Куда приводят коты

Обычный кот

Паника помешала сообразить, куда именно хочу переместиться. В подсознании пульсировало одно: куда-нибудь, где безопасно. По идее, такая мысль должна была привести на крышу. Я к ней прикипел, она успела стать дайменом и спасла от издевательств банды Леона. Но, видимо, именно эти последние события ослабили ассоциацию данного места со словом «безопасность».

И перемир забросил в мою бывшую квартиру.

Когда я был тут в последний раз, примерно неделю назад, это едва не кончилось гибелью. Но те неприятные впечатления успели притупиться.

За окном ночь.

Будь я человеком, вряд ли бы что-то разглядел. Хорошо, что теперь со мной кошачье зрение.

Я обнаружил себя на кресле. Обивка во многих местах вспорота, скорее всего, ножом, «раны» вспухли белыми хлопьями ваты.

Бог мой, тут что, была война?!

Мое прежнее обиталище и правда выглядит как после стихийного бедствия. Мебель разломана, опрокинута, посуда вдребезги, обои подраны… Подозреваю, дело рук Седого и его, с позволения сказать, людей. Не смог смириться с тем, что упустил убийцу своего отпрыска, и решил выместить злобу на вещах. На квартире живого места нет! У меня сжалось сердце, будто нашел изуродованного пытками зверя. Как когда-то нашел под мостом кошку. Или крысу под мусорным баком…

Ласт!

Он ведь остался в логове Леона! Смог ли сбежать? Я должен что-то предпринять, вызволить его…

– Ты откуда взялся, модник?

Испуг швырнул меня с кресла на пол, живот и когти вжались в линолеум, я во все глаза уставился вверх.

Разглядываю здоровенного серого кота… Хотя в темноте цвет определить трудно, серое все вокруг. Котяра невозмутимо вылизывает длинную шерсть, разложившись на спинке кресла. Он больше меня раза в полтора. Как минимум. Настоящая зверюга!

Мейн-кун.

Пушистый хвост, на груди пышная грива, огромные уши с кисточками. Гибрид льва и рыси закончил слюнявить лапу, до меня царственно снизошли миндалевидные глаза.

– Как сюда попал, спрашиваю?

Я слегка расслабился.

Странно, но угрозу мое нутро не ощущает. Ленивый тон речи мейн-куна сообщил, что драться этот огромный хищник не намерен. То ли нрав миролюбивый, то ли просто не видит во мне серьезного противника. Скорее, второе.

И все-таки спускать с него глаз пока не хочется.

Я поднялся и ответил:

– Через перемир.

Кисточки на ушах мейн-куна шевельнулись.

– Чего?

– Перемир, – повторил я.

– Это что, форточка такая?

У меня окончательно отлегло от сердца.

– Ну… вроде того.

Все ясно. Обычный кот. Ласт рассказывал, что далеко не все, кто ходит на четырех лапах, имеют отношение к перемиру. Большинство животных – просто животные. И, как и положено животным, не умеют разговаривать. Хотя некоторые, вроде этого, умеют, но их словарный запас, как правило, ограничен. Перемир их не боится, можно совершенно спокойно превращаться, прыгать сквозь измерения и творить другие чудеса у них на глазах. Могут, конечно, шарахнуться прочь или остолбенеть, но это проходит быстро. Ломать свои маленькие мозги поиском объяснений не станут. Забудут уже через пару секунд. А то и вовсе не обратят внимания.

Котяра зевнул, сверкнув капканом клыков, затем помотал головой и произнес:

– Слышь, модник, где тут можно пожрать, не в курсе?

– Очевидно, в холодильнике, – ответил я и посмотрел на то, что осталось от последнего. Вмятины, царапины, дверца висит на одной петле, шнур оборван… А внутрь лучше и вовсе не заглядывать.

– Да я там уже съел все, – говорит мейн-кун, – только шпроты остались. Не умею открывать эти жестянки.

– Почему ты называешь меня модником?

