Бытие на фоне событий. Полюбить врага

Дизайнер обложки Селена Гелиос

© Селена Гелиос, 2024

© Селена Гелиос, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0060-4275-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Потерявшая всё

«Когда же это было? Ах, да! В те времена я, кажется, до безумия влюбилась в одного красавчика… Как же его звали? Такое редкое, вычурное имя…

Ну, да не важно. Я же не обязана хранить в памяти имена их всех…

Помнится только, что владения его отца начинались как раз по соседству с моей оливковой плантацией. Той, что я столь выгодно приобрела годом раньше. Еще помню, этот соседский сынок подарил мне двух хорошеньких юных рабынь, блондинку и брюнетку. А после сам жутко ревновал меня к ним. Забавный был юноша и, помнится, неплохой любовник…

Так о чем, бишь, я? Кажется о том, какой фурор произвела в те дни на празднике летнего солнцестояния. Этот праздник всегда так пышно отмечался в южных провинциях! Помню, в самый его разгар явилась в благородное собрание в прозрачном хитоне и с распущенными по плечам волосами, выкрашенными в ярко-зеленый цвет. На следующий день о сем событии галдели все светские сплетницы.

Это после мои волосы стали именовать изумрудными. А поначалу у заскучавших обывателей только и разговору было, что об очередной выходке посетившей их городишко скандально известной патрицианки Агнии Афродитской.

Зато уже спустя полмесяца их дочки, все эти провинциальные модницы, щеголяли друг перед другом зелеными локонами, вызывая праведный гнев своих добропорядочных родителей…

Да уж, когда-то я считалась самой скандальной красавицей Эротполиса. Впрочем, многие подвиги мне приписаны. К примеру, никогда я не была любовницей деспота Восточных островов и не плавала с ним на поиски затонувших сокровищ. Сокровищ у меня хватало и без него. Любовников – тоже.

Последних я меняла чаще, чем сандалии на ногах, с легкостью и без сожаления. Хотя, следует признаться, всякий раз влюблялась страстно…

Да когда же это было?! Сколько веков назад?! Может быть, в прошлой жизни?!

Да и жизнь ли это была?! Или, возможно, сон?! Один долгий феерический сон, состоящий из нескончаемых праздников, пиров, карнавалов, музыки, танцев, брызг вина…

Так сколько же времени прошло с той поры?! Целая вечность?!

Хронологически – всего три месяца. И… целая вечность.

Что стало со мной?! Во что превратилось мое мраморно-белое тело, воспетое в одах лучшими пиитами нашей империи и нескольких соседних царств?! Оно покрыто синяками и ссадинами. О, моя прекрасная, нежная кожа! Когда-то за ней ухаживал целый штат специально обученных рабов, делая массажи, умащая ее драгоценнейшими маслами и благовониями.

А мои шелковистые волосы?! Ведь что скрывать? Не один час в сутки я посвящала прическе, выписав лучших парикмахеров со всей страны. А что это теперь за спутанные космы, липнущие к потному лбу?!

Взглянула мельком в какое-то витражное окно и сама себя не узнала. Чье это потемневшее, осунувшееся лицо с выпирающими скулами, с испуганными глазами затравленного зверя, с жадно хватающими воздух губами, с кровоподтеком на левой щеке? Ни за что не поверю, будто оно принадлежит мне.

Смешно даже вспоминать, как заботил меня когда-то цвет лица, какие редкостные мне привозили белила, румяна и прочую косметику со всей ойкумены.

Я уж не говорю о своих изысканнейших туалетах. За одно только платье к своему тридцатилетию, испещренное жемчугами и драгоценными каменьями, я отдала сотню душ своих лучших рабов. А теперь на мне – эти уродливые лохмотья.

Ну, на кого, скажите, я похожа?!

На кого похожа? Ха! На кого я похожа? На Агнию Афродитскую, прекрасную и шокирующую, призванную удивлять всех и каждого. И эти лохмотья, и эта кровь на щеке мне тоже к лицу. Они лишь придают особый шарм моей безумной красоте.

Однако… куда это меня уносит поток мыслей? Удивлять всех и каждого… Да уж, удивила. Нечего сказать.

Все мои знакомые, разобрав, к чему близится дело в Эротполисе, поспешили эмигрировать. Одна лишь я вдруг, ко всеобщему изумлению, заявила о своем полном равнодушии к вопросам жизни и смерти. Так пресытилась жизненной круговертью, что со скуки увлеклась учением этого смазливого мальчишки Метафизия Платонида, полоумного странствующего философа. Он, помнится, и любовником-то был неважным, а уж философом и подавно.

