Автор благодарит Кристину Прилепину за чудесную песню.
Бочка с нефтью
Многих отчисляли из универа. Не меньше и тех, кого увольняли, не заплатив. А уж кого бросали вторые половинки, вообще не счесть. Но редко кто может похвастаться комбинацией всего вышеперечисленного, сыгравшей в один день.
А я могу.
Бинго!
Нет, я не пытаюсь найти оправдание тому, что сделал. Может, сделал бы то же самое, случись в этот день стипендия, премия и романтическое свидание с бурным финалом.
Но вышло ровно наоборот. Утром меня выперли из учебного заведения за пропуски, во время которых я зарабатывал на учебу и подарки для Жанны. Днем начальство деликатно послало на три буквы за прогулы, которыми я пытался спасать учебу и личную жизнь. А вечером Жанна сказала, что ей не нужен безработный неуч.
И на каждое из этих событий я лишь кивал, пожимал плечами, мол, ну ладно.
Однако спокойствие было внешнее. Внутри невидимая бочка наполнялась нефтью, которая могла рвануть от малейшей искры…
И рванула.
Ближе к ночи траурная прогулка привела под мост, и я заметил, как трое уродов мучили кошку. Один держал за хвост, раскачивал, как маятник, над пламенем зажигалки, которую держал второй, сидя на корточках, а третий снимал на телефон. Все трое ржали, а бедное животное истошно выло, брыкалось.
Не знаю, что на меня нашло.
Так-то мухи не обижу. Сдачи дать способен, но только если уж совсем припереть к стенке, а вообще от конфликтов стараюсь уходить, в чужие разборки не ввязываюсь.
Но вой кошки…
Я зарычал, накрыло горячей пеленой. Не помню, откуда в руке оказался кирпич.
Когда вернулась способность мыслить, я обнаружил себя сидящим на распластанном теле. В кулаке осталась лишь половина кирпича. Другая половина торчала у живодера изо рта. Во вменяемом состоянии трудно смотреть на то, во что я превратил его череп. Опознать смогут лишь по татуировкам, перстням, часам, цепочке…
Кажется, я замесил в фарш какого-то мажора. Папиного сынка.
Эту мысль подтвердил стоящий неподалеку бордовый спорткар, водительская дверь нараспашку, колонки долбят из пустого салона матерным рэпом. Я запустил куском кирпича в открытую дверцу и – о чудо! – куда-то попал. Во всяком случае, хрустнуло, и речитатив стух до невнятного мычания.
Прихожу в себя под шелест осенней листвы на асфальте… Пыхтят, как кузнечные мехи, легкие… Тарахтит вдалеке мотоцикл, на котором смылись дружки мажора…
– Мяу!
Мне словно отвесили пощечину. Я тут же взял себя в руки.
Оказалось, кошка не сбежала. Вернее, пыталась, но не смогла. За ней по парковке тянется цепочка темных пятнышек, животное лежит поодаль.
Я подбежал, колени коснулись асфальта.
Белая, с рыжей спиной…
На бедре скривила губы резаная рана. Шерсть вокруг потемнела, похожа на колючки.
Я быстро понял, чем сделан порез. Среди вещей, которые бросили выродки, кроме зажигалки и телефона, есть нож. Выпал, скорее всего, из ладони покойника, когда я сбил с ног. А ведь нож мог торчать сейчас из меня. Спас фактор внезапности, а еще убойный допинг ярости.
– Потерпи, хорошая. Сейчас…
Я погуглил адрес ближайшей ветеринарной клиники. Вызвать бы такси, но не хочется ждать, а потом еще объясняться с водителем. Я осторожно взял кошку на руки, вознамерился было добежать на своих двоих, тут недалеко…
Но взгляд задержался на брошенном спорткаре.
Прав у меня нет, но водить худо-бедно умею, научили приятели.
Я пнул с пассажирского сиденья кальян, тот грохнулся об асфальт, руки бережно опустили на глянцевую обивку обессилевшего зверька. Центральная панель в трещинах, под коробкой передач кусок кирпича. Ключи нашлись в кармане мажора.
Крутить баранку хоть и умею, но своего железного коня нет. А вместе с ним – и знаний ПДД. Так что, пока ехали, заработал на свой счет солидное число акустических дизлайков от машин и их владельцев. Один раз чуть не «поцеловал» бордюр. Чудо, что лишь один. Такими темпами гаишники сцапают раньше, чем уголовный розыск.
