепчет в старых вязах, и думала о своей участи, и о том, что ей теперь делать, совсем одной в этом мире, как вдруг она почувствовала какую-то легкость в голове, и ей показалось, что она видит, как кто-то движется в стекле. И она оглянулась, но там никого не было. Затем она посмотрела в зеркало и увидела странную большую комнату, которую никогда раньше не видела, с длинным расписанным карнизом, а рядом с ним стоял высокий шкаф с множеством ящиков. И она увидела себя и поняла, что это она сама в этой комнате, вместе с другой женщиной, которая стояла к ней спиной. Она увидела, как обращается к этой женщине и указывает на шкаф. Она увидела, как женщина кивает. Она увидела, как подходит к шкафу, открывает средний ящик и достаёт из самого дальнего угла стопку бумаг. Она увидела, как достаёт из середины стопки бумагу, открывает её и поднимает вверх; и она поняла, что это и есть пропавшее завещание. Ну, всё это так потрясло её, что она упала в обморок. А её служанка нашла её лежащей на полу перед туалетным столиком.

Она была в лихорадке неделю или две, и твоя тётя Лоис ухаживала за ней. Как только она смогла передвигаться, её отвезли к леди Лотроп. Джефф был настолько внимателен и добр, насколько мог, но она не подпускала его к своей комнате. Стоило ему только ступить на ведущую к ней лестницу, как она об этом узнавала и так выходила из себя, что ему приходилось держаться подальше от парадного входа в дом. Но он изо всех сил старался заслужить расположение окружающих. Он платил всем слугам в два раза больше, чем обычно; он оставил всех на их местах и так хорошо с ними обращался, что, по общему мнению, мисс Рут не могла найти себе лучшего мужа, чем этот приятный, щедрый джентльмен.

Ну, леди Лотроп написала леди Максвелл обо всём, что произошло; и леди Максвелл послала за Рут, чтобы та приехала и составила ей компанию. Она сказала, что удочерит Рут и будет ей как мать.

Ну, тогда Рут отправилась с какими-то джентльменами, которые возвращались в Англию, и предложили её проводить, чтобы с ней ничего не случилось. Так она оказалась в поместье леди Максвелл. Это было роскошное место, такого она никогда раньше не видела – одно из старых дворянских поместий в Англии. Леди Максвелл уделяла ей много внимания и баловала её из-за того, что о ней говорил старый генерал. И Рут рассказала ей всю свою историю и то, как она верила, что завещание где-то спрятано и что она ещё увидит его.

Она также сказала ей, что чувствует, что капитан Оливер жив и что он ещё вернётся. И леди Максвелл горячо поддержала её и сказала, что будет рядом. Но, видите ли, пока не было завещания, ничего нельзя было сделать. Джефф был следующим наследником, и он получил всё: акции, имущество и поместье в Англии. И люди начали думать о нём хорошо, как это всегда бывает, когда человек добивается успеха и у него появляются дома и земли. Боже правый! Богатство всегда покрывает множество грехов.

Наконец, когда Рут прожила у неё полгода, леди Максвелл рассказала ей всю свою историю, о том, что было между ней и её кузеном, когда они были молоды, о том, как они поссорились и он уехал в Америку, и обо всём том, что не идёт на пользу людям, когда всё уже кончено и ничего нельзя изменить. Но она была одинока, и, похоже, ей было приятно говорить об этом.