Завод Кривогнутых Изделий

Впереди была еще неделя для подачи документов абитуриентами на поступление в высшие учебные заведения.

-19- БОЛВАНКА И ПОТЕРЯШКА -19-

Кафетерий «Violettes» является привычным местом встреч множества парочек, влюбленно смотрящих друг на друга часами, держась за дрожащие и потеющие от переживаний руки.

Широкий выбор кофейных и чайных напитков, увенчанный тремя стеллажами самых изысканных десертов, а кроме того – и серьезные блюда для тех, кто оказался здесь за ужином или обедом.

Интерьер представлял собою четко выдержанный стиль Бидермейер, отличающийся от иных целостностью задумки, пропорциональностью и простотой, стремлением к передаче естественных цветов, очень близко к буржуазной роскоши, но во многом измененной для понимания и любви среднего класса, совершенно к такому не привыкшему. Так и складывалось ощущение принадлежности к чему-то помпезному, величавому и важному, но в необходимой мере для людей, которым не может быть знаком настоящий шик на грани с безумством, рождающимся в полном отказе от мыслей и переживаний об экономии денежных средств.

Обои в теплых тонах, множество вставок из дерева, паркет, вся мебель стоит на гнутых витиеватых ножках с орнаментом.

Здесь Андре и назначил встречу Шери. Дождь лил, не прекращаясь уже несколько суток, и девушка вполне серьезно задумалась о том, хочет ли она в такую погоду выбираться не то что из квартиры – вообще из кровати. Однако, юноша ее все-таки уговорил.

Как полагается существам нежным и не превозносящим порядок превыше всего, Шери опоздала почти на полчаса.

Зонт Шери остается в окружении своих собратьев у входной двери.

–Привет, Болванка.

–Привет, потеряшка.

Друзья крепко друг друга обняли и заняли один из столиков у входа. Шери ненавидела запах табака, потому стремилась быть как можно дальше от основной массы курильщиков, занимающих столики в конце веранды и ближе к середине.

–У меня тут такая мысль созрела!

–Именно с этой фразы начнутся неприятности или со следующей?

Она была одета просто восхитительно: белые босоножки на танкетке, легкое платье пастельного оттенка, собранные в косу волосы.

–Нет, не в этот раз, я так думаю.

–Тебе не надо думать, это не приводит ни к чему хорошему. Добрый день, – последние слова были адресованы подошедшей официантке, всего на пару лет старше самой Шери.

–Доброго дня. Что будете заказывать?

–Я буду то же, что и девушка.

–Мне, пожалуйста, медовый раф. – Сколько ехидства было в этих словах, скрываемых легкой улыбкой.

–Да, на этом все. Спасибо.

Шери продолжала смеяться про себя, вспоминая неудержимую неприязнь Андре к меду.

–Так, о чем речь?

–Хотел у тебя узнать, какие документы ты подавала для поступления… в этой свой…

–Технологический Университет при Заводе кривогнутых изделий?

–Именно, да. Вот эта самая дребедень. Какие нужны документы, и могу ли я еще их подать?

–Дай-ка подумать. – Вопрос поставил Шери в очевидный ступор.

«Андре? На инженерную специальность? С чего бы это он так? Может быть, родители заставили? Хотя нет, он никогда никого не слушает и вряд ли бы решил начать это делать. Причина совсем в ином. В чем? Какая ему выгода изучать вещи, от которых его воротит?»

–Так что? – Андре нетерпеливо вертел в руках портсигар, полный папирос, силясь не раскрыть его и не начать чадить возле одного из немногих людей, чьи вкусы и взгляды он учитывал, прежде чем что-нибудь такое выкинуть.

–Да, можно. Пакет документов стандартный. Среди проверяемых оценок по экзамену – и технические, и гуманитарные дисциплины. Только нужно будет поторопиться: через неделю приемная закрывается вместе с возможностью стать абитуриентом.

–Прекрасно. Замечательно. Волшебно.

