- -
- 100%
- +
Чтобы понять этот бег как форму экзистенциальной защиты, необходимо спуститься в самые глубины человеческой психики. Экзистенциальная философия, психология и антропология сходятся в одном: человек – это существо, которое не может существовать в состоянии чистого, неопосредованного бытия. Ему необходимы смысловые структуры, нарративы, ритуалы, которые придают форму хаосу опыта, задают направление времени, определяют ценности и иерархию значимого. В традиционных обществах эту функцию выполняла религия и миф. Они давали исчерпывающие ответы на главные вопросы: кто я? Откуда я пришел? Зачем я здесь? Куда я иду? Что правильно, а что нет? Современность, с ее триумфом научной рациональности, индивидуализма и плюрализма, разрушила эти единые смысловые вселенные. Она освободила человека от догм, но и лишила его готовых ответов. Мы оказались один на один со свободой, которая, как показали экзистенциалисты, является источником глубочайшей тревоги. Мы должны сами конструировать свой смысл, и это бремя непосильно тяжело. Возникает то, что философы называют экзистенциальным вакуумом – чувство внутренней пустоты, бессмысленности, отсутствия ясной цели.
Именно в этот вакуум устремляется карьера и связанный с ней культ продуктивности. Они предлагают готовую, социально одобренную, впечатляюще сложную симуляцию смысла. Карьера – это идеальный заместитель сакральной траектории: у нее есть четкая цель (успех, вершина), путь к ней разбит на этапы (должности), есть обряды перехода (повышения), система наград и наказаний (зарплата, премии, увольнения), своя теология (меритократия) и свой пантеон героев (успешные CEO, селебрити-предприниматели). Она дает ответ на вопрос «кто я?» – я Senior Product Manager в «Яндексе». Она дает направление времени – моя жизнь движется по траектории карьерного роста. Она дает критерии успеха и неудачи – уровень дохода, должность, признание коллег. Она создает иллюзию прогресса и развития. Карьера становится новой светской религией, и ее ритуалы – работа, планирование, отчетность, нетворкинг – становятся новыми формами богослужения.
Но здесь кроется критически важный парадокс. Подлинный сакральный ритуал в архаическом обществе был направлен вовне – на установление связи с трансцендентным (богами, духами предков, космическим порядком). Его цель была трансформация реальности или трансформация самого человека через приобщение к высшему. Современный ритуал продуктивности направлен вовнутрь системы и на саму систему. Его цель – не связь с трансцендентным, а поддержание функционирования системы и подтверждение своего места в ней. Мы работаем, чтобы компания росла; компания растет, чтобы мы могли продолжать работать и получать больше. Это замкнутый, самодостаточный круг. Ритуал становится самоцелью. Действие подменяет собой смысл. Мы перестаем спрашивать «зачем я это делаю?», потому что сам процесс делания, сама вовлеченность в ритуал, создает достаточную иллюзию осмысленности. Активность становится наркотиком, который заглушает экзистенциальную боль.
Давайте рассмотрим, как это работает на микроуровне повседневности. Почему мы проверяем рабочую почту в отпуске? Не только из-за страха что-то пропустить (тень претендента), но и потому, что момент безделья, отсутствия входящих задач, создает тревожную паузу. Паузу, в которую может просочиться вопрос: «А что, собственно, я здесь делаю? Что дает мне эта работа, кроме денег? Что останется от всей этой суеты?» Чтобы не слышать этот вопрос, мы снова хватаемся за телефон. Почему мы составляем бесконечные to-do листы, даже на выходные, даже в хобби? Потому что пустой лист – это метафора пустой, никем не расписанной жизни. Заполняя его, мы создаем видимость контроля, наполненности, движения. Каждая вычеркнутая задача – маленькая победа над хаосом, микро-доза смысла. Почему мы гордимся своей загруженностью, говорим «у меня аврал, нет ни минуты» как о почетном знаке? Потому что загруженность – социально приемлемое доказательство нашей нужности, нашей включенности в важные процессы. Быть занятым – значит быть значимым. Быть свободным – значит быть подозрительным, лишним.
