Куда приводят коты

- -
- 100%
- +
Она приняла так, будто была к этому готова, и я на какое-то время потерял дар речи, мог только мяукать, тереться о ее шею и жмуриться от удовольствия.
– Ну, и что с тобой делать, – говорит она, тыкая мой нос кончиком своего, и улыбается – ты, киндер-сюрприз мохнатый?
Я смог, наконец, ответить по-человечески:
– Это не я тебя нашел, а ты меня!
– Да-а-а? И как мне быть с такой находкой?
– Холить и лелеять!
Она рассмеялась. Ноготки зачесали мою макушку, из меня полилось мурлыканье. Кручу головой, подставляя так и эдак, хочется, чтобы пальцы проникли глубже, почесали мозг… Рядом с ней так легко и спокойно, будто мы знакомы тысячу лет.
– А это что за вешалка рыжая? – услышал я голос мейн-куна.
– Ох, зря ты так про нее, – прошептал Ласт.
Не покидая объятий девушки, я повернулся к ребятам.
– Совсем забыл представить. Карри, это мои друзья! Ласт и…
И опять осознал, что не знаю мейн-куна по имени.
– Слушай, дружище, а тебя как зовут?
Тот, уже успевший потерять к нам всякий интерес, расселся на бетоне и бесцеремонно вылизывает причиндалы.
– Не знаю… Забыл.
Карри опять захихикала.
– Да уж, друзей ты собрал… Крыса, на которых мы вообще-то охотимся, и кот, с которым даже не знаком. Оригинально! Я бы похлопала, да руки заняты… Эй, здоровяк! Буду звать тебя Раскат! Не против?
Мейн-кун отвлекся от сакрального гигиенического ритуала.
– Почему Раскат? – спросил я.
– Он похож на огромный кусок теста, – отвечает Карри, – который хочется раскатать.
Я усмехнулся и добавил:
– И пельменей налепить.
– Умные больно, – проворчал мейн-кун и вернулся к своему занятию. Обиды в его голосе не было. Только пофигизм. Эх, мне бы такое самообладание.
Карри развернула меня к себе, взяла за подмышки, я повис. Она покачивает меня туда-сюда, как маятник, глядя мне в глаза.
– Ну, а как звать тебя, чудо шоколадное?
– Риф!
– Будь здоров!
– Не, это имя мое, Риф.
– Коралловый, что ли?
– Не думаю, – признаюсь честно, – я слишком мягкий и шелковистый, как в рекламе.
Карри прижала меня к себе, как плюшевую игрушку.
– Ути мой шелковистый!
А затем вдруг подбросила вверх. Я удивился, сколько силы в таком хрупком с виду создании, но меня заполонил восторг, как ребенка на батуте, я выдал в кувырке счастливый мяв и полетел вниз, ни секунды не сомневаясь, что Карри поймает.
И поймала.
Вот только обстановка слегка изменилась. Мы на той же крыше, но не у края, а сбоку от надстройки с дверью.
Ласт обнаружил нашу пропажу почти сразу, мордочка растерянно завертелась, но стоило крысу обернуться, и он нас увидел, осторожные рывки повели его в нашу сторону. Раскат же ничего не заметил, все так же, задрав лапу, царственно полирует языком свое мужество.
Карри, тем временем, пересадила меня на плечи, пальчики щупают кирпичную кладку надстройки там, где обвалилась штукатурка, от прикосновений стена с шорохом сыплет ручейки красного песка из щелей между плитами.
– Что делаешь? – спросил я.
– То, что не успела в прошлый раз. Одна сладкая парочка помешала, если помнишь…
– Забудешь такое, как же! А эта парочка может нагрянуть снова?
– Не может, – говорит Карри, сосредоточившись на поиске чего-то, – а обязательно нагрянет, так что времени у нас мало… Ау!
– Прости, я не специально!
Мысль о Блике и ее варане заставила мое тело изогнуться пружиной, шерсть встала дыбом, хвост заметался, а когти непроизвольно впились девушке в плечи. Я постарался взять себя в руки. Вернее, в лапы.
