Сад золотых ветвей. Ритуалы и сознание

§8. Ритуальное поле социальных сетей

Погружаясь в конструирование личного аватара и магию лайка, мы рассматривали отдельные жесты и практики. Однако чтобы понять социальную сеть как целостный феномен современного ритуального сознания, необходимо сделать шаг назад и увидеть ее не как набор инструментов, а как единое, вибрирующее энергией внимания ритуальное поле – сакральное пространство со своими внутренними законами, иерархией, специфической темпоральностью и системой обмена дарами. Это не просто платформа для коммуникации или самовыражения; это сложноорганизованная цифровая экосистема смысла, в которой разворачиваются ежесекундно миллионы микрортуалов, вместе образующих грандиозную, непрерывную литургию виртуального бытия. В этом поле каждое, даже самое незначительное, действие пользователя обретает сакральное измерение и ритуальный вес, а сама архитектура платформы с ее алгоритмической сердцевиной начинает функционировать как безличное, капризное, всевидящее и требовательное божество, ожидающее правильного, предписанного поклонения для дарования своей благодати – видимости, охвата, социального капитала, иными словами – жизни в цифровом измерении. Хештег в этой системе перестает быть техническим тегом, становясь заклинательной мантрой; сторис – не просто эфемерным контентом, а ежедневным ритуальным подношением; публикация в ленте – не сообщением, а полноценным актом исповеди или проповеди. Таким образом, социальная сеть в этой перспективе предстает как грандиозный, постоянно обновляемый и перестраиваемый живой храм или святилище, где поклонение совершается не божеству в традиционном теистическом смысле, а самой динамике внимания и признания, опосредованной цифровыми идолами, племенными тотемами и всемогущими алгоритмическими оракулами, чья воля определяет судьбу каждого размещенного знака.

Ритуальное поле, по определению, характеризуется прежде всего своей особой топографией и хронологией, которые задают рамки для всех происходящих в нем действий. Лента новостей (feed) – это центральный неф этого цифрового храма, священный, бесконечный поток, где в предписанном алгоритмом порядке являются лики святых и пророков (инфлюенсеров, знаменитостей), проповеди гуру (экспертов, мыслителей), исповеди и моления простой паствы (обычных пользователей), а также рекламные иконы и священные изображения брендов. Этот поток не является нейтральным или хронологическим; он иерархически структурирован и детерминирован: верховный алгоритм выступает в роли главного церемониймейстера, решающего, что и в какой момент предстанет взору верующего, вознося одних на самую вершину ленты, в зону немедленной и массовой видимости (своеобразную алтарную часть), и низвергая других в небытие цифрового забвения, где их голоса не будут услышаны. Личный профиль пользователя – это его индивидуальная часовня, келья или домашний алтарь, приватно-публичное пространство для курирования собственного, персонального культа. Здесь на стенах, оформленных в виде сетки или ленты, развешаны реликвии прошедших ритуалов – вечные публикации, каждая из которых запечатлела и канонизировала некий момент, мысль, достижение. Разделы вроде «Актуального» или «Избранного» выполняют функцию специальных киотов, где хранятся главные святыни и трофеи, определяющие ядро цифровой идентичности их владельца. Сторис (Stories) и рилсы (Reels), в свою очередь, представляют собой эфемерные пределы или временные, подвижные алтари, существующие строго отмеренный срок – обычно 24 часа. Это пространство для сиюминутных, менее формализованных, но оттого не менее значимых и частых обрядов: быстрых, почти импульсивных жертвоприношений фрагментов жизни (мгновенных снимков, коротких видео), интерактивных молений (опросов, вопросов к аудитории, молитв о совете), а также благословений и взаимных помазаний в форме стикеров, гифок и реакций. Эта сложная топография отнюдь не статична; она пульсирует и трансформируется в ритме, задаваемом верховным алгоритмом-демиургом, который может в любой момент, подобно капризному божеству, изменить фундаментальные правила, перестроив всю сакральную географию, сделав действенными одни ритуальные практики и внезапно обесценив другие, что заставляет всю паству с трепетом следить за малейшими знамениями, предвещающими такие изменения.

