Завод Кривогнутых Изделий

–Тебя зовут Андрей, малыш?

С обратной стороны остановки, куда не дошел мальчик, висело распечатанное на бумаге объявление о пропавшем без вести Андрее Петерссоне, которому семь лет, последний раз видели его три дня назад на пляже, одет в бриджи и футболку светлых тонов, за любую информацию вознаграждение.

Естественно, Андре не отправился пешим ходом домой. На автовокзале сразу же позвонили его родителям, вызвали сотрудников медпункта и дежурный наряд органов правопорядка.

Врачи недоумевали: за три дня, что он пробыл черт знает где пропавшим без вести, ребенок не был истощен, переутомлен или обезвожен жарким летним солнцем.

Родители долго плакали, обнимая его.

Само собой, случилась попытка поднять шум да гам, лишить их родительских прав, но семья не числилась среди неблагополучных, была на хорошем счету на рабочем месте… Остальное разрешилось не без помощи друзей Максима и Клары и друзей любого человека – денег. В общем, дело замяли, и все вернулось к прежнему распорядку. Почти.

Никто так и не смог получить от мальчика признание, куда он запропастился, что делал эти несколько дней: Андрей утверждал все время одно и то же.

Кострище.

Сирена.

Волки.

В итоге, данный рассказ списали на шоковое состояние малыша и готовы были забыть в самый короткий период времени, торжествуя от того, что все обошлось.

Однако, некоторые изменения ощущались слишком явственно и их списать на дурной фон, плохую декорацию прекрасной постановки не получалось никак.

Андрей, и без того внимательный и вдумчивый, стал еще чаще и еще глубже погружаться в свои мысли, порою выпадая на целые часы из жизни. Повторные медицинские освидетельствования не выявили ничего такого: здоров – и физически, и психически.

Мальчик неожиданно заинтересовался чтением. Максим целый вечер ломал голову, чем же порадовать сына: фантастические романы о космосе, приключенческие повести о пиратах, поучительные рассказы, стихотворения поэтов прошлого столетия – из тех, что попроще? В таком возрасте у человека происходит заложение фундамента всех уже взрослых мнений, интересов и вкусов, а взгляды бросаются зачастую на вещи самые противоположные, отчего выбор был так сложен.

Что бы ни приносил Максим, сын его отвергал спустя страниц десять прочитанными. Отвергал – совсем по-взрослому.

–Бред.

–Глупость.

–Бессмыслица.

–Я что, по-твоему, совсем малыш?

Последнее было сказано им на издание толстой энциклопедии про экзотических животных и насекомых.

–Слишком просто.

–Возмутительно поверхностно.

–Удручающе тривиально.

Некоторые успехи в развлечении сына имела Клара: тот полюбил бывать на свежем воздухе, где стоит предельно достижимая тишина. Парки, леса, пляжи – там, где безлюдно. За такие променады он одаривал мать полным любви взглядом спустя пару часов наблюдений за кувшинкой в пруду или каким-нибудь камнем, лежащим среди сотен одинаково схожих.

Спустя несколько недель началась учеба. Родители позаботились о том, чтобы каждое утро они имели возможность лично отвезти свое чадо прямо к школьным дверям. Из школы же домой его отводила старушка Гипси, крепкая пожилая женщина с очень яркой улыбкой, которая приходила за своей внучкой Шери. Обе жили в соседнем доме от того, где жила семья Петерссонов. К слову, довольно богатый район, совсем недавно застроили, и квадратный метр площади стоил ощутимо больше в сравнении со старыми панельками и даже соревновался в дороговизне с частным сектором.

В один из дней трио, состоящее из старушки Гипси, семилетнего Андрея и восьмилетней Шери (день рождения у нее был парой месяцев раньше, чем у ее навязанного друга), решили сделать небольшой крюк в книжный магазин, прежде чем отправиться домой: у девочки были серьезные проблемы с математикой, потому классный руководитель назначила ее бабушке купить специальное пособие как раз для детей,… отстающих в вопросах математики.

Старушка Гипси, невероятной доброты женщина, улыбнулась ей своей очаровательной улыбкой, согласившись с каждым словом, ведь ее обожаемая вишенка действительно была не так способна, как многие ее сверстники, совсем не умела концентрировать внимание и в целом была довольно мечтательна. Согласилась с каждым словом, а про себя добавила: «Ах ты, мерзкая гнилая падаль, еще раз скажешь, что моя Шери отсталая, я тебе твой карандашик любимый в одно ухо вставлю и из другого вытащу, дешевка».