– Ласт! – обратился я к только что подбежавшему другу. – Скорее уходи отсюда! Скоро здесь будет Блика и ящер, они могут появиться в любую секунду!
Черные бусинки крысиных глаз взбухли, усы ощетинились, я почувствовал, как и его тушка превратилась в упругий мячик.
Он кивнул, а затем спросил:
– А ты?
– Останусь с Карри. Она меня в обиду не даст.
Но на всякий случай уточнил у рыжей красотки:
– Карри, ты ведь не дашь меня в обиду?
– Не знаю, не знаю, – отвечает та с веселой хитрецой, – если будешь хорошим котиком, может, и не дам… Оп! Нашла!
Ладошка вдавила один из кирпичей, тот уполз в стену, провалился куда-то с глухим стуком, и девушка запустила руку в тайник по локоть, ей пришлось наклониться, я переместился ей на спину и вновь посмотрел на Ласта.
– Ты не мог бы взять с собой Раската? Сам он вряд ли сбежит, вон, разлегся, как у себя дома, а Блика или тот динозавр его порвут, к гадалке не ходи.
Ласт, съежившись, оглянулся на тучу серой шерсти с когтями и клыками.
– А этот здоровяк меня не…
Крыс сглотнул.
– А ты его не спрашивай, – говорю, – прыгай на спину и в перемир, как делал со мной. Я его сюда, кстати, так же притащил. Он любит покушать, приведи его туда, где полно еды, про тебя сразу забудет.
Мой маленький друг снова посмотрел на меня, страх в его глазах сменился на что-то другое, спокойное, но слегка печальное.
– Уверен, что хочешь с ней? – спросил он.
Струна сомнения дернулась внутри, я в очередной раз оставляю лучшего друга, еще и спихиваю на его малюсенький хребет ношу в виде мейн-куна. Но я долго и упорно ждал встречи с Карри, почти утратил надежду, что она когда-нибудь состоится, но вот…
Не могу упустить шанс!
Я кивнул.
– Бегите, ребята! Я найду вас позже… Удачи, Ласт!
Крыс улыбнулся с грустью, тем не менее, я увидел в этой улыбке тепло. Он принял мое решение. Усики будто махнули на прощание, Ласт развернулся и побежал к коту.
Карри, тем временем, выпрямилась, я опять перебрался на плечи. Покинувшая тайник рука до локтя припорошена пылью, на ладошке – резная шкатулка из темно-красного дерева. Карри дунула на крышку, с витиеватых узоров слетело серое облачко.
Моя шея вытянулась навстречу загадочному предмету.
– Что внутри? – спросил я.
До носа дотронулся указательный палец.
– Рано тебе такое знать, котик, – отвечает девушка игриво, – проживешь дольше. И друзья твои тоже.
Я вновь посмотрел в ту сторону, где видел Ласта и Раската.
Там пусто.
Теперь на крыше только мы вдвоем. Пока что…
Я отвлекся от Карри всего на несколько секунд, а когда вернул все внимание ей, шкатулки в ладонях уже нет, девушка отряхивает предплечье от пыли.
– Эй, а куда спрятала?
Карри зачесала мне подбородок, и я опять растаял. Жмурюсь, балдею… Не только от ногтей, но и от запаха ее волос. Они пахнут топленым молоком и травами.
– Куда надо, – отвечает, продолжая чесать, – туда и спрятала, любопытный котик.
Я открыл глаза.
Меня чуть не снесла волна звуков и запахов, наверное, я снова впился когтями в плечо Карри, но та на сей раз промолчала, придержала мою взбрыкнувшую тушку ладонью, спасая от падения, а потом и вовсе пересадила на руки.
Мы оказались в очень людном месте.
