Первый судья Лабиринта

Глава шестая. Рассказ Андрея

– Сразу после армии мне удалось поступить в медицинский институт. Три года учёбы прошли совсем обыденно, даже нудновато. Но в конце третьего курса появились преподаватели из Академии Эссенс и предложили лучшим ученикам перейти к ним. А я всегда старался быть лучшим, ты же знаешь.

Согласился сразу. Методика, которую они показали, Стас, это… это… Это чудо какое-то, панацея! Всё, чему нас учили раньше… Туфта всё это, Стас. Нет, я ничего не говорю про хирургию, акушерство. И экстренную помощь не отменишь. А вот терапевты… И психиатры частично. Они ведь часто не могут вылечить. Вообще не могут, понимаешь? Не потому, что дураки, или им наплевать. А потому что… Ну не так это делается!

Сущность человека – это лабиринт. Он состоит из множества нитей, поэтому его ещё называют эссенциальной паутиной. Эссенция – это и есть сущность по-латыни. Каждая нить – как штрих к портрету. Цвет волос – штрих. Черта характера – штрих. Даже манера улыбаться – тоже нить. Когда человек рождается, паутина совсем простая. Но в течение жизни нитей становится больше, они удлиняются, переплетаются, и вот тут-то начинаются проблемы. Хотя сейчас у многих проблемы с рождения. Мы занимались взрослыми, а вот нео-эссенсы, которые детишек корректируют, говорят, что почти у всех новорожденных по нескольку узелков имеется. Зато им и помогать легче.

А взрослому, который пришёл к тебе с кучей проблем – ой как сложно. Сначала надо начертить паутину. Она похожа на розу ветров. А прежде, чем чертить, её надо почувствовать. Потом ищешь узелок, «аксель» называется. Это очаг поражения. Распутаешь его – устранишь проблему. Неважно какую – хоть иммунную, хоть психологическую. Можно слух восстановить, можно аритмию убрать. Не всегда, правда. Но в большинстве случаев – можно! Уметь только надо. Но чаще попадаются группы узелков – у нас их «аксельбантами» окрестили. Много узелков – много проблем. Распутывать сложнее. Нити-то одни и те же задействованы, не потянешь так просто. Вот этому нас и учили три года. И ты знаешь – научили! Всех ведь научили! Плохих эссенсов не бывает, невозможно быть плохим! Пока учишься, у тебя самого сущность меняется. Часть узлов убирается, остальное сокурсники разгладят. Правда после академии всё это нарастает снова.

Когда я пришёл работать в эссенциалию – летал, как на крыльях. Молодой был, энергичный, старательный. А главное – педантичный буквоед. Это-то меня и спасло, но я тогда не понимал. Думал, за счёт таланта пробился. В общем, меньше, чем через два года заведующим назначили, мне двадцати девяти не было. А за то время, которое я в этом кресле просидел, кое-что изменилось. Ужесточилась система контроля.

И раньше-то было непросто вести отчётность при таком количестве людей. А тут и вовсе невозможно стало. Но корректоры приспосабливались: оно того стоило. Во-первых, зарплату прибавили здорово. А во-вторых… Понимаешь, Стас, работу сменить невозможно. Это въедается в сущность. Паутина корректора совсем особенная. А пациентов-то меньше не становится, наоборот. Поэтому и стала наша работа похожа на конвейер. Где распутаешь узел, где нет. Где надолго поможешь, а где – видимость одна. Лишь бы отчитаться успеть. Лишь бы на премию заработать, она ведь от количества зависит, а не от качества. Только я всего этого не видел и не слышал, дурак восторженный, пока не появилась Ритка.

Он замолчал, нахмурившись. Я не решался торопить его. Продолжил он уже другим голосом.

– Не забуду то утро, когда она вошла в мой кабинет. Высокая, худенькая, в нелепой розовой куртке, волосы растрёпаны, «Птица фламинго» мы её прозвали. «Можно, Андрей Николаевич? Я к вам».

Рита. Руки тонкие, хрупкими кажутся. Но я-то знаю, сколько в них силы. Как раскроет ладони – белый столб из них рвётся ввысь. Или наоборот – чёрный пламень тянется, вбирают они его. Потом она сразу такой беззащитной становится. Усталой и маленькой, как девочка. Магиня моя. Корректор.

Андрей вздохнул и «поехал» дальше:

– С кадрами тогда уже неважно было, поэтому брали даже приезжих корректоров, вопреки Стандарту. Стандарт – это критерий такой. Как нужно и как нельзя работать. Кому можно помогать, кому – нет. Из-за этого-то Стандарта всё и случилось.