– А чего вырядился?

И только теперь я удосужился осмотреть свое туловище.

На мне плащ Леона!

Опасный предмет гардероба превратился вместе со мной и теперь сидит на кошачьем теле, как родной, даже не чувствую, что на мне что-то постороннее. А ведь он закрывает почти всего меня! Я осмотрел манжеты у сгибов передних лап, шеренгу пуговиц на груди и животе, складки на боках… Подпрыгнул к осколку зеркала, увидеть воротник.

Стильная, конечно, вещица, но все равно не по себе. Сейчас ничуть не стесняет движений, но я не забуду, как она душила! Лучше избавиться. Лапы для манипуляций с пуговицами не подходят, придется снова стать двуногим великаном.

Пойду в ванную, не буду лишний раз вгонять в ступор нового знакомца.

Я направился в царство кафеля, но меня окликнули:

– Эй, модник, жестянки открывать умеешь?

– Какие?

– Да вон, под раковиной.

В указанном месте я действительно обнаружил банку шпрот. Хорошенько обслюнявленную, как сообщил мне нос, и даже кое-где помятую клыками. М-да, футболили ее по полу неслабо, вся в пыли. Герметичность, тем не менее, сохранилась. Вряд ли смогу нарушить. Если даже этот серый монстр не смог.

Интересно, а как он попал в квартиру?

Ах, ну да…

Окно балкона разбито, сквозняк колышет занавески, проходит через истерзанное жилище, как нитка через игольное ушко, выходит в приоткрытую железную дверь, шелестя паутиной растянутых поперек прихожей лент оцепления. Похоже, тот факт, что квартира опечатана, не помешал кому-то сюда наведаться. Странно, что здесь еще не поселились бомжи. Не ровен час, так скоро и будет. Бедное гнездышко! Впрочем, переживать должен не я, а собственники. Я всего лишь снимал эту жилплощадь. И все же…

У меня вообще пагубная привычка очеловечивать вещи. Рука не поднимается выбросить, если что-то сломалось или пришло в негодность. Вещь же будет страдать там, на помойке, не понимать, за что с ней так, она же ничего плохого не сделала! Звать на помощь, а никто не услышит… В общем, нельзя мне копить вещи. Помню, переживал за разбитую сахарницу, как за живую.

А тут целая квартира!

Я снова направился в ванную, но краем глаза заметил, что серое воплощение лени и невозмутимости на вершине кресла как-то оживилось. Лапы и брюхо грохнули об пол, и туча длинной шерсти уплыла под раковину. А затем я услышал… чавканье.

– Да ты… ом-ном… талант, модник… ом-ном-ном…

Любопытство вернуло меня на кухню, подвело к серой метелке хвоста. Я осторожно заглянул через мейн-куна.

Банка шпрот открыта!

И не просто открыта. Края банки идеально ровные, будто никакой крышки там и не было изначально. В ноздрях затрепетало от аромата копченой рыбки. Котяра повернул на меня умазанную в масле морду.

– Будешь?

– Нет, спасибо, – ответил я.

Хотя слюну сглотнул.

Мейн-кун вернулся к трапезе, а я снова направился в ванную. На полпути остановился, задумавшись.

Это место меня услышало. Значит, оно – все еще мой даймен. Несмотря на погром и на тот ужас, что творился со мной здесь неделю назад. Стены помнят хорошее. Моменты с Жанной, когда я жил в счастливом неведенье о ее истинной сути. И моментов было много, они все еще перевешивают тот мрак, когда я разом лишился работы, учебы и любимого человека. А заодно и будущего. И конечно, стены помнят самое удивительное утро в моей жизни: рыжая девушка в желто-зеленой клетчатой рубашке на голое тело хозяйничает у плиты, ее тихий напев, запахи яичницы, жареной ветчины и драников… и мое новое кошачье тело.

Я прислонился лбом к стене, глаза закрылись.