Похоже на базарную площадь какого-то арабского города. Мы в самом центре бурлящего котла торговли. Ночной мрак смешался с медовым, апельсиновым и карамельным светом фонарей и ламп. Смуглые мужчины в тюрбанах, женские лица – а порой одни лишь глаза – в облаке воздушных тканей… Национальные одежды примерно поровну чередуются с джинсами, шортами, цифровыми камерами и селфи-палками. Галдеж, стук копыт, тарахтение мотоциклов, мелодичное завывание дудки…
Карри уверенно плывет в пестром людском море, ухитряясь не задевать ни туристов, ни местных жителей. Сама она тоже преобразилась. Теперь, как и многие здешние горожанки, закутана в кокон простыней. Совсем как жена какого-нибудь султана. Впрочем, зеленый цвет тканей очень подходит изумрудам ее глаз.
– Где мы?! – спросил я, задрав к ней голову.
Моя проводница прикрыла нижнюю часть лица узорчатой маской, по ее нижнему краю рядком висят и позвякивают янтарного цвета камушки. Сквозь полупрозрачную ткань я заметил улыбку.
– Понятия не имею, – ответила Карри и подмигнула.
Я сбит с толку этим признанием. Красочная суета вокруг, воспользовавшись моим ступором, беспрепятственно проникает в мои уши и глаза. Мимо нас успели пронестись пара велосипедов и резвый ослик с двухколесной повозкой, прежде чем я выдал:
– Как это?
Снова выкрутил шею и, глядя на Карри, добавил:
– Ты что, не была здесь ни разу?
Янтарные бусинки около ее подбородка постукивают друг о дружку, рождая волнистый перезвон.
– Была. Наверное… Скорее всего.
– И все равно не знаешь?
– Эх, котик… Слишком много в тебе человека.
Древние плиты площади, повидавшие, наверное, еще каких-нибудь крестоносцев и сарацин, мелькали перед моим потупившимся взором. Меня привел в чувство проехавший рядом мотоцикл с прицепом из клеток, в них кудахтали и хлопали крыльями куры. Перышко кувыркнулось в воздухе, щекотнуло меня по носу, и я чихнул. Карри, держа меня на предплечье, идет вдоль стены фруктов одной из бесчисленных торговых палаток. Взяла мандарин, понюхала с явным удовольствием, между ней и продавцом случился обмен приветливыми репликами на незнакомом мне языке, Карри вернула плод на место и побрела дальше.
– Как мы смогли возникнуть в такой толпе? – спрашиваю я. – И почему я все еще могу разговаривать по-человечьи на глазах стольких людей?
– Проще простого, котик, – отвечает Карри, почесывая мне макушу. – Оказаться в слишком людном месте так же легко, как и в совершенно безлюдном. Когда народу через край, никто не заметит чье-то внезапное появление или исчезновение. А если и заметит, тут же забудет. Здесь ни на чем нельзя удерживать внимание долго. Суеты больно много, глаза разбегаются… Со звуком то же самое. Этот шум! Свою-то речь разобрать трудно, не то что чужую…
– Ясно, возьму на вооружение, – отозвался я. Потом оглядел цветастую рыночную жизнь и спросил: – А что мы забыли на базаре? Хочешь прикупить какую-нибудь миленькую брошь? Ты и без нее вполне смотришься. И вообще, я украшаю в сто раз лучше всяких там экзотических побрякушек с окраин мира.
– Кто бы сомневался! – рассмеялась Карри.
Мне досталась новая порция приятных почесушек. Пока зеленые ногти, расписанные узорами в виде жилок листьев, пробирают до мурашек мою спрятанную в шоколадный мех кожу, Карри вещает:
– На самом деле, мы сочетаем приятное с полезным. Во-первых, я выгуливаю тебя, брошка ты мохнатая, мир показываю. Ты, небось, только по чужим квартирам скакал? Обчищал кухни и лез в постели одиноких домохозяек.
– Ну, не прям всегда…
Карри хихикает.
– Знаем-знаем, не отпирайся! Нормальное поведение замордованного бытовухой обывателя, дорвавшегося до свободы. Какие уж там путешествия в неизведанное. Хоть бы пузо набить, девочку потискать да выспаться, чтоб никто не трогал… Простые человеческие радости. Не нужно стыдиться.
