Завод Кривогнутых Изделий

Хмыкнув под нос, Лев помечает сказанное.

–В 14:00 будет проходить совещание с «Союзом».

Новотный делает очередную пометку в ежедневнике с кожаной обложкой. Кожа на вид твердая, но гибкая, совершенно новая, но состаренная нарочно.

–В 19:00 прибывает директор Завода кривогнутых изделий. Хочет обсудить текущие проблемы и перспективы производства. На сегодня все.

–Я даже не знаю, много ли это или мало, – Лев усмехается недовольно, исподлобья смотря/глядя на Карла.

–Боюсь, что мало, господин мэр. Прямо как и времени, которое нам дано, чтобы все наладить.

–Пожалуй, ты прав. Как насчет завтрака? У нас есть на него время? – Лев отбрасывает тело в кресло. Раньше оно было из натуральной кожи. Слишком шикарно: заставляет испытывать дискомфорт того, кто всю жизнь был лишен какой бы то ни было роскоши. В прошлом – лишен. В настоящем – избегал.

–Не откажусь. Как проснулся, только выпил кофе.

–Знаешь что-нибудь поблизости подходящее?

–Да, в квартале есть пара приятных мест.

-2- КАРЛ -2-

–Карл, ты ведь понимаешь, что не обязан поддерживать эту тему, если у тебя нет желания?

–Господин мэр, будьте уверены, что я непременно сообщил бы вам, если бы не захотел беседовать с вами. Я все-таки согласился на завтрак, прекрасно понимая, что мы вряд ли будем сидеть молча.

–Это радует.

Лев и Карл пришли в средних размеров кафетерий недалеко от Мэрии, заняли столик на крошечной веранде и уже успели сделать заказ. Карл вел себя естественно, казалось, что некоторая формальная холодность и отстраненность стали частью его самого. Лев же все время ловил себя на мысли, что всяким движением и словом притирается к своему помощнику. Неуверенность, смятенность человека, который все время сомневается в возможности успеха.

Вдоль всего подоконника за окнами стоят горшки с фиалками, ежеминутно освежающиеся легкой взвесью водяного тумана из разбрызгивателей. Ненавязчиво сладкий запах оседает на коже, доносимый туманом, – и остается на ней в течение всего дня. В заведении была всего пара гостей: два пижона, явно недавно пришедших в себя после томной ночной попойки, как думал Карл. Рядом с ними со все более тускнеющим лицом стоит официант-стажер.

–Принесите мне черный кофе. Вы знаете такой?

–Прошу прощения, – взгляд работника теряется от бесконечно налитых кровью глаз гостя, – в нашем заведении не принято называть кофе так, как назвали его вы. Мы подаем кофе по-южному.

–Чем плохо название, напрямую описывающее то, чем продукт является?

–Понимаете, такие времена сейчас… Не всех гостей устраивают старые примитивные наименования. Они отображают некоторые, неподходящие духу времени настроения…

–Какие такие настроения? Что ты хочешь этим сказать, малец? Тебя чем-то не устраивает мой заказ? Может, ты лучше меня знаешь, что я хочу? Может быть, мне поинтересоваться у тебя, как мне с моей женой спать? Есть вариант получше. Он вряд ли мог прийти в твою тупорылую голову. Просто принеси мне черный, как мазут, черный, как сгоревший винил, черный, как бескрайний космос, пустой и беспросветный, как твоя голова, кофе, мать его. И побыстрее!

–Вы… – Второй пижон хотел было что-то сказать, но…

–А ты вообще… – Хруст в кистях. Зрачки наливаются кровью.

–Понял, поговорим позже.

Лев и Карл против своей воли дослушали всю тираду нервного мужчины в пижонском черном костюме и гадкой расцветки галстуке, и лишь проводили взглядом спешно уходящего официанта-стажера.

–Неужто вопрос стоит действительно настолько остро?

–Обсуждать его – значит давать ему вес.

–Поддерживаю. Мы живем в то время, когда каждый имеет право добиться успеха в пути, который избрал, не так ли? Только вот путь…

–С этим уже не могу согласиться. Я учился на инженера, а по итогу исполняю административные и организационные задачи.

–Почему так вышло?

