© 2023 by Veronica Henry All rights reserved
© Я. К. Забелина, перевод, 2025
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2025 Издательство Иностранка®
* * *
Моему брату Полу.
У каждого из нас есть свой Париж!
* * *
СДАЕТСЯ В АРЕНДУ
Очаровательная квартира во Втором округе.
Расположенные в двух шагах от блистательной Сент-Оноре с ее шикарными бутиками и кафе, комнаты для прислуги теперь представляют собой прелестную квартиру, оборудованную всем необходимым для комфортного пребывания в Париже.
Возможна как краткосрочная, так и долгосрочная аренда.
Глава 1
Лучше меня забыть. Лучше было бы все забыть[1].
Ален-Фурнье. Большой Мольн[2]
Джулиет стояла посреди собственной кухни, ошеломленная ее пустотой. На столешницах – ни единого прибора. В раковине – ни чашки, ни тарелки, ни пустой бутылки, ожидающей своего часа отправиться в ящик для мусора. На островке – ни баночки мармайта или арахисового масла, ни крошек, ни круглых следов от бокалов красного вина, ни влажных чайных пакетиков.
Ощущение было траурно-торжественным: ни запаха тостов, ни пролитого кофе, только слабый аромат чистящего средства «Сиф». Все поверхности блестели, от гранита до пустой черноты индукционной плиты. Все было нетронуто, безмолвно, как в каталоге кухонных интерьеров. Совсем как на картинке, которую Джулиет нашла на «Пинтересте», когда они затеяли перепланировку. Кухня в стиле шейкер[3], выкрашенная в цвет Mizzle[4] от «Фэрроу и Болл», с мансардными окнами и двустворчатой дверью в сад; винтажные ручки, которые Джулиет отыскала на складе вторсырья, делали ее особенной среди прочих на Персиммон-роуд.
Раньше они всей семьей практически жили на кухне. Могли часами сидеть за тарелкой начос в компании разношерстных друзей и соседей разных поколений, обсуждая политику и злободневные проблемы, а также более тривиальные вопросы. Стоит ли Джулиет сделать татуировку? Единогласное «да». Она не сделала. А Стюарту? Единогласное «нет». Но он набил кельтский орнамент на предплечье, чтобы подчеркнуть недавно накачанный бицепс. Вышло неплохо, что Джулиет вынуждена была признать. Стюарт вообще выглядел хорошо. Но вот что странно: чем более подтянутым он становился, тем сильнее она от него отстранялась. Эта его скульптурная, обтекаемая, мускулистая версия казалась ей чужой.
В том числе и по этой причине они оказались в нынешней ситуации. Почти двадцать пять лет совместной жизни закончились расставанием. В прошлую субботу они устроили вечеринку для всех соседей и спели «Go Your Own Way» группы «Флитвуд Мак», выразительно помахав друг другу на прощание. При этом улыбались. Это было дружеское расставание, между ними не осталось никакой вражды.
Они пришли к единому мнению, что так будет правильно.
Однако сейчас, когда Джулиет смотрела на косяк двери в подсобное помещение, в ее горле стоял комок размером с мяч для сквоша. К потолку уходили карандашные черточки, десятки раз повторенные имена и даты. На самом верху – по крайней мере, на голову выше самой Джулиет – значилось «Нат» и дата четырехлетней давности. Начало ритуалу было положено, когда сын был совсем маленьким и к нему на чай приходили приятели из детского сада, а конец – на пицца-вечеринке перед поступлением в университет, когда стало ясно, что мальчики перестали расти. Чего бы она только не отдала, чтобы они сейчас были здесь и боролись за право быть измеренными, а Иззи расталкивала их локтями…
– Мы не можем это оставить, – сказала Джулиет, проводя пальцами по призрачным именам.
– Просто сфотографируй, – посоветовал Стюарт, который, казалось, вместе с лишним весом потерял все остатки сентиментальности.
Ее подбородок дрогнул при воспоминании, как крошечная Иззи тянулась вверх так высоко, как только могла, а Джулиет, положив карандаш ей на макушку, аккуратно проводила линию, затем вписывала ее имя и дату. Это была не просто таблица роста. Это был дневник. Гостевая книга. Доказательство того, что эта кухня стала прибежищем для бесконечного потока детей. Напоминание о блюдах, которые она готовила для всех и каждого, от динозавров из индейки (она знала, что другие матери осуждают ее за это, но ей было все равно) до пасты путтанеска. Здесь давали советы, мучились над домашними заданиями и праздновали дни рождения. Но теперь Иззи и Нат были далеко: Иззи, первокурсница, – где-то в Южной Америке (ужас), а Нат, на третьем из четырех лет обучения, в Копенгагене (не так страшно).