В клинике я передал кошку в умелые руки дежурного врача.
– Что случилось? – спросила она.
– Отобрал у каких-то уродов. Издевались…
– Убивать таких на месте!
О том, что ее желание было реализовано, я предпочел умолчать.
Пока женщина промывала и зашивала рану, я осторожно чесал кошке загривок, а рыжий полосатый хвост вяло дергался. Рыжая также спина и верхняя часть головы, кошка словно в супергеройской маске. Белая шерсть на лапках, животе, груди, забирается на мордочку белым треугольником. На этом треугольнике сбоку от носа – рыжее пятнышко.
– Здоровью ничего не угрожает, – заверила врач, – но ходить пока не сможет. Кошечке нужен уход и хорошее питание. Крови много потеряла.
– Конечно. Спасибо, доктор!
Не стал я говорить и то, что кровь на моей одежде вовсе не кошачья.
При клинике есть зоомагазин, я успел как раз перед закрытием. На деньги из кармана мажора купил лекарства по рецепту, корм, переноску, лоток, наполнитель, миску, несколько игрушек.
Когда вышел из спорткара рядом со своей пятиэтажкой, на скамейке два местных алкаша Леня и дядя Боря разинули рты, две пары глаз выпучились в мою сторону, у Лени замерла клешня с огурцом, дядя Боря выронил стакан.
Сидящая рядом бабка, не помню, как звать, орет:
– А паренек-то с двадцать пятой совсем пропащий, с работы выгнали, с института выгнали, как пить дать наркоман…
Повернула голову ко мне.
И поперхнулась, со слюнями брызнула шелуха семечек, глазищи стали больше, чем у алкашей.
Я обошел машину, забрал с пассажирского переноску и пакет с покупками, дверца хлопнула, и я пошел к подъезду.
– Славик, а т-ты чо, уже работу н-нашел? – спросил Леня.
– Что за работа?! – подхватил дядя Боря. – Тоже хочу!
Я ответил с крыльца:
– Дезинсекция… Паразитов истреблять. Особо крупных.
Дома устроил кошку на кровати.
Запахло древесиной, когда насыпал в лоток наполнитель. Миска с двумя отсеками, в один я налил воду, в другой выдавил пакетик влажного корма, посыпал лекарственным порошком.
По телевизору «Дежурная часть»:
– Срочная новость! Буквально час назад под пешеходным мостом на улице Ленина найден труп сына главы ГУВД…
Дальше не слушаю, мозг словно попал в вакуум.
Облако шерсти мирно сопит на подушке, рыжий бок вздувается и опускается, стрелка уха едва заметно шевелится, этакий перископ, торчащий из глубин сна…
Моя поломанная судьба в обмен на несколько часов покоя этой кошки.
Через сколько сюда ворвутся гориллы в камуфляже? Зря, конечно, я приехал домой на такой заметной улике. По камерам отследить – раз плюнуть. Сто пудов, уже едут с мигалками. Надо было, как в кино, кирпич на педаль газа, и в озеро. Не себя, только машину. Хотя убитый горем папаша, от которого, вероятно, сынуле и передались садистские гены, сделает со мной такое, что разумнее вместе с машиной.
Кошка, словно ощутив мой тревожный взгляд, подняла голову. Зеленые глаза смотрят на меня долго и сонно.
Но вот обратились к миске, ожили.
Я поднял пушистую на руки, думал, будет царапаться… нет. Монашеское смирение. Отнес в угол, руки бережно опустили рядом с миской. Кошка, прихрамывая, добралась до мяса в желе. Съела чуть-чуть. Зато воду вылакала аж полмиски.
Я взял в ладони мордочку. Пальцы гладят мокрую шерсть, рыжее пятнышко на белом треугольнике…
– Мяу!
Кошка довольно жмурится.
Сама дохромала до кровати, я лишь помог забраться.
Кое-как нашел в себе силы впихнуть в себя бутерброд и залить чаем, а потом выключил свет и в футболке и джинсах улегся на кровать рядышком. Предварительно извлек из телефона батарею. Может, это выиграет нам с муркой бонусные гроши времени.