–Безработица13. На тот момент, когда я учился на инженера, они были смерть как нужны. Только и разговоров везде было, что некому проектировать, некому строить, некому даже просто-напросто эксплуатировать. Однако, к концу обучения я не смог устроиться даже на полставки по специальности. Слишком много потоков из разных университетов одновременно заняли всю нишу, оставив последующим выпускам лишь возможность ждать, пока кто-то уйдет на пенсию или когда будут открыты новые предприятия. Но люди нынче работают до самой старости, а новыми предприятиями не разбрасываются. Поэтому я тут, с вами. Проблема коммуникации и обратной связи.

–Обратной связи государства, образовательной системы и тех, кто предоставляет рабочие места, да… Прозвучало чертовски грустно и даже немного оскорбительно. Про то, что ты тут, со мной.

–Я не хотел сказать ничего дурного о вас. Любая работа лучше, чем никакая. За исключением Завода, конечно. Однако, сказанное мной передает скорее общее настроение, нежели мою несчастливую частность.

Дверь из внутреннего зала на веранду раскрывается, и из нее выходит молодая девушка-официантка. Белая сорочка, отороченный передник, коротко стриженные ногти, убранные волосы, все – как полагается тому быть. Девушка несет на подносе две чашки кофе с сахаром, две бутылки минеральной воды и круассаны с разными начинками.

Лев засмотрелся на нее, она это заметила краем глаза. На бейдже, висящем на ее сорочке, значится: «старший официант НИКА».

–Ника, простите меня за такой грубый вопрос, но почему вы работаете официанткой?

Вопрос Льва, прозвучавший дабы отвлечь ее от того факта, что он на нее засмотрелся, ситуацию лучше не делал.

–Простите? – девушка нахмурила брови.

–Вы учитесь или уже отучились?

–Я закончила школу и собиралась поступать в Университет. Я долго изучала программы обучения различных направлений и специальностей, рассматривала возможность переезда в другие города и регионы, но… так и не смогла выбрать прежде, чем сформируют списки поступивших.

Этот Город не отпускает никого.

–Стало быть, вы поступаете в этом году? Уже решили куда?

–Уже три года не могу решить. Как мне узнать, что будет востребовано? Не отберут ли лицензию у моего университета прямо во время обучения? Я читала, и такое случается. А что, если я выберу профессию, которая вовсе окажется забытой через пять лет специалитета? Что тогда? Идти работать официанткой? – свой монолог Ника закончила пылко, пожалуй, даже слишком, но весь накопившийся груз размышлений смог найти выход. Ее спросили о том, что действительно важно для нее, что ее действительно волнует, и реакция оказалась незамедлительна. Человеку очень мало нужно для того, чтобы существовать – лишь другой человек, которого он может любить, другой человек, который будет его слушать, другой человек, который один-единственный не осудит его помимо прочих.

–Можете идти, спасибо вам большое, Ника.

Девушка улыбнулась так, как учат улыбаться всех работников общепита: вынужденно, но почти натурально. Она удалилась вновь через двери, ведущие во внутренний зал.

–Приятного аппетита, – Карл был сух и официален.

–Приятного, – у мэра осталось странное послевкусие от неожиданно произошедших для него открытий о совершенно новом и незнакомом мире. – Наглядный тому пример, не так ли?

–Именно так.

–Запиши это в ежедневник. Обсудим с начальниками управлений и «Союзом».

Пижонам принесли черный кофе.

День в мире, лишенном ясности, продолжался безоблачно, и наступал теплый южный вечер.

-3- БОЛЬ -3-

-Господи…

–В чем дело?

–Мигрень… Опять…

Новотный держится за голову, взгляд его плывет следом за сквозняками, бушующими в холле Администрации.

–Где ваши таблетки?

–Письменный стол, ящики слева, тот, что посередине… Белая упаковка, таблетки округлые…

–Я сейчас, я мигом, только держите себя в руках!

