Академия трех миров

© Генер М., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

«Меня будет ждать, верно

ждать город мой Аркаим».

из песни «Город Cолнца», группа «АрктидА».

Пролог

По закрытому архиву Аркаимской Академии Чудесных Наук растекся горький запах полыни, что лучше всего защищает от тьмы и черной стороны силы. Мужчина с желтыми вьющимися волосами согнулся над куском Алатырь-камня и со страстью шепчет чары, которые выкрал из центрального хранилища Аркаима.

– Свет… Белый… Только белый… – шептал он фанатично в перерывах между чарами. – Спрячь сказания о прежнем… Спрячь исконную правду… Сокрой сотворение мира… Свет… Белый… Только белый…

Когда мужчина закончил, яркая вспышка вырвалась из центра камня и волной прокатилась по всему Внешнему миру. За один миг тени в нем померкли, оставив лишь бледные отголоски, деревья из зеленых стали салатовыми, а почва из черноземной превратилась в серую.

В эту же секунду в жилом корпусе на постели, исходя потом и жаром, подскочил парень с белыми волосами. Задыхаясь, он схватился за грудь, а мощный голос в его голове прогудел надрывно и отчаянно:

– Я утерял память!

– Кто это?.. – выдавил парень, морщась от боли в груди.

Голос прогудел так, что у него задрожали внутренности:

– Не узнал меня?

Парень свалился с кровати и упал на колени, упершись ладонями в пол, и выпалил, трепеща от страха:

– Прости, Покровитель! Что я должен сделать?

– Кто-то отнял у меня связь с корнями! – прогудел голос. – Нарушил баланс! И коли так, да проступит моя сила во светлой душе и дарует мне волю!

– Как прикажешь, Покровитель! Но как мне тебе помочь?

– Найди мне ее тело!!! Чистое тело!

Глава 1

Меня колотило. Я сидела на стуле в кухне со стаканом воды и смотрела на маму. Она достала из кармана странного вида телефон, похожий на карманное зеркальце, и вызывала абонента, уставившись в экран.

– Доброй ночи, ректор Белозар Огневедович, – через пару секунд проговорила она в стекло, при этом ответа из динамика я не услышала. – Это я, Елень Ингваровна. Да, Яснопольская. Узнали?.. Ой, ну бросьте, Белозар Огневедович, у вас, как всегда, бес в ребро. Я по делу. Вы стоите? Лучше присядьте. Не думала, что это случится… Но у нас форс-мажор… Я сама в шоке… Дело не только в том, что все сроки вышли… Вот вы шутите, а именно это и проявилось… Да-да, говорю же – присядьте. Угу, в таком позднем возрасте… Ну конечно, я знаю свою родословную… Нет, я понятия не имею почему… Белозар, надо это решать… Да? Ну и отлично, знала, что на вас можно положиться. Тогда отправлю ее в академию первой же ладьей.

После чего мама захлопнула пудреницу и обернулась ко мне.

– Ну ты как, Есения? Пришла в себя? – с заботой в голосе поинтересовалась она.

Если бы она спросила меня сейчас теорему Ферма, я бы удивилась меньше. Все дело в произошедшем ночью. После такого как вообще можно прийти в себя? Сердце до сих пор заходится в тахикардии, горло сохнет, а мама буднично спрашивает, успокоилась ли я.

– Ну? – повторила она.

По позвоночнику пробежала волна холодка – с такой интонацией мама всегда говорит, когда дело касается чего-то важного. И хотя трудно представить, чем меня еще можно ошарашить, мама у меня – кладезь талантов.

Очень медленно, даже не скрывая паники и ужаса, проникших до самой глубины моей очень осторожной души, я все-таки сглотнула и, переборов хрипоту, спросила:

– М-м-мам, что происходит, а?

Она вздохнула и сделала жест рукой, приглашая обняться и одновременно успокоиться.

– Ох, доча, происходит нечто очень интересное. М-да… М-да… Но ты не пугайся, я тебе все объясню. Наверное, – добавила она.

– С нетерпением жду, – отозвалась я нервно, прячась на несколько мгновений в маминых объятиях.