Итак, все трое зашли в книжный магазин, расположенный в подвальном помещении недалеко от кофейни, на веранде которой было полно горшков с фиалками.

–Пока я выбираю методичку для Шери, можете тоже пойти посмотреть себе какие-нибудь книжки. Вдруг вам что-то понравится, – пожилая женщина потрепала по волосам детишек своей доброй рукой, на которой сквозь кожу просвечивались фиолетовые вены, и отвернулась, заведя разговор с продавщицей.

Шери мгновенно ринулась изучать книжки, содержание которых было в разы хуже их красивых глянцевых обложек.

Андрей тем временем, сам того не замечая, выглядел обиженным: нахмурил брови, надул губы. Нетерпение бушевало в нем, желание как можно скорее уйти из чертового книжного магазина вылилось в то, что он, насупившись, пинал неровно лежащую на полу плитку.

«Книги. Подумаешь, книги. Все чушь да глупость. Ничего стоящего. Ничего интересного…»

Оставшись в проходе, он стал осматривать полки в полной уверенности, что не сможет задержать свое внимание хотя бы на одной из них дольше, чем на несколько секунд.

«Энциклопедия чудес света».

«Атлас дорожных карт западного побережья».

«Какие-то рыцари с принцессами».

«Почти те же самые рыцари – но уже сражаются против оборотней».

«Позор, разве это стоит труда быть прочитанным?».

И тут…

… внутри Андрея что-то колыхнулось, затрепетало, подвальный сквозняк прошел его насквозь и обдал холодком маленькое сердечко, выступила испарина.

 На книге, полностью затмившей взор мальчика, значился символ, полностью его загипнотизировавший: золотые вензеля, колесо в обрамлении больших колес, неправильной формы звезды, искривленные противоестественно согласно прихоти законов математических функций и никому неизвестного в наши дни знания. Обложка была красного цвета, будто слегка покрытого тенью, которая явно не могла на нее падать: весь магазин был ярко и хорошо освещен. Этот рисунок… Самовоспроизводимый, самопорожденный, созданный из ничего и сохранивший в себе это ничто, преисполнившись такого количества смыслов, что ни один из них не мог быть упущен из виду. Всеобъемлющая вечность в кривых линиях.

Андрей Петерссон потянулся к ней и с первого раза даже не смог коснуться: слишком высоко. Слегка подпрыгнув и брякнув всеми учебниками и ручками в большом портфеле с нарисованными на нем жабами, закрывшими от удовольствия глаза, мальчик смог подцепить корешок, и увесистый том полетел прямо на него.

Мальчик поймал книгу и обернулся: каждый посетитель магазина был занят своим делом, старушка Гипси увлеченно о чем-то беседовала с продавцом-консультантом.

«Куам-Нум» 25 .

«А что, если это опять окажутся какие-то сказки для детей или чего еще хуже – сказки для взрослых?»

«Нет, это хорошая книга, очень хорошая, Андрей».

Мысль эта в голове его возникла сама собою, и он доверился ей.

–Ты точно хочешь эту книгу, Андрей?

Старушка Гипси, до замужества – Антуанетта Левит, не переживала за стоимость книги: родители мальчика честные и порядочные люди, которые всегда оставляли ей определенную сумму на расходы, если вдруг их сын что-то захочет. Однако, она была обескуражена выбором второклашки настолько, что даже скрыть своих эмоций не смогла.

–Да, точно-точно! – Голос его звучал так радостно и предвещал такую благодарность в глазах его, какую никогда раньше старушка не видела, потому отказать была просто не в силах.

Шери с небывалой радостью рассматривала найденную раскраску, полную волшебниц и их верных фантастических питомцев: единороги, драконы с улыбкой воспитателя в детском саду, смазливые пони, на которых, кажется, тестировали в свое время косметические штучки наподобие тонального крема и помады. В общем, довольно слащавая гадость.

Покупка увесистого красного тома для Андрея и стала, пожалуй, вторым за полгода переломным моментом его жизни, только стремящейся к тому, чтобы осознать саму себя. В этот книжный магазин Андре вернется и еще не раз.