У Льва часто случаются мигрени. Такие отвратительные неконтролируемые боли, разрывающие череп и все его содержимое на мельчайшие осколки обмана и лжи, оставляя лишь пыль правды, что сверкает яркими звездными вспышками, ослепляет, лишает чувства собственного существования, возможности трезво мыслить, уничтожает на корню всякую сознательность. Эти приливы фантомного самоуничтожения продолжаются не первый год, но единственное спасение от них – обычные обезболивающие, продающиеся без рецепта в каждой аптеке, потому что никакого действующего вещества на самом деле в них нет и никогда не было. Однако, слепая надежда на то, что эти таблетки помогают, время от времени по-настоящему выручают и дают шанс пережить очередной приступ.

Время – белая таблетка, утратившая вкус сливочного мороженого и клубники после того, как рассосалась ее оболочка. Время – безвкусная белая таблетка, которая уже прекрасно разжевывается, хорошо знакомая с особенностями прикуса хозяина. Время – надоевшая белая таблетка – но в пустой упаковке, лежащей в кармане. Она была последней. Возникает желание отказаться от всего, отречься от собственного тела, прогнать самого себя из того места, что может являться обителью сознания.

–Это они, верно?

Голос Карла раздается неожиданно близко. В руках у него упаковка таблеток округлой формы и бумажный стаканчик воды на два полных глотка.

–Да, они. Дай две.

Лев выпивает последнюю таблетку в упаковке и медленно скатывается спиной по зеркальной стене.

–Вы точно сможете присутствовать на собрании «Союза»?

–Точно, дай мне пару минут, – Лев прячет саднящий лоб в коленях. Костюмные брюки сильно натягиваются и вот-вот разойдутся по шву. Дурманящая слабость, тошнотворная кислинка во рту плещется в пересохшей гортани. Глаза не хотят видеть света, надрывающего края век. Свет режет острой болью сам ход мысли. В мыслях Льва лишь бесформенное желание, сродни мании – пережить один наплыв боли тягучей, словно воздух у пистолетного дула в момент выстрела, чтобы в кратком миге ретроградного спокойствия приготовиться к следующей атаке. Атака, которая кажется вечной.

Карл присаживается рядом.

Проходит с десяток минут, когда Лев поднимает свои глаза на холодный свет ламп освещения.

–«Союз» прибывает в конференц-зал?

–Именно так.

–Проводи меня и отправляйся проверять готовность торжественного мероприятия.

–Будет сделано, господин мэр.

–Называй меня Лев. Встретимся на месте.

Новотный мигом встает с пола и, отряхнувшись, четким и уверенным шагом направляется по холлу в сторону конференц-зала.

–Вы же просили вас проводить.

–Тогда не отставай. – Говорит мэр, потирая на ходу виски.

-4- МАРИ ФИШ -4-

-Таким образом, я могу закрепить как тезис следующие слова: «Мы провозглашаем союз разных равных».

–Что вы хотите этим сказать?

Председателем от лица «Союза» выступала Мари Фиш, высокая блондинка с удивительно грубым, почти мужским голосом, совершенно не подходящим к ее внешности.

–Мы хотим сказать, что наступило время, когда стоит отринуть любые различия между людьми ради того, чтобы совместными усилиями обозначить цель, назначить к ней вектор и двигаться к осуществлению сообща, в союзе.

–Мари, вы коммунист14?

–Нет, никакого политического подтекста в наших словах нет.

–В таком случае, вы заново изобретаете велосипед, разве не так? Объединять людей, несмотря на различия в методах разрешения проблем – удел прошедших лет, причем, как оказалось, не самый удачный. Возможно, я вас неверно понимаю?

–Возможно, что и так, господин мэр.

–В таком случае, объясните мне еще раз вашу позицию.

–Позиция заключена во взаимодействии не подобных людей, а…

(-…а бесподобных. – Гадкий смешок от одного из глав управлений.)

(-А-аха-ха-ха!)

–…а отличных между собой.

–Все, теперь мне понятно. Иными словами, вы хотите, чтобы дома строили не архитекторы, а специалисты по продаже этих домов? Вы хотите, чтобы люди, не имеющие никакого отношения к искусству, были допущены к оценке бесценных произведений изящного? Вы хотите, чтобы образование и специальность человека не были необходимы и не определяли его ракурса и сферы деятельности? Или может быть, вы хотите, чтобы в каждой конторе находился человек, не разбирающийся в производстве товара или услуги, но навязывающий свое мнение хозяину этого самого производства? Кому это будет выгодно, кроме как человеку, вторгшемуся в чужой монастырь? В чем на самом деле идея «Союза»?