Дело в том, что ночью я ворочалась в кровати в попытке заснуть. Прошло три дня с момента, как мы попрощались с нашей кошечкой, и я ужасно переживала. Эти переживания прибавились к стрессу из-за того, что меня лишили бюджетного места в медицинском колледже, потому что на него впихнули кого-то из своих.

Я пялилась на цветастые обои, которые кошка однажды щедро ободрала когтями. Вглядываясь в них, я надеялась, что разглядывание узора поможет заснуть. Спустя минуту перед глазами потянулись грезы. Я бы наверняка уснула окончательно, если бы не одно «но».

Образ Рысинды с чисто вылизанной белой шерсткой, короткой, но пушистой, вывернул из-за покрытого туманом комода и прошагал прямиком к обоям. Кошка поднялась на задние лапки, а передними сладко поцарапала и без того натерпевшиеся обои.

Уверенность в том, что я сплю, была непоколебима, пока на плечо не сел комар и не укусил со всей ответственностью комариного бытия. Шикнув на него, я хлопнула себя по руке, конечно же, промазав, а комар с недовольным писком улетел прятаться на потолок. Мой же взгляд остановился на стене, с которой почившая кошка все еще с довольной мордой обдирала обои.

Несколько секунд я таращилась на ее полупрозрачное тело с голубоватым свечением, уверяя себя, что это галлюцинация. А когда убедилась, что это не так, квартиру огласил мой истошный, наполненный неподдельным ужасом вопль:

– Мааам! Маааааааам!!!

Обернувшаяся на меня кошка выпучила огромные, кремового цвета глаза и разразилась ответным криком со вполне человеческими интонациями:

– Аааааа!!!

В комнате щелкнул свет, в проходе появилась мама в запахнутом наскоро халате и в панике выдохнула:

– Есения! Еся! Что такое??? Чего ты орешь?

Потеряв дар речи, я только мычала и тыкала пальцем в угол на полупрозрачную кошку, которая и не думала никуда испаряться – стоит себе, выгнув спину и таращит на меня глаза.

Мамино лицо вытянулось напряженно и крайне озабоченно. А дальше произошло то, что шокировало меня даже больше, чем появление почившей кошки среди ночи. Мама медленно проследила за моим взглядом, после чего снова посмотрела на меня и, подвигав бровями, произнесла задумчиво:

– М-да… Не думала, что так получится.

После чего она хлопнула в ладоши, а дальше я ничего не помню, потому что вроде как оказалась в кровати и отрубилась. А теперь утро, я сижу на кухне и окончательно обалдеваю.

Мама отпрянула от меня и поинтересовалась:

– Ты все еще ее видишь?

Прокашлявшись, я кое-как вернула способность говорить без хрипа и выдохнула:

– В… смысле… Что… Что значит «видишь»? Кого?!

– Ну… – вкрадчиво протянула мама и потерла подбородок. – Рысю. Видишь?

Почившая кошка в эту секунду высунула голову из-за угла и с любопытством смотрела на меня.

Я икнула и отодвинула воротник футболки со словами:

– Этого не может быть…

Показалось, что мама чересчур пристально смотрит мне в глаза, будто разглядывает. При этом хмурит брови и озабоченно кусает нижнюю губу. Меня же не на шутку затрясло. То, что произошло ночью с понятием нормы, кого угодно бросит в пот. А теперь я снова вижу почившую кошку!

С колотящимся, как в страшном сне сердцем, я метнулась в ванную, выдохнув:

– Мне надо воды…

Сунув голову в раковину, я включила холодную воду. Пока судорожно соображала, поток бодрил затылок. Нет… Это бред какой-то. Просто перевозбужденный стрессом мозг выдал такую мешанину. А теперь я галлюцинирую наяву. Сейчас я умоюсь и все… Ничего нет. Ведь нет?

Боясь даже думать, о том, что происходит сзади, я выключила воду и, выпрямившись, посмотрела на себя в зеркало над раковиной. И вздрогнула.