Старушка Гипси проводила мальчика до квартиры, где и оставила его ждать вечера и возвращения родителей, а сама отправилась восвояси – доказывать всему миру, что ее любимая внучка просто неряшлива да невнимательна, как, впрочем, все дети, но что уж точно – математика ей более чем по силам.

Сделав на скорую руку уроки и пообедав тем, что ожидало его, накрытое пищевой пленкой в холодильнике, Андрей принялся за изучение своей находки.

Автор, как таковой, не был указан, несмотря на огромное количество самых различных литературных источников. Мальчик слегка боялся, что том его разочарует своим содержанием: например, начнется повествование о возможности превратить собачьи сопли – в золото, изготовлении кукол для наведения порчи или о фундаментальных понятиях точных наук, что было для него еще более отталкивающим, но ничего подобного не встретил.

«…внутренних механизмов человека, объясняемых биологией, но имеющих за собой куда более глубокие измышления, до которых ученому нет дела, а человеку необразованному – просто непонятных. Механизм должен действовать. Действия обозначают некоторый алгоритм из процессов. Можно ли эти процессы взять под свой личный контроль? Процессы систематизируются и объединяются по группам. Подобная структурированная система позволит путем наблюдений и экспериментов выявить, какие действия или бездействие губительно сказывается на тех или иных сферах человека, какие – положительно.

Путем выведения правил становится возможно оспаривать тоталитарную власть чего-то, что существует с человеком в тесной и нерушимой связи.

Менять внутренние процессы по своему усмотрению и необходимости – значит полностью управлять своим телом, оставив биохимию в конце длинной очереди тех, чье мнение спросят, когда нужно будет использовать свой потенциал максимально».

«…уйти в себя так глубоко, что даже раскаты громового фронта не смогут отвлечь медитирующего от концентрации на внутреннем Я».

Однако, вся вышеуказанная фабула, встречающая читателя, была подробно расписана далее на более чем тысяче листов, посему, «…если объект соответствует общим правилам, то стоит начать с подготовки, разделенной в четыре простых этапа».

От перевозбуждения у Андрея заметно пересохло в горле. Он отправился на кухню, чтобы утолить жажду. Разлив воду из графина мимо стакана, он впервые в жизни разозлился, по-настоящему разозлился.

«Если бы я мог идеально контролировать свои руки, то смог бы наливать воду даже подвешенным на дереве за ноги».

Забрав с собой стакан, полный воды, оживляющей и успокаивающей, он вернулся к чтению.

Тайное знание оказалось, к удивлению Андрея, не таким уж и тайным: вот оно, продается в книжном магазине, где не просят лицензии заслуженного оккультиста для приобретения такой литературы, однако, полсвета еще не стали просвещенными.

Мальчик не совсем еще все понимал, но чувствовал, что краткие по описанию четыре пункта займут уйму времени и сил.

«1. Не делать то, что любишь делать.

2. Делать то, что не любишь делать.

3. Добровольно согласиться на страдание.

4. Очиститься и осознанно совершать действия».

Андрей встретил родителей взбудораженным и безумно веселым. Он шутил, смеялся и вился вокруг них, пока Клара и Макс волокли по коридору уставшие за день ноги и лишь грезили о приближающихся выходных. Они с опаской изучили книгу (мальчик сам принес ее и похвастался приобретением), но при беглом прочтении они не обнаружили в ней ничего, что могло бы плохо повлиять на ребенка. Да и написана она была таким сложным языком, что оба полагали: малыш еще совсем ничего не может разобрать и осознать, потому просто дивится ее необычности, внушительной толщине и редким, но впечатляюще красочным картинкам.

Ага, как же.

Странности начались со следующего дня.

Пункт первый пришел в исполнение со всей фанатичностью и решительностью, какая может быть у ребенка.

Шоколадное мороженое, его любимое из всех возможных, предложенное старушкой Гипси, оказалось отвергнуто с несвойственным второкласснику напором, но, чтобы не обидеть ее, он предложил отдать свой рожок Шери. Та, проявив чувство, похожее на смесь удивления и злорадства, мгновенно вырвала сладость из рук Андрея и спрятала в наружный карман портфельчика с феями и бабочками.

Дома пред Петерссоном младшим встал вопрос: если ему нравится читать эту самую книгу, согласно которой он решил жить, что ж теперь ему ее не читать? Не брать в руки, не изучать обложку? Раз ему это действительно нравится, то так. Час за часом пред глазами его всплывал тот самый замысловатый и невоспроизводимый рисунок, повторяющий сам себя, продуцирующий собственное существование, рождающий сам в себя и сам в себя заключенный.