Таким образом, наш «бег» – это сложный психологический комплекс, состоящий из нескольких защитных слоев:
Защита от экзистенциальной тревоги (тревоги смысла). Активность создает шум, который заглушает тишину, в которой звучат неудобные вопросы о конечности, изолированности и свободе. Пока ты в движении, ты не должен определять конечную точку.
Защита от ответственности за собственный выбор. Если твою жизнь определяют дедлайны, KPI и требования начальства, то ты не несешь полной ответственности за то, как ты ее проживаешь. Ты не «автор» своей жизни в экзистенциальном смысле, ты – исполнитель сценария, написанного системой. Это снимает груз свободы.
Защита от социальной нерелевантности. В обществе, где ценность человека все чаще сводится к его экономической полезности и профессиональному статусу, остановка в карьерном беге равносильна социальной смерти. Бег поддерживает иллюзию того, что ты все еще в игре, все еще имеешь значение.
Защита от встречи с подлинным «Я». В суматохе действий, встреч, проектов, отчетов нет времени и пространства для рефлексии, для вопроса «а кто я под всеми этими ролями?». Ритуал продуктивности позволяет жить исключительно на поверхности, в мире масок и функций, избегая встречи с более глубинными, а возможно, и более противоречивыми слоями собственной личности.
Этот бег, однако, является по своей сути сизифовым трудом. Как Сизиф, вкатывающий камень на гору только для того, чтобы он скатился вниз, современный профессионал достигает одной цели (дедлайна, повышения, завершения проекта), чтобы немедленно поставить перед собой следующую. Камень никогда не остается на вершине; смысл никогда не обретается окончательно, а лишь постоянно откладывается в будущее. «Вот закончу этот квартал…», «Вот получу эту должность…», «Вот куплю эту квартиру…» – и тогда, как нам кажется, наступит момент покоя и осмысленности. Но он не наступает. Достигнув вершины, мы обнаруживаем, что там лишь вид на следующую, более высокую гору. А камень уже катится вниз, и мы снова должны начать его толкать.
Культура вечной продуктивности и есть этот бесконечный подъем. Она продает нам нарратив прогресса, но скрывает, что этот прогресс цикличный и бесцельный. Мы бежим не к чему-то, а от чего-то – от пустоты, тишины, вопросов. И в этом беге мы истощаем себя, теряем связь с настоящим моментом, с другими людьми, с собственными подлинными желаниями (отличными от желания «быть продуктивным»).
Таким образом, возвращаясь к нашему исходному архетипу, мы можем дать более глубокий ответ на вопрос «почему жрец бежал?». Он бежал не только чтобы избежать физической смерти от руки претендента. Он бежал, чтобы не остаться наедине с ужасающим осознанием абсурдности своего положения: он – царь, чья власть есть приговор; он – страж, охраняющий свое будущее убийство; он – человек, чья жизнь подчинена жестокому и бессмысленному ритуалу. Его бег был формой экзистенциального отрицания, попыткой убежать от осознания этой абсурдности через физическое движение.
Наш современный бег – точная психологическая копия этого жеста. Мы бежим от осознания, что наша карьера, наш успех, наша продуктивность могут быть такой же прекрасной и бессмысленной золотой ветвью, охрана которой истощает нас, а обладание которой не приносит счастья, а лишь делает нас мишенью. Мы бежим от вопроса: «А если я остановлюсь, сорву с себя эту ветвь и выйду из рощи – что тогда? Кто я без этого бега?»
Финал этой главы не предлагает простых решений. Он лишь констатирует: ритуал, будь то древний или современный, часто служит не столько для связи с трансцендентным, сколько для защиты от ужаса имманентного. Наша одержимость действием – это симптом великой экзистенциальной болезни современности, болезни отсутствия разделяемого всеми смысла. Понимание этого – первый шаг к тому, чтобы перестать быть бессознательным жрецом, обреченным на бег. Возможно, следующий шаг – это мужество время от времени останавливаться, оглядываться на озеро, за которым мы бежим, и, не находя готовых ответов, хотя бы четко сформулировать вопросы. А может быть, и осознать, что истинная свобода начинается не в выборе новой, более удобной ветви для бега, а в возможности иногда просто сидеть под деревом и смотреть на воду, принимая абсурд как данность, а не как врага, от которого нужно бежать без оглядки. Но примет ли такое бездействие современный мир, построенный на культе движения? Или он объявит его ересью и новым табу? Это тема для дальнейшего исследования нашего сада.