Даже не потому, что из отражения на меня взглянула перепуганная и побледневшая брюнетка с растрепанными, длиной ниже плеч, волосами, с которых течет, а по лбу бегут мокрые дорожки, и в целом вид достоин приза «королева кикимор». Шокировало то, что мои глаза не только круглые, но и светятся ярким изумрудным цветом. Изумрудным, то есть цвета настоящего изумруда, ядреного, холодного и ненормально яркого. Раньше они были обычные, голубовато-серые. А теперь сияют малахитом, будто в них вставлена подсветка, жутко оттеняя ресницы. Нервы мои не выдержали, и из глотки моей снова вырвался неблагородный вопль.

– Да что это! Мама!!! Что со мной?!

Увиденное меня так шокировало, что, вцепившись в края раковины, я застыла, таращась в зеркало. Позади меня в отражении мама со сложенными на груди руками прислонилась плечом к дверному косяку и озадаченно подвигала бровями.

– М-да… – в который раз протянула она. – Такого поворота я не ожидала.

Глава 2

Все, что происходило в следующие два дня, напоминало сон. Мои глаза так и остались ядерно-изумрудного цвета. Иногда они начинали сиять так сильно, что даже при закрытых веках казалось, что вокруг светло. Контролировать это не получалось от слова «совсем», особенно когда я нервничала. А нервничала я постоянно.

Разъяснения о том, что у меня есть некая сила, управляться с которой нужно учиться непременно в некой Академии Чудесных Наук, света на ситуацию не пролили. К тому же почившая кошка квартиру покидать не собиралась и время от времени с важным видом ходила из комнаты в комнату. Так что первое время я просто пряталась в кровати в спальной маске, боясь высунуть нос из-под одеяла. Никакие увещевания мамы о том, что призраки первой категории совершенно безвредны, меня не пронимали. Призраки? Серьезно? Да не может это все быть правдой.

Ночью мне приснилось, как я иду по дороге из света, а по краям разверзлась темнота. Она тянет ко мне щупальца, но пока я на световой дорожке, дотянуться до меня она не может. Куда по ней иду – не видно. Только световое пятно, увенчанное шипастой короной, далеко впереди мерцает холодной звездой.

Выйти на кухню я решилась только под вечер, убедившись, что призрачная кошка больше не дерет обои. Мама вовсю хлопотала, собирая меня в дорогу, и что-то объясняла о внутренних дарах, которые передаются по нашему роду из поколения в поколение.

Опасливо сев на край стула, я вполуха слушала о том, что проявляются эти способности обычно в возрасте двух-четырех лет. Когда у меня ничего такого не произошло, мама решила, что в этот раз дар решил уйти в спячку. Мне хотелось, чтобы это все оказалось галлюцинацией, после которой я очнусь, так и быть, схожу к психологу, он диагностирует у меня стресс после потери питомца и бюджетного места и выпишет успокоительное. А затем все станет как раньше.

Не знаю, что шокировало меня больше – призрак Рыси, который свободно разгуливает по квартире, мои горящие лютыми изумрудами глаза или же мама, мирно уточнившая, действительно ли я вижу почившую кошку. Стало быть, для мамы видеть призраков естественно? Ах, посмотрите, кошка-призрак снова ободрала обои, эка невидаль. Ну да, действительно. Ничего необычного.

Очуметь…

Мама тем временем вещала, запихивая в мой большущий чемодан на колесиках одежду:

– Такое бывает. Редко, конечно. Чаще все-таки дары проявляются в детстве. Но нет-нет, и случается, что сила выступает наружу уже в сознательном возрасте.

Чемодан жалобно скрипнул, когда она с усилием продавила в него стопку футболок, после чего выпрямилась, сдув со лба смоляную челку, и деловито посмотрела на стол. Там своей очереди дожидались судочки с едой в дорогу. Я на все это смотрела в полнейшем шоке, поскольку до сих пор не верила, что меня отправят незнамо куда.

– Но проявленный поздно дар – это куда ни шло, – продолжала разглагольствовать мама, заталкивая в углы чемодана носки. – Главная проблема в другом.

Опустившись на табуретку, я икнула и спросила по инерции:

– В другом?

Она кивнула.

– Именно. Твои глаза, Еся.

– Глаза?

– Да. Они, понимаешь… Изумрудные.

