Рассказы у камина

Домоправительница священника

Тенистая сторона черничной поляны.  Сэм Лоусон с мальчиками собирают чернику.

– Сэм, глянь.

– Как видите, ребята, это произошло как раз здесь. Жена пастора Кэррила умерла в начале марта. Моя кузина Халди взялась вести его хозяйство. Дело в том, что Халди пошла ухаживать за миссис Кэррил в первый же день, когда та заболела. Халди была портнихой по профессии; но тогда она была одной из тех дипломированных личностей, у которых есть дар практически ко всему, и именно поэтому миссис Кэррил решила позаботиться о ней, что, когда она заболеет, ей ничего не поможет, кроме того, что она должна постоянно иметь Халди рядом; а священник, он сказал, что всё равно её вознаградит, и она ничего от этого не потеряет. И вот Халди прожила с миссис Кэрролл целых три месяца перед её смертью и успела за всем присмотреть.

Так вот, после того как миссис Кэррил умерла, пастор Кэррил так привык, что она всегда была рядом и заботилась о нём, что захотел, чтобы она осталась ещё на какое-то время. И вот Халди осталась ещё на какое-то время, наливала ему чай, штопала его одежду, пекла пироги и торты, готовила, стирала, гладила и поддерживала порядок. Халди была угрюмой и неразговорчивой девушкой, и работа слетала с неё, как с гуся вода. Во всём Шербурне не было ни одной девушки, которая могла бы так усердно работать, как Халди. И всё же воскресным утром она всегда выходила на место для певчих, словно одна из этих июньских роз, такая свежая и улыбающаяся, а её голос был таким же чистым и звонким, как у лугового жаворонка. Боже правый! Я помню, как она пела в тех местах, где скрипка и контрабас звучали вместе: её голос слегка дрожал и как будто проходил сквозь человека! укладывал его прямо там, где он стоял!

Сэм задумчиво откинулся назад, положив голову на пучок папоротника, и освежился, пожевав молодой грушанки.

– Эта молодая грушанка, ребята, похожа на мысли старика о том, что происходило, когда он был молод: она каждый год вырастает такой свежей и нежной, а жить тебе осталось совсем недолго, и ты не можешь удержаться, чтобы не погрызть её, хоть она и немного колется. Я никогда не перестану любить молодую грушанку.

– А что насчёт Халди, Сэм?

– О да! насчёт Халди. Боже милостивый! Когда человек бродит туда-сюда в эти приятные летние дни, его мысли подобны стае молодых куропаток: они порхают туда-сюда и летают повсюду; ведь одно место ничем не лучше другого, когда везде так уютно и хорошо. Ну, насчёт Халди – как я уже говорил. Она была такой же хорошенькой, как и любая другая девушка, на которую мог бы посмотреть парень; и я думаю, что милая, воспитанная девушка, поющая в хоре по воскресеньям – это своего рода благодать: она как бы притягивает к себе необращённых, понимаете ли. Да, ребята, в те времена я мог пройти десять миль до Шербурна в воскресенье утром, просто чтобы сыграть на контрабасе рядом с Халди. Её очень уважали, эту Халди; и, когда она должна была шить, очередь на неё была расписана на полгода вперёд, и за ней посылали повозки со всех сторон на десять миль вокруг; потому что молодые парни были без ума от желания последовать за Халди и совершенно свободно предлагали свою помощь. Ну, после того как миссис Кэррил умерла, Халди стала кем-то вроде экономки у священника, и следила за всем и всё делала: так что ни одна мелочь не ускользала от её внимания.

Но вы же знаете, как это бывает в приходах: всегда найдутся женщины, которые считают, что дела священника – их дела, и что они должны руководить им и направлять его. А если жена священника умирает, всегда найдутся те, кто не упустит случая и присмотрится, кто же станет следующей.

Так вот, была некая миссис Амазия Пипперидж, вдова с пронзительными чёрными глазами и крючковатым носом – словно у ястреба. Она была из тех властных женщин, которые считают, что обязаны следить за всем, что делается в приходе, и особенно за священником.

