- -
- 100%
- +
– Завтра вывесят списки поступивших. Мне нужен этот день… Как же…
Но он оборвал меня на полуслове:
– Ничего не знаю… Вон пошла отсюда, я сказал!
Я стала собирать вещи. Заправила раскладушку, подобрала разбросанные детьми игрушки. Внуки тут же «доложили» бабушке о моих «сборах». Алина Францевна из другой комнаты поманила меня пальцем, знаками показывая не перечить мужу и соблюдать спокойствие.
Зайдя к ней, я объяснила, что услышала из уст ее мужа и спросила: как быть в данной ситуации? Пожилая женщина обняла меня и вдруг горько-горько заплакала. Сказала, что он со всеми такой: пока есть от человека польза, выгода – он ему нужен. А нет, так и пошел на все четыре стороны.
– А от меня какая польза ему была, если два месяца ждал? Мог бы сразу выгнать…
Алина Францевна шмыгнула мокрым от слез носом и объяснила:
– Не скажи… Когда тебя спасли на Курилах, и я с тобой сидела, пока твоя мама не вернулась с Сахалина, папа твой был очень растерян. Потом «пришел в себя» и снабжал нас всем, что сам добывал: рыбой свежей, соленой, копченой, икрой красной, мясом кабанов. Всем, чем мог. В знак своей благодарности. Этот то ничего не умеет, хоть и вырос в деревне. Вот и привык к подношениям на своем месте финансиста. Даже когда в Москву вернулся, все просил твоего отца прислать икры, рыбы. Радовался, когда получал с оказией. Все свежее, вкусное, с дымком. Балык у отца отменный получался. Больше никогда такого не ела…
Мы помолчали. Алина Францевна продолжила:
– А когда папа твой попросил его помочь с переводом на «материк», даже пальцем не пошевелил. Это же напрягать кого-то надо, быть обязанным… Так что вы сами с Курил выбирались… А мама деньги дала за твое проживание… Я брать не хотела: понимала, как это тяжело ребенка снарядить. Проезд и все такое. Да зря она их вытащила: он сразу выхватил, пересчитал, осклабился… Вот поэтому она так рано и уехала – надеялась, если не возьмем деньги, походит по магазинам, обновки купит себе и тебе. Но вот пришлось уехать. Этот… постарался… Вот такой он… чудовище…
Меня решили в эту ночь «спрятать» у подруги дочери, где я переночевала. А назавтра «чудовище» уезжал в санаторий и его не было бы еще месяц. Но месяц мне не нужен: завтра решалась моя судьба.
Той памятной одинокой ночью я долго не могла уснуть. Вертелась в чужой кровати, перекладываясь то на один бок, то на другой, скрипя пружинами. Разглядывала темное августовское небо, заглядывавшее в окно своими беззвездными глазами и все задавала себе вопрос:
«Раз все так трудно складывается и меня здесь „не хотят“, то зачем все? Здесь ли мое место? Правильно ли я поступила, приехав сюда?»
Вопросы множились, не давая ответа моему измученному неустроенностью мозгу.
Мне предоставили отдельную комнату, посчитав, что необходимо отдохнуть от пережитого, выспаться. Но сон предательски не шел. И чужая одинокая комната, стала не местом «сладких снов», а камерой узника, помещенного в одиночку. Буря бушевала у меня в душе.
«Почему он так поступил со мной? Сказал эти гадкие, обидные слова? Ведь деньги ему за меня заплатили… И месяц еще не кончился… Можно было сказать ему об этом там, в той комнате. Да разве найдешь нужные слова, когда вот так, сразу, получаешь удар „под дых“? „Задним умом“ все умные…»
Было жалко и Алину Францевну… Я представила, какую жизнь она прожила с этим «чудовищем»: сама открытая по натуре, желавшая во всем помочь людям, была полной противоположностью своему нелюдимому, скаредному мужу. Она работала учительницей в курильской школе. Ее любили и уважали дети и их родители. Решив, что «утро вечера мудренее», все-таки уснула ближе к утру.
С рассветом поехала в институт. Долго бродила по незнакомым улицам, поела в какой-то столовой. После нее меня через час вывернуло наизнанку. К настроению, и без того плохому, прибавилась бледность лица, и рези в желудке. Обессиленная, я нашла пустую скамью в сквере перед институтом и просидела на ней, ожидая заветного часа. Пыталась взвесить все шансы: «за» и «против». О плохом старалась не думать.