То, что они поменяли цвет, я заметила и без лишних пояснений еще позавчера, когда увидела себя в зеркале. С моей стороны, сам факт этого изменения – уже проблема. Но маму, похоже, тревожило другое.

– Дело в том, Есения, – продолжила говорить мама, – что изумрудные глаза бывают только у… черной разновидности сил.

У меня снова вырвался нервный «ик».

– Я что, зло? – совершенно ничего не соображая, спросила я.

– В магии не может быть злой или доброй силы, – наставительно пояснила мама. – Таковыми ее делают те, кто ею пользуется. Но сила бывает черной и белой. И вот это совершенно мне непонятно.

– Тогда я… Что со мной? Я урод?

Для мамы объяснения, может, и логичны, только вот в моей реальности они звучат тарабарщиной. Но несмотря на то, что я сидела и таращила глаза, мама продолжала рассказывать и просвещать меня о предстоящем мероприятии.

– Значит, смотри, – тщательно подбирая слова, заговорила мама и, цапнув со стола судочки, ловко уложила их рядками в чемодан. – Какой конкретно дар у тебя проявился, я не знаю, все, кто обладает силой, видят тонкие миры. По логике, если тебе передался дар, то он должен быть моей категории, то есть белый. Но твои глаза, Еся… Глаза. Понимаешь, они – изумрудные. Нет, дорогая, я тут одна не разберусь. А вот ректор Белозар Огневедович пускай выясняет, как это вышло. Там тебя обучат, Еся. Обучат. Утром я позвонила твоему отцу и…

Я вытаращилась на маму и икнула.

– Серьезно? И… что?

Мама с отцом практически не общались с самого развода, а было это семь лет назад. И коммуникация происходила лишь в случаях крайней необходимости, чаще связанной со мной или старшей сестрой.

Мама запихнула в чемодан пучок носков и ответила:

– Был изумлен, как и я. Потому что он шаман и тоже не представляет, как в тебе оказалась сила черноты.

– Папа шаман?! – продолжая таращить глаза, выдохнула я, все больше считая, что все сошли с ума, и я больше всех.

Мама кивнула.

– И довольно сильный. Но загвоздка в том, что если свою родословную я знаю до седьмого колена, то Древо твоего отца утеряно, и ему известны лишь его предки до четвертого колена. Однако и в них нет ни одного черносильного.

– Какой бред… – прошептала я, схватившись за голову. – И что это значит?

– Совершенно не представляю, – призналась мама. – Признаки принадлежности всегда проявляются в каждом поколении. В твоем отце и в его родителях и дедах с бабками черносилья нет. А в тебе есть. Так что тебе нужно в академию, и как можно скорее.

Голова моя соображала все хуже, я до сих пор не верила, что мама и правда собирает мне чемодан, чтобы отправить в какую-то академию. Так что вопросы задавала по инерции и не осознанно:

– Э… А у тебя тоже есть дар?

– Конечно, – с удивлением отозвалась мама и, надавив коленом на крышку чемодана, ловко вжикнула замок. – Я владею волшбой.

– Это что… волшебство? – с запинкой уточнила я. – Ты волшебница, что ли?

Мама неоднозначно покосилась на потолок, будто что-то прикидывала, и потерла подбородок.

– Ну, вроде того. Можно и так сказать. Именно поэтому я не понимаю, хоть ты что мне говори, почему ты с такими глазищами.

От новостей одна другой хлеще меня мелко потряхивало. Ладошки взмокли, как у соседского мальчишки, который при виде меня вытирает их о штанины. Хочу я этого или нет, приходится переварить все, что говорит мама, иначе крышу мою потребуется латать очень основательно.

– Должно же всему быть логическое объяснение… – прошептала я под нос, пока мама настойчиво паковала в чемодан умывальные принадлежности. – Стресс, луна в перигелии или какие-нибудь сверхмагнитные бури…

Я сглотнула и, недоверчиво оглядев чемодан, в который влезло гораздо больше, чем могло, спросила, даже не пытаясь успокоить нервно прыгающее колено:

– Ну, мам, допустим. На секунду, только на одну секунду предположим, что сказанное тобой – правда. Что ты волшебница, а мои глаза – это не результат радиации, а… то, что ты говоришь. Но почему ты сама не можешь меня, ну… Научить, а?