Люди говорили, что миссис Пипперидж положила глаз на пастора: ну, может, так и было, а может, и нет. Некоторые считали, что это очень подходящая пара. Видите ли, у неё была хорошая усадьба, почти рядом с участком священника, и она всегда была чем-то занята. Так что, учитывая одно и другое, я не удивлюсь, если миссис Пипперидж решила, что так распорядилось провидение. Как бы там ни было, она подошла к жене Дикина Блоджетта, и они обе склонили головы в знак скорби и сочувствия по поводу того, как теперь, после смерти миссис Кэррил, всё будет обстоять в доме священника. Видите ли, жена пастора была из тех женщин, которые смотрят на всё и на всех. Она была маленькой худенькой женщиной, но крепкой, как резина, и ловкой, как стальной капкан; и ни одна курица не снесла яйца и не кудахтала без того, чтобы мисс Кэррил была тут как тут, чтобы позаботиться об этом; весной она разбивала огород, летом косила траву, варила сидр, чистила кукурузу, собирала яблоки осенью; а доктору, ему ничего не оставалось, как шутя сидеть неподвижно, размышляя об Иерусалиме и Иерихоне и о тех вещах, которые служат служению богу. Но, боже мой! он ничего не знал о том, откуда берутся вещи, которые он ел, пил или носил, и куда они деваются: жена просто была для него главной в мирских делах и заботилась о нём, как о ребёнке.

Ну, конечно, миссис Кэррил восхищалась им в душе и считала его лучшим в мире, потому что нигде не было более умного священника. Да ведь когда он проповедовал о декретах и выборах, люди приходили послушать его даже из Южного прихода, Западного Шербурна и Старого города! У молитвенного дома выстраивалась такая вереница повозок, что конюшни были забиты, а все коновязи заняты вплоть до таверны, так что, по словам людей, из-за доктора город выглядел как вокзал в воскресенье.

Он был настоящим докой в том, что казалось писания, этот доктор. Когда ему нужно было что-то доказать, он просто открывал Библию и гнал цитаты перед собой, как стадо овец. А если какой-то текст был ему не по душе, он доставал свой греческий и древнееврейский и какое-то время гонялся за ним, как кто-то гоняется за упрямым вожаком, который не хочет идти в нужном направлении, и заставляет его перепрыгнуть через ограду вслед за остальным стадом. Говорю вам, в Библии не было ни одного текста, который мог бы противостоять доктору, когда у него закипала кровь. Через год после того, как доктор был назначен проповедником на рождественскую службу в Бостоне, он так прославился, что церковь на Брэттл-стрит отправила делегацию, чтобы узнать, нельзя ли переманить его в Бостон. И тогда жители Шербурна повысили ему жалованье. Видите ли, ничто так не будоражит людей, как желание других заполучить то, что есть у вас. В общем, той осенью его сделали доктором богословия в Кембриджском колледже, и с тех пор о нём заботились больше, чем когда-либо. Понимаете, доктор, конечно, чувствовал себя немного одиноким и огорченным, когда мисс Кэррил не стало; но, по правде говоря, Халди был настолько в курсе всего, что касалось домашних дел, что доктор ничего не потерял. На груди его рубашки складки были ещё изящнее, чем прежде, и оборки на запястьях были белыми, как свежевыпавший снег; и в его шёлковых чулках не было ни одной затяжки, и пряжки на башмаках были начищены до блеска, и сюртуки вычищены; и потом, ни у кого не было такого хлеба и бисквитов, как у Халди; её масло было похоже на твердые куски золота; и не было пирогов, равных её; и поэтому за столом доктор никогда не чувствовал потери мисс Кэррил. Тогда Халди всегда была у него на глазах, с голубыми глазами и щеками, похожими на два свежих персика. На неё было приятно смотреть, и чем больше доктор смотрел на неё, тем больше она ему нравилась. Казалось, всё идёт своим чередом, тихо и спокойно, если бы только миссис Пипперидж, миссис Дикин Блоджетт и миссис Соуин не собрались вместе и не начали обсуждать разные вещи.