Кошка свернулась на подушке калачиком, а я свернулся вокруг, мой нос уткнулся в мохнатый загривок. Шерсть щекочет ноздри, туловище нагрелось как от печки, я закрыл глаза и слушаю, как урчит…
На ладони греется тяжелое, металлическое. Находка из бардачка. Учитывая, чей именно бардачок, найденное не удивило. Пистолет. Не травмат, судя по калибру. Я вовсе не эксперт по оружию – загуглил, пока пил чай, как отличить боевой от подделок. То, что с большой долей вероятности он именно боевой, меня успокоило.
Живым не дамся.
Мне и так хана. Но ТАМ меня сразу не грохнут, папаша-психопат не позволит. Сперва обязательно сломают. И доламывать будут долго, мучительно.
С предохранителя снял, затвором клацнул. Главное, проснуться, когда начнут вышибать дверь. Или влетят через балкон? Только бы успеть, дуло в рот и…
Конец фильма.
Тишина…
Впервые в жизни я порадовался одиночеству. Были бы родители, как у ребят из полных семей, которым я завидовал, чьи папы носили на плечах, брали на рыбалку с ночевкой, а мамы сдували пылинки, откармливали котлетами… Но отца я никогда не знал. А для матери был вроде старой мебели: на фиг не нужен, но выкинуть жалко. Ее больше заботили мужики, от которых возвращалась пьяная, помятая. Которых водила домой, пока я был в школе.
Стоило мне поступить в институт, как она привела в дом очередного хахаля без всякой конспирации.
«Познакомься, это дядя Валера! Он будет жить с нами».
Причем «дядя» оказался старше меня всего на три года.
Это стало последней каплей. Я экстренно собрал рюкзак, моих более чем скромных накоплений (плюс назанимал у знакомых) впритык хватило снять квартиру-студию в пансионате. Сообщать матери адрес, разумеется, не стал. По телефону она грозилась заявить в полицию, мол, из-под земли достанут, но дальше угроз не зашло. Никто теперь не мешал ей кувыркаться с молодым любовником.
А для меня начались суровые будни. Раньше худо-бедно, но жил на материнских харчах, а пустившись в свободное плавание, шел после пар не под одеяло, а катать тележки, возить поддоны, таскать башни тяжелых коробок, карабкаться на стеллажи, раздавать листовки, махать метлой… Да что угодно, лишь бы хватало на жилье! Заправляясь дошираками и злобой на мать.
Звонки от нее становились все реже, а нынче и вовсе исчезла с радаров. Так что горевать по мне вряд ли будут. Сомневаюсь, что мою пропажу вообще заметят.
В том числе, Жанна. После того как я написал ей, что меня отчислили, на наше с ней, как выяснилось, последнее свидание пришел совершенно другой человек. Чужой. Было очевидно, он не испытывает ко мне ни малейшей привязанности. Невозможно было поверить, что эти губы еще вчера шептали, как любят, как ей хорошо со мной, и в горе и в радости… А увез ее на мотоцикле мой одногруппник.
Ничто не держит меня в этом мире.
Даже кошка не прольет слезинку. Но ей можно. Что с кошки взять, природа такая. Хотя уверен, эта малявка испытывает ко мне больше нежности, чем все сборище так называемых «близких людей». Вот за нее и отдам свою никчемную жизнь.
С этой мыслью я и уснул.
Все как есть
Проснулся от запаха жареной картошки и ветчины, а еще от шипения. Что-то скворчит на сковородке…
У плиты хозяйничает девушка.
Спросонья подумал, Жанна. Она вчера не бросила, дурной сон…
Но иллюзия жила лишь секунду. Волосы Жанны длинные, черные. А у этой – рыжее каре. Да и ростом сильно ниже. На девушке моя светло-зеленая рубашка с коротким рукавом и желтыми клетками. И, похоже… все. Под подолом матово блестят в свете утра голенькие ножки.
– Проснулся?
Девушка тряхнула волосами, и я увидел милое личико. Под зелеными глазами через переносицу припорошено веснушками. И рыжая родинка сбоку от губ, которые озарили улыбкой. Незнакомка поправила локон, не выпуская из пальцев деревянную лопаточку.
– Вовремя! Завтрак готов.
Она что-то поддела со сковороды, после чего тарелка в ее пальцах подплыла к столику рядом с кроватью, фарфор звякнул о застеленное кружевной салфеткой стекло, и я увидел… глазунью с двумя румяными пластиками ветчины и тремя поджаристыми драниками. Рядом с тарелкой девушка поставила чай. Правда, выбрала для него странную тару. Не чашку, а блюдце.