Списки вывесили вечером перед закрытием деканата. В них сто три человека. Меня в них… не было… Я трижды обшарила глазами все столбцы с фамилиями… Нет… Ноги у меня подкосились… я с трудом доковыляла до подоконника.
Вокруг царила восторженная атмосфера поступивших в вуз – они обнимались, похлопывали друг друга по плечам, смеялись, договариваясь о предстоящей встрече уже в стенах института. Тут же радостно балагурили их родители. Можно было сразу отличить этих счастливых людей от полностью несчастных.
Несчастные, удрученные произошедшим, поникшими взглядами скользили по белым листкам стендов, и кто тихо, а кто и громко плакали. Отходили в сторону «пролетевших», и уже там тесно обнимались с родителями, с трагическими выражениями лиц, откровенно рыдали: безудержно и горько…
В фойе института перемешались две атмосферы: торжество величайшего праздника и самого тягостного безутешного горя.
Мне захотелось побыстрее покинуть это место, и я нетвердой походкой пошла к деканату. Подергала за ручку запертую дверь и застыла, как в столбняке…
Я стояла долго. Видимо мое лицо было бледным, так как проходивший мимо парень обратил на это внимание и спросил:
– Девушка, вам плохо?
Я перевела на него свой взгляд и не ответила. Парень был не глуп и сам догадался, почему здесь, у деканата, стоит молодая девушка и на ней «нет лица».
Я направилась к выходу. Он пошел рядом со мной и вкрадчивым тоном стал объяснять, что деканат уже закрыт. Так всегда делают, чтобы не прошедшие по баллам «не ломились». А завтра декан будет часов с двенадцати и можно прийти задать ему свои животрепещущие вопросы. Он так и сказал: животрепещущие. Я, наконец, посмотрела на него и сказала:
– Спасибо.
Да какое уж там «спасибо».
Парень досеменил рядом со мной до выхода и напоследок ободрил:
– Набирают на факультет всегда больше списочного состава. Большой отсев. Так что, если похлопотать, то можно надеяться на успех.
Я еще раз сказала «спасибо» и поехала к Алине Францевне на квартиру. Они меня ждали и по невеселому виду все поняли… Зазвонил междугородний телефон: это родители спешили узнать «радостную» весть от дочери. Я взяла трубку и разрыдалась:
– Меня нет в списках, – на все вопросы твердила я.
В конце концов мама перестала их задавать и надолго умолкла. Она тоже плакала. Плакали Алина Францевна, ее дочь, внуки и еще один человек – мой отец.
– Ну, бери билет и приезжай домой, доченька. Чего ж там сидеть?
– Нет, я пока не приеду. Завтра пойду в деканат и все разузнаю подробно. Может есть недобор на других факультетах? Потом, можно на стройке годик поработать. Ничего, приобрету опыт…
– Только никаких строек! – Мама уже оседлала своего любимого конька, называвшегося властностью.
– До завтра, мама. Папу успокой.
– Да какое уж тут успокоение… С валидолом сидим… – устало выдохнула мама.
Связь прервалась.
Мое очередное бессонное завтра наступило. Ровно в двенадцать часов я была у деканата. Постучавшись, вошла в небольшую комнату, заставленную четырьмя столами, двумя шкафами и сейфом, где восседали четыре человека: двое дородных мужчин и две женщины «за пятьдесят».
Мужчина, сидевший за столом слева от меня, обладал громогласным басом. Рост – ниже среднего, с крепкой фигурой борца. Черты лица крупные, нос и щеки покрыты испариной, волнистые волосы блестели от влаги. Это был декан дневного отделения.
– Вы ко мне? – Он оглушил меня своим голосом. Я почувствовала на себе любопытные взгляды всех присутствующих.
– Да. Я не добрала полбалла и теперь не знаю, что делать и… где его взять. Хотела учиться на вашем факультете. Но если на соседних, сходных по профилю, недобор, то хотела бы перевестись на какой-нибудь из них…
– А кто твои родители? Откуда ты приехала? – Декан сидя перелистывал какие-то бумаги, складывая их в стопку и машинально продолжал задавать вопросы.