Лев подкармливал свою неуверенность сомнениями ежедневно, но всякий раз, оказываясь на публике, а она, к слову, была довольно многочисленна (на данный момент Союз включал в себя уже почти сотню представителей, каждый из которых присутствовал сегодня в конференц-зале Администрации), Новотный превращался в ужасающее по кровожадности своей орудие ораторских расправ, остановить которое было практически невозможно, если механизм вдруг запускался.

–Разве работа Завода кривогнутых изделий не является достойным примером того, как человек, попавший не в свою среду, может преобразить обычное производство металлического профиля в нечто… большее?

–Уважаемая госпожа Фиш, прошу обратить ваше внимание на тот факт, что вы уже судите о вещах без должного профессионализма и понимания вопроса, чем сводите на нет жизнеспособность вашей теории на корню. Несмотря на особую специфику работы Завода кривогнутых изделий, там продолжают трудиться обычные инженеры. Да, они получают дополнительную квалификацию для проведения работ по авариям, связанным с неясными обстоятельствами, однако, они в первую очередь были, есть и будут – инженеры.

Лев выждал небольшую паузу, чтобы дать защититься Мари, однако, она совсем растерялась и не знала, с какого края теперь лучше подступиться. Она нервно перебирала в руках бумаги, на которых были набросаны различные планы проведения диалога, с учетом самых разных обстоятельств и вариантов развития, однако, так ничего подходящего не нашла. Мэр продолжил.

–Я не могу разрешить вашему объединению полноправно и полномасштабно действовать, как бы благи не были ваши намерения. Однако, чтобы удовлетворить ваше желание иметь влияние на внутренние городские процессы, могу предложить компромисс. Я мог бы взять на должность специального советника мэра по метавопросам вас, госпожа Мари Фиш. Но только вас. Союз останется в состоянии заморозки, пока мы не сможем полностью сформулировать область применения его человеческих ресурсов. Ваш ответ?

Мари, только успевшая присесть в кресло и спрятаться за ближайшим плечом одного из представителей Союза, окончательно потеряла контроль над ситуацией.

–Я знаю, что вы сейчас не ощущаете почвы под ногами, но это есть целиком и полностью ваша ошибка и ваша неподготовленность, на которые я готов закрыть глаза на этот раз. Итак, ваш ответ?

По залу разносится мышиная возня из смеси легкого гомона, неясного говора с акцентом и без, перешептываний, недовольных прищелкиваний языком, хруста пальцев, закатывания глаз, безмолвной горечи, зависти, ненависти и досады.

–Если вы в дальнейшем все сделаете верно, у вас будут все шансы и возможности к тому, чтобы организовать то предприятие, которое было обсуждено сегодня. Однако, всему свое время. Ваш ответ, госпожа Фиш?

–Город, который никому не дает набраться сил. Город, лишенный что прошлого, что будущего, и не имеющий никаких целей в настоящем. – Неожиданно Фиш вновь поднялась и продолжила говорить, отбросив блокнот с заготовленными паттернами беседы на коллегу, сидящего на соседнем кресле, скрюченного от неудобства подлокотников. – Мы – представители разных сфер деятельности, некоторые из нас состоят на государственной службе, некоторые трудятся на собственных предприятиях, иные – на чужих, но видим мы все одно и то же. Отсутствие понимания. Каждый может объяснить, что происходит и происходило, каждый может построить тренды и прогнозы дальнейшего развития того или иного процесса, но царящая неуверенность приводит все в состояние тоски и застоя. Каждый может объяснить, как жить, но понять этого не может. Понять – и осуществить. Деятельность «Союза» направлена на то, чтобы понять, куда мы все движемся и почему, решить, верный это путь или нет, а после совершить уверенный шаг в будущее. – Фиш качнула головой в сторону горстки сидящих подле Льва людей. – Каждый тянет благо на себя, в свою сферу, производства делают то, что не имеет практической ценности, духовное лишено души, а люди стремятся к пустому и пустыми остаются, потому что никто не знает, как жить, а порой и зачем жить в этом кризисе бессмысленности. Да. Да, господин мэр, я принимаю ваше предложение.