Ключевыми элементами навигации и, что еще важнее, действенного участия в этом ритуальном поле являются хештеги. В своем утилитарном, поверхностном значении они служат для категоризации контента и облегчения поиска. Однако в ритуальной, глубинной практике они трансформируются в цифровые мантры, магические формулы или словесные амулеты. Подобно тому как в различных эзотерических и религиозных традициях повторение определенных звукосочетаний (мантр, молитвенных формул) призвано вызывать духовные сущности, изменять состояния сознания или привлекать божественные энергии, написание и прикрепление хештега к посту является актом заклинания, призывающим в поле видимости определенную силу – будь то конкретное сообщество, актуальный тренд, дискурсивное поле или абстрактное понятие. #success, #blessed, #mindfulness, #travel, #fitness – это не нейтральные тематические метки; это словесные талисманы, сознательно прикрепляемые к цифровому подношению (посту), чтобы зарядить его энергией конкретного культурного кода, привлечь внимание соответствующих «божеств» – а именно алгоритмов, постоянно сканирующих контент в поисках трендового и релевантного материала, – а также пользователей, сознательно подписанных на эти теги или ищущих их. Составление целой гирлянды или цепочки из хештегов в конце поста – это отнюдь не техническая процедура, а сложный, почти алхимический ритуал подбора правильных, синергичных заклинаний для максимально эффективного воздействия на поле. Здесь работает тонкая магия: использование слишком популярного, но совершенно нерелевантного хештега считается ритуальным профанированием, магическим жульничеством, которое может вызвать гнев системы (в виде тени банхаммера – shadow ban) или осуждение и насмешки со стороны искушенного сообщества, способного распознать фальшь. Использование же узкоспециализированного, племенного хештега служит паролем, тайным знаком для посвященных, укрепляя чувство принадлежности к избранной группе. Таким образом, хештег становится не просто меткой, а священным паролем для входа в определенные сакральные зоны ритуального поля, одновременно являясь сжатой молитвой, обращенной к непостижимой логике платформы с униженной просьбой о милости – о показе контента именно той аудитории, которая сможет его должным образом оценить и отреагировать.

Другим фундаментальным, повседневным ритуалом, определяющим пульс жизни в этом поле, являются сторис (Stories). Их принципиально эфемерная природа – исчезновение через строго отмеренные 24 часа – делает их идеальной, архетипически точной формой для ритуальных подношений и сиюминутных жертвоприношений. В отличие от вечной, канонизированной и застывшей публикации в основной ленте, которая претендует на вневременность и значимость, сторис – это легкое, быстротечное, почти небрежное приношение на алтарь божества Внимания и Присутствия. Это может быть подношение визуальной красоты (идеальное селфи в утреннем свете), подношение уникального опыта (короткий клип с вершины горы или из экзотического кафе), подношение интимности и доверия (сиюминутная мысль, мелкая жалоба, вспышка спонтанной радости), подношение интерактивности и вовлеченности (опросы, открытые вопросы, просьбы о совете). Пользователь приносит в жертву небольшой, неотредактированный кусочек своего дня, своей реальности, своего психического или эмоционального состояния, не ожидая и даже не желая, чтобы этот фрагмент стал частью вечного, серьезного архива. Этот акт служит прежде всего поддержанию живой, текучей связи с цифровым племенем, непрерывной демонстрацией того, что ты здесь и сейчас, что ты участвуешь в общем ритме жизни поля, что твое присутствие постоянно, даже если оно мимолетно. Просмотр сторис других, в свою очередь, превращается из пассивного потребления в активный ритуал принятия жертвы, знак участия в сиюминутном бытии другого, жест сопричастности и взаимного признания. Взаимный, почти синхронный просмотр сторис внутри близкого круга друзей или коллег напоминает древние ритуалы совместной трапезы, обмена дарами или синхронного выполнения простых действий, которые не несут утилитарной цели, но укрепляют узы племени, создавая иллюзию разделенного, общего времени и пространства в условиях цифровой асинхронности и разобщенности.