Эх, где вы мои прежние веселые друзья? Разлетелись по разным странам. Ищи ветра в поле.

А те, кто остался, всеми силами пытаются выказать лояльность новой власти. Каждый дрожит за собственную шкуру.

От таких помощи не жди! Нет уж, у них не удастся укрыться. Лучше идти за помощью к врагам, чем к таким друзьям.

О, что это за черная тень мелькнула?! Неужели погоня настигает?

Нет, показалось. Видно, сама моя душа-псюхе – утомлена и нездорова.

Надо отдышаться. Долго еще я буду шарахаться от каждой тени?

Так! Собраться с мыслями и попытаться найти выход! Хотя какой тут может быть выход?

Сказали бы мне три месяца назад обо всем этом кошмаре, я бы сочла это чьим-то пьяным бредом. А если бы поверила, так наверно посчитала бы очередным ярким приключением.

Да уж, приключеньеце! Кто бы мог такое вообразить?! Восстание рабов. Эта война. Этот пожар в моей родовой усадьбе. Эти нагоняющие на все живое ужас орды всякого сброда под предводительством Марсия Аресского. Помню, одно его имя повергало наших дам в трепет.

А что я, собственно, знаю о Марсии Аресском? Непростительно мало. А ведь когда-то он принадлежал именно мне. И звали его тогда просто Марсием Силачом.

Помню, проезжая в колеснице мимо своих плантаций, я никогда не разглядывала трудившихся там рабов. На это имелись надсмотрщики. Но на одной крепкой фигуре не раз останавливался взгляд.

Нечего сказать, красивый мужик этот Марсий. Странно, что мне не пришло тогда в голову сделать его своим наложником.

Впрочем, о чем это я? Ведь саму меня после пленения эти новые хозяева жизни собирались продать в наложницы в гарем какого-то восточного шейха.

Но самым смешным оказалось то, что работорговцы сочли меня для этого не достаточно привлекательной. Это меня-то, Агнию Афродитскую, любимицу Афродиты, они назвали зеленой уродиной!

Страшно помыслить, что ожидало меня. Какие ужасы можно понимать под словами: «показательная казнь на площади Революции»? Лучше уж не думать.

Вспомню-ка о чем-нибудь приятном. Хотя бы о том, что мне все-таки удалось спастись. Как же ловко я, в самом деле, сумела перескочить через этот забор! Я, изнеженная аристократка, и шагу не делавшая без слуг, всюду следовавшая в колесницах или в роскошных паланкинах. Какую же, оказывается, силу имеет страх!

Но что дальше? Страх не оставляет меня поныне. Куда бежать? Всюду – только враги. О, если б среди них нашелся хоть один друг!..

Что я говорю, в самом-то деле? Друг среди врагов. Неужто и впрямь схожу с ума?»

Мысли судорожно вращались в голове Агнии Афродитской, бились одна о другую, тревожно стучали в висках.

Словно в кошмарном сне патрицианка бессмысленно металась по улицам ночного Эротполиса. Бывшая великосветская дама, потерявшая все, кроме жизни, цеплялась когтями за последнюю надежду сохранить эту жизнь.

Неожиданно для себя Агния оказалась у ворот темного кирпичного дома. Он казался погруженным в сон. Силуэт заостренной кровли мрачно и неприветливо чернел на фоне красновато-сизого ночного неба.

Этот дом резко контрастировал с окружавшими его бело-мраморными дворцами. Те, веселые и беззаботные, были украшены изящными ионическими колоннами и статуями пышногрудых обнаженных богинь в цветущих палисадниках. Этот выглядел хотя и добротно, но крайне аскетично.

Дворцы свидетельствовали о веселой и беспечной эпикурейской жизни как их прежних, так и новых обитателей. А какие тайны скрывал в себе мрачный кирпичный дом? Какой отрешившийся от мира отшельник обитал в нем?

Взгляд Агнии упал на табличку, прикрепленную к высоким сводчатым воротам. Она гласила, что дом сей принадлежит триумфатору Марсию Аресскому.

«Видно, самой Фортуне угодно, чтобы пути наши пересеклись! – прошептала Агния. – Не он ли и есть тот враг, который может обернуться другом?

Однако на каком основании я могу заподозрить его в дружеском расположении ко мне? Ведь именно меня, по логике вещей, он и должен в первую очередь ненавидеть как своего непосредственного, конкретного врага.

