Гонорар

(Из цикла «Золотая середина»)

– Пора снять с тебя скальп! – Размахивая ножом, Паша Какбылин схватил за волосы Лёню Кстатичкина, сидевшего за своим письменным столом.

– Чё, совсем охуел, придурок? – Лёня злобно отпихнул прятеля, скинув при этом со стола на пол огромную гору исписанной бумаги и несвежих газет.

– Смотри, какой я вчера классный ножичек в «Спутнике» отхватил. С кнопочкой!

Паша сунул Лёне под нос сторублёвое изделие китайских умельцев. Выскочившее из чёрной пластиковой рукоятки довольно приличных размеров лезвие едва не вонзилось Кстатичкину в глаз.

– Блядь, заебал! Лучше бы ты пива на эти деньги купил.

У Лёни после вчерашнего гудело в голове, тело всё было какое-то напряжённое. Где-то внутри неприятно подёргивалось и сокращалось. Время близилось к шести часам вечера, а статья о буднях комбината похоронно-ритуальных услуг (сокращённо КПРУ), которая завтра в девять утра должна лежать на редакторском столе, так и не продвинулась дальше заголовка «Уверенно глядя в завтра».

– Слушай, Пауль, правда, сгоняй за пивком, а? А то у меня чего-то мыслительный процесс не ладится.

– Извиняй, старик. Я б с радостью, да бабок тю-тю.

– Чё, неужели ножик на последние гроши купил?

– Угу.

– Ну и дурак же ты, Пашка, как я погляжу. Дурак и гадина притом первостатейная.

В маленьком неуютном кабинетике репортёра газеты «Еженедельное безмозглое враньё по-провинциальному» Лёни Кстатичкина повисла угрюмая, холодная тишина.

Стылое осеннее солнце сползло уже с трусиков Бритни Спирс на плакате к ободранному плинтусу и не сулило Лёне ничего доброго. Он вдруг тоскливо понял, что не сможет сегодня выдавить из себя ни одной буковки. И вообще, не почувствует себя человеком до тех пор, пока не выпьет. Чуть-чуть. Самую лишь малость. У него, как на грех, в карманах нашарилось только три рубля семьдесят две копейки. Не хватит даже на проезд в городском общественном транспорте.

– Слушай, у Гаврилыча вроде ещё водяра оставалась. Загляни к нему, а? А то мне неудобняк – я ему полтинник должен.

Седовласый, похожий на пузатого Деда Мороза Андрей Гаврилович Мозгун, политический обозреватель газеты, резко отличался от своих худосочных, неважнецки одетых собратьев по перу. У него всегда были деньги и всегда водилась выпивка. И его любили дети и секретарши. Начальство настолько ценило Гаврилыча, что в кабинете его, увешанном фотографиями звёзд с дарственными надписями, стоял компьютер с Интернетом – предмет острой, мучительной зависти Кстатичкина.

Непутёвый Пашка охотно побежал к Гаврилычу, но через пару секунд вернулся.

– Ушёл уже. Кабинет закрыт.

– Тьфу, блин! Сплошные обломы сегодня.

– Может завалимся к Ежу ? У него предки ещё из Штатов не вернулись?

– Да нет, вроде. Только давай позвоним сначала.

Ежа дома не оказалось. Автоответчик голосом приятного молодого человека посоветовал валить на хуй или, «если действительно что важное», оставить сообщение после короткого гудка.

Лёня, настроение которого упало ниже самой нижней отметки, оставил Ежу сообщение, что он – дырявый гондон, и повесил трубку.

В дверь постучали. Затем она раскрылась, и в кабинетик, не дожидаясь приглашения, ввалилась личность, видеть которую Лёня сейчас был решительно не настроен.

Олег Борисович Трёпышкин, руководитель детского кружка правовых знаний «Юный прокурор», был бывший мент, выгнанный за пьянку. Глядя на его глупую рожу, носившую явственную печать выпускника института физкультуры, невольно вспоминалось немецкое словечко «унтерменш».

– Здорово, орлы! Акулы, так сказать, пера!

Лёня кисло улыбнулся: он вспомнил, как однажды после банкета в управлении народного образования Трёпышкин в одних трусах бегал по ночным улицам, спьяну вообразив, что на город сбросили атомную бомбу.

После обмена рукопожатиями и прочих китайских церемоний выяснилось, что Трёпышкин припёр Кстатичкину статью, написанную им по заданию руководства – о вреде наркомании и алкоголизма и пользе чтения учащимся младших классов Уголовного кодекса.

Начиналась статья словами: «В наше нелёгкое, непростое, прямо скажем, тяжёлое время…» и заканчивалась так: «Люди, будьте бдительны! Наркомания и алкоголизм в среде подростающего поколения не дремлют!»