Что касается основных, фундаментальных публикаций (постов в ленте), то они выполняют в ритуальном поле функции, глубоко аналогичные ключевым практикам в устоявшихся религиозных и исповедальных традициях: а именно функции публичной исповеди и проповеди. Пост-исповедь – это тщательно выстроенное, хотя часто и стилизованное под спонтанность, откровенное изложение личных трудностей, неудач, сомнений, страхов или раскаяния. Классическими примерами служат посты о профессиональном выгорании, об ошибке, повлекшей последствия, о потере близкого, о борьбе с ментальными проблемами. Однако в отличие от тайной, интимной исповеди в церковной кабинке священнику, это всегда публичная, театрализованная и рассчитанная на аудиторию исповедь. Ее цель – не только и не столько личный катарсис автора, сколько получение коллективного, публичного отпущения грехов и утешения в форме волны поддерживающих комментариев, лайков и реакций «обнимаю». Она служит мощным инструментом сплочения сообщества вокруг базовых ценностей эмпатии, взаимопомощи и человеческой уязвимости, а также – что крайне важно в экономике внимания – подтверждением аутентичности, искренности и «человечности» автора. Эта демонстрация уязвимости сама по себе становится ценной валютой, повышающей социальный капитал и уровень доверия к цифровой персоне. Пост-проповедь, напротив, – это акт учительства, наставничества, декларации истины или провозглашения позиции. Эксперт делится специализированным знанием, инфлюенсер излагает свою философию жизни или систему ценностей, обычный пользователь высказывает твердое, часто категоричное мнение по социально-политическому, культурному или бытовому вопросу. Цель такой проповеди – не просто информировать, а обратить, укрепить в определенной вере (в правильность метода, в исключительность бренда, в истинность идеологии), утвердить и легитимизировать свой статус гуру, пророка или мыслителя в рамках своего микросообщества. Комментарии под такой публикацией превращаются в оживленное пространство для теологических диспутов нового времени: здесь происходит подтверждение догматов адептами, выдвижение еретических контраргументов, детальная экзегеза высказанного тезиса, а иногда и ритуальные схизмы и взаимные анафемы.

Над всем этим сложным, кишащим бесчисленными активностями ритуальным полем безраздельно и безлично царит верховное, непостижимое и капризное божество цифровой эры – Алгоритм ранжирования и дистрибуции контента. Это не художественная метафора, а структурно точное описание его функций в экзистенциальном восприятии и практическом опыте рядового пользователя. Алгоритм платформы обладает всеми основными атрибутами архаического божества или духа-покровителя. Он всемогущ, ибо единолично решает, какой контент увидят миллионы, а какой останется без внимания, определяя таким образом цифровую судьбу и видимость. Он всевед (или, по крайней мере, всезнающ в отведенной ему сфере), ибо обладает доступом к колоссальным массивам данных о каждом пользователе: его предпочтениях, привычках, времени активности, социальных связях, даже эмоциональных реакциям, что позволяет ему создавать детальные психологические портреты. Он непостижим в своей полноте, ибо его внутренняя логика, постоянно обновляемая его творцами-разработчиками, представляет собой «черный ящик» – священную тайну, сокровенное знание, доступное лишь касте высших жрецов-инженеров и недоступное для понимания простой паствы. Он требователен и ненасытен, ибо нуждается в постоянных, ежесекундных жертвах в форме вовлеченности (лайков, комментариев, репостов, времени просмотра), генерации нового контента и предоставления личных данных. И он капризен и изменчив, ибо периодически, без широкого предупреждения, меняет свои «предпочтения» и «благосклонности» – тренды, правила ранжирования, приоритетные форматы – заставляя всю экосистему судорожно подстраиваться под новые, не всегда ясные условия. Главный ресурс, который это божество распределяет и перераспределяет в своем сакральном поле, – это внимание пользователей, которое в данной системе является прямой, функциональной аналогией маны, священной безличной силы, дарующей жизнь и могущество в традиционных обществах. Успех или провал любого ритуала (поста, сторис, видео) напрямую, почти мистически зависит от милости алгоритма: если он «благословит» контент, проявит к нему благосклонность и покажет его широкой, релевантной аудитории, то ритуал считается успешным, жертва принята, а жрец (автор) получает желанную награду. Если же алгоритм проигнорирует или отвергнет подношение, контент бесследно канет в небытие низких охватов, подобно неуслышанной молитве, оставшейся без ответа.