Впрочем, когда я впервые услышала о его подвигах, о его первых блестящих победах над нашим войском, я, признаться, ощутила невольную гордость. Как же! Этот доблестный предводитель восстания когда-то работал на моей плантации. Я имела честь видеть его лицом к лицу.

Как сейчас помню эти дерзкие серо-сизые глаза. Однажды наши взгляды пересеклись. На какое-то мгновение я забыла, кто я, и кто он, и вдруг подумала…

Но нет, такая нелепая мысль не могла закрасться даже в мой извращенный рассудок. Влюбиться в раба! Безумнее и вообразить невозможно!

Хотя о чем это я сокрушаюсь? Ведь в настоящий момент я сама не много, не мало, как беглая невольница».

Меж тем на улице становилось все более неуютно. По мере сгущения ночного сумрака она заполнялась все большим количеством шумной молодежи. Толпы пьяных в исступленном восторге кричали о победе над угнетателями.

«Угораздило же меня выкрасить волосы в зеленый цвет! – сокрушалась беглянка. – Теперь любая собака в Эротполисе узнает во мне врага народа Агнию Афродитскую!»

Взволнованно озираясь по сторонам, Агния постучала.

Странно, привратника не было. Да чего бы следовало ожидать от такого пустынного, на вид совершенно мертвого дома?

«Вряд ли Марсий живет здесь постоянно. Наверняка, его резиденция – где-то в центре города. А этот мрачный дом он держит лишь для уединения в редкие минуты меланхолии, которая не чужда и победителям».

Агния постучала сильнее. Все та же мертвая тишина.

«Тем лучше, что не застала его, – утешала себя патрицианка. – Что я ему скажу? «Спаси меня, своего самого близкого врага»?

Помню, где-то прочла: «Любите врагов ваших». Странное высказывание. Впрочем, мне не помешало бы сейчас, чтоб Марсий оказался последователем этого учения.

Ну, да, ладно. Довольно философствовать. Я, кажется, уже начинаю привлекать внимание прохожих. Здесь дольше оставаться не безопасно…

Но что это?!»

В доме что-то зашевелилось. Зажглось узкое стрельчатое окно на втором этаже. Чьи-то шаги. Звон ключей. Скрип дверного засова. Ворота с грохотом отворяются.

В воротах он – сам Марсий Аресский. На нем – белая туника из тончайшего виссона и небрежно наброшенный на одно плечо пурпурный плащ.

«О, боги, как он прекрасен! – мелькнуло в голове Агнии. – Настоящий аристократ! Какая благородная осанка! Сколько спокойствия на высоком челе! Как же я могла не замечать этого прежде?!»

И вместе с тем в смуглом лице этого мужчины – мужество настоящего дикаря. Губы плотно, сурово сжаты. Между густых, сходящихся на переносице, черных бровей пролегла складка. А в мудрых, чуть усталых глазах цвета грозовой тучи угадывается скрытое неистовство.

2. Спасенная врагом

– Вы кого-то ищете, гражданка? – с достоинством проговорил Марсий.

– Не узнаешь? – Агния метнула на него пламенный взгляд своих зеленовато-янтарных глаз, отразивший бурлящую смесь нескольких страстей. Тут были и отчаяние, и страх, и надежда, и восхищение, и что-то еще.

– Зеленоволосая, ты?! – Он посмотрел на нее ошеломленно и отпрянул, словно увидев призрак.

Агния смогла беспрепятственно войти во двор, вымощенный ровными плитами. Задвинула за собой засов.

Не в силах долее смотреть в его глаза, она потупила взгляд. Стала разглядывать свои босые ноги, ободранные с непривычки об острые камни мостовой. Так прошло несколько долгих, томительных минут.

Наконец, Марсий, осознав, что происходящее – не видение, проговорил:

– Вот уж кого явно не ожидал увидеть! Ты ведь – в розыске, скрываться должна и вдруг сама заявляешься ко мне!

– А к кому мне еще идти? – вырвалось у Агнии.

И тут вдруг ее речь полилась словно сама собой. Перед этим человеком выплескивалась сейчас вся горечь, накопившаяся в душе. Агния давно жаждала излить эту горечь потоком слез:

– Отовсюду меня преследуют, как бешеную волчицу! Рядом – ни одного друга! Прежние друзья отреклись от меня. Во всем Эротполисе у меня не осталось никого, кроме тебя. – Она перевела дыхание и совсем еле слышно добавила: – Спаси меня, Марсий!