Завтрак, что ни говори, побуждает глотать слюну. Тем не менее, все еще внимательно изучаю девушку. Она перехватила мой взгляд.
– Что, не узнал?
Повернулась ко мне боком, пальцы приподняли край рубашки. На открывшемся бедре я увидел шов. Пухлую гусеницу поблекшей зеленки с черным узором ниток.
Девушка, глядя на меня, лучезарно улыбнулась.
Хочу что-то сказать, но не могу выбрать, что. Спасибо за завтрак… Ты очень красивая… Прикольно, не знал, что кошки умеют так… Слова в голове смешались, и все, что смог выдавить, это:
– Мяу!
Лишь после этого догадался повернуть голову к шкафу, в дверце которого есть зеркало. В нем я увидел кота. Короткая шоколадная шерсть, яркие желтые глаза. Кот лежит на смятой футболке, рядом изогнулись не менее мятые джинсы.
Единственное, что меня удивляет, это мое спокойствие. В такой ситуации стоило бы ломать голову над тем, как такое возможно. Кошки не превращаются в людей! Люди не превращаются в котов! Ну да, ну да… Однако любопытно другое. Почему эта чертовщина (вернее, котовщина) меня ни капельки не беспокоит?
Мурчу, перебираю в мыслях бусины ответов… Наконец, выбираю нужный. Быть может, неверный, плевать. Главное – меня устраивает.
За вчерашний день я вымотал столько километров нервов, меня давило таким тяжеленным прессом отчаяния, что больше не хочу волноваться от слова «совсем». С меня хватит. Пусть мир рушится, пусть розовые слоны пляшут на голубых черепахах, пусть творится какая угодно дичь… До лампочки. Не потрачу на этот цирк ни единой нервной клеточки. Что бы ни происходило дальше, буду принимать все как есть. В кои-то веки проснулся с гармонией в душе, только попробуйте ее нарушить – глаза выцарапаю!
Теперь есть чем.
Я запрыгнул на столик, по телу теплая бодрящая волна. Мышцам и суставам так хорошо в движении, кручусь на месте, рассматриваю себя.
Девушка расположилась за столиком напротив меня, на ковре. Подложила подушку, уселась по-турецки с чашкой чая в ладонях.
– Можешь теперь питаться кошачьим кормом, зайдет не хуже чипсов или шашлыка, но пока ты дрых, я, будучи пушистой, схомячила всю миску. Пришлось вспоминать кулинарные навыки. В общем, жуй пока то, к чему привык. Успеешь еще познать прелести кошачьего бытия…
Чавкаю картофельной оладьей в яичном желтке. Сочная мякоть тает во рту, а поджаристая корочка хрустит, муррр… Лучший завтрак в жизни! А теперь кусочек ветчины… Ом-ном-ном! А как дивно все пахнет в непосредственной близи! Словно смерч перевернул фуру со специями, а я – один большой нос, который закрутило в этот вихрь пряностей.
Чайное озеро в блюдце я вылакал, даже не заметил.
Пить и есть без участия рук (вернее, лап) оказалось слегка непривычно, но именно слегка. Неудобство лишь в голове. Кошачье тело прекрасно знает, как надо делать, и сделало. Остается лишь умыться, что тоже, кстати, в программе автопилота, я лишь слежу, как лапа трется о морду, а лапу чистит язык.
– Слушай… – начала девушка изменившимся тоном.
Пустая чашка отступила в сторону, предплечья скрестились на краю столика.
– Времени мало. За мной тоже охотятся, и поверь, мои преследователи гораздо страшнее твоих… Но ты вчера не прошел мимо. Спасибо тебе! Это все, что могу сделать для тебя. В человеческом облике ты легкая добыча. Достанут из-под земли. Но у кота…
Она погладила меня по макушке, и я не смог не замурчать.
– У кота есть семь дней, чтобы покинуть город, а еще лучше – страну. Доберись до жэдэ-вокзала, прыгни на поезд, который идет заграницу. Через семь дней снова станешь человеком. И ни в коем случае не снимай это.
Рыжая подергала что-то на моем горле. Я только сейчас понял: там посторонний предмет. Прыжок, и я вновь на кровати, перед зеркалом.