Мама ухватила чемодан за ручку и подкатила его к выходу, после чего обернулась и сообщила деловито:

– Я преподаю в другой сфере. А магию пускай преподают те, кто на это учился. Это раз. Два – там целая академия и вагон дисциплин. Уж простите великодушно, но у меня нет столько времени и ресурсов для преподавания еще и этого. Хотя если открыть филиал…

Лицо мамы стало задумчивым, взгляд снова устремился к потолку, а глаза стали мечтательно деловыми, словно она и впрямь прикидывала возможность открытия в нашем крошечном городке на берегу Азовского моря академии… Чего? Магии?

Небеса пресветлые, не дайте мне чокнуться от этих новостей.

– И третье, – уже серьезнее продолжила мама. – Я знаю свой род. И то, что у тебя проявился черный дар, да еще в таком взрослом возрасте, крайне непонятно и опасно. Так что в академию тебе нужно как можно скорее. Лишь там ты будешь в безопасности и не навредишь ни себе, ни другим.

Прозвучало это совсем страшно, плечи мои осадил табун мурашек, я прошептала:

– Навредить?

Мама кивнула и сказала:

– Да, Есенька. Любыми способностями надо уметь пользоваться. Дети учатся ходить с малолетства, а когда вырастают, даже не задумываются, как это у них получается. То же самое и с силой. Она проявляется и растет вместе с ребенком. Ты же, считай, должна учиться ходить с восемнадцати лет. Причем не просто ходить, а сразу бегать. Черная сила – штука сложная и опасная без контроля. Как и вообще любая сила.

– Капец…

– Но я уверена, ты не можешь быть черной, – продолжила мама и, сунув руку в карман штанов, вытащила маленькую коробочку, которую протянула мне. – Вот. Здесь зачарованные линзы. Я сама накладывала чары, так что будут надежно маскировать тебя, сколько нужно. Учиться ты будешь на факультете Прави. Я замолвила словечко. Линзы носи постоянно, никому не показывай глаза. Черных боятся, сторонятся и не любят.

Я охнула. К имеющемуся дурдому прибавилось то, что меня еще и пропихивают в эту неведомую академию по блату. Именно из-за таких я и лишилась бюджетного места в медицинском, а теперь я сама из этих проблатованных.

– Мама, это же нечестно… – попыталась воспротивиться я, в действительности даже не понимая критерии отбора.

Но мама сунула мне в руку коробочку с линзами и проговорила твердо:

– У нас чрезвычайная ситуация. Исключение. Понимаешь?

Вздохнув так глубоко, насколько хватило легких, я ответила честно:

– С трудом.

– Верь мне, – убежденно проговорила мама. – А теперь надевай линзы.

Несмотря на мои уговоры и просьбы остаться дома, отдохнуть и как следует разобраться в произошедшем, линзы пришлось надеть. Они оказались обычного голубого цвета и почти незаметны в глазу. Думала, будет неудобно, но я их не ощутила, видимо, очень тонкие. Мама торопилась и, дособрав вещи, повела меня на окраину города.

Солнце красиво падало к горизонту, разливая жидкое золото по облакам, воздух свежий, и со степи вкусно тянуло перепаханной травой и сеном. Пели сверчки. Вокруг царила осенняя идиллия. И только я, вконец обалдевшая, тащила чемодан по узкому тротуару и не представляла, что еще меня сегодня ждет.

– Ты, главное, ничего не бойся, – наставляла тем временем мама. – Страх – штука самоудваивающаяся.

– Чего-чего? – не поняла я, перетаскивая увесистый скарб через кочку.

Мама пояснила:

– Чем больше боишься, тем больше страшно. Страх сковывает и мешает. Ты это запомни. Поняла?

– Угу…

Не знаю, чего она хотела добиться, но опасения мои по поводу вменяемости ситуации только выросли. Особенно когда мы остановились на окраине города у самой защитки, где даже машины проезжают не чаще раза в час. Солнце к этому моменту уже кануло за горизонт, южное небо разом потеряло краски, а сизая темнота с востока расширилась и захватила половину мира.