Джулиет открыла крышку ящика с инструментами под кухонной столешницей и достала отвертку.
– О нет! – Стюарт знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, что она задумала.
– Они затевают полную реконструкцию. Все это поотдирают. Я сама слышала, как они это обсуждали, когда заходили посмотреть.
Джулиет попыталась поддеть дверной косяк, но Стюарт выхватил у нее отвертку и ласково положил руку ей на плечо:
– Они пожалуются адвокату.
– Мне все равно. Это часть нашей семейной истории.
Слезы затуманили ей взор, и она прижала ладони к глазам. Стюарт посмотрел на нее сверху вниз:
– Я сниму его для тебя. Потом сбегаю в магазин, куплю другую планку и установлю ее.
Она улыбнулась ему. Стюарту все еще невыносимо видеть, как она плачет. Он по-прежнему готов исполнить любое ее желание. А она по-прежнему испытывает непреодолимую тягу заботиться о нем в ответ. Как же они смогут обойтись друг без друга? Их совместная жизнь была взаимовыгодным сотрудничеством, где каждый мог рассчитывать на помощь и поддержку, без лишней суеты и споров.
Неужели они совершают ужасную ошибку?
Или это расставание было разумным, зрелым, взвешенным решением и оно давало им обоим свободу делать то, что хочется, до конца своих дней? Современное решение, которое кто-то из друзей встретил с любопытством, а кто-то и с завистью. В их числе были тоже отдалившиеся друг от друга пары, чьи разногласия стали очевидны, едва гнездо опустело. Однако они оставались вместе, потому что альтернатива слишком пугала.
Видимых признаков охлаждения не существовало: ни измен, ни ссор.
Однако Джулиет смогла проследить линию разлома. Все началось с того, что шесть лет назад Стюарт записался на благотворительный марафон – принять в нем участие его подбил какой-то юнец в офисе. На тот момент самое большое расстояние, которое пробегал Стюарт, было от дома до аптеки в конце улицы, но что-то в грядущем испытании привлекало его. Возможно, дело было в том, что он раздался в поясе с тридцати двух до тридцати четырех дюймов, а осознание собственного возраста нагоняло на него тоску. Джулиет застала мужа озабоченно рассматривающим себя со всех сторон.
– У меня пузо, – вздохнул он.
– Это пивной живот, – констатировала Джулиет. – Сахар превращается в жир. Забей на выпивку – и все наладится.
Она написала достаточно статей о наборе веса и чудодейственных диетах, чтобы постичь суть. По ее мнению, все было очень просто: меньше есть, больше двигаться, отказаться от лишнего. Ей удавалось сохранить талию между двенадцатым и четырнадцатым размером благодаря тому, что она не забывала об овощах, избегала хлеба и пирожных и плавала два раза в неделю. И давала печени передышку раз в несколько дней. Они слишком много пили. Все в их возрасте так делали. Изрядно выпить из второй за вечер бутылки вина на них двоих было нормой. Это сказывалось на весе, на коже, на характере.
Стюарт подвел всех, когда перешел на темную сторону и полностью отказался от алкоголя. Марафон положил начало навязчивой идее. Бег в парке каждую субботу. Интенсивные велопрогулки каждое воскресенье, независимо от погоды; в блестящей лайкре и шлеме он выглядел инопланетянином. А теперь еще и скалолазание, его последняя страсть, от одной мысли о которой у Джулиет леденели внутренности. У Стюарта не было времени ни на кого и ни на что другое, кроме как поддерживать себя в форме, чтобы тащить вес собственного тела вверх по отвесной скале и весь день напролет следить за пульсом. Они почти не виделись. По вечерам Стюарт ходил в спортзал, а Джулиет, будучи внештатным журналистом и литературным негром, посещала закрытые просмотры, открытия ресторанов и презентации книг. И когда чуть больше года назад они заговорили о продаже дома на Персиммон-роуд – недвижимость резко выросла в цене из-за популярности школ в этом районе, и казалось, что сейчас, когда Нат и Иззи выросли, самое время вложить деньги, – выяснилось: их представления о новом жилье совершенно не совпадают.