–Может быть, поделишься со мной, в чем дело? Я считала, ты станешь юристом, лингвистом, учителем – да любым специалистом, который сталкивается с решением инженерных задач чуть чаще, чем с сиренью, цветущей зимой. Или не станешь никем. Тебе бы это было особенно к лицу.

Андре, предвосхищая реакцию, достал припрятанную под столом книгу в красной обложке и стал подробно делиться всеми своими измышлениями с Шери.

–Если я и хочу получить то, что мне нужно получить, что я даже, возможно, должен получить в этой жизни, мне необходимо ринуться прямо в пучины вещей, которые не вызывают у меня симпатии. Только в худших условиях могут раскрыться лучшие черты.

–Звучит очень глубоко. Правда, откуда тебе знать о худших условиях?

Официантка поднесла на металлическом подносе две большие кружки медового рафа, и Андре сделал несколько крупных глотков почти мгновенно после того, как напитки оказались на столе.

–Изумительно. Превосходно. Изысканно.

К концу встречи официантка получила свое заслуженное поощрение чаевыми, а Шери – дозу удивления, смятения и мыслей, которые сама не могла до конца сформулировать и переварить.

Очень скоро Андре и Шери станут жить вместе. Уютно, уединенно и по-своему… нормально.

-20- ЭРВИН СКАРЛЕТТ -20-

Пока Мадлен Китовски училась скрывать всяческие изменения, происходящие в ее жизни, Климент Гросс, разбуженный в аппарате, улавливающем малейшую активность мозга, был искренне благодарен каждому, кого увидел, продрав глаза.

Решаться на такой эксперимент было чревато: с каждой ночью кошмары становились все ближе к дыханию, все ласковее облизывали студенистым черным языком его смердящее страхом лицо.

Врач, у которого была научная степень и сплошь седые волосы, помог Клименту встать с лежанки, мокрой от выступившего холодного пота мужчины, и направил его к столику.

–Можете быть свободны. У вас завтра выходной? Да, хорошо. Думаю, один день клиника обойдется без нас. – Сонным движением руки седовласый доктор отпустил своих подчиненных, чем они незамедлительно воспользовались.

–Теперь мы можем с вами поговорить.

На столике, уставленном красивыми карточками и аккуратно оформленными бумагами (клиника, все-таки, частная и обслуживание в ней довольно дорогостоящее), оказались две чашки кофе, одна из которых была предложена Климу.

–Что можете мне рассказать? – с придыханием сказал он, все еще пытаясь отдышаться.

–Нет-нет, господин Гросс. Что можете рассказать мне Вы?

–Например?

–Вы принимаете успокоительные и гормональные, верно?

–Именно так.

–Допустим. – Доктор отодвинул от Климента кофе, взял заготовленную папку и достал из нее распечатку. – В таком случае, в вашем мозгу должен быть минимум активности. Видите, всего эти две зоны размером с миндальный орех. Остальные зоны в разной степени неактивны, скажем так, пассивны. А это результаты нашего… эксперимента. Видите это? Полная противоположность. Я неоднократно проверил, вдруг вы симулируете сон. Но нет, вы спали. Абсолютно точно спали, притом – очень беспокойно, полностью игнорируя действие ваших лекарств. – Доктор протянул два листка с красочными рисунками Гроссу. – А есть еще вот это. Так выглядит один из сотен примерно схожих результатов сканирования среди наших клиентов. Только вот загвоздка: они-то не спали. Они бодрствовали, проходили разные проверки, решали задачки и тесты. Но не спали.

–Они же почти одинаковые.

–Именно! За небольшим исключением: видите крупные участки теменной и затылочной долей? А мозжечок? В нем проявлялось такое количество процессов, будто вы не спали, а ходили по канату – четко его ощущали, видели и даже запоминали. Черт, это просто необыкновенно! – мужчина в белом халате поверх светло-голубой рубашки всплеснул руками.