Глава 2. Алхимия лайка
§6. Закон подобия в цифровую эпоху
Переход от рощи Неми к пространству социальных сетей может показаться скачком в иную реальность, из царства физического насилия и страха в царство виртуального общения и развлечения. Однако этот переход обнаруживает не разрыв, а удивительную преемственность глубинных механизмов человеческой психики. Если офис и карьера унаследовали от архаического ритуала структуру иерархии, инициации и жертвоприношения, то социальные сети стали новой сценой для другого фундаментального принципа первобытного мышления – симпатической магии, а именно ее первой ветви, известной как закон подобия. Этот закон, описанный Джеймсом Фрэзером, гласит, что подобное производит подобное, или что эффект похож на свою причину. В магической практике это означало, что воздействуя на изображение или символ человека (куклу, рисунок), можно воздействовать и на самого человека; что ритуальное воспроизведение желаемого события (танцы дождя) может вызвать это событие в реальности. Магия подобия основана на вере в невидимую, имманентную связь между образом и оригиналом, между знаком и обозначаемым, между жестом и его последствием в мире. Цифровая эпоха, с ее культом образов, визуальных репрезентаций и мгновенных символических действий, не отменила этот закон. Она дала ему новую, невиданную по масштабу и эффективности среду для воплощения. Современный человек, скептически относящийся к заговорам и ворожбе, тем не менее бессознательно практикует сложные формы цифровой симпатической магии ежедневно. И центральным ритуальным жестом этой новой магии стал лайк – этот минимальный, почти рефлекторный клик, в котором сконцентрована вера в то, что прикосновение к образу способно изменить реальность, приблизить желаемое, утвердить свое место в символическом порядке цифрового племени.
Чтобы проследить эту трансформацию, необходимо начать с истоков. В архаических обществах закон подобия был основой множества практик. Охотник рисовал на стене пещеры изображение бизона, пронзенного копьем, веря, что это обеспечит успех в реальной охоте. Колдун создавал восковую куклу, похожую на врага, и прокалывал ее иглами, чтобы причинить тому страдания. Участники обрядов плодородия вступали в ритуальный половой акт, чтобы магически стимулировать плодородие земли. Во всех этих случаях между миром символов (изображение, кукла, ритуальное действие) и миром реальных вещей (животное, человек, урожай) предполагалась прямая, причинно-следственная связь. Символ не просто обозначал объект; он был его магическим двойником, его заместителем, обладающим силой влиять на оригинал. С распространением мировых религий и научного мировоззрения эта прямая магическая связь была отринута как суеверие. Образ стал всего лишь образом, знаком, лишенным собственной силы. Однако, как показывает психоанализ и теория архетипов, глубинные пласты психики, ответственные за мифологическое и магическое мышление, никуда не делись. Они были вытеснены, но не уничтожены. И в условиях новой, насыщенной образами цифровой среды они нашли для себя идеальную питательную среду.
Социальные сети, особенно такие платформы, как Instagram, Facebook или TikTok, представляют собой гигантские, постоянно обновляемые галереи идеализированных образов. Это не просто фотографии и видео; это тщательно сконструированные аватары реальности, цифровые двойники жизни, которые часто претендуют не на отражение действительности, а на ее замещение более совершенной версией. Здесь мы видим не случайные снимки, а образы успеха, красоты, путешествий, счастливых отношений, изысканной еды, продуктивной работы – всего того, что в культурном коде современности маркируется как желаемое, ценное, достойное одобрения. И именно в этом пространстве оживает закон подобия, но в сублимированной, закамуфлированной форме. Современный человек реже верит, что лайк на фото роскошной машины материализует такую же в его гараже (хотя и такая вера существует в рамках движения «закона притяжения»). Однако он бессознательно верит в нечто более тонкое: что взаимодействие с желаемым образом магически приближает его к соответствующему статусу, опыту или идентичности. Лайк становится жестом симпатической идентификации, актом прикосновения к ауре желаемого.