–Секретарь, когда будет готов протокол? – Лев невозмутим, но в душе у него великая радость. Мари – та, кого он искал.

–Сегодня вечером.

–Направьте его в вечерние газеты. Проведем голосование. Кто за принятие Мари Фиш на пост советника по метавопросам? Кто против? Единогласно. Мари, вас будут ждать в отделе кадров завтра. Заседание окончено.

-5- МАЙСКАЯ МУХА -5-

-Я помню, как в школе еще победила в международном конкурсе по математике.

Совещание в конференц-зале продолжалось чуть больше часа.

–Результаты сообщили при всем классе. Награды вручали мне директор, весь преподавательский состав точных наук. Разрешение теоремы Кисброда15 было совершенно невозможным, но иногда мир позволяет случиться чуду даже в областях, лишенных такого права. Но что чудо? Маловероятное событие. Всего-то.

Фиш и Новотный стояли у высоких панорамных окон одного из верхних этажей. Солнце резало края зданий, делая их меньше и тоньше, придавая им неосязаемости.

–Затем до конца обучения меня считали почти что ученым. Все ребята из моей школы шутили надо мной, но так, понимаете, не со зла. Все преподаватели знали мое имя, когда у меня день рождения, знали, за что я знаменита, и очень ценили, что после таких успехов я осталась их ученицей, а не перевелась в престижный лицей.

Новотный скрестил руки за спиной и слушал рассказ Мари покровительственно после учиненной над ней словесной расправы и с уважением – после данного ею волевого отпора.

–Даже приходя/когда я приходила в школу после выпуска, меня узнавали. Чего не скажешь обо всех других выпускниках. Чего не скажешь о сотнях и тысячах людей, которые всю жизнь делали все правильно, но так и остались неуслышанными, неувиденными, неизвестными. Однако, и меня забыли. А те, кто еще помнит – рано или поздно забудет, оставит в прошедшем.

–Почему же после такого прорыва вы не отправились работать к Директору Хрону? Ваши достижения сыграли бы большую роль в возможном трудоустройстве.

–Я не знаю. Наверно, потому и задалась вопросом, который показался мне важнее. Почему «я не знаю». Прежде чем двигать науку вперед, нужно решить ряд чисто этических и философских вопросов. Так или иначе, чувство грядущей утраты не оставляет меня.

–Никому из нас, Мари, не увидеть новой жизни, не начать всего сначала, слишком велик тот груз, что мы несем. Но и слишком много создается нового ежедневно. Жизнь пресыщена и пуста.

Фиш не почувствовала облегчения от этих слов, но ощутила нечто куда более важное: Лев мог ее понять. И понимал.

–Пройдемте в мой кабинет. Скоро там начнется торжественное мероприятие.

–В чем суть этого мероприятия?

–Поощрение одного энтузиаста.

–И как вы думаете, это ваше поощрение сыграет какую-то роль?

–Я полагаю, оно просто необходимо. Необходимо ему. Необходимо нам.

–И что он будет с ним делать? Нам необходима стабильность. Нам необходимо буквально составлять новые инструкции к этой жизни, чтобы понимать, как ее жить. Что нам даст эта формальность?

–Есть вещи, истинно несущие благополучие. Вы сами говорите, нам нужна стабильность. Не поощряя благодетельное и не осуждая дурное, мы не сможем определить эту самую стабильность.

–Большая часть моего недовольства строится вокруг вашего решения праздновать его успех. Это бессмысленно. Сегодня – он, а завтра другой. Послезавтра на его месте будет вовсе человек, который решит устроить велосипедный заезд голышом, чем переполошит все новостные сводки. Это – всего лишь кроткая и краткая попытка отсрочить его забвение, что сделает ему лишь больнее. Лучше бы не говорить о нем вовсе.

–Вы себе противоречите. Слишком открыто противоречите.

–Я и не говорила, что я вступила в Союз, чтобы целиком и полностью продвигать его идеи. Я не верю в достижимость целей крупных объединений людей, а вот в личный успех – верю. Это меня и гнетет. Всех не сделать счастливыми и уверенными в будущем, я это понимаю, но не прикладывать к этому силы – почти преступно.