– Мой отец простой человек… Я из Грозного. – Ответила я, наслышанная о «взятках», «лапах» и всем таком.
После моих слов декан побагровел, вскинул на меня свои пронзительно горящие глаза, медленно поднялся со своего места и, хлестко хлопнув пачкой бумаг по столу, заорал на меня так, что кажется затряслись стены, столы и стоявшие на них письменные приборы:
– Я не спрашиваю какую должность занимает твой отец!!! Я спрашиваю – кто твой отец!!?
– Капитан Советской Армии. В запасе – быстро протараторила я.
Возникла тягучая пауза: я теребила ремень от сумки, декан стоя собирал разлетевшиеся от удара бумаги.
– Хорошо… Напиши в коридоре заявление на имя ректора, все там укажи: про баллы, про родителей, про спорт… Ты же спортсменка?
– Да…
– Вот и славно… А первого сентября придёшь, и я дам ответ. Вернее, ректор даст ответ. Поняла? Но общежития и стипендии у тебя может не быть.
В «первый погожий сентябрьский денек», как в школьной песне, я пришла к институту. Студенты выстроились буквой «П» и ждали декана. Я встала в сторонке, чтобы «не отсвечивать», тем более, что многие из старых знакомцев по подготовительным курсам и экзаменам, потеряли ко мне всякий интерес. Им неудачники не нужны… Ощущала себя «невестой», которую бросил «жених» и она тайно пришла посмотреть на его «свадьбу».
Декан появился неожиданно в окружении комсомольской свиты парней и девушек. Решительным шагом, раздавая направо и налево указания, проследовал к выстроившимся на линейке студентам. Проходя мимо меня, остановился и сказал:
– А ты, Наташа, что не в строю? Вставай и можешь считать себя с этого дня студенткой нашего факультета!
Я одурела от услышанного… Кровь прилила в голову. Я налетела на декана, как птица и неистово расцеловала его в обе щеки, лоб под бурные аплодисменты всех окружающих. Он смутился, с трудом высвободился из моих объятий и легонько подтолкнул меня вперед…
– Ну, ну… Иди… Тебя все ждут!
Я встала с краю моих теперешних собратьев по учебе. Как оказалось, на долгие пять лет…
«Тебя все ждут!» – эхом отдавалось в моей голове.
***
– Мама, папа! Меня взяли! Ура! Я – студентка!
На противоположном конце провода теперь от счастья плакали родители, а здесь, в комнате, прыгали, смеялись дети и утирали глаза взрослые…
Главное, как мне тогда казалось, свершилось… Несмышленыш, я только только начинала понимать: почему Москва слезам не верит…
Шел дождь…
Какие дожди шли в моей жизни? Разные… Чем особенным врезались в память, оставили свои отметины? Отношением людей. Главной ценностью жизни любого человека…
Первый весенний ливень, заставший меня на железнодорожной платформе, случился в начале мая. Я возвращалась из подмосковного города в столицу и попала под его магическое шуршание. Дождь начался внезапно, издавая сначала тихие звуки «шшшшшш», а потом полил быстрее, ретивее, как бы говоря людям:
– Что вы тут стоите? Разбегайтесь, а то промочу до нитки!
Все и разбежались: резвая молодежь попрыгала вниз и спряталась под платформу, пожилые с завидной скоростью побрели на противоположную сторону, под навес. Я же, как вкопанная, стояла… У меня не было с собой зонта. А совершенно «лысая», без намека на крышу, платформа, ввела меня в какой-то временной ступор и держала в дождевом оцепенении…
В воскресенье обычно велись ремонтные работы и электрички ходили с отклонениями от расписания. Я это знала, но упрямо стояла и ждала «у моря погоды». Полиэтиленовый пакет, пристроенный на голову, не спасал от дождя. Я тупо продолжала мокнуть. Промокла насквозь, окончательно и бесповоротно… Джинсовый костюм стал «дубовым», босоножки чвакали в луже, готовые расклеиться по швам у такой нерадивой хозяйки.
Мимо прошел парень под раскидистым зонтом, остановился рядом со мной и спросил:
– Девушка, вы просто стоите под дождиком или что-то демонстрируете?