Давайте рассмотрим механику этого жеста. Когда пользователь ставит лайк под фотографией, на которой влиятельный блогер демонстрирует идеальный образ жизни на Мальдивах, он совершает несколько взаимосвязанных магических операций. Во-первых, это акт ритуального признания и поклонения. Лайк – это цифровой кивок, знак одобрения, который говорит: «Да, этот образ прекрасен, этот способ бытия правилен, я признаю его ценность». Это аналогично возложению цветов к подножию идола или статуи почитаемого божества. Во-вторых, и это самое важное, это акт симпатического слияния или присвоения. Нажимая «лайк», пользователь как бы на мгновение прикасается к этому образу, устанавливает с ним связь. В психологическом пространстве возникает иллюзия сопричастности этому миру красоты, богатства и успеха. Это не просто зависть; это попытка через жест включить часть ауры этого образа в свою собственную цифровую, а через нее и в психологическую реальность. Лайк под фото идеального тела после тренировки – это не только поддержка автора, но и магический ритуал самонастроивания, попытка «зарядить» свое намерение заниматься спортом энергией этого образа. Лайк под постом о карьерном достижении – это способ прикоснуться к символу успеха, надеясь, что его свойства по закону подобия перейдут и к тому, кто совершает это прикосновение.
Этот процесс тесно переплетается с популярным в современной культуре «законом притяжения», который является прямой, хотя и коммерциализированной, реинкарнацией закона подобия. Его доктрина, популяризированная книгами и фильмами вроде «Секрета», гласит: подобное притягивает подобное; чтобы получить что-то, нужно визуализировать это, прочувствовать, как будто оно у тебя уже есть, и Вселенная (или подсознание) материализует это желание. Социальные сети становятся идеальным инструментом для такой визуализации. Пользователь не просто пассивно потребляет чужие образы; он активно конструирует свой собственный – тщательно отбирая фотографии, применяя фильтры, сочиняя подписи, чтобы создать идеальный цифровой двойник той жизни, которую он хочет иметь. Этот аватар и становится главным магическим инструментом. Его создание – это современный эквивалент рисования охотничьего изображения на стене пещеры. Каждый пост – это заклинание, посылаемое во Вселенную (читай: в ленту подписчиков), призыв к реальности соответствовать созданному образу. А лайки, полученные под этим постом, выполняют функцию магической обратной связи, подтверждения силы заклинания. Они служат социальным доказательством того, что образ убедителен, что он «работает», что он притягивает к себе положительную энергию в форме внимания. Чем больше лайков, тем сильнее ощущение, что твоя визуализация верна и ты на правильном пути к материализации желаемого.
Таким образом, лайк в системе цифровой симпатической магии выполняет двойную функцию: он является одновременно жестом-подношением (когда мы ставим его под чужим образом, признавая его силу) и жестом-заклинанием (когда мы получаем его под своим образом, укрепляя его магический потенциал). Алгоритмы платформ, которые делают популярный контент еще более видимым, работают как усилители этого магического поля. Они создают эффект «божественного провидения»: контент, получивший много взаимодействий (лайков, комментариев, репостов), считается «благословленным» алгоритмом и получает дальнейшее распространение. Алгоритм становится тем самым безличным божеством или духом, который распределяет магическую энергию внимания, карая одних (обнуляя их охваты) и вознаграждая других (выводя их в топ). Работа с алгоритмом, его «обход» или «взлом» с помощью определенных действий (хэштегов, времени публикации, engagement-стратегий) превращается в сложную форму цифровой теургии – искусства взаимодействия с божественными сущностями для достижения своих целей.