Все еще не решаясь поднять глаз, Агния ощутила порывистое прикосновение к своим плечам сильных, грубоватых рук. Это повергло все ее тело в трепет. Затем Марсий резко схватил ее за волосы и запрокинул ей голову. С игривой злостью посмотрел в глаза.

– Уже давно не удивлялся твоим выходкам, Зеленоволосая! Но даже от тебя, Агнии Афродитской, не ожидал такого безумства! Никогда не думал, что у тебя хватит наглости так запросто прийти ко мне и просить помощи. Разве мы с тобой – закадычные друзья?

– У меня нет иного выхода, – выдавила она из себя, немея под его пристальным взглядом. – Ты знаешь, к чему они приговорили меня? Теперь даже сожжение в медном быке показалось бы неслыханным милосердием.

– Слышал. – Он отпустил ее волосы и сделался вдруг сумрачно серьезным. – Показательная казнь на площади Революции, бывшей площади Афродиты. Это пять часов к ряду изощренных пыток на глазах озверевшей, кровожадной толпы. Таких жестокостей не ведала даже прежняя власть! Подобные зрелища вытравляют в людях последние отголоски человеческих чувств. Пожалуй, таких ужасов Аида не заслуживаешь даже ты. – Он в первый раз взглянул на нее несколько сочувственно и задумчиво. – Если хочешь знать мое мнение, то я в Сенате Революции голосовал против этих бесчеловечных казней. Но что мог сделать единственный голос?

– Зато теперь ты можешь меня спасти. – Она вновь решилась заглянуть ему в глаза, надеясь опять отыскать в них сочувствие. Но он глядел в другую сторону. – Для тебя ведь это не составит труда. Стоит только пожелать…

Он метнул на нее холодный, жесткий взгляд.

– А ты сама избавила меня от жестокости надсмотрщика, от плетей и скорпионов? Шрамы от них на всю жизнь врезались в мою спину и в мою душу! Избавила от девятнадцати часов в сутки изнурительного труда под палящим солнцем? От жестоких истязаний за одно лишь резкое слово, обращенное к управляющему? Да я лишь чудом остался жив! Тебе бы тогда тоже ничего не стоило спасти меня. Ты хоть видела когда-нибудь, как нас забивали до смерти?! Как истязали у черного столба?! Как тела казненных вывешивали на корм птицам для устрашения остальных?!

– Я не знала всего этого, – промолвила она. – Моя жизнь протекала, не пересекаясь с вашей.

– Не знала или не желала знать?! – переспросил он. – Кто мы, рабы, были для тебя? Только вещи, говорящие орудия труда. Или ты мнишь, что я навеки должен быть благодарен тебе за один благосклонный взгляд и улыбку? Полагаешь, всю оставшуюся жизнь я буду жить грезами по поводу той твоей улыбки? Да теперь таких шлюх, как ты, только моложе и красивее, я могу десятками выписывать из лупанария. Потеряв богатство и власть, ты ничего не представляешь из себя. Ты всего лишь – жалкая зеленоволосая уродка! Из всех чувств ты способна вызывать одно лишь презрение.

– Не продолжай! – оборвала она. – Я это знаю. – Будучи не в силах смотреть дольше в его лицо, она уткнулась в кирпичную стену. Несколько раз со всей силы ударила в нее обоими кулаками так, что содрала кожу со своих нежных рук. – Я и не надеялась представлять какую-то ценность в твоих глазах. Но теперь только поняла, как сильно ты должен меня ненавидеть после всех перенесенных тобой страданий! – Ее голос срывался. – Ты прав, Марсий, тысячу раз прав! Только теперь, став рабыней, я поняла, как ужасно, как безнравственно жила все эти годы! И все же… Марсий, выслушай меня. Я не смею рассчитывать ни на твою любовь, ни на твою дружбу. Но посмотри на меня: ты видишь перед собой живую тварь. Может быть, самую гадкую и мерзкую из всех, каких тебе доводилось встречать. Но живую, которая чувствует боль каждой частичкой своей плоти. Живую тварь с животным страхом этой боли. Если в твоем сердце нет жалости ко мне самой, пожалей хотя бы мою живую плоть! Избавь ее от страданий! Ты ведь не так жесток, как эти палачи из Сената Революции? Ты ведь не до такой предельной степени ненавидишь меня? Знаю, что ненавидишь и имеешь на то все основания. Так насыть свою ненависть, отведи душу – убей меня сам, не отдавай им. – Агния обернулась и в упор посмотрела ему в глаза. – Марсий, твой враг сам идет к тебе в руки. Не упускай шанс!