Капли перестали осыпать меня, и я с любопытством рассмотрела обладателя зонта и появившуюся на до мной крышу:
– Просто стою. Зонт забыла…
– Тогда понятно… Молодежь прыгнула под платформу… А вы? Не захотели?
– Нет. Там парни и девушки. Я – одна. Кто бы меня вытягивал оттуда?
Парень смотрел на меня, как на инопланетянку…
– А я об этом не подумал… Хорошо, будем так стоять. У меня пока есть время…
Стояли молча. Через некоторое время парень проговорил:
– Забирайте зонт, девушка. Мне, к сожалению, пора… А то я бы простоял так с вами всю оставшуюся жизнь…
– А как же вы? Без зонта?
– Я здесь неподалеку живу. Вы мне продиктуйте свой телефон, и я к вам за ним непременно заеду. Договорились?
Я назвала цифры. Парень вставил ручку зонта в мои окоченевшие пальцы и выскользнул по струи непрекращающегося дождя.
Электричка подошла через десять минут. Все это время дождь не преставал, шелестя теплыми, прямыми струями.
«А дождик обложной, надолго…» – стуча зубами от сырости, подумала я…
Вошла в тамбур переполненной электрички. Ноги успели замерзнуть, и я как-то неестественно, бочком, чтобы никого не задеть, прошла вглубь вагона.
Мест было несколько, и я присела около дородной полной русской женщины в открытом летнем платье. Она о чем-то увлеченно говорила со своими соседями и, как мне показалось, не обратила особого внимания на мою мокрую одежду. Между ног у нее стояла увесистая сумка с банками. Из сумки аппетитно пахло клубникой, пирогами и еще чем-то сладким, домашним.
«Наверное, в город в гости едут. Везут всего и много…» – грустно подумала я, пытаясь унять вдруг откуда-то взявшееся чувство голода…
Я старалась сидеть ровно, чтобы своей «мокрятиной» не задеть соседку. В вагоне было тепло от дыхания множества пассажиров, запотевших от влаги закрытых окон, и я вскоре согрелась: мои зубы перестали отбивать «чечетку».
Потихоньку стало клонить в сон, и я задремала под мерный перестук колес. Во сне мне снилась бабушка, деревенская русская печь: как я прислоняюсь к ней и от нее идет сухое, жаркое тепло, такое родное, знакомое. Я снимаю с себя мокрую одежду и залезаю наверх, вглубь печи, где пахнет травами, зверобоем, душицей, мятой и кисловатым запахом сушеных грибов. Вот любимые овчинки, на которых я располагаюсь, ватное одеяло. Накрываюсь до шеи. Мне тепло… Я проваливаюсь в забытье…
В Москву электричка приходит вовремя. Часть пассажиров покидает вагон и меня тихонько трясут за руку. Я открываю глаза и вижу, что прислонилась всем телом к своей соседке и полулежу на ней. Быстро встаю, говорю:
– Извините… – и уже хочу выйти, как получаю в руку печеный пирожок с клубникой. Недоуменно смотрю то на него, то на свою дородную спасительницу, ее широкую, добрую улыбку и убегаю из вагона… Мне хочется плакать…
На перроне холодно. Зубы снова начинают свой «танец», и я со всех ног несусь по подземному переходу, жуя пирожок, мысленно благодаря свою спасительницу и мечтаю о горячем душе, раскладушке и мамином китайском пуховом одеяле, поджидающем меня в комнате на съемной квартире…
И вот я дома. Сбрасываю сырую одежду в ванной и залезаю под обжигающий душ. Стою долго-долго… Вспоминаю свою кустодиевскую соседку, которая не только не оттолкнула меня, насквозь промокшую неизвестную ей девчонку, а наоборот – всю дорогу согревала своим теплом, щедро даря его и, как курица-наседка, позаботилась обо мне…
«Вот кому-то счастье прибудет… такая добрая женщина… Русская мадонна…»
После душа я высушила феном волосы, улеглась в провисшее нутро раскладушки и заснула…
Мне снился весенний дождь… «Шшшшшшш»… Он напевал мне убаюкивающую мелодию… Во сне я вспоминала незнакомца с зонтом и крепко сжимала подаренный пирожок с клубникой… Мне, наконец-то, было тепло…
Парень так и не приехал… Может закрутился в делах, а может посчитал мелочным забирать такую нужную в быту вещь у «мокрой» курицы… А я ждала… Долго ждала… Зонт переезжал со мной с одной квартиры на другую, пожил в общежитии и, наконец, бесследно исчез в его недрах… Ведь я его отдавала всем нуждающимся в его защите, в память о своем незнакомце на той дождливой подмосковной платформе, который поселил в моей душе нечаянную радость… Ведь он хотел простоять со мной под зонтом всю оставшуюся жизнь…
Стальная проволока
Женихов мы стали искать сразу же, как поступили на первый курс. Мы – это две мои институтские подруги и я. Заправляла процессом самая старшая наша однокурсница – Татьяна. Ее выбор безоговорочно пал на институт военных переводчиков, где, по ее мнению, «ковались» необходимые нам кадры. Татьяна была москвичкой, старше нас на два года, «знала жизнь», и мы полностью полагались на нее в амурных делах. Вторая девчонка из нашей компании жила в ближайшем Подмосковье. Звали ее Марина. Я же прибыла их южной автономной республики. Чувствовала себя глубокой провинциалкой и хотела побыстрее избавиться от этого нелестного звания.