Риту, со всеми её дипломами и сертификатами взяли сразу же. А потом пожалели. Слишком много проблем вышло.

Она чересчур талантливой оказалась. Гордой. И очень рассеянной. Всем стремилась помогать, даже кому нельзя по стандарту, максималистка. Люди же знаешь как? Если поймут, что ты отказать не можешь – идут и идут. И нет им конца. На документацию времени не остаётся, а это в работе недопустимо. Потому что над нами – Трибунал, орган контроля. И при проверке за каждую паутинку дрючат.

Я виноват. Надо было условия труда улучшать, проверять тщательнее всех своих подчинённых, а тем более – её. Заставлять вовремя отчитываться. А я на это забил. Потому что знал, как им работается. И однажды…

Андрей встал и принялся ходить по комнате.

– Я был в тот день на конференции. А к Рите пришёл клиент. Вернее, сначала к начмеду, к Наталье. Мужику почти девяносто было – по стандарту мы не берёмся за такие паутины. Там всё к чёртовой матери порвано и в узлы завязано. Влезать – только вредить. По идее, Наталья сразу его завернуть должна была.

Но дело было к вечеру, она торопилась и, не вникая, отправила к Ритке. А Ритка отказать не смогла. Пожалела, понимаешь? Человека. Взяла и паутину составила. А там – рак последней стадии, вмешиваться тем более нельзя. А Ритка влезла. Узлы не стала трогать, просто нашла причину и попыталась объяснить этому деду, как её самому устранить. Такой способ есть, ауторевебинг. Самопереплетение, короче. Сам себя перенастраиваешь «правильно». Только поздно уже было его использовать.

В общем, на следующий день он умер. Не из-за Ритки, совпало так. Он бы всё равно умер – днём раньше, днём позже. Но родственники стукнули в Управление: отец ни на что не жаловался, а тут в эссенциалию сходил и…

И к нам Трибунал с проверкой. А у Ритки – полный бардак с отчётностью…

Андрей ушёл на кухню и тут же вернулся с бутылкой коньяка и двумя пузатыми рюмками. Я не успел ещё «переварить» услышанное.

– Вообще я не пью, – извиняющимся тоном проговорил он, отвинчивая крышку, – но сейчас… Составишь компанию?

Я кивнул. «Не пью, но посуду под коньяк держу», – отметил я уже машинально, принимая на две трети заполненную рюмку. Он налил себе столько же, быстро выпил и продолжил рассказ:

– Нас с Риткой отвезли на поезде в Прибалтику. Трибунал ведь международная организация, так же, как и Лига. В одном из замков у них штаб-квартира. Меня, как свидетеля, поместили в отдельную камеру, Ритку – в отдельную. Её ещё и в клетке держали. И в кандалах.

Я вытаращил глаза.

– А потом был суд и костёр.

– Суд и что? – не понял я.

– Ты правильно услышал.

– Костёр?!

Он молчал.

– Настоящий, что ли? – произнёс я неуверенно.

Андрей невесело усмехнулся:

– Вот так же и я спросил. Накануне меня привели в кабинет к Артуру – это один из трибунальщиков, который дознание проводил…

Андрей полностью погрузился в мир воспоминаний, казалось, забыв обо мне…

– Почему такой суровый приговор, ты же понимаешь, что она не виновата?

Вопрос без ответа. Да свидетель и не ждал его.

Артур перекладывает несколько листов бумаги.

– Здесь подпиши и здесь. Под галочками… – Достает новый бланк. – Сколько у нее осталось клиентов «вне картотеки»?

– Пять семей, – быстро отвечает свидетель. – Дела закрыты и сданы в архив, но кто-нибудь из них иногда приходит на минуту-две за советом. Она их принимает между посетителями…

– Нехорошо оставлять людей без поддержки. Заведите новые дела на каждого члена проблемных семей и распределите их между оставшимися корректорами.

Эссенс немного расслабляется, на минуту забывая о Рите: его оставляют на прежней должности!

– То есть, – вопрос срывается сам, – я возвращаюсь в нашу эссенциалию?

– Да. Считай, что ты свое отсидел. У тебя же было достаточно времени подумать?

Да уж! Было. Между сочинением речей в Ритину защиту свидетель невольно наводил в мечтах порядок среди своих подчиненных. Чтобы ни одна умница-красавица больше не посмела действовать самовольно. За каждой поклялся следить, пусть жалуются на недоверие и «связанные руки».

– В личном деле Маргариты не указан адрес родственников. Ты не знаешь, как их найти? Нам придется сообщить о ее сожжении. Им будет назначена пенсия.