Джулиет хотела что-то уютное, с историей и характером, а Стюарт – новое, просторное и минималистичное.
– Значит, нам нужно будет разделить будущее жилище пополам и устроиться каждому на свой вкус, – пошутил Стюарт, когда они занимались расчетами.
То случайное замечание теперь стало реальностью. Им бесконечно приходилось извиняться и объясняться за сознательный разрыв отношений, хотя плюсы явно перевешивали минусы. Они по-прежнему оставались закадычными друзьями, но собирались разделить выручку от продажи дома и купить жилье, которое позволит им вести желанный образ жизни. Это было естественно, логично и просто, хотя могло показаться неприличным – расстаться после двадцати пяти лет брака, который на самом деле не был разрушен, но свобода выбора казалась лучше, чем постоянные компромиссы. Почему один из них должен жить в доме мечты другого, когда у каждого может быть свой собственный? Зачем пытаться быть созвучными, если они таковыми не являются? У Джулиет было не больше желания отправиться со Стюартом на велосипедные выходные, чем у него – пойти на последнюю пьесу в Национальном театре. Не лучше ли поодиночке заниматься своими делами, чем чувствовать себя виноватыми и постоянно придумывать оправдания?
– Это значит, что, когда мы видимся, мы действительно ждем этого с нетерпением, – объясняла Джулиет своему завороженному книжному клубу. – Это гораздо лучше, чем скатываться по винтовой лестнице обид и взаимного равнодушия. Мы по-прежнему очень любим друг друга. И в глубине души всегда будем любить. Но мы больше не хотим подстраиваться друг под друга.
Она еще не написала об этом. Несколько лет она работала над статьями обо всем на свете – от отчаянного стремления забеременеть до политических игр и климакса, – но все еще сомневалась, окажется ли успешным этот семейный эксперимент, и не считала, что может рекомендовать его. Может, года через два, когда преимущества станут очевидны, она поделится с миром своим рецептом дружеского расставания в середине жизни. Джулиет живо представляла себе комментарии читателей: восемьдесят процентов язвительных оценок, двадцать процентов – «поехали!».
Стюарт купил квартиру в Ричмонде – на третьем этаже в новостройке на берегу реки – и собирался поставить в свободной комнате гребной тренажер, как у Кевина Спейси в «Западном крыле». Джулиет пока ничего не приглядела. Посетив полтора десятка квартир, убедилась – все не то. Она не знала, чего хочет, понимала только то, что ей категорически не по душе.
Ощущение свободы ошеломляло.
Глава 2
К десяти часам все исчезло. Грузчики вывезли все до последней коробки, чтобы отправить либо в квартиру Стюарта, либо в арендованное Джулиет складское помещение на соседней промзоне. Дом превратился в раковину: ни паутинки, ни пылинки, ни пятнышка на окне, ни отпечатка пальца на зеркале.
– Что ж, – сказал Стюарт, – надо ехать домой, проследить, чтобы они расставили все по местам. – Он протянул руки. – Попрощаемся?
Джулиет шагнула в его объятия и крепко обхватила, подавляя нарастающую панику от прощания – с домом. О прощании со Стюартом она не слишком беспокоилась: они смогут увидеться в любое время.
– Итак, – кивнул он, – вот и началась холостая жизнь.
– Что бы ты ни делал, – строго попросила она, – никаких фотографий в стиле байкра в «Тиндере».
– Байкра? Это еще что?
Стюарта часто озадачивали ее словечки, а это было ее собственное изобретение.
– Велосипедная лайкра. Ни одна женщина не захочет видеть эти шорты. Не принимай на свой счет. Это просто общее правило. Никакой байкры, никаких фотографий с огромным карпом или пинтой пива.
– Справедливо. – Он рассмеялся и прищурился, глядя на нее. – Значит, ты уже присматривала кого-то себе?
Он не ревновал, а любопытствовал.
– Боже, нет, – отмахнулась она. – Это моя работа – знать подобные вещи.
– Ну а когда начнешь искать, знай, что ты безумно красива, и не позволяй никому заставить тебя усомниться в этом.