Оценив по достоинству пафос и своеобразный стиль этого педагогического творения (которое называлось, кстати, «Подростку поможет лишь тюрьма?»), Лёня переключил свой интерес на его автора. От Олега Борисовича явственно попахивало чем-то спиртосодержащим. Похоже, по дороге сюда он завернул в какой-нибудь подъезд или в беседку в детском саду.

– Слышь, Борисыч, не займешь сотку до аванса?

– Ребята, нет у меня. Нам зарплату третий месяц не дают.

– Пиздишь, как Троцкий. От самого бухлом за километр несёт.

– Да это у Людки сегодня день рождения. Она угощала. Ну, я и остограмился маненько.

– Не займешь – хер я твою статейку пристрою.

– А я к редактору пойду!

– А он тебя в шею! Вместе с твоими безграмотными каракулями.

Препирательство закончилось тем, что Трёпышкин нехотя раскрыл свой давно вышедший из моды портфель и извлёк начатую бутылку водки. Передав её в качестве гонорара продажным журналистам, он попытался было тут же вместе с ними и распить её, но был в четыре руки выпровожен вон.

Закрыв дверь на замок, друзья нашли в недрах письменного стола два запылённых, липких стакана и горстку окаменевших ирисок «Кис-кис».

– Выпьем, брат Паша, за дураков! Что бы мы без них, родимых, делали.

С перекошенной, как у вурдалака, физиономией Лёня шумно выдохнул после выпитой дозы. Затем его мощные челюсти, хрустя и скрипя, раздробили ириску с полуободранным фантиком.

Приятели занялись обсуждением разнообразных дураков, с которыми им, как журналистам, приходилось контактировать ежедневно. Паша Какбылин вспомнил, как благодаря ему Трёпышкин узнал, что Шерлока Холмса придумал английский писатель Конан-Дойл. Бравый руководитель правового кружка был настолько потрясён этим фактом, что даже записал это в своём ежедневнике, несколько раз переспросив, как правильно пишется фамилия классика мировой беллетристики.

Кстатичкин, вовсю веселясь, рассказал Паше про ещё одного городского чудика – Рустама Елмысеева, главного тренера секции восточных единоборств «Жёлтый скорпион». Елмысеев, который сам себя величал Асакара-Сын Шайтана, был известен в городских газетах как злостный сочинитель «философских» стихов. Все городские редакции были завалены его опусами и интервью с самим собой. Чтобы отделаться от его настырства, редакторы порой печатали эти творения под заголовками вроде «Повелитель смерти Асакара бросает вызов безграничному ужасу!». Творения иллюстрировались любительскими фотографиями голых девиц Асакары и его самого, демонстрирующего свои татуировки или грозно потрясающего бутафорским оружием. Иногда он фотографировался с пластмассовыми пауками, скорпионами и игрушечными резиновыми змеями. Это называлось «Смертельные схватки гения зла Асакары с инстинктивным ядом алмазно-чистого безумия». Но редакторы напрасно рассчитывали отделаться от него одной-двумя публикациями. Они лишь ещё больше распаляли тщеславие «первого в мире поэта-убийцы», как ещё Елмысеев себя называл. После одной напечатанной подборки он волок в редакционные кабинеты десять новых. Надоел «поэт-убийца» всем до чёртиков.

Стишки его типа: «Восстань Из Гроба – Ужас Ночи! И Всех Рази – Своим Мечом! Пылают Гневом – Твои Очи! Для Мира – Стал Ты Палачом!» вызывали праведный гнев общественно-активных граждан старше семидесяти, которые после каждой такой публикации заваливали редакции письмами с призывами «запретить пропаганду фашизма и сатанизма». А общественно-пассивные граждане моложе семидесяти над стишками Асакары, как правило, просто хихикали, крутя пальцем у виска.

Друзья так увлеклись занятным разговором о городских дурнях, что наплевали на всё остальное. В том числе и на время. А оно меж тем близилось к девяти. Лёня окончательно забил на статью: ему хотелось есть и спать. Он засобирался домой. Выйдя из редакции, приятели расстались. Паша Какбылин уехал куда-то догуливать удачно начатый вечер, и Лёня в зябком одиночестве остался на трамвайной остановке.

В пустом ободранном вагоне Лёня плюхнулся на сиденье почище. В голове журналиста было так же пусто и скучно, как и в карманах. Перед глазами рябила намалёванная чёрным фломастером на спинке переднего сиденья надпись: «Люди – вы лохи». Трамвай ухал и стучал колёсами, дребезжал разболтанными дверями. Где-то под сиденьями, звякая, перекатывались пустые бутылки. Кстатичкин задремал.

Усталый и равнодушный голос произнёс: «Остановка «Улица Советских Космонавтов», следующая – «Площадь Народных гуляний».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.