– Да какой уж там стыд, – говорю, припоминая наши с Ластом диверсии в чужие жилища. – Это же кайф! На работу ходить не надо, еда бесплатная, ночую, где хочу. И с кем хочу. Без всяких последствий… Красота! Другое дело, что хватило недели такой жизни, чтобы пресытиться и начать ломать голову философской ерундой типа «а что же дальше?». Как-то быстро. Думал, буду кутить несколько лет минимум…
– Когда мучает жажда, – изрекает Карри в духе восточных мудрецов, – кажется, что выпьешь океан. Но не хочется уже после пары кружек.
Я не устаю крутить головой, глаза поедают мельтешащие, как пчелы, детали, мозг превратился в ненасытный желудок под названием «любопытство». Магия ночи преобразила толпу, которую вообще-то терпеть не могу, в волшебный танец призраков. Сумрак окрасил таких разных всех в некий единый оттенок, и теперь сборище туристов со всего мира с примесью аборигенов кажется чем-то цельным, как цветные ворсинки ковров, что продаются здесь на каждом шагу, собираются в одну картину.
Я кое-как отвлекся от хоровода вещей и спросил:
– А во-вторых?
– Что «во-вторых?»
Мои глаза опять смотрят снизу вверх, на восточную принцессу, что несет меня сквозь океан теплых красок.
– Ну, ты сказала, что, во-первых, делаешь мне экскурсию. А что во-вторых?
– Ах да… Во-вторых, мы сбрасываем хвост.
Пальцы проскользнули позади меня, вдоль гибкого кофейного отростка, что изогнулся знаком вопроса.
– Не бойся, я не про этот хвост, – сказала Карри сквозь смех. А затем продолжила более серьезно: – Не забывай, по моему следу идет одна неугомонная парочка, с которой ты уже имел честь повидаться на свою беду. Нельзя мне быть долго на одном месте, иначе они почуют, где я, и появятся рядом. Так что мой тебе совет, наслаждайся тем, что сейчас. Скоро нам придется отсюда исчезнуть.
Карри свернула с площади в лабиринт торговых палаток.
Слева и справа сплошь завешано предметами, какие только можно вспомнить. Блюдца, чайники, лампы, зеркала, кожаные сумки и ремни, птичьи клетки, платья, связки веток, бутылочки с маслами, сувенирные маски неизвестных демонов… Чем только не торгуют! Изнанка легких согрета запахом свежих лепешек, их жарят на наших глазах под открытым небом. А специи… Настоящая оргия для кошачьих носовых рецепторов. Расписные цилиндры бочек стоят шеренгами в несколько рядов, как строй солдат, готовых дать ружейный залп, и над каждой бочкой – горка приправы. И такие разноцветные пирамидки специй на каждом шагу! А некоторые дельцы прямо на мостовой выкладывают огромные пестрые картины из зерен, стручков, лепестков, сушеных трав и прочих пахучих пряностей. Что творится с моим носом, даже не описать…
Мы зашли в черт знает какую по счету лавку. Карри вертит в пальцах очередную тарелку, взгляд изучает паутину узоров, а я, сидя на плече, озираюсь по сторонам. Присевший было ей на уши продавец переключился на туристку в другом углу магазина. Видимо, непривычных к торгу иностранцев разводить на деньги проще, а Карри с ее одеждой и знанием языка умело выдает себя за местную.
Я воспользовался тем, что нас не слышно, и прошептал:
– Тут есть хоть что-то без узоров?!
Это был даже не вопрос. Здешний базар можно по праву назвать царством узоров. Почти любая посуда, ткань, светильник, дверь, какая угодно поверхность, – все в узорах. А внутри каждого узора – более мелкие узоры. И так далее…
– Они, походу, соревнуются, у кого рисунки сложнее, – добавил я.
– А тебе что, не по вкусу? – отозвалась Карри, не отвлекаясь от тарелки.
– Ну надо же повозмущаться для порядка.