Она сглотнула – зря ляпнула насчет байкры. Впрочем, это был хороший совет, поскольку Стюарт ни о чем таком и представления не имеет. Той, что в «Тиндере» проведет пальцем вправо и выберет Стюарта, повезет. Хотя, по мнению Джулиет, он наверняка встретит кого-нибудь на паркране[5]. Стройную фитнес-чудачку, которая станет готовить ему протеиновые шарики и тофу. Она представляла, как они дарят друг другу куртки «Норт фейс» на Рождество и проводят долгожданный безрадостный отпуск в двухместной палатке на диком, продуваемом всеми ветрами болоте.
Что же случилось с парнем, с которым она выпила банку «Пиммса» в пабе на берегу Темзы тем летом, много лет назад? Они возвращались в ее квартиру рука об руку, петляя по тротуарам Хаммерсмита и напевая «Live Forever». Он был надежным, бесхитростным и забавным. Он надежный, поняла она тогда, не столько сексуален, сколько непредсказуем, но именно в таком мужчине она нуждалась после того, что с ней случилось. Они почти никогда не спорили. Их отношения не были страстными, но зато были устойчивыми. Никаких истерик, битья посуды, раздражения.
На мгновение она запаниковала из-за того, от чего они отказываются. Но, как заметил Стюарт, они не отказывались. Просто переосмыслили.
– Пока! – Он слегка сжал ее плечо.
Джулиет смотрела, как он выходит из дома и садится на велосипед. Его непривычно узкий зад вызывал умиление, но не более того. И он уехал, ее дорогой, милый, теперь уже бывший муж, на велосипеде в свое новое будущее с индексом массы тела 24 и чистой совестью.
Как только Стюарт скрылся из вида, она побежала наверх в ванную. И, взглянув в зеркало, вспомнила все версии себя, которые тщательно изучила за годы жизни на Персиммон-роуд, 42. Вздорная молодая журналистка. Невеста. Новобрачная. Измученная мама сначала одного, потом другого ребенка. Председательница родительского комитета. Редактор журнала, которая в сорок лет бросила нормальную работу, чтобы стать фрилансером и писать, где и когда хочется. Организатор лучших вечеринок в округе. Все удавалось, потому что она умела отличить важное от не важного. Неизменно небрежно-сексуальная, она принимала гостей в черных кожаных брюках и белой рубашке, наполовину расстегнутой и спущенной с плеч, и босиком. Ногти накрашены лаком цвета черной вишни, темные волосы стянуты в лихой пучок. Подходит ли ей сейчас этот образ? Или пришло время для чего-то более скромного и ухоженного?
Сейчас она выглядела не лучшим образом. Старая футболка и спортивные штаны, надетые на время уборки дома, отправились в мусорное ведро. Кожа серая от грязи, в разводах высохшего пота. Волосы собраны в тугой хвост. Джулиет наморщила нос, потянулась к сумке, которую прихватила с собой, и достала ножницы.
Она несколько раз просмотрела видео на «Ютубе» и решила, что это сработает. Ослабила резинку-скранч, наклонила голову и обрезала концы хвоста. Потом выпрямилась, распустила волосы и усмехнулась своему отражению. Вот он, идеальный, свеженький боб длиной до челюсти. Она профилировала концы волос, чтобы смягчить края прически, немного распушила их и одобрительно кивнула. Отлично. Осталось только помыться. Она забралась в душ и включила горячую воду.
Через полчаса Джулиет смотрела на себя в зеркало. На ней были винтажные ливайсы 501, безупречная белая футболка и пиджак-смокинг. Ноги она сунула в черные балетки. Наклонившись поближе к зеркалу, нанесла жидкую подводку для глаз и свою самую сексуальную, самую красную помаду YSL.
Потом сунула в сумку скромную коллекцию вещиц на память: видавший виды справочник «От А до Я», потрепанную книжку в мягкой обложке, тетрадь, наполовину исписанную какими-то заметками. И винтажный шарф «Эрмес» – за долгое время он совершенно не потерял яркости. Скользкий шелк холодил ей пальцы. Джулиет решила, что должна надеть его прямо сейчас. Она завязала его, как учили: расправила на вытянутой руке, аккуратно сложила по длине, а затем обмотала вокруг шеи, заправив один конец и оставив другой свободным. Пусть это будет ее талисман. Билет в прошлое. Она ощущала дрожь от возбуждения, предвкушения и тревоги.