–Иначе говоря, я спал без каких-либо признаков человека спящего, верно?

–Это удивительно, удивительно! Можете мне рассказать, были ли у вас сны?

–Доктор, скорее кошмары. Кошмары, в которых я… Долгая история. Что мне с этим делать?

–Расскажите же мне подробнее! Вы абсолютно уникальный предмет для изучения!

Клим напряг каждый сустав в кулаке и с грохотом уронил его на стол.

–Слушай меня сюда! Я не могу спать ночью уже несколько недель, меня чертовски все это напрягает и пугает, я готов оставить последний свой вздох каждый раз, когда понимаю, что я снова там, а ты предлагаешь мне изучить меня? Ты дивишься моей болезни, которая мне жить не дает, черт старый?!

Доктор понял, что крупно сглупил. Однако, признавать этого не хотел. «Гросс, – вспомнил он, – страдает от профицита адреналина. Не стоит его злить».

Повисла тишина. Климент уселся и стал тереть распухшие вены на висках, в которых бешено стучала кровь.

–Вы расскажете мне, как я могу решить свою проблему?

–Ваше физическое тело полностью здорово, если вы об этом. Я изучил ваши анализы, что вы сдавали недавно. Да, проблема с надпочечниками никуда не делать, но в остальном – вы здоровее любого атлета. Я не могу ответить вам точнее, почему ваш мозг не прекращает свою активность. Это может быть связано с внешними раздражителями или нервной патологией, которой вы так же лишены. Признаться честно, я действительно не знаю, как вам помочь.

Климент поник лицом, затем встал со стула и осушил залпом чашку кофе, пролив несколько капель, стекших по подбородку на воротник рубашки.

–До свидания.

«Сейчас не лучшее время предлагать ему стать объектом для ряда экспериментов. Какая могла бы быть работа! Ученый свет был бы поражен результатами, а поднятая проблема могла получить широкую огласку, выявив еще больше больных с похожими симптомами. Если случай незафиксированный – можно было бы дать ему прекрасное наименование. Что-то вроде «Синдрома неспящего Гросса…»26

–До свидания, – пробубнил себе под нос седой мужчина, записывая на отдельном листочке данные Климента, чтобы навестить его снова, когда тот придет в более спокойное состояние.

«Однако, вот, что действительно странно: никогда до этого во время работы аппарата не случалось помех».

Доктор Эрвин Скарлетт не мог знать о событиях, что происходили в жизни Климента Гросса в первые годы его службы в отделе антиплагиата. Скрывалось многое. Да почти все. Их подразделение было сродни взводу, что занимается контршпионажем. Бывал случай даже, когда какие-то умники решили делать боеприпасы для стандартного огнестрельного оружия, используя для пуль материалы с измененной энтропией. Процесс был налажен плохо, брака было с излишками, и очень скоро в газетах появилась прелюбопытная заметка о нескольких разорвавшихся травматических пистолетах. Клим наряду с Оттис почуяли в этом что-то неладное и решили проверить зацепки, имеющиеся у Министерства. И оказались правы. Пули, обладающие огромным запасом потенциальной энергии, набирали дважды, если не трижды скорость звука, вылетая из ствола, а вот сам пистолет такого выброса энергии не выдерживал. Стоило бы это предусмотреть.

По улицам поползли первые знамения приближающегося рассвета, застав Гросса проходящим мимо остановки общественного транспорта. Легкий ветерок, сохранивший свежесть ночи и стремящийся постичь теплоту первых утренних часов. К остановке подъехал один из очнувшихся от дремы в депо троллейбусов, к счастью для разгоряченного Климента – и водителя с кондуктором тоже. Троллейбус ехал как раз к пригороду, откуда десять минут пешком до панелек спального района. В направлении пригорода – мимо Кривогнутого Университета. Мимо бесконечных рекламных баннеров. Мимо нескончаемых магазинчиков и универмагов, торгующих продукцией Завода.