– Это да, – согласилась моя проводница. – На все согласных тут не уважают, народ такой. Назвали цену – надо тут же предлагать вдвое меньше. А то оберут до нитки.
– Хорошо, что нет на мне ниток. Только шерсть.
Карри, наконец, оставила в покое кухонную утварь и переключилась на кожаные туфли. С вышивкой, разумеется, куда ж без нее.
А я обнаглел до такой степени, что позволил себе спрыгнуть с ее плеча и прогуляться около магазина в поисках чего-нибудь вкусненького. По итогу моей вылазки торговец выпечкой неподалеку отсюда стал беднее на одну булочку. Хорошо быть мелким, однако. Не то чтобы я настолько голоден… С другой стороны, почему нет? Карри дело сказала, надо ловить момент, пока ловится.
Стараюсь нести добычу, не задевая о дорогу и ноги окружающих. Надеюсь, Карри не побрезгует угоститься с той стороны, где нет моих зубов.
– А что это за башня? – спросила у гида толстая туристка в больших черных очках, соломенной шляпе и гирей фотоаппарата на шее. Ее палец указывает на прямоугольное строение, оно высится над прочими, как маяк над утесами.
Местный гид, усатый, почти черный и тощий, как высохший на жаре куст, отвечает:
– Мечеть. Главная достопримечательность города. Ей уже много веков!
– О, а есть у нее название?
– Конечно! Мечеть называется «жрать надо меньше, корова».
– Как, простите?
– Жрать надо меньше, корова!
Туристка пытается повторить по слогам:
– Жрать-на-до-мень-ше…
– Корова, – подсказал гид.
– Корова!
Женщина просияла, захлопала в ладоши, фотоаппарат дважды щелкнул с прицелом на мечеть.
– Здорово! – говорит, возвращая дорогущую цифровую технику на грудь. – А как переводится?
– Вершина тысячи солнц! – отвечает гид с лучезарной улыбкой.
Ладони туристки сложились в молитвенном жесте.
– Боже, как поэтично!
Изо всех сил пытаюсь не выронить булку, челюсти сводит смехом. И все же выронил. Только уже не от смеха. До меня лишь сейчас дошло, что я понял иностранную речь! В этом разговоре был не только английский, но и здешний арабский говор.
Но я понял все до последней буквы!
Прислушавшись к диалогу гида и туристки вновь, я с разочарованием обнаружил, что их слова опять превратились для меня в абракадабру. Все, что могу, это отличить инглиш от местной тарабарщины. Похоже, охотясь за булкой, я увлекся и просто забыл, что не знаю языки, и перемир ненадолго приоткрыл для меня форточку абсолютного межнационального взаимопонимания. Но стоило осознать и начать копаться в случившемся, и потусторонний переводчик мгновенно испарился.
Кошачье чутье заставило пригнуться.
По кончикам ушей скользнуло, стремительная тень колыхнула шерсть на голове, и перед носом об камни мостовой треснула сандалия, покатилась дальше.
Я оглянулся.
Босой на одну ногу торговец хлебом на бегу снимает вторую сандалию, глаза сверкают, хвост тюрбана и подол одежды грозно развеваются. Ко мне, обгоняя хозяина, рвутся, как псы, гневные слова, совершенно мне не знакомые, но почему-то общий смысл ясен и без перевода.
Бросив прощальный взгляд на булку, я запрыгнул на багажник промчавшегося рядом мотоцикла, а оттуда – на крышу лавки по соседству с той, где сейчас Карри. Вообще-то, можно было сразу к ней, но тогда ей пришлось бы разбираться с разгневанным продавцом выпечки. Уверен, она бы выкрутилась, возможно, ее это бы даже развлекло. И все же не хочется лишний раз ее подставлять. Понятно, что пекарь не полезет за мной по крышам, но мой инстинкт, тем не менее, пытается увести его подальше от Карри. Лишь мысль о том, что я могу потерять из виду нужную лавку и не найти обратный путь, заставила прекратить бегство.