– Бедняга, – говорит миссис Пипперидж, – что может сделать этот ребёнок, чтобы позаботиться обо всём в доме? Чтобы заменить миссис Кэррил, нужна зрелая женщина.

– Так и есть, – сказала миссис Блоджетт, – и когда камень катится с холма, его уже не остановить.

Тогда за дело взялась миссис Соуин. (Видите ли, миссис Соуин раньше занималась пошивом одежды и немного ревновала, потому что люди больше обращали внимание на Халди, чем на неё).

– Что ж, – говорит она, – Халди Питерс неплохо справляется со своим делом. Я никогда этого не отрицала, хотя и говорила, что никогда не верила в её способ делать петли для пуговиц. И я должна сказать, что, будь она даже моей самой дорогой подругой, я бы сочла попытку Халди сшить платье из малинового цвета шёлка, принадлежащего миссис Киттридж, настоящей самоуверенностью. Шёлк был просто испорчен, так что это платье нельзя было одеть в молитвенный дом. Должна сказать, что Халди – та ещё авантюристка, которая вечно берёт на себя ответственность, ничего в этом не смысля.

– Конечно, нет, – сказала миссис Дикин Блоджетт. – Что она знает о том, как нужно вести себя в доме священника? Халди добрая, и она хорошо справляется со своей работой, и хорошо поёт, но, боже мой! у неё нет опыта. Пастор Кэррил должен нанять опытную женщину, которая будет вести хозяйство. Нужно позаботиться о весенней уборке в доме и осенней уборке в доме, и убрать вещи от моли; а затем подготовиться к встрече и собранию всех священников; и приготовить мыло и свечи, и посадить кур и индюшек, присмотреть за телятами, и присмотреть за наемными работниками и садом; и вот этот благословенный человек просто сидит дома такой же безмятежный, и вокруг нет никого, кроме девчонки, и не беспокоится о них, и даже не знает, сколь многое, похоже, пропадает напрасно!

Ну, в итоге они засуетились, взъерошились и бузили, пока не выпили весь чай из чайника; а потом спустились вниз, зашли к священнику и заболтали его разговорами о том, о сём и о прочем, на что хотелось бы посмотреть, и о том, что нельзя всё оставлять такой юной девчонке, как Халди, и что ему следовало бы поискать более опытную женщину. Священник любезно поблагодарил их и сказал, что, по его мнению, у них были благие намерения, но дальше этого дело не пошло. Он не стал просить миссис Пипперидж приехать и остаться там, чтобы помочь ему, или сделать что-то в этом роде, но сказал, что сам разберётся с делами. Дело в том, что пастору так нравилось, что Халди всегда рядом, что он и подумать не мог о том, чтобы променять её на вдову Пипперидж.

Но он подумал про себя:

– Халди – хорошая девушка, но я не должен всё ей оставлять – это слишком тяжело для неё. Я должен был наставлять её, направлять и помогать ей, потому что нельзя было ожидать, что все будут знать и делать то, что делала мисс Кэррил.

И он взялся за дело. И, боже мой, разве у Халди не было времени, когда священник начинал выходить из своего кабинета и хотел пройтись и посмотреть, как идут дела? Халди, видите ли, считала, что весь мир принадлежит священнику, и очень боялась рассмеяться. Но она сказала мне, что ничего не могла с собой поделать, когда он поворачивался к ней спиной, потому что он так забавно сморкался. Но Халди просто говорила: «Да, сэр», уводила его в кабинет и делала свои дела.

– Халди, – говорит однажды священник, – у тебя нет жизненного опыта, и, если хочешь что-то узнать, должна прийти ко мне.

– Да, сэр, – отвечает Халди.

– А теперь, Халди, – говорит священник, – ты должна обязательно сохранить индюшачьи яйца, чтобы у нас было много индеек на День благодарения.

– Да, сэр, – ответила Халди и открыла дверь в кладовую, чтобы показать ему миску, которую она сберегла. Так вот, на следующий же день в сарае старого Джима Скроггса нашли убитую индюшку пастора. Люди говорили, что это сделал Скроггс; сам Скроггс утверждал, что он ни при чём, но во всяком случае Скроггсы устроили пир; а Халди расстроилась из-за этого, потому что она собиралась вырастить индеек; и она сказала:

– О, боже! Я не знаю, что мне делать. Я только собиралась увидеть [усадить3] её.