– Да, какой ты враг, Агния?! – Он провел рукой по ее лбу, отодвинув ниспадавшие на глаза зеленые волосы. Посмотрел на патрицианку уже без гнева, а как-то печально-снисходительно. – В самом деле, нет ничего эстетичного в том, что это хрупкое, изнеженное белое тело будет корчиться от невыразимой муки, когда его станут колоть, рубить, пилить, жечь, кромсать…

Агния вздрогнула. Она вдруг живо представила то, о чем он говорил.

– Марсий, – прошептала она с замиранием сердца, – я верю в твою добрую волю, потому что мне не во что больше верить в этом мире. Ты сам знаешь, что такое страдание. Но ты достаточно великодушен, чтобы не мстить. Верю, ты спасешь меня, Марсий Аресский.

Он вдруг расхохотался.

– Если б мне еще вчера кто-нибудь сказал, что я стану спасать Агнию Афродитскую, я бы счел это бредом.

– Ты спасешь меня, – повторила она.

– Не знаю, Агния, не знаю. – И он снова взглянул на нее с игривой злостью.

И тут вдруг, словно гром среди ясного неба, за дверью раздался резкий неприятный голос:

– Гражданин Марсий Аресский, именем революции, откройте! По нашим сведениям, объявленная в розыск враг эротпольского народа Агния Афродитская скрылась за воротами вашего дома.

Бедняжку Агнию пронзил ледяной ужас, словно в двух шагах от нее разверзся Тартар. Не помня себя, она упала на колени перед Марсием. Прижалась пересохшими устами к его смуглой, шершавой руке.

– Что за нелепая идея – искать ее у меня?! – уверенно воскликнул Марсий. – Уж, уверяю вас, я бы не упустил эту стерву, окажись она здесь.

Послышались неохотно удаляющиеся шаги.

– Ты спас меня, Марсий! – прошептала Агния в экстатическом восторге. – Я знала, что ты меня спасешь!

– Я еще не решил, что делать с тобой, – проговорил Марсий с лукавой усмешкой.

Он снова в жестоком любопытстве заглянул в ее испуганные глаза.

– Чего ты еще хочешь, Марсий?! – воскликнула она. – Какого триумфа жаждешь?! Ты видел своего врага у своих ног. Так к чему его дольше мучить? Ты можешь сделать из меня рабыню и каждый день наслаждаться моим унижением. Неужели тебе этого мало?!

– Сама-то ты признаешь себя моей рабыней? – неожиданно спросил он.

– Как не признавать очевидного? Я вся в твоих руках. Разумеется, я – твоя рабыня. Это так же очевидно, как то, что Купидон – сын Афродиты.

Марсий вдруг снова посмотрел на Агнию, как на призрак.

– Я все еще не верю! Живая Агния Афродитская! Вот она – передо мной, в моих руках! А когда-то ты казалась мне таким далеким, недосягаемым, почти нереальным существом. Облаченная в ослепительно-белую столу, ты словно олимпийская богиня, счастливая и беззаботная, проезжала в золоченой колеснице, запряженной четверкой белоснежных коней. Проезжала мимо поля, где мы, обливаясь едким потом, медленно умирали. За все эти годы ты лишь один единственный раз удостоила меня взгляда. И вот теперь я могу прикоснуться к тебе. И я убеждаюсь в том, что ты – вовсе не богиня, а живая женщина из плоти и крови.

В его темно-сизых глазах блеснули вдруг огоньки некоей новой, не выявлявшей себя доселе, страсти. Это уже не было ни гневом, ни презрением. В ту минуту Агния поняла, что Марсий при всей его ненависти к бывшей эксплуататорше отнюдь не считал ее уродкой.

Марсий вдруг провел рукой по груди Агнии. Сперва он сделал это как-то неуверенно. Он словно все еще опасался, что призрак может растаять в его руках.

Затем резко, одним махом поднял на руки зеленоволосую женщину и понес в дом.

– Ха! Агния Афродитская! Безумная Агния Афродитская! Зеленоволосая богиня! Любимица Афродиты! Прекрасная даже в нищете, унижении и некрасивости! Мечта всех мужчин ойкумены! Ты – моя рабыня, моя собственность! Ты – моя!

3. Рабыня собственного раба

– Ты рабыня? – спросил Марсий уже в доме. – Таково твое мнение?

Агния, не отрывала взгляда от его завораживающих своей властью глубоких глаз. Они были подобны сизой грозовой туче. Несчастная кивнула.