Джулиет вызвала такси, вышла на улицу, распахнула дверцу машины и улыбнулась водителю.
– Сент-Панкрас? – спросил он.
– Да. Спасибо.
Джулиет скользнула на заднее сиденье, затаскивая за собой чемодан – совсем небольшой. Если время, проведенное в редакции женского журнала, и научило ее чему-то, так это тому, как составлять капсульный гардероб. Все остальное она сможет купить, когда приедет.
Париж.
Она собиралась в Париж.
Потому что Париж – это всегда хорошая идея.
Глава 3
Два часа спустя Джулиет прошла регистрацию на вокзале Сент-Панкрас и села в поезд. Ей казалось невероятным, что еще два часа – и она окажется в самом центре любимого города, там, где бьется его сердце. Когда она бывала в Париже последний раз, «Евростар» только маячил на горизонте, – новая захватывающая возможность, в которую тогда верилось с трудом. Поезд до самого Парижа! Мечта, да и только.
Она устроилась в кресле, положив руки на столешницу. Бледные, мраморные, с неровными венами рокфорово-голубого цвета и пятнами от солнца. Костяшки пальцев походили на крохотные морщинистые коленки. На третьем пальце правой руки у нее было два кольца, каждое с бриллиантом в честь Натана и Иззи, подаренные ей Стюартом после их рождения, – Джулиет никогда их не снимала.
Обручальное кольцо хранилось в потайном отделении сумки. Джулиет было как-то неловко вот так сразу отказаться от него. Она всегда гордилась тем, что была миссис Хискокс, – так ее называли в кабинете врача и на родительском вечере. На работе Джулиет всегда пользовалась девичьей фамилией. Очень полезно иметь два удостоверения личности. Миссис Хискокс проверила бойлер и отремонтировала его. Джулиет Миллер опоздала на последнюю электричку и вынуждена была взять такси, которое ей не очень-то по карману.
Теперь ей потребуется лишь одно удостоверение. Отныне она – только Джулиет Миллер. И эта Джулиет Миллер возвращается в Париж, пытаясь вновь обрести свое прошлое и надеясь, что это даст толчок будущему. За эти годы она часто думала о возвращении, но не хотела все усложнять, пока она жена и мать. Не хотела возвращаться к воспоминаниям, хорошим и плохим, с семейством за плечами, потому что не могла предсказать собственную реакцию. Даже сейчас ее мутило при мыслях о лучших и худших временах.
В двадцать лет Париж был ее мечтой. Он изменил ее, сформировал. Принял в свои объятия наивную и неискушенную девушку и направил на пути к женственности. Многое из того, что произошло, было чудесным. Джулиет открыла для себя целый мир, обзавелась кучей увлечений и новых знаний. Все это она бережно хранила в памяти. Носила с собой. И шрамы тоже – именно потому и не рвалась назад.
До нынешнего момента. Она знала, Париж ждет, готовый помочь ей в следующей метаморфозе. Все, за что она любила этот город, никуда не делось, оставалось открыть это заново, чтобы отыскать настоящую себя, стать новой собой. Умная, сексуальная, шикарная, успешная, интересная, дерзкая, игривая, готовая на эксперимент – все эти слова приходили ей в голову, когда она думала о качествах, которые вложит в эту новую Джулиет. В той или иной степени она и была такой, оставалось немного перестроиться. Рискнуть проявиться.
Ей, как и очень многим, здорово подпортил жизнь и истрепал нервы ковид. Тревога за детей – один застрял в своем университете, одинокий и растерянный, другая мучительно сдает вступительные экзамены – изматывала. Джулиет привыкла работать дома, но засевший на Персиммон-роуд Стюарт подрезал крылья ее вдохновению, а необходимость думать об обеде, вместо того чтобы просто макать питу в хумус, сидя перед ноутбуком, раздражала невероятно. Отлично понимая, что общественная жизнь – важнейшая часть ее личности и никакой онлайн-киносеанс не заменит кайфа от стояния в очереди за пластиковым стаканчиком вина в перерыве, Джулиет отчаянно скучала по регулярным, пару раз в неделю, поездкам в центр Лондона. Им всем повезло, они остались невредимы, сохранив здоровье и карьеру, но для нее изоляция стала гораздо большим испытанием, чем она могла предположить.