– Что делать, Халди? – говорит священник; – да вон же другой индюк, у двери; и какой же он красивый!

И действительно, старый индюк расхаживал взад-вперёд, переваливался с боку на бок, кудахтал и распускал хвост на солнце, как молодой вдовец, готовый начать жизнь заново.

– Но, – говорит Халди, – вы же знаете, что он не может сидеть на яйцах.

– Не может? Хотел бы я знать, почему, – говорит священник. – Он должен сидеть на яйцах и высиживать их.

– О, доктор! – восклицает Халди, вся дрожа. Вы же понимаете, что она не хотела противоречить священнику и боялась рассмеяться: – Я никогда не слышала, чтобы индюк высиживал яйца.

– Отчего же, раз уж должен, – сказал священник, становясь совсем серьёзным. – Для чего ещё они нужны? Просто достань яйца и положи их в гнездо, а я заставлю его их высиживать.

Итак, Халди решила, что нет другого способа убедить его, кроме как позволить ему попробовать. Поэтому она вынула яйца и аккуратно уложила их в гнездо. А потом она вернулась и застала старого индюка за довольно оживлённой перепалкой с пастором, скажу я вам. Понимаете, старина Том совсем не проникся этой идеей. Он дёргался, вырывался и клевал священника. Парик священника съехал набок, так что держался только на ухе, но священник не обращая на это внимания. Понимаете, старый доктор привык отстаивать свои взгляды, и он не мог допустить, чтобы арминиане и социниане потерпели поражение от индюка. Поэтому в конце концов он резко дёрнулся и схватил индюка за шею, несмотря на то, что тот вырывался, успокоил его и надел на него фартук Халди.

– Ну вот, Халди, – говорит он, весь раскрасневшись, – теперь он у нас в руках, – и он отправился в сарай с добычей, живой, как сверчок.

Халди подошла сзади, задыхаясь от смеха

Халди подошла сзади, задыхаясь от смеха и боясь, что священник обернётся и увидит её.

– А теперь, Халди, мы подогнём ему лапки и опустим его, – сказал священник, когда они поднесли его к гнезду. – Видишь, он затих, и всё будет в порядке.

И священник усадил его; и старый Том сел, такой торжественный, и опустил голову, и стал похож на старого благочестивого петуха, пока священник сидел рядом с ним.

– Вот видишь, как спокойно он сидит, – говорит священник Халди.

Халди чуть не умерла со страху, что рассмеется.

– Боюсь, он встанет, – сказала она, – когда вы встанете.

– О нет, он так не сделает! – сказал священник с полной уверенностью. – Ну же, ну же, – говорит он, возлагая на него руки, словно благословляя. Но когда священник поднялся, старый Том тоже встал и начал топтаться по яйцам.

– Прекрати сейчас же! – говорит пастор. – Я заставлю его снова есть: подай мне корзину из-под кукурузы, мы накроем его ею.

Потом он скрутил ноги старому Тому и снова поставил его на землю; и они накрыли его корзинкой от кукурузы, а потом оба стояли и ждали.

– Этого будет достаточно, Халди, – сказал священник.

– Я в этом не уверена, – говорит Халди.

– О да, этого будет достаточно, дитя моё! Я понимаю, – говорит он.

Не успел он это сказать, как корзина поднялась и встала, и они увидели длинные ноги старого Тома.

– Я заставлю его остаться, будь он проклят, – говорит священник. Видите ли, священники – такие же люди, как и все остальные, а доктор был полон решимости.

– Ты просто подержи его минутку, а я принесу что-нибудь, что его удержит, – сказал он и пошёл к забору. Вернулся он с длинным, тонким, плоским камнем и положил его на спину старого Тома.