– Ее родители как раз переезжали в деревню со сбитой нумерацией домов, поэтому мы оставили пустые графы… У нее где-то недалеко живет тетя, она может быстро передать… Артур, – с трудом выговаривает эссенс, – сожжение настоящее?

Да, он глупый, да наивный. И сожаление Артура относится не только к жизни Риты, но и к его незнанию.

– Да.

У свидетеля подкашиваются ноги. Стены водят хоровод, угол стола парит где-то возле уха…

…Он чувствует, как о зубы бьется стакан. Глотает слегка горьковатую воду, понимая, что из него только что чуть не выскочило сердце.

– Травяная настойка, укрепляет силы. – Артур усаживает эссенса на стул и придерживает за плечо, пока тот не ловит равновесие и не откидывается на спинку сам. – Рите будет с ней полегче. Если выпьет хоть немного, то боли почти не почувствует.

– Как же так… Сжигать человека?

– Не человека, – мягко поправляет Артур, – мага, корректора, применившего сверхвоздействие. Думаешь, Стандарт написан для красоты? Паутина – это не игрушки. Завязал узел – считай, убил. Развязал – спас. Люди получили власть над сущностью. И оставлять её без надзора нельзя.

Тех, кто овладел коррекцией, приравняли к магам, а бесконтрольный маг хуже бомбы.

В наш век бюрократии все просто. Заполнил бумагу – вопросов к тебе нет. Мы придумали формы, разработали перекрестные таблицы и повторяющиеся графы. И оценивают их не тупые роботы, а люди! Для нашего общего спокойствия нужно только одно – заполнить бумаги! Ты меня слышишь? Взять ручку и заполнить чертовы бумажки!

Он еще что-то говорит об очищающем действии огня, но Свидетель уже не слышит.

«Рита-Риточка! А ты, видно, следовала только Первому Постулату Стандарта: «Люби людей и помогай им»…

Мы выпили ещё по одной, но алкоголь на меня совершенно не действовал. Если первую часть истории я как-то воспринял (да мало ли на свете методик, о которых я не знаю), то вторая никак не укладывалась в голове. В комнате стало невыносимо душно, мы переместились на балкон. Была уже глубокая ночь. Андрей всё говорил и говорил, у него чуть дрожали руки и дёргалось веко. Ещё утром такой уверенный в себе, сейчас он казался другим человеком.

– Она могла бы признать вину. Тогда лишилась бы диплома, но была сейчас со мной…

«Неужели у человека может хватить мужества добровольно выбрать сожжение? Хотя сектанты же обливают себя бензином. Тьфу, дурак я. Так может, эта их лига – секта?»

Я искоса взглянул на Андрея. Сектант? Может, ещё и аскет? С его-то стилем жизни? Что-то не верится. Он словно прочитал мои мысли.

– Это не храбрость, Стас. Это страх и, может быть, зависимость. Если умеешь корректировать сущность, без этого уже не сможешь.

– Ты не пытался её отговорить? – осторожно спросил я.

– Да нет, пытался. Думал: а вдруг согласится…

Голос его подозрительно зазвенел, и я сделал вид, что мне что-то срочно понадобилось в комнате. Но он вышел за мной почти сразу, видимо испытывая потребность вылить на кого-нибудь то, что в нём так долго сидело. Говорил почти спокойно:

– Я не помню, как ушёл оттуда. Не понимаю, почему не остался на похороны, не встретился с её родными. Ведь должны были быть похороны, Стас? А может, их и не было? Провал какой-то в памяти. Помню только теплоход, на котором сюда плыл. Мне казалось, что всё это сон, пока не нашёл в своих вещах диплом. Значок вот только не нашёл… Вернулся в наш город, устроился на работу, квартиру эту снял. Всё на автомате. Даже ремонт сделал зачем-то – вроде, так надо. Познакомился со Светой… А вчера вечером, когда ты мне написал: «Привет, Андрюха», я, наконец, проснулся. И если бы ты не предложил встретиться, я бы сам тебя нашёл.

Так. Раз, два, три, я спокоен. Это из той же серии, что газовая плита, горы в Подмосковье и Светин ребёнок. И снесённый дом. Я ведь это пережил? Переживу и сейчас.

– А сон мне и правда снится. Иногда. Как я к ней в костёр бросаюсь…

Мама дорогая! А ведь ещё сегодня утром я просто собирался встретиться с девчонкой!

Глава седьмая. Чудным воскресным утром

Эскалатор увозил меня вниз. Мимо чередой проплывали рекламные щиты. Пиво, колготки, сотовая связь… Детский праздник на Школьном озере… Надо Катьку сводить. Господи, о чём я думаю!