«Спасибо, – подумал я. А затем добавил: – Мне жаль, что они сделали с тобой такое».

Не знаю, услышала ли меня квартира, но я ощутил потребность сказать это, пусть и не вслух.

Наконец, уединился в ванной.

Она оказалась, как ни странно, невредимой. Забыли про нее, что ли? Дверь приоткрыта, в помещении густой сумрак. Вернее, тьма кромешная, но для человечьих глаз. Кошачье зрение худо-бедно справляется. Контуры различаю, и ладно.

Я запрыгнул на край ванны, прошелся по нему туда-сюда, как по обрыву каньона, и спрыгнул на акриловое дно. А затем, вопреки изначальной цели, вдруг улегся клубочком…

И задремал.

Еще один гигантский плюс кошачьего бытия в том, что мы очень легко засыпаем и просыпаемся. А чтобы вполне сносно выспаться, достаточно пяти минут. Не передать словами, какая удобная штука. В человеческой шкуре ворочался бы черт знает сколько, потратил бы несколько часов, а тут, как говорится, между делом. Как в лоток сходить.

Сон мне сейчас и правда не помешает. Передряга на крыше и в логове сфинксов неслабо так потрепала нервы. Однако даже пяти минут дремы меня лишили. Я подскочил от грохота. Как оказалось, с полки надо мной в ванну упали гигиенические принадлежности – шампунь, гель для душа и мыльница.

Запрокинув голову, смотрю на опустевшую сеточку полки.

Что за…

Они же не могли упасть сами. Один предмет – да. Стоял на самом краю, бывает… Но только не все сразу!

А затем я почувствовал, что не один. Не знаю, какой именно орган подсказал, что сзади кто-то есть. Шерсть встала дыбом, хвост задергался. Я успел отскочить на другой конец ванны и развернуться, а туда, где был только что, ударил упругий снаряд кошачьего тела, выскочивший из раковины. Если бы не разбудившие меня пластмассовые баночки, то когти, противно скрипнувшие об акрил, сейчас впивались бы в мое мясо. Спасибо, даймен!

Кот запрыгнул на край ванны рядом со смесителем, развернулся, злые глаза уставились на меня сквозь черные круглые стекла.

– Чужое брать нехорошо, – сказал Леон.

– Кто бы говорил. Или на чужие жизни это не распространяется?

– Зря ты не дал себя усыпить. Я хотел безболезненно.

– Свернуть мне шею?

Леон посмотрел исподлобья.

– Видишь ли, голова на этой шее теперь помнит мой даймен. Ты не оставил мне выбора.

Его хвост крутанул вентиль смесителя, из крана хлынула бирюзовая вода. Ванную озарил мягкий свет. Водяной язык пополз по дну к моим лапам, дурман начал проникать в мозг почти также быстро, как журчание в уши. Мир качнулся, контуры дернулись, словно струны.

Плащ вновь сковал тело, заставил распластаться морской звездой по акриловой поверхности. Пасть оказалась на одном уровне с подползающей к ней снотворной жидкостью.

– Это ты не оставил мне выбора, – говорю, выплевывая первые капли зелья, – затащив к себе в логово!

Блажень неумолимо подступает. Все, что удалось, это кое-как оторвать нижнюю челюсть от ванны и опустить на валяющуюся перед носом мыльницу. Это слегка отсрочит потерю сознания. Может быть.

Леон спрыгнул в воду. Брызги от лап окропили мне морду, отчего все вокруг превратилось в туман, опасно граничащий с провалом в небытие. Сфинкс в черных очках возвышается надо мной, как триумфальная статуя.

– Могу утешить тем, что…

Выражение его морды резко изменилось, в следующий миг Леона подбросил и перекинул через себя мейн-кун, запрыгнувший на край ванны. Его челюсти отпустили загривок сфинкса, и тот упал куда-то за пределы моей видимости.

– Драка! – воскликнул серый здоровяк. – Люблю драться!