Локдаун, менопауза, опустевшее гнездо, конец многолетнего брака – поистине смертоносный коктейль, но Джулиет была полна решимости восстать из пепла. У нее не было ни обязательств, ни привязанностей. Никаких проблем с деньгами – благодаря продаже дома. Никаких горящих заказов: на ноябрь, на все его тридцать дней, она ничего не брала. Никаких журнальных статей, никакого сочинительства под чужой фамилией. В прошлом месяце она удвоила объем работы, печатала по ночам, чтобы написать все, уложиться в сроки и поддержать поток гонораров.
Теперь у нее был только один срок – тот, который она сама себе установила. После десяти лет, потраченных на создание книг для других людей, она была готова написать свою собственную. И знала, что это будет гораздо сложнее. Прежде у нее всегда имелся исходный материал, который наполнял ее вдохновением, определял структуру и обеспечивал мотивацию. Она погружалась в мир своего клиента, будь то знаменитость или представитель общественности с интересной судьбой, порой проводила с ним несколько дней: он рассказывал о своих переживаниях, отвечал на вопросы, вспоминая отдельные события, а Джулиет, выстраивая и излагая все это в письменном виде, превращала в историю его жизни.
Некоторые клиенты были откровенны, другие – замкнуты. Некоторых было трудно разговорить, и ей приходилось искать способ снискать их доверие. Чаще всего для этого приходилось открывать бутылку-другую вина. Иных невозможно было остановить: стоило им раскрыть рот, как начинался словесный поток. И тогда Джулиет приходилось решать, что оставить, а что выбросить. Какие эпизоды придают красок, какие вызывают недоумение, а какие могут закончиться судебным разбирательством! Кое-что из услышанного никогда не будет напечатано – эти истории разглашению не подлежат. Джулиет намеревалась унести их с собой в могилу, ведь ее главным оружием была осторожность. Люди, для которых она писала, знали: она – непревзойденный профессионал, и, даже если пара бокалов вина заставили их выболтать лишнее, дальше ее это не пойдет.
Джулиет никогда не говорила своим друзьям и близким, для кого пишет. Никогда не делилась сплетнями и подробностями личной жизни знаменитостей: кто из актрис не носит трусики, у кого есть тайная привычка употреблять кокаин… Все, что людям следовало знать, они могли почерпнуть в написанных ею книгах. Чаще всего они становились бестселлерами. Было странно видеть на полках супермаркета или книжного магазина то, во что ты вложил всю душу, с чужим именем на обложке. Иногда ей выражали благодарность, чаще не упоминали вовсе. Но литературные негры трудятся не ради удовольствия видеть свое имя на обложке.
«Разве вам не досадно, что слава достается другим?» – нередко слышала она. Но таковы были условия сделки, приносившей достойный доход и комфорт. Деньги и, что еще важнее, возможность большую часть времени работать из дома, особенно ценную при детях-подростках. В тот период Джулиет была им нужнее, чем в детстве, и ей хотелось держать их поближе к себе, когда начались трудности полового созревания. Сын и дочь всегда знали, что она там, в мансарде, сидит за ноутбуком, тогда как некоторые ее друзья, остававшиеся рабами своей работы, возвращались домой только после семи, а к этому времени и они сами, и их дети были слишком усталыми и голодными, чтобы наслаждаться обществом друг друга. Джулиет же могла оторваться от писанины, приготовить вернувшимся из школы Нату и Иззи быстрый сырный тост или рогалик с мармайтом, выслушать свежие сплетни и жалобы и отправить детей готовить домашнее задание, так что к ужину все были свободны и могли расслабиться и посмеяться.
Теперь настала ее очередь написать свою историю. Будет ли она интересна кому-то, кроме самой Джулиет, это еще вопрос, но она всю жизнь мечтала написать о том, что с ней произошло. И даже если ее труд окажется в нижнем ящике стола, это будет хорошим упражнением, позволяющим понять, на что она способна. Шанс найти свой собственный голос, а не подражать чужому. У книги уже было название – «Наивная», – потому что именно такой Джулиет тогда и была – простодушной девчонкой, плохо ориентирующейся в незнакомом городе. Зато у нее сохранилась тетрадь с набросками воспоминаний.