День выдался для него скучным и трудным, но куда хуже был вечер.

Андрей все раздумывал, поймет ли он, когда настанет время для пробы второго пункта. Дверь квартиры распахнулась, сопровождаемая усталыми голосами Клары и Максима.

Самое важное и ожидаемое время: встреча родителей с работы, которых он видел с каждым днем все меньше и меньше, Завод забирал все силы и устремления из их тел и сознаний, загружая утомительно однотипной работой. Да и возраст начинал брать свое. Именно в этот час, час возвращения, родители больше всего ждали объятий сына, выбегающего из своей комнатки. Этого ждал всею душой и мальчик, однако, возникла дилемма.

Если он любит встречать родителей, что ж, ему и родителей не обнять теперь?

Почти заплакав, он принял для себя решение остаться на софе.

Случился диалог: кто обидел, что случилось, почему ты такой расстроенный?

Затем случилась перепалка.

–Я же говорила тебе, что ему еще рано в такое лезть!

–А еще ты говорила, что ничего дурного он оттуда не вычитает. Успокойся, мы оба хороши…

Андрея успокоили, а книгу «Куам-Нум» бросили среди бесчисленного множества коробок с обувью в гардеробном шкафу и строго-настрого запретили малышу ее искать.

Очень скоро все окончательно вернулось на свои места. Родители забыли про случившуюся пропажу своего чада на трое суток, забыли про то, какие мерзкие звуки издал «ПИАН» возле кострища, когда Максим, случайно вынеся устройство в кармане рабочей куртки, в которой блуждал с другими поисковиками по лесу и побережью в попытках отыскать мальчика, прошел мимо злополучного места, забылось и про том в красной обложке на добрую тысячу страниц мелким шрифтом.

Все забылось.

Почти на одиннадцать лет.

-17- КУАМ-НУМ -17-

Андре Петерссону скоро исполнится восемнадцать лет.

Совсем скоро он окончит школу и, если не завалит экзамены, то поступит на бюджетные места в какой-нибудь институт или университет. На какую специальность? Да плевать, почти ничего его не интересовало. Податься в гуманитарные науки? Глупо. Это было ему совершенно незачем, как если бы известному писателю или редактору газеты вдруг бы подарили букварь – ну, так, вдруг там появились новые буквы, о которых он не в курсе.

Роста он прибавил значительно, как и ширины плеч, слегка вьющиеся каштановые волосы убраны со лба, прямой и подернутый скукой взгляд чистых глаз.

Он не сомневался в том, что сдаст любые тесты и проверки на «отлично», равно как и в школе: с определенного периода жизни Андре везло. Везло так и везло там, где даже не обделенный талантами человек под руку с самой Судьбой споткнулся бы о неровно положенную плитку на набережной.

Как везло? Да самым разным образом.

Автобус подъезжает ровно в ту минуту, когда он страшно необходим.

На полке оказывается последняя бутылка любимой газировки.

Соседка по парте сама предлагает списать у нее контрольную по математике. Шери действительно в ней преуспела. Старушка Гипси однозначно продолжит этим хвастаться даже спустя еще один десяток лет. Она доказала этой гадкой карге за учительским столом, что она глубоко заблуждалась насчет ее вишенки.

Когда все его друзья после юношеской попойки оказываются пойманы захмелевшими своими родителями, Клара и Максим неожиданно попадают в ДТП на парковке супермаркета и ведут разборки за царапины на бампере до самого утра, давая возможность спрятать перегар в комнате проветриванием, а во рту – зубной пастой.

Сорвавшаяся с цепи собака на даче у школьного товарища попадает под проезжающий мусоровоз, оставив старшеклассника без верного друга, а Андре – без рваных ран на лодыжках.

Кошельков на земле он, конечно, не находил, но любые мелкие пакости и выходки оказывались незамеченными и сходили с рук. Фортуна оберегала его от всех возможных невзгод, чтобы он мог заниматься всякими глупостями, ухаживанием за девушками и устраиванием заварушек со знакомцами. Как можно догадаться, ни одной драки в его жизни не было: видимо, госпоже Покуте нравилась его улыбка, отчего спасала его от потенциальной возможности лишиться зубов.