Старый Том заметно сник и выглядел так, будто вот-вот сдастся. Он долго стоял неподвижно, а священник и Халди оставили его там и пошли в дом; но не успели они войти в дверь, как увидели, что старый Том бежит вприпрыжку, как всегда, и кричит: «Так! Так! Трус! трус!», и при этом выпендривается, и важничает так, словно прошёл через Красное море и одержал победу.

– О, мои яйца! – говорит Халди. – Боюсь, он их разбил!

И действительно, они лежали под камнем, разбитые вдребезги.

– Я его убью, – сказал священник. – Нам не нужна в доме такая бестия!

Но решил не спешить, а потом не стал ничего делать: он выступил только в следующее воскресенье с проповедью о первородном проклятии, которое было наложено на всех людей после грехопадения Адама, после чего всё и пошло наперекосяк. Там упоминались и борщевик, и пырей, и канадский чертополох, и осот, и вьюнок, и ядовитый плющ, не говоря уже о гремучих змеях. Пастор произнёс эту речь очень впечатляюще и даже немного импровизировал; но, как сказала мне Халди по дороге домой, она с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться пару раз во время проповеди, когда думала о старом Томе, стоящем с корзиной на спине.

Ну, на следующей неделе Халди просто одолжила лошадь священника и седло и поехала в Южный приход к своей тете Баскоме – вдове Баскоме, вы её знаете, она живет там, у форельного ручья – и набрала у нее много индюшачьих яиц, а вернувшись, посадила на них курицу и ничего не сказала; и в свое время там вылупилось столько замечательных индюшат, сколько вы никогда не видели.

Халди ни словом не обмолвилась с пастором о своём эксперименте, и он ни словом не обмолвился с ней, но он как бы больше погрузился в свои книги и не считал себя вправе давать ей советы.

Но вскоре после этого он вбил себе в голову, что у Халди должна быть свинья, чтобы он мог откармливать её пахтой. Миссис Пипперидж уговорила его на это, и тогда старый Тим Бигелоу, живший на Джунипер-Хилл, сказал ему, что если он придёт к нему, то получит поросёнка.

Тогда он послал за человеком и велел ему построить свинарник прямо у колодца и подготовить всё к тому времени, когда он вернётся домой со своей свиньёй. Хадди сказала ему, что хотела бы, чтобы он огородил колодец, потому что в темноте кто-нибудь может в него упасть. И священник сказал, что он может это сделать.

Ну, старик Эйкин, плотник, пришёл только ближе к середине дня, а потом дурака валял, так что до самого заката даже колодец до конца не огородил, а потом ушёл и сказал, что придёт и доделает свинарник на следующий день.

Ну так вот, после наступления темноты пастор Кэррил въехал во двор на своей лошади с поросёнком. Он завязал поросёнку рот, чтобы тот не визжал, и увидел то, что принял за свинарник – он был довольно близорук – и поэтому он побежал и швырнул поросёнка в воду, потом привязал лошадь и в совершенно довольный вошёл в дом.

– Вот, Халди, я привёз тебе милую маленькую свинку.

–Боже мой! – говорит Халди. – Куда вы его дели?

– Ну, в свинарник, конечно.

– Боже мой! – сказала Халди: – это край колодца; здесь нет свинарника, – говорит она.

– Боже милостивый! – говорит священник. – Значит, я бросил свинью в колодец!

Значит, я бросил свинью в колодец!

Ну, Халди взялась за дело, и в конце концов выловила поросёнка из колодца, но он был мёртв как гвоздь. Она тихонечко вытащила его и почти ничего не сказала. А священник взял большую книгу на иврите из своего кабинета и сказал:

– Халди, я не силён в земных делах.

Халди говорила, что у неё сердце кровью обливалось, когда она смотрела на него, такого кроткого, беспомощного и хромого. Она сказала:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

В английском языке эти слова похожи (перев)

2

Речь идёт о книге «Magnalia Christi Americana» (Великолепие Христа в Америке) Коттона Мэзера (Cotton Mather), пуританского священника и писателя конца 17 века. В его работах описывались различные чудеса, божественные знамения и сверхъестественные события.

3

В английском языке эти слова похожи (перев)