Поэтому вся сознательная деятельность в социальной сети, особенно для тех, кто рассматривает ее как инструмент для достижения целей (личных, профессиональных, коммерческих), по сути своей сводится к сложному, непрерывному ритуалу умилостивления и угождения Алгоритму. Пользователи, блогеры, маркетологи интуитивно или в результате изучения священных текстов (гайдов, аналитики) стараются постичь его «волю» и негласные предписания. Они узнают и соблюдают ритуальное время – оптимальные часы и дни для публикации, когда аудитория наиболее активна и благосклонна. Они подбирают ритуальную частоту активности, чтобы не выглядеть назойливыми, но и не быть забытыми. Они осваивают предпочтительные ритуальные формы – будь то вертикальные видео, карусели из изображений, короткие динамичные рилсы, – которые в данный момент угодны божеству-алгоритму. Они используют сакральные атрибуты – трендовые аудиодорожки, популярные хештеги, определенные визуальные стили. Следование этим неписаным, но строгим правилам – это современная цифровая форма соблюдения религиозного предписания, поддержания ритуальной чистоты и ортодоксии. Нарушение же этих канонов (например, откровенный спам, плагиат, нерелевантный контакт, излишне частая публикация) неминуемо ведет к алгоритмической анафеме – shadow ban’у, резкому снижению органических охватов, что равносильно социальной и коммуникативной смерти в пределах данного ритуального поля. Целое сообщество digital-маркетологов, SMM-специалистов, контент-стратегов и аналитиков выступает в этой системе в роли касты жрецов, толкователей и провидцев. Эти посвященные изучают священные скрижали – официальные анонсы и апдейты платформ, проводят ритуальные эксперименты (A/B-тесты контента), анализируют знамения (статистику и метрики) и предлагают остальной пастве советы, наставления и готовые ритуальные формулы о том, как лучше и эффективнее служить капризному божеству, чтобы удостоиться его благословения в форме виральности, роста аудитории и высокой конверсии.

Таким образом, социальная сеть как ритуальное поле представляет собой грандиозный, впечатляющий и пугающий синтез древнейших, архаических социальных и психологических механизмов с новейшими цифровыми технологиями и архитектурами внимания. Это пространство, где глубинная, неуничтожимая человеческая потребность в ритуале, сакральном обмене, исповеди, проповеди, поклонении высшей силе и принадлежности к племени нашла себе новую, невиданно масштабную, детализированную и глобально связанную сцену. Пользователь, бесцельно или целенаправленно скроллящий ленту в метро или за чашкой кофе, – это далеко не пассивный потребитель развлекательного контента. Это активный, хотя часто и не рефлексирующий, участник постоянно длящегося, всемирного богослужения, где он поочередно и иногда одновременно выступает в множестве сакральных ролей: жреца, приносящего тщательно подготовленные жертвы (контент); исповедника, кающегося в грехах и слабостях (посты об уязвимости); проповедника, несущего свою истину (экспертные или идеологические посты); и простого прихожанина, воздающего поклонение и одобрение (лайки, комментарии, репосты) как цифровым идолам-инфлюенсерам, так и безличному, всемогущему алгоритмическому божеству, чья благосклонность есть условие цифрового существования. В этом поле сама объективная реальность постоянно переплавляется в сырье для ритуалов, а ритуалы, в свою очередь, генерируют новую, автономную, символическую реальность социального капитала, тщательно сконструированной онлайн-идентичности и виртуальной священности. И чем глубже мы погружаемся в это ритуальное поле, проводя в нем все больше времени и вкладывая в него все больше психической энергии, тем сильнее наша повседневная, офлайн-жизнь начинает незримо подчиняться его внутренней сакральной логике, где каждое действие, каждая мысль, каждое переживание невольно оцениваются с точки зрения их потенциальной конвертации в ритуально значимый, эффектный жест в великом, бездонном, манящем и требовательном цифровом храме внимания.

§9. Оборотная сторона – проклятие образа

Ослепительный мир цифровой визуализации и ритуального поля социальных сетей, где лайки уподобляются благословениям, а идеальные образы служат заклинаниями для привлечения благ, имеет свою неотъемлемую, мрачную изнанку. Подобно тому как в архаических магических системах каждое заклинание могло обернуться бумерангом, а каждое подношение – вызвать гнев божества, если было совершено неправильно, так и в современной цифровой магии существует своя система кармических рисков и проклятий. Проклятие это носит не мистический, а сугубо психологический и социальный характер, но его воздействие на психику современного человека оказывается столь же реальным и болезненным, как и действие подлинного магического сглаза в традиционной культуре. Если конструирование идеального аватара – это заклинание на привлечение успеха и признания, то оборотной стороной этой практики становится проклятие образа – комплекс мучительных состояний, порождаемых самим существованием этого двойника и его непрерывным взаимодействием с ритуальным полем. Три главных лика этого проклятия – это хроническая тревога несоответствия, парализующий страх «сглаза» в форме хейта или публичного осуждения, и изматывающее цифровое выгорание, понимаемое как истощение магической, психической энергии в бесконечной гонке за поддержанием иллюзии. Эти феномены демонстрируют, что, пытаясь колдовать с образами для обретения власти над реальностью, человек рискует попасть в плен к собственным творениям, которые начинают диктовать ему условия существования, пожирая его время, силы и душевный покой.