Однако, как и любая магия, цифровая симпатическая магия имеет свою оборотную, темную сторону. Если закон подобия работает на притяжение желаемого, то он же, по той же логике, работает на притяжение и усиление страхов и тревог. Постоянное взаимодействие с идеализированными образами ведет не только к магическому присвоению их качеств, но и к симпатическому отождествлению с их отсутствием у себя. Пользователь, день за днем ставящий лайки под образами чужой идеальной жизни, может начать бессознательно верить, что его собственная, менее глянцевая реальность является неправильной, ущербной. Это порождает феномен «проклятия образа» – хронического чувства несоответствия, тревоги и экзистенциальной недостаточности. Страх «сглаза» в виде хейта или отсутствия лайков под собственным постом становится цифровым эквивалентом страха порчи или сглаза в архаическом обществе. Цифровое выгорание, ощущение пустоты после долгого скроллинга, можно интерпретировать как магическое истощение – потерю психической энергии в бесконечных ритуалах взаимодействия с символическими двойниками реальности, которые никогда не насыщают, а лишь разжигают новое желание.
Следовательно, переход от симпатической магии к «закону притяжения» и к ритуалу лайка – это не эволюция от суеверия к рациональности, а трансформация одних и тех же архетипических паттернов в новую технологическую среду. Мы по-прежнему верим в магическую силу образа, в связь между знаком и реальностью. Просто теперь наши идолы – это цифровые аватары, наши храмы – социальные сети, а наши жертвоприношения – время, внимание и личные данные, которые мы приносим в обмен на иллюзию сопричастности, одобрения и контроля над собственной судьбой. Лайк, этот минималистичный жест, оказывается мощным ритуальным инструментом, с помощью которого современный человек, сам того не осознавая, пытается колдовать, строя и укрепляя свои символические вселенные, пытаясь сделать их – по закону подобия – реальностью. И в этом стремлении он остается верным наследником того охотника из пещеры, который верил, что достаточно точно нарисовать добычу, чтобы она сама пришла к нему в руки. Только теперь его пещера – это экран смартфона, его краски – фильтры и редакторы, а его ритуальный танец – бесконечный, гипнотический скроллинг в поисках того совершенного образа, прикоснувшись к которому, он наконец станет тем, кем хочет быть.
§7. От наскальных рисунков до Instagram
Повествование о магической преемственности, начатое с разбора простого жеста, лайка, требует своего закономерного и масштабного развития. Если лайк – это ритуальное прикосновение, единичный акт симпатического взаимодействия с образом, то сам процесс создания и курирования своего цифрового профиля в социальных сетях предстает как целостное, растянутое во времени магическое действо высшего порядка. Это нечто большее, чем просто демонстрация жизни или общение. Это современная форма визуализации успеха, прямой наследник древнейших практик симпатической магии, берущей свое начало в наскальной живописи палеолита, но доведенной сегодня до уровня персонального, ежедневного, глобально транслируемого ритуала. Конструирование идеального цифрового двойника – аватара, чья жизнь в сети кажется более яркой, успешной, осмысленной и эстетически выверенной, чем жизнь биологическая, – это не игра и не хвастовство в чистом виде. Это сложная психотехника, современное заклинание на привлечение благ, в котором образ, созданный по закону подобия, призван стать магнитом, притягивающим в реальность желаемые статус, любовь, богатство и признание. Этот процесс раскрывает глубинную веру в то, что тщательно выстроенная иллюзия обладает силой переформатировать реальность, заставив ее подчиниться диктату идеального образа.
Чтобы осознать всю глубину этой связи, необходимо мысленно перенестись в темноту доисторической пещеры. Первобытный охотник, освещая стену факелом, наносил углем или охрой контуры бизона, мамонта, сцены удачной охоты. Современная наука предлагает различные объяснения: тренировка навыков, нарративное повествование, прото-письменность. Однако ритуально-магическая гипотеза остается одной из самых убедительных. Рисунок выполнял функцию не просто отражения, а активного вмешательства в реальность. Изображая добычу пронзенной копьем, охотник совершал акт симпатической магии, стремясь предопределить исход будущей охоты, «поймать» дух зверя в ловушку изображения, чтобы затем легко одолеть его физическое воплощение. Образ был инструментом власти над миром, попыткой проецирования внутреннего желания (успешной охоты, сытости племени) на внешнюю реальность через посредничество символа. Между пальцем, выводящим контур на камне, и копьем, вонзающимся в плоть животного, существовала, в мифологическом сознании, прямая причинно-следственная связь. Визуализация предшествовала и обеспечивала материализацию.