Не спали всю ночь – «загрузил» Андрей меня по полной. За компьютер так и не взялись. А в половине восьмого позвонил шеф и потребовал, чтоб я срочно примчался в офис! Сервер, видите ли, накрылся. Это неслыханно! В воскресенье! Андрею пришлось влить в меня с пол-литра кофе, чтоб я мог нормально функционировать. Он настаивал на том, чтобы подвезти меня на работу, но хотелось побыть одному – осмыслить происходящее. Да и неудобно: пусть лучше отоспится.

Вроде, нормальный мужик, даже какая-никакая симпатия к нему появилась. Но эта его легенда…

Ещё пару дней назад услышав что-нибудь подобное, я посчитал бы «сказочника» неврастеником с богатой фантазией или обдолбанным в хлам и навсегда забыл к нему дорогу. А сегодня…

Выходя на перрон станции метро «Андреевская», слыша собственными ушами гудок летящего из темноты поезда, вспоминая всё, чему я был свидетелем за прошедший день…

Я уже не могу делать выводы с прежней уверенностью.

А может, и такое бывает?

Вагон был пуст – ну кто в такую рань в воскресенье потащится в метро? Я сел, не переставая рассуждать.

Допустим, всё это враньё. Зачем? Разжалобить меня? И не экспромтом же он всё это выдал. Заранее придумывал? Не вижу смысла.

А если – правда? О-о-о…

В эссенцию я ещё поверю. Предположим, экстрасенсорика какая-то, да и мало ли сейчас шарлатанов развелось, называющих себя магами. А эти, может, и правда помогают. Проверить бы, кстати. А сама организация… Как он её назвал? Трибунал, во. Н-да. Всё равно на тоталитарную секту тянет.

И уж совсем я не понял:

а) Откуда он меня знает? Я по-прежнему уверен, что увидел его на причале в первый раз.

б) Какая, чёрт возьми, связь между ним и образом, который я придумал?

Поезд подъехал к станции.

Полюбовавшись по дороге новенькой мозаикой на стенах, изображавшей белок с гербом города (неоригинально, впрочем), я вскочил на эскалатор и через минуту был наверху. Эх, спал бы сейчас, если б не сервер. Нормальные люди именно этим и занимались, в переходе не было не души. Вдруг из-за очередного поворота возник какой-то бугай и, не говоря ни слова, двинул мне в переносицу.

Кажется, я вскрикнул (ещё бы, больно!) и тут же получил по солнечному сплетению. Дыхание перехватило, я согнулся пополам, и в этот момент треснули сзади по почкам. А ведь я никого не заметил, когда шёл. Ну, тут уж я рухнул, не хуже сервера.

– Держись подальше от Андрея, понял? К нему не ходи. К себе не зови. На звонки не отвечай. Усёк? Телефон под контролем, Интернет – тоже. Уразумел? – зашептал мне в лицо один из мордоворотов. Второй выглядывал из-за его спины.

– Уразумел.

За сим парочка удалилась, а я остался вытирать кровь из носа. Всё произошло так быстро, я и опомниться не успел. «Интернет под контролем»! Это ж надо!

Кое-как, по стеночке, выкарабкавшись на свет божий, я почти упал на ближайшую скамейку. Ну, на работу я не иду. Чёрт бы побрал и сервер, и Андрея. Я иду домой… Так.

По-прежнему ведь не знаю, где живу.

Но недаром говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. Лишь бы Кирилл был на связи.

Я набрал номер, на сей раз брат ответил:

– Алло?

– Привет. Слушай! Меня тут побили в метро, – без предисловий начал я.

– Ого! Ты жив? – с интересом спросил брат.

– Не очень. Ты можешь приехать, меня забрать?

– Всё так серьёзно? – пожалуй, некая толика беспокойства в его голосе появилась.

– Ну, не то чтобы, но одному мне несколько стрёмно добираться.

Пусть понимает, как хочет. Не бросит же он родного брата помирать!

– Ладно, ты где?

– Крюковская, на нашей стороне у выхода.

– О, я тут рядом. Через три минуты буду, жди.

Опять, что ли, в компьютерном клубе зависает? Оно и к лучшему, что рядом.

Я позвонил шефу.

– Владимир Петрович! Сервер никак до завтра не потерпит? У меня тут ЧП.

– Станислав, какой сервер? – сонно пробасил начальник. – Чего тебе в такую рань не спится?

– А… разве не вы мне звонили сегодня?

– Окстись! Гуляй до понедельника!

Послышались гудки.