– Я сделала его из ремешка часов, нашла в комоде. Прости, если были тебе дороги. Ничего более подходящего не попалось. Часы вернула в комод…
Разглядываю полоску потертой кожи, едва отличимой по цвету от шерсти. Сбоку тускло отсвечивает пряжка.
– Этот ошейник превратит в человека спустя семь дней. А без него останешься котом навсегда. Не самая плохая судьба, если учесть, что можешь думать, как человек. Но если быть в теле зверя слишком долго, память и рассудок постепенно покидают, остаются лишь инстинкты. Ты забудешь, что был человеком. Отупеешь. В общем, станешь обычным котиком.
В дверь позвонили.
Шерсть на загривке встала дыбом. Девушка погладила меня по спине, пошла к двери. Перед тем как открыть, посмотрела на меня, прошептала:
– Не ищи меня, ладно?..
Обошлось без погрома. Не штурм, а какая-то экскурсия. Три кабана в масках лениво пошарили автоматами по углам, один заглянул в ванную, другой в шкаф, после чего в квартиру, как к себе домой, вошел седовласый с каменным лицом, в черном плаще. Больше похож на вора в законе, чем на сотрудника правопорядка. Последний, кстати, ужом вьется вокруг «плаща», придерживая кокарду, раздает указания кабанам, сдувает пылинки с седого. Того гляди, кофе ему заварит.
Я сижу на подоконнике. Торчащий рядом медведь в камуфляже погладил, и я приложил все усилия, чтобы не зашипеть. Но меня выдает хвост. Лапища в перчатке вернулась на приклад автомата. Слава всем котам!..
– Так кем, говорите, приходитесь подозреваемому? – спросил усатый в кокарде, черкаясь в протоколе.
– Я его девушка, – ответила рыжая.
– Интересно… И много у него девушек? Просто этот адрес нам сообщила гражданка, также утверждающая, что она его девушка. Правда, бывшая.
Жанна, чтоб ее… Сдала с потрохами! Впрочем, чего еще можно было ожидать. Экзамен на жену декабриста она завалила еще вчера.
– Какая, на фиг, девушка?! – раздался знакомый голос.
В дверях дежурят еще два быка в бронежилетах, но им не удалось остановить ворвавшуюся в квартиру брюнетку с длинными черными волосами. Легка на помине…
– Вот эта, что ли, курица? – возмутилась Жанна, ткнула фиолетовым когтем на веснушчатую мордашку рыжей. – Когда он тебя подобрать успел, на какой помойке?
Моя новоиспеченная девушка, даже не знаю, как зовут, подошла к Жанне на расстояние пинка. Руки на пояс, тряхнула волосами и сказала:
– Он лучший мужчина на свете! У меня от него бабочки в животе…
– Мяу!
Я в три прыжка оказался у рыжей на руках, она прижала меня к теплой груди. Подмигнула мне.
– Правда, котик?
Я снова мяукнул.
И мы оба смерили взглядами ту, чья грудь на размер меньше. Ее губы сжались в бледный узел, глаза кипят горячей смолой, Жанна готова вцепиться рыжей в горло.
– Тебе-то какое дело? – сказала рыжая. – Ты ведь его бросила.
– Я не бросала! Я в воспитательных целях, для его же блага… Думала, захочет меня вернуть, восстановится в институте, найдет работу, а он… Кобель! Я его любила, а он тут же нашел какую-то курицу! Или вы уже давно кувыркаетесь? Не мог он за один вечер тебя подцепить, он же ничтожество… Ты вообще в курсе, что он человека убил?!
– Где он сейчас? – спросил седой в плаще.
Он сидит в кресле с дымящей трубкой в кулаке. Спросил спокойным, даже уставшим голосом, будто проскрипело старое дерево, однако воцарилась напряженная тишина. Стоило ему заговорить, и многое стало понятно. Например, что он может прямо сейчас взять у подчиненного табельный пистолет, застрелить Жанну и рыжую, и ему ничего не будет. Оказали сопротивление при задержании. Ему не нужны ордеры, разрешения, постановления, прочая макулатура с печатями. Он просто делает. А в инстанциях плодятся, как тараканы, бумажки, где подробно объясняется, почему все, что он сделал, не противоречит закону.