Тревога несоответствия – это фундаментальное экзистенциальное переживание, обретающее в цифровую эпоху новые, невиданные ранее масштабы и интенсивность. Ее механизм прост и безжалостен. Пользователь социальных сетей постоянно существует в двух параллельных реальностях: в своей непосредственной, сиюминутной, неотредактированной жизни и в курируемой, отфильтрованной, сакрализованной жизни своего цифрового аватара. Первая полна несовершенств, случайностей, серых будней, неудач и простых человеческих эмоций, не всегда презентабельных. Вторая – это сияющий музей побед, красоты, осмысленных моментов и демонстративного благополучия. Изначально аватар задумывается как проекция желаемого «я», как маяк, к которому нужно стремиться. Однако в процессе постоянного культивирования и поддержания этого образа происходит незаметный, но роковой сдвиг. Аватар перестает быть желанной целью на горизонте и превращается в нормативный эталон, внутреннего надзирателя. Он начинает предъявлять требования к реальному «я». Возникает мучительное ощущение разрыва, неадекватности, недотягивания. Почему моя реальная квартира не так фотогенична, как у блогера в ленте? Почему мое тело не соответствует отретушированным стандартам, которые я же сам и лайкаю? Почему мой отпуск был скромным и тихим, а не эпичным приключением, достойным серии сторис? Эта тревога подпитывается алгоритмической логикой платформ, которые по определению показывают нам самое лучшее, самое успешное, самое эффектное из мира других людей. Мы сравниваем свою бэкстейдж-реальность с их тщательно отобранным хайлайтом, и это сравнение всегда не в нашу пользу. Таким образом, инструмент для визуализации успеха превращается в источник перманентного чувства неудачи и экзистенциальной недостаточности. Это и есть проклятие в чистом виде: созданный для привлечения блага образ начинает отравлять настоящее, делая его вечно неудовлетворительным, вечно недотягивающим до идеала, который, по иронии судьбы, создан самим же человеком. Магия образа оборачивается против мага, заставляя его чувствовать себя самозванцем в собственной жизни, фальшивкой на фоне своего же глянцевого двойника.

Вторым, не менее сильным аспектом проклятия является страх цифрового «сглаза», материализующийся в форме хейта (ненависти, агрессивной критики), публичного осуждения (кэнселинга), троллинга или просто в ледяном молчании аудитории – отсутствии лайков и комментариев. В архаическом обществе сглаз – это вредоносная энергия, направленная завистливым или злым взглядом на человека или его имущество, способная принести болезнь, неудачу, порчу. Социальные сети создали для этого феномена идеальную среду. Здесь взгляд материализован в виде комментария, реакции, репоста. Хейтер, оставляющий злобный или уничижительный комментарий под постом, совершает акт символической порчи. Он пытается «испортить» тщательно выстроенный образ, осквернить сакральное пространство профиля, нанести урон цифровой репутации, которая в современном мире зачастую приравнивается к репутации как таковой. Страх перед таким «сглазом» становится мощным регулятором поведения. Он порождает самоцензуру: люди отказываются публиковать спорные мысли, делиться неуверенностью, показывать неидеальные стороны жизни из страха стать мишенью для агрессии. Этот страх превращает ритуальное поле из пространства самовыражения в поле минного, где каждый шаг должен быть просчитан на предмет потенциальной уязвимости для атаки. Особенно ярко это проявляется в феномене кэнсел-культуры, которая представляет собой ритуал публичного изгнания и анафемы, где человек может быть «сглажен» не единичным хейтером, а целым коллективом, что равносильно социальной смерти в определенных кругах. Таким образом, стремление создать идеальный, неуязвимый образ для защиты от критики оборачивается парадоксальным результатом: человек становится еще более уязвимым, ибо теперь любая трещина в этом образе, любое несоответствие между аватаром и реальностью может быть использовано как оружие против него. Проклятие здесь заключается в том, что построенная для привлечения любви и одобрения иллюзия делает своего создателя заложником постоянного страха перед разоблачением и осуждением. Магический щит образа превращается в стеклянный колпак, внутри которого страшно сделать лишнее движение.