Фига себе…

Воскресное утро, во дворе тишина. Питомцы собачников тактично дарят хозяевам лишний часок сна. Визгливые младенцы, вдоволь поиздевавшиеся над родителями за ночь, сладко посапывают, набираясь сил перед новым ором. Любовники не спешат покидать своих подруг. Подростки, замутившие гулянку по случаю отъезда родителей на дачу, вообще только что разбрелись по кроватям. Даже ретивые автомобилисты вылезут к гаражам немного позже. В ближайшие часы ничто не сдвинется с места.

Серый «Опель-кадет» притулился в укрытии раскидистых лип напротив крайнего подъезда. Молодой мужчина в тонкой водолазке, худощавый и черноволосый, вздрагивает от холода, машинально тянется к бардачку за сигаретами. Печку не включишь: мотор пришлось заглушить, слишком назойливым казалось урчание. А тупое сидение за рулем невыносимо.

Он уже десять раз проклял себя за то, что не послушался шефа, отказавшись послать специального человека. Не терпелось самому начать разговор, подготовить почву, отыскать нужную нить в паутине личности Андрея.

Но слова давно вылетели из головы, хочется чаю и за компьютер. Скорее бы приступить к делу!

А грёбаный админ все не уходит из квартиры. Сколько можно копаться? Звонок с вызовом на работу прозвучал полчаса назад. Чем он там занимается, девица красная? Делает укладку и заваривает мюсли?

Небось, потягивается, долго нащупывает обувь, медитирует в ванной перед зеркалом, бриться неохота и нечем, у хозяина попросить стесняется, с собой пожитков нет. Скребет щетину и решает, что так сойдет.

Включает чайник и ищет заварочные пакетики. Не находит и хлещет пустой кипяток. Тьфу.

Тормоз. А ведь его ждут…

И надо ж ему было ему влезть! Путается под ногами, деятель-самоучка.

Дверь подъезда хлопает, во двор выбегает парень. Крутится налево-направо, хлопает себя по лбу, будто что-то вспомнив, и, наконец, убирается с глаз наблюдателя.

Тот облегченно вздыхает и, выждав пару минут, поднимается в квартиру Андрея.

Дверь открывает своим ключом.

– Стас, ты что-то забыл? – раздается ленивый голос хозяина. Андрей пытается урвать кусок потерянного сна.

Он хмуро щурится на пришельца, будто надеясь, что тот исчезнет.

– У вас было открыто. Здравствуйте.

– Вы кто? – Андрей рывком садится на кровати, теряя остатки сонливости.

– Меня зовут Денис.

– И дальше что? – Андрей хмурится. Нежелательных визитеров он не любит, есть причина.

Теперь главное – не спугнуть.

– Я могу вам помочь найти то, чего вы временно лишились.

– Рита? Вы знаете что-то о ней?

Колючий взгляд на миг загорается надеждой.

«Далась же она тебе!» – с досадой думает Денис, заглушая непрошенную совесть.

– Я говорю о вашем призвании. О любимой работе.

Андрей как-то сразу обмякает и отводит глаза.

– А-а, – устало бросает он. – Проехали.

– Людям нужна помощь. От вас только что вышел старый друг. С ним что-то не в порядке. Он стал дёрганый, нервный. Разве вам его не жалко? Руки не чешутся?

Андрей хмурится и молчит. Решающий момент. Либо сейчас он пошлет Дениса пешком до Фирсановки, либо заинтересуется. Он ждет намека или ключевого слова.

После которого будет действовать.

– Неужели вас не интересует, что творится у него в паутине?

Андрей взвивается и нависает над Денисом.

– Кто вы такой, а? – рычит он.

– Я вам нужен, – совершенно искренне говорит Денис.

Как же хочется курить! А ведь бросил же, отучили. Эссенсы отучили. Эссенсы, эссенсы… Это всё нервы. Решайся же, Андрей, ну!

– Ну и чего вы хотите? – холодно бросает Андрей.

– Предложить вам сотрудничество.

– Пошли, – бросает он, быстро впрыгивая в одежду и приглаживая волосы.

Ни кофе, ни сигареты, ни раздумий.

«Я войду в каждый лабиринт»…

Контора, которой так гордится Денис, арендует один из корпусов завода микроэлектроники. Оштукатуренное здание приятно выделяется среди соседних.

Новенькие пластиковые окна, прозрачный козырек над входом, симметричные альпийские горки с азалиями и кустиками гвоздики. Перед дверью – белоснежные скамейки, сияющие урны, вдоль дорожки – несколько можжевеловых кустов. Изумрудные – свечами, голубые – разлапистыми плюшками. Не так красиво, сколь вызывающе.