С откровенным недоверием я оглядела все это благолепие и спросила:

– Ну и что дальше? Мам, ты уверена, что нам сюда? Может, все-таки домой, а? Попьем чаю, примем успокоительное. Ну привиделась мне Рыся. Ну засветились мои глаза изумрудами, может, это магнитные бури. Ну поддержала ты мои бредни. С кем не бывает от эмоционального перенапряжения.

Но мама с непреклонным лицом покачала головой.

– Нет, Еся, ты еще не поняла, но все серьезно. Тебе надо в академию, – сказала она. – Сила, без умения с ней обращаться, разрушительна и опасна.

– Даже если так, – успокаивающим голосом попыталась внести толику разумности я. – Разве дома не удобнее изучать все эти… силы? И, если честно, мне кажется, мы слишком остро восприняли случившееся. Я думаю, нам обеим надо сходить к психологу, потому что все это похоже на массовую галлюцинацию на почве обширного стресса.

Вздохнув так глубоко, что мне почему-то стало неловко, мама устремила взгляд в быстро темнеющую даль, где защитка отделяет дорогу от огромного, наполовину распаханного поля. Воздух посвежел, где-то крикнула не успевшая уснуть дрофа, ей ответил койот коротким и уверенным воем. Руки мои покрылись мурашками от легкой жути – еще бы, пришли тут на ночь глядя на окраину поля, а там вообще-то обитают дикие звери. Зато мама стоит и смотрит вперед со спокойной задумчивостью.

Несколько секунд, пока я пыталась придумать, как уговорить маму вернуться домой, мы в молчаливой тишине созерцали защитку, после чего она проговорила:

– Я понимаю. Сейчас тебе все это кажется полной чушью и дичью. А я в твоих глазах сошла с ума, если притащила сюда с чемоданом по темноте и впопыхах отправляю учиться неведомо куда. Но тебе придется поверить и принять новую реальность. Вернее, настоящую, которая доступна не всем.

– Мам, – начала я, собираясь сказать, что вовсе не считаю ее сошедшей с ума, а просто подвергшейся стрессу.

Но не успела. Ветер принес запах сухого дерева, мама тут же цапнула меня за руку и потащила через дорогу к защитке. Сопротивляться бесполезно, так что я только закатила спрятанные в линзы глаза и позволила провести себя через редкие заросли акаций, чтобы потом сказать ей: «Вот видишь, здесь ничего нет».

Только я приготовилась терпеливо разъяснять, что стресс может вызывать и не такое, как мы вышли с другой стороны защитки на поле, и слова застряли у меня в горле.

А все потому, что над полем зависла громадных размеров лодка с фигурой трехглавого змея на корме насыщенного красного цвета. Корма расписана замысловатыми узорами, какие бывают на воротниках старинных рубах. На фоне темнеющего неба лодка натурально парила над полем, медленно опускаясь и красуясь ярко-алыми парусами, которые сейчас чуть спущены.

Это уже конкретно выходило за рамки нормальности. Лодка парила совершенно бесшумно, лишь изредка шурша парусами, будто так и надо. Я только и смогла выдавить, таращась на летающий корабль:

– Это… что… такое?!

Лицо мамы, на котором читалось «ну, я же говорила», довольно светилось, а губы растянулись в улыбке.

– Это ладья, – деловито сообщила она. – Для студентов. На ней тебе лететь в Аркаимскую Академию.

Происходящее снова стало казаться сюром, но отрицать наличие летающей лодки перед моим носом глупо. Мысленно сражаясь с тем, что вижу, я переспросила:

– Какую?

– В Аркаимскую, где положено учиться всем, кто обладает дарами, – пояснила мама.

Я собиралась спросить, кем это положено и с чего вдруг, но ладья опустилась достаточно низко и сбросила деревянный трап, который с глухим звуком ухнул в почву. После чего из-за кормы высунулась голова мужчины в остроконечной шапке с меховой оторочкой.

Он прокричал зычно:

– Вас долго ждать? Мне еще пяток студентов подобрать надо. Если каждый будет прощания на три часа устраивать, мы так никогда не долетим!

Меня его тон обескуражил, зато мама уперла руки в бока и гаркнула на него так, что я нервно икнула от неожиданности.