Пронесем этот архетип через тысячелетия. Культура постоянно порождает формы визуализации желаемого: иконы с ликами святых, на которые молятся о заступничестве; портреты монархов, олицетворяющие мощь государства; рекламные плакаты, рисующие образ счастливой жизни с тем или иным товаром. Во всех случаях образ служит фокусом, точкой приложения желания и веры, мостом между молящимся и объектом поклонения, между потребителем и обещанием счастья. Однако лишь с приходом цифровой эпохи, и особенно эпохи социальных сетей, построенных на user-generated content, эта практика визуализации стала демократизированной, интимной и тотальной. Каждый обладатель смартфона получил в руки не просто камеру, а целый арсенал магических инструментов для создания своих собственных «наскальных рисунков» нового времени. Instagram, как квинтэссенция этой культуры, – это глобальная пещера, стены которой покрыты миллиардами тщательно отобранных и обработанных образов-желаний.
Конструирование цифрового аватара начинается с фундаментального акта селекции и исключения. Из непрерывного потока жизненного опыта вычленяются лишь те моменты, которые соответствуют желаемому нарративу: моменты триумфа (защита диплома, получение награды), красоты (закат на море, безупречный образ), гедонизма (изысканный ужин, вечеринка), продуктивности (стильный офис, ноутбук на фоне природы). Повседневность, рутина, неудачи, сомнения, простое человеческое несовершенство – все это остается за кадром, становится ритуально нечистым, профанным материалом, не достойным сакрального пространства ленты. Далее следует этап трансмутации – обработки сырого материала с помощью фильтров, ретуши, цветокоррекции. Этот процесс аналогичен ритуальному очищению и облагораживанию жертвенного предмета перед подношением божеству. Реальность смягчается, краски усиливаются, недостатки исчезают. Создается не точная копия момента, а его идеальная сущность, эйдос, платоновская идея прекрасного события. Наконец, происходит акт инсталляции и комментирования – публикация, снабженная тщательно подобранными хештегами (заклинаниями-призывами, указывающими путь алгоритмам и единомышленникам) и текстом, который достраивает смысл, вписывая изображение в контекст личного мифа об успехе, осознанности или уникальности.
Что же представляет собой конечный продукт этого труда? Это цифровой фетиш, наделенный, по вере создателя и зрителей, особой силой. Этот аватар – не «я» в привычном смысле. Это идеальное «Я», проекция, талисман, визуальная молитва. Он функционирует по тем же законам, что и восковая кукла в руках колдуна или икона в руках верующего. Он является объектом концентрации желания. Постоянно генерируя и выкладывая образы успешной, красивой, насыщенной жизни, пользователь совершает длительный ритуал визуального ауто-программирования и воздействия на мир. С одной стороны, он пытается убедить самого себя: смотря на этот идеальный профиль, он стремится внушить себе, что это и есть его истинная сущность или ближайшее будущее, активируя тем самым «закон притяжения». Это психологическая магия, направленная на изменение собственного настроя и поведения. С другой стороны, и это даже важнее, он пытается убедить окружающий мир – алгоритмический и социальный. Идеальный аватар – это послание к системе: «Вот кто я есть. Вот жизнь, которой я достоин. Признай это и даруй мне соответствующие блага: внимание, подписчиков, предложения о сотрудничестве, статус, любовь». Лайки и комментарии под постом становятся формой ритуальной обратной связи, социального подтверждения силы заклинания. Они подобны жребию или знамению, по которому древний гадал, угодно ли его жертвоприношение богам.