– Вы что, гражданка, вопрос не услышали? – надавил усатый в кокарде. – Вы хоть знаете, кто перед…
Его прервал звонок мобильника.
– Да кого там еще… Алло!
Пока ему что-то бубнили в телефон, рыжая рассказывала, что понятия не имеет, куда я уехал, мол, обещал скоро вернуться, но не пояснил, когда конкретно.
Усатый закончил телефонный разговор.
– Товарищ генерал-майор, – обратился он к седому, – звонили из СИЗО. Ребята закончили колоть тех двух таджиков. Похоже, не врут. Дворы здесь подметают. Увидели, как этот ловелас вышел из машины вашего сына, а сигнализацию не включил. Ну и решили покататься. Девчонок половить на крутую тачку.
– Ясно, – отозвался седой.
– Что с ними делать?
Седой помусолил губами мундштук трубки, сморщенные губы выпустили кольцо дыма.
– Я подарил сыну эту машину на восемнадцать лет. А те обезьяны ее разбили. Из-за них мы столько времени потеряли! Сейчас бы уже взяли гада… Ко мне их, в подвал.
– Понял, – сказал усатый и снова достал телефон.
Жанна еще какое-то время позубоскалила в адрес рыжей, обошла квартиру с брезгливым выражением лица, пожаловалась на бардак, а затем каблуки зацокали к выходу.
Двое в масках загородили дверной проем своими тушами.
– Куда?
– Пустите!
– Такого приказа не было, дамочка.
– Я уже сказала все, что знаю!
Жанна попыталась протиснуться между двумя бронежилетами, но ручища одного из бойцов пихнула ее в плечо, и Жанна, вскрикнув, упала на ковер. Сумочка отлетела в сторону, с ноги соскочила туфля. Их владелица ошарашено озирается.
– Вы… Вы че, совсем, что ли?! Я жалобу напишу!
Усатый, закончив отдавать распоряжения по телефону, взлохматил ей прическу хлестким подзатыльником.
– Рот закрой, кобыла!
– Запри ее в туалете, – сказал седой. – Уходить будем, не забудьте.
– Не забыть выпустить? – уточнил кто-то из бойцов.
Седой хмыкнул.
– Смешно… Не забудьте взять с собой. Отвезете в подвал. К таджикам. Пусть развлекутся напоследок… Мать его уже привезли?
Усатый кивнул.
– В подвале.
– Вот и славно.
– Товарищ генерал-майор, – обратился усатый, поправляя кокарду, – может, чуркам хватит и матери? А девок отдать моим ребятам?
Седовласый вытряхнул пепел из трубки на ковер, аксессуар исчез в кармане.
– Хорошая идея.
Жанна тихонечко подвывает на полу, по лицу растеклась тушь, в глазах отчаянная мольба. Усатый схватил за волосы, поднял рывком, Жанна вскрикнула, но усатый стиснул ей челюсть сардельками пальцев.
– Не визжи, крыса! Зубы выбью!
– Без зубов даже лучше, – сказал боец, поваливший Жанну на пол. – Не откусит, хы-хы…
Другие громилы в масках тоже заржали.
Все это время я сидел у рыжей на руках и чувствовал, как они холодеют, но ее дыхание остается ровным. Когда я повернул голову и задрал кверху (какая гибкая у меня теперь шея!), то увидел, что рыжая хранит суровое спокойствие.
Взгляд Седого задержался на мне.
– Чей кот?
– Мой! – тут же ответила рыжая.
Седой поднялся с кресла, кисть отодвинула борт плаща, вернулась из-за пояса уже с пистолетом. Другая нырнула в карман, через несколько секунд ритмично заскрипел навинчиваемый на дуло глушитель.
– Плохо обманывать взрослых, деточка. Дяди в масках проведут с тобой воспитательную работу.
Скрип оборвался, Седой сделал шаг к рыжей. Она отступила, запнулась о кровать, та поймала за локоть и мягкое место, я оказался у рыжей на животе.
Мое тело превратилось в пружину, на лапах зацвели хищные венчики когтей, хвост бьется в агонии.
– Никто не уйдет от наказания, ни человек, ни зверь, – говорит Седой. – Когда вернется убийца моего сына, его будет ждать вкусный обед. Гуляш из кошатины. Заставлю съесть все до кусочка.
Усатый повел дрожащую Жанну в туалет, а Седой направил пистолет на меня.