– Тебя где разговаривать учили, бестолочь? Глаза разуй, с кем говоришь! Вежливости не обучен? Так я тебя быстро натаскаю!

После чего рука мамы совершила небрежный взмах, и мужика в шапке окатило водой из ведра, которое возникло из воздуха и тут же растворилось. Мужик жалобно вскрикнул, видимо, вода оказалась холодной, запрыгал и стал скидывать с себя промокший кафтан.

– Ай, ой! Елень Ингваровна, не признал, простите великодушно! – выкрикнул он.

Мама с удовлетворением сложила руки на груди, сообщая взглядом неприкрытое «то-то же», а я только и смогла изумленно выдавить:

– Мама?

Поверить в то, что моя мамочка только что вызвала ушат воды и окатила из него какого-то мужика в летающей ладье, – это что-то запредельное. Но как не поверить своим глазам? Ведь именно ими я вижу и ладью, и мужика странного вида, который все еще скачет, стряхивая с себя воду, и маму, оказавшуюся какой-то сверхъестественной.

Только теперь мое сознание стало понемногу признавать – происходящее не массовая галлюцинация и не эффект посттравматического синдрома, а самая что ни есть реальность. Когда эта мысль угнездилась в голове, меня мелко затрясло. Мама приблизилась и крепко меня обняла, проговорив на ухо:

– Еся, ничего не бойся. Я знаю, ты у меня девочка осторожная, но тебе придется преодолеть себя. Иначе никак. Сила не обошла тебя стороной, и ты вышла в наш реальный внешний мир, где нужно уметь постоять за себя. А иногда и за других. Мы все проходили этот путь. Соломку я тебе подстелила, но многое придется постигать самой. Учись хорошо, в обиду себя не давай, держи нос по ветру, а хвост пистолетом. Поняла?

Упоминание о «соломке» меня покоробило, но я натянула улыбку – мама очень старается, пусть я и не понимаю, в чем. Она тем временем отстранилась и, придерживая меня за плечи, внимательно оглядела, затем сказала:

– Ты у меня умница.

– Страшно, мам, – призналась я.

– Знаю. Но пути назад нет.

Меня одолели эмоции, сравнимые со шквалом, налетевшим на мой мир и раскидавшим в стороны все, что с таким трудом в нем строилось. Если развод родителей я еще пережила, потому что была маленькая, как и отъезд старшей сестры, к которой была очень привязана, собрав мир заново и по кусочкам, то сейчас происходит что-то совсем трудное для понимания.

– Мам… это что, все реально происходит? – кое-как вернув себе способность говорить, выдохнула я.

– Реально, еще как реально, моя девочка, – произнесла мама. – Ты не переживай. У меня связи в академии, Белозар Дубовой – мой старый друг. Так что будет содействие. Но и ты не плошай, все-таки, считай, экстерном… эм… поступаешь на Правь.

Я не удержалась и скривилась:

– Мам… ну зачем меня так проталкивать?..

Еще миллионы вопросов роились в голове, их не получалось оформить, чтобы задать. Мама это заметила и, чтобы не рассюсюкивать, подвела меня к трапу.

– Так надо, Еся. Ну, давай, давай. Не переживай. Поднимайся, лети. Пиши новости, как будет проходить учеба. Все-все, люблю тебя.

После чего еще раз крепко меня обняла и щелкнула пальцами, заставив мой чемодан самостоятельно закатиться по трапу в ладью.

Я только похлопала ресницами, проводив его взглядом, и пробормотала:

– Я тебя тоже люблю, мам. А можно…

Закончить я не успела, потому что из-за борта ладьи снова появилась голова мужика, уже без шапки. Его курчавые волосы треплет вечерний ветерок, телогрейка на груди распахнулась, и на всеобщее обозрение торчат черные заросли на груди.

– Елень Ингваровна, – с мольбой в голосе позвал он, – не обессудьте. Не укладываюсь в график, а еще две тыщи верст с гаком лететь. Не считая пятерых, которых забрать надо.

Взгляд мамы, посланный мужику, показался мне суровым, но закивала она с пониманием.