К этому моменту я обнаружил себя в каменном окне какой-то древней стены, наверное, крепостной. Не уверен даже, окно это или выбоина со времен средневековой осады. Тут все выщербленное, с ходу и не разобрать. Куда ни дотронься, песок сыплется. Стена, как старое поваленное бревно, приютила под собой грибницы магазинчиков. Смотрю на их крыши с высоты… Как же много, лезут друг на друга, будто клопы, поди разбери, в какой из них Карри!
К счастью, она вышла на улицу, и я смог ее увидеть. Синяя ночная мгла и огненный свет фонарей мешают различать другие цвета, и все же я узнал фигуру в зеленом. Удалось даже разглядеть, как волнуются висячие камушки на маске. Карри озирается по сторонам, ищет меня!
Я приготовился спрыгнуть на ближайший выступ стены.
– Эй! – раздался позади голос.
Женский. Хриплый…
Сердце остановил ужас. Остановил и расползается по телу, проникает льдом в кровь с той же скоростью, с какой мозг поднимает из глубин памяти жуткие сцены с хозяйкой голоса. Более низкого, чем у Карри. Оборачиваюсь медленно, будто превращаюсь в камень. Отчаянно надеясь, что ошибся.
Нет уж. Ее не забудешь.
Черная кошка сидит напротив чуть ли не нос к носу. Шрам на морде, похожий на грубый кремневый нож пещерного человека, не оставляет сомнений.
Она.
Такие же черные, как мех, зрачки на фоне сияющих желтых глаз лишают воли, не дают смотреть на что-то другое. Трудно понять, где кончается шерсть и начинается тьма, заполонившая пустоту позади нее. Оттуда, из непроглядной темноты… струится туман. Едва заметный. Ритмичный. Проскальзывает по кошачьему силуэту, касается меня, моего носа… Еще порция тумана… И еще…
Он дышит!
Пытаюсь разглядеть во мраке чешую. Потемки, хоть глаз выколи, грош цена моему ночному зрению… Но чудовище где-то там, я чувствую! Нависло, как божество, над своей подопечной, всегда на страже…
Блика посмотрела исподлобья, и мне показалось, что взгляд распилит меня пополам, если она наклонит голову еще чуть-чуть.
– Зря ты связался с ней, – сказала она.
И пихнула меня лапой в грудь.
Я вылетел в окно с такой силой, будто меня сбила машина, в ушах взвыл ветер, звездное небо и крыши лавок закружились, сменяя друг друга, в бешеном колесе, тело рефлекторно скрутилось в клубок. Я ощутил, как низ потащил меня к себе, и зажмурился.
Анфилада
Когда вращение прекратилось, я обнаружил себя в… стиральной машине!
Благо, меня забросило не в пучину стирки. Иначе глотал бы сейчас грязную мыльную воду, а кости ломались бы стальными ребрами барабана.
Дверца приоткрыта. Морда осторожно высунулась…
Похоже, я угодил в прачечную.
Моим случайным приютом оказалась одна из белоснежных стиральных машин в плотной шеренге себе подобных. Напротив – такая же шеренга иллюминаторов и электронных панелей. Не прачечная, а космический корабль, ей-богу! Некоторые дверцы, как и моя, открыты, за другими кувыркается в пене одежда. Гудят движки, мигают светодиоды, воздух переполнен запахами бытовой химии. Между рядами бродят в обнимку с корзинами люди, большая их часть – азиаты. Надписи в поле моего зрения топорщатся колючками иероглифов. Очевидно, я где-то в Китае. Или в Японии.
Это царство белизны и высоких технологий сбило с толку, я только сейчас осознал ужас произошедшего. Я же переместился! Не успел собраться с мыслями, страх разворошил мозг, как улей, и мелькнувшая в хаосе ассоциация с вращением швырнула меня через перемир.
И теперь… О, нет! Карри осталась там, в неизвестном арабском городе, где ее вот-вот настигнет Блика с ящером!