В глазах сверкнули огоньки, мейн-кун исчез следом за Леоном, после чего я услышал грохот вперемешку с кошачьим воем и шипением, дверь ванной распахнулась, ее, похоже, протаранили, и клубок сцепившихся в схватке котов, судя по звуку, переместился в прихожую, а затем в комнату.

Плащ больше не держит!

Поскальзываясь, я уцепился передними лапами за акриловый берег, задние отчаянно забрыкались, и промокшее тело перевалилось через край, шмякнулось на кафель. Я замотал головой, прогоняя муть, во все стороны полетели брызги.

А затем, наконец, сделал то, ради чего пришел сюда изначально. Пара превращений туда-обратно заняла меньше минуты, я успел закрыть кран, расстегнуть пуговицы выросшего вместе со мной плаща, освободить тело и сбросить одежду в ванну, на воду, которая без участия Леона утратила бирюзовое свечение.

Из ванной я выскочил снова котом.

Драка, тем временем, закончилась. Леон с упором на колено стоит посреди комнаты в человеческом облике, без очков, те валяются на полу. Рука держит мейн-куна за шкирку в воздухе, другой кулак сжимает флакон. Такой же, каким меня обработал на крыше подручный Леона. Серый котяра яростно воет, дергается, видно, что Леону непросто удерживать сильную тушу в подвешенном состоянии.

Увлеченный этой картиной, я не сразу обратил внимание на окружение.

Квартира в полном порядке!

Мебель, посуда, бытовая техника… В том же состоянии, какое было до визита Седого и его быков. Вдобавок, все блестит, как после трудов горничной.

Ну и дела. Пять минут сна – и я переплюнул бригаду таджиков. Можно открывать свой бизнес. Впрочем, вряд ли. Чтобы исполнить столь виртуозный ремонт с другим помещением, придется это самое помещение сначала полюбить.

Но как следует удивиться и помечтать не позволяет обстановка.

Я сосредоточил все внимание на щеке Леона. Вернее, на оставленной Ластом царапине. Та уже засохла, но мне хватило и этого, чтобы запустить обратный процесс. Леон успел несколько раз брызнуть в морду мейн-куна, прежде чем кулак выронил флакон, опустевшая ладонь прижалась к щеке, откуда хлынула кровь. Другая рука выпустила кота. Нырнула за пояс, и на меня уставилось дуло знакомой «Беретты».

– Сейчас же верни мне лицо, паршивец! Не то…

– Поверь, я успею превратить его в фарш до того, как пуля долетит.

Леон перенаправил пистолет на мейн-куна.

– К нему долетит раньше.

Серый кот, шатаясь, направился в мою сторону. Лапы заплетаются, к векам будто подвесили гирьки, ему едва удается держать их поднятыми наполовину.

– Что-то я… устал…

Споткнулся об очки. Туша с грохотом растянулась на линолеуме. Но его не вырубило. Я заметил безуспешные, но все же попытки подняться.

Леон, зажимая щеку, держит кота на мушке. Но взгляд вонзился в меня. Кровь сквозь пальцы течет на рубашку и жилетку. И останавливаться, благодаря моим усилиям, не собирается.

– Залечи рану! Каша из мозгов твоего приятеля тебе вряд ли понравится.

Я подкрался к мейн-куну, не спуская глаз с Леона.

– То, что у тебя за спиной, тебе понравится еще меньше.

Блеф сработал.

Тех мгновений, пока Леон косился через плечо в сторону окна, мне хватило, чтобы запрыгнуть на мейн-куна, как когда-то запрыгивал на меня Ласт, вцепиться в шерсть и закрыть глаза с одной-единственной заветной мыслью…

Крыша.

Та самая.

Не лучший вариант, здесь может быть засада. Но я должен найти Ласта. Если ему удалось сбежать, он догадается проведать это место в поисках меня. Хотя надежнее прыгнуть в его даймен – в кратер, где работает горнодобывающий комбайн, – но со мной пассажир, а я обещал не приводить посторонних в главный даймен моего друга.