Вот в таком составе мы и двинулись на вечер отдыха в неизвестный нам доселе институт. Цель нашего похода четко обрисовала Татьяна: узнать на каком факультете учится будущий «претендент» на нашу руку и сердце, в какую страну его могут послать после окончания вуза, и, соответственно, какое будущее «светит» каждой из нас. Стоит ли тратить на него свое драгоценное время?
Татьяна была помешана на загранице. Мечтала удачным замужеством «построить» свое светлое будущее. Я только что с большим трудом обрела заветный студенческий билет и, кроме учебы, ни о чем не думала. Рассеянно слушала Татьяну, которая, как мне показалось, уже успела побывать в стенах этого военного заведения не раз. Тем не менее, мы во всем доверились старшей подруге, и шли «паровозиком».
Лично меня заграница мало интересовала. Конечно, мне нравились вещи, которые там производились, их качество. На Курилах и Камчатке мама частенько обзаводилась импортом, в основном, японского и китайского производства. Кое-что из вещичек перепадало и мне. Я хотела соответствовать моде, производить впечатление на окружающих.
Но это были всего лишь вещи: ни о какой загранице, как месте для жительства, мы не мечтали. Просто любили свою родину и считали ее самой лучшей. А уж выходить замуж ради жизни на чужбине, хоть и на короткое время, эта мысль вообще никогда мне в голову не приходила.
Я шла с подругами больше из любопытства, новизны ощущений девчонки, вырвавшейся из-под опеки родителей, и еще ни разу не бывавшей на настоящих танцах. Я просто поддерживала компанию.
Вечер удался на славу. Ко мне, пришедшей в черных брюках клеш, югославских ботинках на толстой подошве, ажурной вязанной белой кофточке, сквозь узоры которой просвечивал такой же ажурный бюстгальтер, устремился курсант пятого курса. Парень был среднего роста, с приятными, но навязчивыми манерами, с какими-то скороспелыми хозяйскими замашками по отношению ко мне. Его привлекли в моем облике, как он потом рассказал, мои длинные русые волосы до пояса. Он не отходил от меня ни на шаг. Даже в «дамской» комнате от него невозможно было скрыться – он зорко стерег меня на выходе.
И вот вечер позади. Особенно настойчивым кавалерам мы роздали телефоны, получили взамен их номера. Через неделю нам назначили свидания, на которые мы обещали обязательно прийти… И все. Весело смеялись и обсуждали каждого претендента в отдельности. Пустые вагоны метро развозили нас по домам. Татьяна первая покинула компанию. Повинуясь какому-то странному и тревожному чувству, я спросила оставшуюся спутницу:
– Тебе где выходить?
На что Марина игриво заявила:
– Едем к тебе… В Подмосковье уже поздно. Все электрички ушли…
Я опешила от такого хамства…
– Постой. Как ко мне? Ты же прекрасно знаешь, что я снимаю комнату и ко мне нельзя ни под каким видом. Это условие договора: никого не приводить ни днем, ни ночью…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.