Марсий не сильно отхлестал ее по щекам. Затем поднес руку к ее губам. Агния догадалась поцеловать руку господина. При этом она не отрывала испуганного взгляда от его лица.

– У рабыни не может быть своего мнения! – продолжал он.

Агния снова испуганно закивала. Марсий довольно усмехнулся и продолжил:

– Рабыня может лишь подчиняться или умолять. Так вот, взять ли тебя в рабство, решу я сам. А ты, как я понял, умоляешь меня об этом?

– Да, господин, – поспешно ответила она.

Он сделал ей знак ждать и вышел из вестибюля. Через минуту вернулся с кожаным ошейником в руках.

Агния недоуменно оглядела этот предмет. Неужели она опустится до такого позора?

– Жаждешь ли ты как воздуха ярма рабыни? – спросил он, словно не замечая ее взгляда.

– Да, господин, я жажду получить это ярмо и мою жизнь из Ваших рук, – ответила она неожиданно для себя самой.

– Так докажи это. Я хочу убедиться в твоей покорности, в твоем искреннем желании служить мне. Сейчас ты будешь целовать ноги своего господина. В это действие ты вложишь всю свою рабскую покорность.

Он насмешливо посмотрел в ее изумленные глаза.

– Тебя что-то удивляет, дорогуша? Может, мне лучше отпустить тебя на волю? Я даже убивать тебя не стану. Ступай! Гостеприимные улицы революционного Эротполиса ждут тебя.

Словно намереваясь исполнить сказанное, он отворил дверь. Из темноты повеяло холодом.

– Я готова целовать Ваши ноги, великий Марсий! – промолвила Агния.

– Если я останусь доволен тобою, я поставлю одну ногу тебе на затылок. Это будет знаком моей милости. Тогда ты получишь из моих рук и это, – он снова показал ошейник, – и жизнь.

Марсий уселся в кресло, закинув ногу на ногу. Вопросительно посмотрел на Агнию.

Она опустилась на колени у его ног. Снова снизу вверх заглянула ему в глаза.

Кивком головы он приказал ей начинать.

Агния перевела взгляд на ноги Марсия в сандалиях с золотыми пряжками. Смуглые стопы оказались, к ее удивлению, достаточно ухоженными и чистыми. Кандидатка в рабыни медленно расстегнула пряжки, сняла одну, затем другую сандалию. Поставила мужские стопы себе на колени. Погладила жесткую, грубоватую кожу своими нежными белыми руками.

Казалось, в эту минуту руки Агнии сделались еще слабее и нежнее. Их прикосновение напоминало Марсию касание крыл мотылька.

Несчастная благоговейно взяла в руки сначала одну мужскую ногу, прижала подошвой к своей груди. Подняла на Марсия взгляд умоляющих, полных слез янтарных глаз.

В ту минуту она осознавала лишь величие и абсолютную власть над собой того, у чьих ног сидела. Ощущала лишь трепет перед ним. Ни одному другому чувству в ее сердце не оставалось места.

– Вы видите, Марсий, как я смирилась пред Вами, – промолвила она. – Неужели в Вашем сердце не найдется ни капли жалости для такой ничтожной твари, как я?

Марсий видел у своих ног уже не врага, а покорное, слабое, жалкое создание. Он чувствовал подошвой ноги, как испуганно трепещет сердце в груди этого создания.

Агния своими чувственными губами обхватила большой палец его ноги, обсосала, сделала то же со следующим, затем провела языком между всеми пальцами.

Время от времени она поднимала испуганный взгляд на господина. Она надеялась прочесть в его глазах довольство ее служением.

Марсий, не глядел на нее, но чуть заметно улыбался уголками губ. Это вселяло некоторую надежду.

Агния принялась облизывать огрубевшую подошву мужской ноги. Затем прижала к сердцу другую ногу.

Марсий посмеивался.

Трепещущая Агния всеми силами старалась угодить ему. Инстинктом хорошей любовницы угадывала желания своего повелителя.

Сделав все возможное, она упала ниц перед Марсием. Принялась неистово осыпать его стопы поцелуями и обливать слезами.

Он продолжал сидеть неподвижно, молчать и лишь посмеиваться.

Агния снова решилась поднять голову.

– Я что-то делаю не так?

– Все так, моя Агния, – на удивление милостиво ответил Марсий, ласково улыбаясь ей.

– Я говорю что-то не так? – Она была в отчаянии. – Наверно, я должна молчать? Простите, простите, господин!