Я слез с мейн-куна и огляделся.

Раннее утро. Почти все в вышине затянуто темно-синим полотном, но по горизонту уже растеклось плавленое золото. В шерсть запустил прохладные пальцы ласковый ветер. Как же я соскучился по небу! Нос с наслаждением втянул свежий воздух.

– Риф!

Знакомый голос просочился сквозь груду металлолома в углу крыши.

Следом из-под ржавой железяки выбрался серый комочек с лысым хвостом и острой мордочкой.

– Ласт!

Я подбежал к крысу, моя лапа осторожно коснулась его макушки.

– Живой! Как тебе удалось выбраться?

– Не самым приятным путем, – зашевелил усами друг. – Через канализацию в троне.

– То есть?

– Ты не заметил в троне отверстие? Пленник ведь должен был куда-то справлять нужду.

Я аж поморщился.

– Фу! Странно, что мой нос не учуял…

– Там везде пахнет только светящейся водой, она гасит другие запахи. Сложно усыплять под запах сортира. Но когда ты заставил воду исчезнуть, завоняло должным образом. А мне еще и прыгнуть туда пришлось.

Я вспомнил. А ведь правда! Когда отсутствие блажени погрузило даймен Леона в темноту, мне сразу шибануло по носу вонью, как в туалете, который не чистили годами.

– Сочувствую, дружище.

– Благо, хватило секунды свободного падения… А потом я появился в фонтане. В скверике, твоем даймене, куда ты впервые прыгнул через перемир без моей помощи. Очень уж хотелось искупаться после такого.

– А как ты вообще нашел то подземелье?

– Кинжал. Тот, кто тебя утащил, забрал кинжал Блики. Я использовал его как маякорь. Пришлось вспоминать форму клинка и рукоятки во всех деталях. Это была единственная зацепка. Не помню, сколько сделал прыжков… Штук сорок, наверное. Куда меня только не заносило!

– Ничего себе!

– А потом оказался в какой-то каменной нише со стеклянной дверкой. Прямо верхом на кинжале! Он был еще теплый, будто его туда положили только что. А внизу увидел целую толпу сфинксов. Они окружили тебя на троне и… своего вожака, как я понял.

– Леон. Ты его не знаешь?

– Что-то слышал о банде сфинксов, которые охотятся на Блику. Но имени их главаря не запомнил.

– А что было дальше?

– Выбрался из ниши и обошел это сборище по уступам на стене. Хорошо, что все они были увлечены тобой. Меня не заметили… А это кто?

Крыс напрягся, уставившись куда-то позади меня. Кажется, готов снова юркнуть в джунгли металлического хлама.

Я оглянулся.

К нам, покачиваясь, шагает мейн-кун. Вот так дела! Я думал, дрыхнет, как суслик. Я и после одного пшика убойной водичкой валялся в отрубе неизвестно сколько, но ему в морду прилетело не меньше трех. А он идет себе пьяной походкой, пытается быть невозмутимым. Самое дурацкое – у него получается.

– Спокойно, – спешу успокоить Ласта, – это…

Черт, а ведь я до сих пор не знаю, как зовут этого громилу!

Мейн-кун остановился напротив меня и, удержавшись от падения, поймал взглядом Ласта, глаза округлились.

– О, еда!

Ласт вздрогнул, я тут же развернулся к коту всем телом, заслонил собой крыса.

– Осади, приятель. Это мой друг.

Котяра посмотрел на меня, как на говорящий пень.

– Ты дружишь с едой?

– Еду зовут Ласт! – сказал я на повышенных тонах. – И он спас мне жизнь. А я – твою, между прочим. Так что придержи свой аппетит до лучших времен, господин обжора.

Глаза громилы сузились, в них сверкнули огоньки. Он навис надо мной, как скала.

– Хочешь драться?! – прорычал он.

– Нет, – ответил я.