Наступает лето.

На все экзамены Андре приходит с перепоя. Задания по совершенной случайности оказываются ему знакомы, и он справляется с ними играючи. К точным наукам он готовился серьезнее, даже заготовил шпоры, которые забыл под бутылкой игристого вина у подруги, высокой блондинки с тонкими губами и широким разрезом глаз, довольно симпатичной, к слову. Забыл, да не все: в носках шелестела всего пара небольших листочков,… на которых оказался именно тот десяток формул, который был так необходим.

Выпускной.

–Мам, где мои лаковые туфли?

–В гардеробе, дорогой. Посмотри внимательнее.

Андре нервно ссыпал все коробки с обувью из гардероба, совершенно отчаявшись их найти без посторонней помощи.

«Вот они!»

Одна из коробок раскрылась, и из нее ударил по глазам крохотный солнечный зайчик.

«А это еще что?»

Юноша взял в руки картонный короб с туфлями сорокового размера, а под ними обнаружил увесистую книгу с красной обложкой.

-18- ЧТО МЫ ЛЮБИМ? -18-

Сейчас все имело совершенно иное значение, нежели во втором классе, когда мальчик Андрей впервые взял в руки тяжеленный томик.

Наступила середина лета. Теперь поступление или не поступление – лишь вопрос ожидания. Вовсю процветали ночные прогулки, купания в море, пока бутылки сидра охлаждаются в тени, закопанные у самого берега, и, конечно любовь.

Однако, выдаются и дождливые дни.

Небо обуял марш молний, сплошная вереница туч, непрекращающиеся ливни, сопровождаемые грозовыми раскатами. Синоптики предупреждали, что ухудшение погодных условий продлится еще минимум три-четыре дня. Андре засиделся дома и порядком заскучал, когда вдруг вспомнил о найденной, забытой и вновь обретенной книге.

«Не делать то, что любишь?

Пожалуй, я действительно все неверно понял. Скорее смысл здесь иной. Сможет ли человек действительно определить то, что он любит? И, если выстроится список, способный вынести хоть какую-то критику, сможет ли он объяснить, в чем причина этой любви?

Иначе говоря, почему мы делаем то, что делаем? В чем причина, если нам известно лишь следствие? Дедукция, никак иначе. Все оказалось довольно прозаично. Книга все-таки детская…»

Но тут Андре задумался. Ведь, действительно, это так: если человек совершает какие-либо действия, значит, есть что-то, что влечет его эти самые действия совершать. Что это может быть? Внутренняя установка? Мы ведь едим не потому, что любим это делать, в большинстве случаев, а потому, что у нас в этом есть потребность. Может быть, разговор идет о… зависимостях? О вещах, которые владеют нами больше, чем мы ими?

Андре безумно любил сдобные булочки с вишней. Что, если это связано с… чувствами к Шери? Некая игра образов, игра слов, наподобие той, что происходит при театральном представлении? Ведь на сцене – никто не является героем, даже предметы не являют собой себя. Они – всего лишь символы, которые используются в общем нематематическом выражении, в результате рождающих эмоцию или мысль, посыл, который нельзя раскрыть, просто озвучив его в лоб или же еще сложнее – нельзя озвучить вовсе, лишь изобразить действие, его модель. Много, удивительно много работы ради одного единого мига озарения, которое можно почувствовать, понять, осознать, но не пересказать, не зафиксировать никак иначе.

«Любим ли мы то, что любим? Или вся наша любовь – лишь обозначение власти над нами процессов, которые мы не в силах контролировать?»

За окном в абсолютно черном небе сверкали молнии.

«Делать то, что не любишь делать?»

Андре презирал мед. По совершенно неясным причинам его запах, его вид отторгал от себя, запускал в сознании цикл мыслей о всяких мерзких вещах, повторяющийся раз за разом, пока продукт не уйдет с глаз долой.

Юноша буркнул что-то себе под нос и неслышно отправился на кухню квартиры дремлющей беззвучно многоэтажки.

На одной из полок кухонного гарнитура стояла литровая стеклянная банка, полная золотой прозрачной жижи. Сосуд оказался на обеденном столе, рядом с ним – чайная ложка.

Несколько раз Андре набирал ложкой мед, затем смотрел, как тот тягуче, словно сливаясь сам по себе разными слоями, вновь оказывался в банке. Ком в горле, спазм в гортани и желудке. Еще немного и Андре…

«А черт бы его побрал».