Джулиет дала себе тридцать дней, чтобы сидеть и писать. В Париже. Вновь окунуться в атмосферу, которая так сильно изменила ее, и дать городу второй шанс. Оставить в прошлом плохие воспоминания и создать новые. Прогуляться по набережным Сены, пока падают листья, перейти каждый мост, глядя на сверкающую воду, выпить по бокалу красного вина на каждом тротуаре, посмотреть все картины, съесть все блюда, увидеть всех людей, по которым она успела соскучиться за последние тридцать – целых тридцать! – лет.
Джулиет потянулась к сумке за ноутбуком, но ее внимание привлекла книга в мягкой обложке, лежавшая сверху, и она достала ее. По мере того как она листала страницы, воспоминания будто просачивались сквозь кончики пальцев. Она вспомнила и тот самый момент, когда книга была ей вручена, и ее особенную ценность. И Джулиет вновь охватило чувство вины за то, что возможность вернуть ее так и не представилась…
– Помню, я читал это в шестом классе…
Услышав незнакомый голос, Джулиет вздрогнула. Это сказал мужчина, сидевший напротив, и она покраснела, гадая, как долго он за ней наблюдал. Погрузившись в себя, она его даже не заметила. Моложе ее лет на пять или около того, с коротко стриженными седыми волосами и в шерстяной рубашке поло.
– Вам понравилось? – спросила она.
– Как могло не понравиться? – Его правая бровь вопрошающе взлетела. – «Большой Мольн» – это классика. Трогательная история о безответной любви.
Она уловила иронию, прозвучавшую в его словах, и улыбнулась:
– Именно так.
– Мне всегда казалось, что это предупреждение: не стоит возвращаться к прошлому.
Джулиет сглотнула, снова уткнувшись в книгу, и ничего не ответила.
– Старинный экземпляр.
– Мм…
– И на французском. Впечатляет. Или вы… француженка, я имею в виду.
Он скользнул взглядом по Джулиет, и ей стало приятно, что он мог так подумать.
– Боже, нет. Но я подумала, что книга поможет мне усовершенствоваться в языке. Я не говорила по-французски более тридцати лет.
– Надо бы и мне снова ее купить. Много лет назад я ее потерял. Спасибо, что напомнили о ее существовании. – Он улыбнулся. – Я уверен: первый признак хорошего книжного магазина – наличие этой книги.
Так и есть. Джулиет улыбнулась ему в ответ, очарованная его замечанием. Она не ожидала, что в поезде завяжется ни к чему не обязывающий разговор о ее любимой книге. С незнакомцем. А теперь чувствовала, что им будет нетрудно перейти к флирту. Она взглянула на левую руку собеседника: ни золотого, ни серебряного кольца, но его отсутствие ничего не значило, ведь многие мужчины не носят обручальных колец. Стюарт, например, не носил.
Но хотя у нее имелся карт-бланш на любые отношения с кем угодно, она еще не была готова. Как-то неприлично, только этим утром мягко закрыв дверь в свой брак, завязать отношения с первым встречным. Джулиет достаточно писала о рикошетных отношениях – тех, что заводят, лишь бы избавиться от прошлого негатива, – чтобы понять: с ними нужно быть осторожной. Ну и потом, у нее есть важное дело, и, только завершив его, она сможет вновь открыть свое сердце. На выполнение миссии выделено всего тридцать дней, и времени отвлекаться нет.
– Извините, – пробормотала она, наклоняясь и вытаскивая ноутбук. – Мне нужно поработать.
Мужчина кивнул, взял смартфон и принялся пролистывать сообщения.
Джулиет посмотрела на часы: до прибытия на Северный вокзал оставалось два часа. Если взяться за дело сейчас, можно успеть написать первую главу. Она приучила себя не задумываться: чем больше думаешь о том, что собираешься написать, тем меньше желания начинать. Это все равно что залезть в ледяной бассейн – нужно просто сделать глубокий вдох и окунуться.
РЕКЛАМА В ЖУРНАЛЕ «ЛЕДИ», ОКТЯБРЬ 1990 года
Французской семье с новорожденным, живущей в центре Парижа, требуется добрая и ответственная помощница по хозяйству, готовая помочь с детьми: Шарлоттой (6 лет), Гуго (4 года) и малышом Артюром. Мы немного говорим по-английски. Предоставляется прекрасная солнечная комната в доме нашей счастливой семьи во Втором округе. Щедрое пособие и три часа языковых занятий в неделю. Желательно как можно скорее приступить к работе. Длительность контракта – не менее трех месяцев.