Но когти выпустил. Весовые категории разные, однако тут мой даймен. Будь что будет, Ласта в обиду не дам.

Котяра вдруг расслабился, сел.

– Как хочешь, – сказал с безразличием, рухнул и начал вылизывать бок.

Я выдохнул…

Но пришлось напрячься снова. Когда я увидел, что творится на заднем фоне.

– А вон те подраться хотят, – сказал я и ткнул мордой поверх мейн-куна.

Тот лениво обернулся, стал свидетелем того, как из-за надстройки и спутниковых тарелок выходят сфинксы. Я насчитал семерых. Самый крупный, занявший крышу надстройки, исчерчен татуировками.

– Помните, что сказал Леон, – говорит он, оглядывая своих, – не дайте себя ранить!

– Он не один, – сказал кто-то из рядовых.

Татуированный уставился на меня.

– Плевать. Гасите бурого, он – главная цель. И всем быть начеку, здесь его место!

Мейн-кун вскочил.

– О, свежее мясо!

Сонливость как ветром сдуло. Правда, серую тучу шерсти до сих пор штормит, кот пару раз накренился туда-сюда, пока бежал до центра крыши. Мне, по идее, следует попытаться скрыться где-нибудь, например, за свалкой железа, уйти в перемир, но меня зачем-то понесло вслед за громилой.

– Не отходи от убежища, – напоследок сказал я Ласту.

И занял позицию слева от серого любителя драк. Лишь когда сфинксы взяли нас в полукольцо, я заметил, что крыс уже справа от мейн-куна. Съежился, но отступать не намерен.

– Хана вам, плешивые! – рыкнул наш воитель азартно. Лапы опять предательски подкосились, он едва устоял.

Татуированный засмеялся.

– Какие грозные ребята! Сейчас обделаемся, развернемся и сбежим…

Мейн-кун подался вперед и зашипел, хвост распушился, дергается, как серое пламя. Когти вгрызлись в бетон, туша превратилась в напружиненный снаряд, готовый вот-вот выстрелить собой в разрисованного главаря шайки. Крыс, тем временем, дрожит как листик на ветру, кажется, не понимает, чем может помочь в грядущей потасовке, но упорно держит позицию.

И вдруг сфинксы, включая татуированного, попятились назад. Головы вжимаются в туловища, словно черепашьи, хотят спрятаться под панцирь. Глаза у всех круглые.

– Ха-ха, так и знал, что вы трусы! – возликовал мейн-кун и, бросив поочередно небрежный взгляд на меня и на Ласта, сказал: – Видали, как они меня боятся! Я вселяю ужас в их тощие задницы!

Сфинксы и впрямь смотрят со страхом. Правда, почему-то не на мейн-куна, а куда-то поверх него. Даже сильно поверх. Так коты обычно глядят на человека.

– Брысь! – прозвенел позади нас веселый и знакомый женский голос.

Затем кто-то хлопнул в ладоши.

До меня не дошло, как это случилось, но сфинксы исчезли. Может быть, пока я моргал от неожиданности. На крыше остались мы трое. И кое-кто еще.

Я обернулся.

Она так же прекрасна, как и тем волшебным утром… Ветерок заботливо перебирает рыжие локоны, под изумрудами глаз дремлет, будто камушки на дне ручья, россыпь веснушек. Только вот родинка рядом с улыбкой куда-то подевалась. Странно, я ведь помню, была. И одежда теперь другая. Белая блузка с короткими пышными рукавами, зеленый корсет. Бляшка ремня в виде какого-то цветка. Белесые и узорчатые, как мрамор, штаны в обтяжку, рыжие сапожки…

Поставив руку на пояс и теребя пальцами крупные ягоды малахитовых бус, девушка искоса смотрит на меня. И нежно улыбается.

– Нашел-таки… Что за непослушный кот!

Меня повело ей навстречу. И чудилось, что лапы не касаются крыши.

– Карри!

Зря ты связался с ней

Я запрыгнул к ней на руки.