–Однако, это не отменяет того факта, что ваша работа теперь имеет за собой некоторые обязательства, о выполнении которых вы прилюдно согласились. Они могут позабыть, но копию вечерней газеты я лично себе на память сохраню. Сохраню, чтобы понять спустя годы, правы ли мы были, считая, что можем придать жизни благополучной статики взамен ее хаосу, несущему горе и радости в случайных частях.

–Я принимаю это. Прошлого никуда не деть.

–Да, – погружаясь в свои мысли, сказал Лев, – Да, ни-ку-да.

-6- ДИРЕКТОР ХРОН -6-

–Как прошло награждение, Лев?

–Прекрасно. Фанфары, достойная обстановка, достойный ее человек. Однако, встреча с Союзом свой отпечаток оставила.

–Понимаю, они такие.

–Вы общались с ними?

–Сотрудничаю со многими из них. С некоторыми даже веду постоянную переписку. Думают, что я могу взять все в свои руки и преобразить весь мир. К лучшему или к худшему, – Директор рассмеялся беззаботно громко, – они не уточняют.

–А вы можете?

–Я? Конечно, нет. Успех – он всегда коллективный. Когда-нибудь мы сможем предсказывать его с точностью до сотых долей, но пока что вынуждены блуждать в пробах, пробирках и ошибках. Но! Станет это возможным только тогда, когда мы сможем планировать каждое действие любого из живущих. А я… Я против такой деспотии.

–Вы не желаете ужинать?

–Знаете, отказываться не стану.

–У вас есть какие-то предпочтения?

–Признаться честно, я привык есть на Заводе. Или вообще не есть. Не умею отвлекаться от работы. Могу забывать спать, заводить часы, умываться. Не слишком ли откровенно так просто признаваться в своей неряшливости и невнимательности? – Он смеялся, смеялся вновь и снова.

–Нет, что вы. Все мы обладаем своими изъянами. Я, например, страдаю от мигреней. Должно быть, метеозависимость.

–И когда вам плохо, Лев? На пасмурную погоду или на солнечную? Может быть, на их смену?

–А черт его знает. Ужин, не так ли? Я поведу.

Директор поправил грязно-зеленый костюм из шерсти и двинулся следом за Львом. Мэр слегка прихрамывал, словно усталость налила его ноги каленым металлом. Директор Хрон имел привычку замечать малейшие изменения в людях и прослеживать за причинами и возможными следствиями их. Можно сказать, издержки работы.

Вечер встречает двух руководителей воздухом, прогретым за день солнцем, крепленым выхлопными газами производств и автомобилей, воздухом, который с каждым вздохом забирает сил больше, чем дает. Все мысли направлены на одно: сорвать горячий полиэтилен с лица – и набрать полную грудь обжигающего свежестью кислорода.

–Вы нашли вашего рабочего?

–Китовски? Нет. Думаю, что и не найдем. Такова специфика. Однако, спустя сутки после инцидента работа и вправду наладилась. Ни аварий, ни поломок, ни затруднений при настройке станков. Неясность терроризирует производство, пока ее не устранят или же – пока она не устранит кого-то.

–Какие силы будут приложены к ее поискам?

–Никаких. Она была героем своей аварии. Теперь же все, что мы обязаны сделать – так это душевно поблагодарить ее за самоотверженность и ждать назначения следующего инженера.

–Стоят ли такие жертвы перспектив?

–У нас наконец-то появилась цель. Раскрытие потенциала деталей машин с измененной энтропией и энтальпией      . Да буквально все производство, любые технологические процессы, что могут быть минимально автоматизированы, стали кривогнутыми! Любые товары, имеющие определенные требования к заданным свойствам, производятся на Заводе. Они сохраняют свой вид и эксплуатационные качества, но кроме того обладают и совершенно удивительными свойствами. Это то, чего не смогли достичь в прошлом веке. Это то – на чем поставили крест в начале этого. Однако, вот он! План, которого были лишены уже несколько поколений. Возможность вывести производства на новый уровень, предоставить предприятиям, связанным сферам и структурам использовать механизмы на совершенно новом уровне. Прогресс не будет остановлен! Разве не это нужно нам сейчас? Новые рабочие места, новые горизонты, свежая порция будущего – для всех и каждого!