– Знаю, знаю. Ну что, тогда долгое прощание – лишние слезы, – сказала она. – В добрый путь, Есения.

– Ох, мамочка, куда меня несет…

На это мама только улыбнулась и ласково поцеловала меня в лоб, а мужик в ладье крикнул снова:

– Сударыня, вы сами поедете или с ней?

Я не поняла, о ком речь, сперва решила он про маму, но взор его указывал куда-то нам под ноги. Опустив взгляд, я обнаружила полупрозрачную фигуру Рысеньки, которая деловито уселась у моих ботинок и невозмутимо взирает на трап.

Выпучив глаза, я охнула, а мама похлопала меня по плечу со словами:

– Она отправится с тобой. Будет приглядывать.

У меня только и вышло, что нервно сглотнуть пересохшим горлом, глядя на призрак кошки, и выдавить:

– Даже представить не могу, как почившая кошка может за мной приглядывать.

К моему окончательному изумлению, кошка подняла белесую мордочку, одарив меня взглядом, достойным леди, и произнесла весьма человеческим голосом:

– Я бы попросила не выражаться.

Не знаю, насколько круглыми у меня стали глаза, но выпучила я их так сильно, что заболели веки.

– Мам… она говорит! Реально говорит! Мне не померещилось!

Мне только и оставалось, что переводить изумленный взгляд с мамы на кошку и обратно.

Мама, успокаивая, произнесла и погладила меня по плечу:

– Ну, конечно, говорит. Она ведь теперь в тонком мире. Как, по-твоему, там должны общаться?

– Понятия не имею, – честно призналась я.

– Ну ничего, скоро тебя всему научат, – убежденно отозвалась мама.

Через несколько мгновений я, окончательно очумевшая от событий, сидела на лавке у борта в середине ладьи и смотрела, как мама машет мне с земли. Рыся важно уселась рядом и с высоты обозревала защитку и поле. Ладья медленно поплыла в небо, деревья защитки поползли вниз, а сердце мое зашлось в очередной тахикардии. Не верится. Во все это.

И только когда ярко-алые паруса, надуваясь, наполнились воздухом, а ладья дернулась и скрипнула, стремительно рванув вперед над полем, до меня дошло: моя мама волшебница, рядом со мной говорящий призрак кошки, а я на ладье лечу учиться в какую-то Аркаимскую Академию.

– Мама дорогая… – прошептала я под нос, чувствуя, как ветер треплет мои волосы.

Покрутив головой, я заметила в самом конце ладьи высокого парня с белыми волосами, убранными в косу-колос. Несмотря на привлекательность, что-то в нем вызвало во мне мурашки, и я поспешила отвернуться. Тем более, что он поглядывал на меня со странным холодным вниманием.

– Привет, ты откуда переводишься? – раздался задорный голос слева, и я резко обернулась.

Рядом со мной на лавке уселась румяная девушка с такими толстыми светлыми косами, что я решила – ненастоящие. Не бывает у людей таких густых волос. Глаза большие и голубые, как два турмалина, белый льняной костюм современного покроя из юбки миди и блузки на завязках стильно подчеркивает ее фигуру.

Пока я растерянно хлопала ресницами, Рыся, даже не удостоив девицу взглядом, проговорила, продолжая взирать на потемневшее небо:

– Приличные барышни сперва представляются.

Девицу не смутил ни факт наличия призрака кошки, ни то, что он умеет говорить. Она спохватилась и всплеснула руками со словами:

– Ой, простите, я как всегда. Бестактная и навязчивая. Тебя… вас как звать? Я Беляна, для друзей Беля. Я перевожусь из Зеленоземского колледжа. За два года прошла четырехлетнюю программу курса прикладного ясновидения. Вот, теперь пошла на вышку. Буду учиться на факультете Прави. А ты? Откуда переводишься?

Словесный поток Беляны ввел меня в замешательство, я похлопала ресницами и проговорила:

– Э-э-э… Это гм… Рыся, моя кошка. А я Есения, для друзей Еся. И я… э-э-э… ни откуда не перевожусь.

Удивляться настала очередь моей новоиспеченной знакомой, и вовсе не формату моей кошечки. Девушка вытаращилась на меня и присвистнула.