Андре засунул полную ложку меда в рот и зажмурился, прикидывая о том, куда его можно было бы сплюнуть, если тот окажется настолько ужасным и отвратительным, как тот себе представлял, однако, это ему не пригодилось.

«Как же это вкусно!»

Совершенно немыслимая задача: описать все физические параметры пчелиной рвоты, которую люди подают к чаю, поливают ею оладьи и используют еще черт знает в каких блюдах; совершенно ни с чем не сравнимый вкус – как судить о событиях в спортивном матче, будучи полным профаном в этом или вообще – псом, которому никогда не понять, почему одни люди сидят, кричат и жуют всякие вкусности, а другие – носятся по зеленой траве, ловя на себе сотни и тысячи взглядов.

К утру банка меда опустела на треть, поедаемая ложка за ложкой Андре за чтением тайной книги, которая все больше походила не на четкую инструкцию по сборке самого себя в человека, но на готовую картинку, изображенную на коробке пазлов, разрезанную на множество схожих, но на деле совершенно отличных друг от друга деталей.

«Да, пожалуй, так. Точно следовать указаниям – все равно, что не понимать шуток и воспринимать каждое сказанное слово всерьез. Все написанное – лишь набор мыслей, но не оконченных. Мыслей, что должны привести за собой совершенно новые и по сути – уникальные. Уникальные и неповторимые – как человеческие жизни, листья деревьев, снежинки… Да практически все. Однако, при этом люди силятся проживать жизни согласно четко выверенным планам по достижению конкретных целей, к которым стремится подавляющее число людей. Один человек достиг успеха, затем стал продавать информацию о том, как другим сделать то же самое. Изначально бредовая цель становится модной, и вот первоисточник уже затерян, и масса, воспитанная этой идеей, желая обойти все риски и опасности, максимально благотворно достигнуть иллюзии, за которой якобы скрывается удовлетворение какой-либо потребности или желания, тоже кем-то созданным, выстраивается в очередь из болванок. Все в этом мире стремится к тому, чтобы быть единственным в своем числе. Все – кроме людей. Лишь они стремятся все систематизировать, подвести всех под единое равенство, а затем единообразно взращивать их, рождать и хоронить путем наиболее близким к успеху или успешным. Человек убивает в себе все Вселенское, пытаясь соответствовать стандартам и обнаружить легкий план действий, согласно которому можно с момента сознательного возраста вплоть до смерти не задумываться ни о чем, не принимать ни одного решения самому, не смотреть в лицо колоссу-Космосу, а спрятать глаза, потупить их в пол, на котором трясутся предающие их, трясущиеся от трусости ноги. Человек отвергает сознательность. Тогда она, как высшая из ступеней прогресса, отвергает самого человека. Никто не хочет принимать ответственность на себя. Здесь кроется не риск голодной смерти или нарушения закона и тюремного заключения. Риск куда более глубокий – бездарно растратить и без того короткий человеческий век. Без страха, без боли, ссылаясь лишь на других. Якобы человечество перестало наступать на одни и те же грабли – и слава Богу. Но почему никто не хочет наступить на место свободное от граблей? Там может быть и глубокая яма, и неизвестная никому дорога, что выведет из темной чащи. Из ямы можно выбраться и пробовать дальше, снова и снова, шагать по всем направлениям, на все пресловутые градусы круга. А вот стоя на месте или того хуже – пытаясь найти или следовать по тропе, превратившей зеленую траву в пыльную речку, можно обнаружить лишь одно – потерянные годы. Вполне безопасные и пригодные, как, например, жизни кроликов, прячущихся по норам… Но именно от того, они до сих пор в норах, а не в домах с электрическим освещением, на подземных парковках которых стоят автомобили, чьи двигатели из материалов с измененной энтропией стали мощнее некоторых аварийных электростанций, питающих микрорайоны. Человек однажды рискнул и решил, что жить по инструкции и выполнять четкие и ясные пункты, ведущие к явному успеху – полное фуфло и дрянь. Действительно ли я люблю то, что я люблю? Действительно ли я ненавижу то, что мне ненавистно? Пункт третий. Я обреку себя на самые удивительные и неповторимые страдания по мнению людей, которым скоро потребуется руководство по применению туалетной бумаги».