В «моем» ряду стиральных машин всего пара человек, один ко мне спиной, вторая далеко, увлечена запихиванием шмоток в корзину. Я поспешил вернуться в машинку: прыжок – и я снова в серебристом сумраке барабана.
Зачем вообще куда-то выходить?
Я зажмурился.
Нужно вернуться и предупредить! Сейчас же!
Легко сказать… Понятия не имею, как. Вернее, имею, но дело не в умении. Я же с первой попытки попал в спальню Седого, когда намеревался спасти мать и бывшую девушку, стоило лишь представить ремешок дедовых часов. Но Карри я искал неделю и не нашел, пока та сама не соизволила навестить даймен на крыше. Ясно, что вопрос удачи. Когда сразу, а когда – хоть из кожи вон лезь. Но это ясно умом.
А глупое сердце, помня тщетность попыток, в успех не верит.
«Не найдешь, пока не найдет тебя сама!» – бьется там одно и то же.
Но хуже то, что не могу переместиться вообще никуда. Сижу с закрытыми глазами в стиральной машинке, без посторонних, веки тужатся, надежно прячут от реальности, в голове образы… но я по-прежнему в стальном желудке чистящего монстра. Словно нет и не было никогда перемира.
Я понял, в чем загвоздка. Мы с Ластом не раз попадали в такую ловушку в общественных местах.
Камеры!
Сомнений нет, меня засек на видео охранник, когда я выпрыгнул из стиралки. И если потусторонний «ветер» не сдул меня в перемир, значит, охранник смог найти объяснение тому, как я оказался в машинке. Но плохо, что он видел и то, как я запрыгнул обратно. И следит до сих пор, уверенный, что я внутри. И эта железная уверенность не дает перемиру меня забрать.
Можно поискать другое укрытие, где обо мне не будет знать ни одна живая душа, и с легкостью исчезнуть оттуда. Но меня поймало на редкость людное местечко. Азиатский мегаполис. Пока найду это самое укрытие, могу потерять кучу времени, а на счету каждая секунда.
И я пошел иным путем.
А именно, стал пытаться уйти в перемир снова и снова, как узник, колотящий дверь тюремной камеры. В надежде, что пялящийся сейчас в монитор секьюрити отвлечется на бутерброд с чаем, на почесать ногу, на другой монитор, на муху… Да хоть на что-нибудь! Иногда это срабатывало. Ласт рассказывал, что при должном волевом рывке, личном могуществе и удачных обстоятельствах можно убедить перемир, скажем так, слегка «пихнуть локтем» мир реальный. И тот сам отвлечет ненужного наблюдателя на несколько секунд. А мне больше и не нужно. Достаточно пары мгновений, чтобы…
Есть!
Очередная попытка увенчалась успехом. Но понял это лишь после того, как подпрыгнул, словно ошпаренный. Только ошпарило не кипятком, а бурей людских воплей и электронной музыки.
Вокруг пляшут разноцветные лучи прожекторов…
Похоже, меня занесло в клуб на чей-то концерт. На самый бок сцены, где в полумраке сжалась стройной гармошкой одна из половин занавеса. В его складках я и оказался. И даже догадался, почему: по нижнему краю занавеса висят точно такие же янтарные камушки, какие я видел на маске у Карри. А ведь именно о них думал в момент прыжка.
– Выше руки, ребята! – крикнул певец с края сцены.
На его фигуре в коротком плаще сходятся потоки света. Очки, серьга, на макушке белый «ежик»… Ладонью и микрофоном солист подманивает толпу в бодром ритме, сотни скачущих тел в яме танцпола воют, визжат, машут руками, сверкаю камеры телефонов. Мои когти втыкаются в бархат ковролина, по которому стелется туман. Дымовая машина выплевывает его чуть в стороне от меня, давая, кроме тени занавеса, еще одно укрытие. Но дышать трудно… Виной тому углекислый газ, продукт реакции сухого льда и воды из недр дым-машины. Для певца и его группы туман безвреден, обволакивает лишь ноги, а вот мою компактную тушку – по самые уши!