Лия была готова завести авто и отправиться завтракать, раздосадованная и злая, в равной степени тем, чтобы стоять здесь до тех пор, пока Климент не покажет свое подлое лицо или – пока эти безвкусные дома все к черту не снесут башенные краны, и не разровняют фундамент под свежие застройки экскаваторы.

Однако, около шести утра Климент как раз подходил к пятому подъезду, даже не заметив, что подле него стоит единственный в городе белый «ЭИ–7/6».

–Клим!

Мужчина, обескураженный возгласом, обернулся.

–Эл? Какого черта?

Оттис активировала стеклоподъемники и вышла из машины, почти на ходу запирая водительскую дверь.

Всю ночь она готовила оправдание своего появления здесь, чтобы не навести на себя никаких подозрений в нежности, но, сколько бы хороших, аргументированных и даже едких высказываний не было в ее голове, она все равно сказала вслух все, что было у нее на сердце.

–Я переживала. За тебя. Боялась: что-то случилось. Случилось с тобой. Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы не заметить этого…

–Эл, сейчас седьмой час… Ты простояла здесь всю ночь? Мило. Мило так бездарно тратить время. Если ты так хорошо меня знаешь, оставь меня в покое и дай мне решить свои… – «проблемы самому» чуть не сорвалось с его языка, но признавать наличие у него проблем делало ее правой в своих словах и суждениях. А сострадания от нее ему было не нужно.

–«Свои»… что? Проблемы? Как бы у нас все не закончилось, я думаю, ты можешь со мной это обсудить. Хотя бы как подчиненный с руководителем, если тебе так будет угоднее.

Климент посмотрел на нее взглядом тяжелым, как чугунная гиря. Известное количество неприятностей случалось с ним и решалось как раз из-за этого взгляда, который так сильно давил на человека, что неосознанно хотелось либо атаковать, либо – защищаться. От чего? Черт его знает. От демонов, что живут в этом человеке?

–Нет-нет-нет, Климент, – Лия расхохоталась так сильно, что смех ее пошел эхом по еще спящему району, – ты меня этим не пробьешь. Пойдем пить кофе. У тебя он выходит лучше мятного зеленого чая в той кофейне.

–Эл… Твою м… Пойдем.

Клим признал поражение в этой схватке и потянулся за ключами в карман пиджака,… оставленного на вешалке в кабинете частной медицинской клиники. Доктор Скарлетт его не заметил тоже – потому претензий к нему нет. Мгновенно вскипев, Клим стал со злостью топтать землю, словно силясь провалиться сквозь асфальт прямо к черту на рога. Когда буря утихла спустя минуту, Оттис произнесла с легкостью утреннего бриза:

–Как понимаю, к тебе мы не попадем. Что ж, поедем ко мне. Гера скучала по тебе. Очень и очень скучала.

Прошло еще несколько мгновений, прежде чем Клим оказался у пассажирской двери, а Лия Оттис, наконец, умиротворенная и спокойная за Гросса, отпирала кривогнутым ключом водительскую.

Глянцевая белая таблетка, какую мог бы проглотить какой-нибудь хтонический чудовищный титан, беззвучно завелась и выехала со двора, загроможденного спящими, как и их хозяева, автомобилями.

-21- РЕТРОСПЕКТИВА? -21-

«Мы с прискорбием сообщаем, что сегодня утром было найдено тело Льва Новотного, мэра города и главы муниципальной администрации. Господин Новотный покончил с собой в своей квартире этой ночью. Близкие и родные столь уважаемого всеми жителями человека принимают соболезнования от его коллег и знакомых. Траурное мероприятие, посвященное прощанию со Львом Новотным, будет проходить в пятницу в 12.00. Лев Новотный заслужил любовь и признание своих граждан, являясь учредителем многих культурных проектов и организаций, он тесно сотрудничал и оказывал всевозможную поддержку Заводу кривогнутых изделий и стал культурным символом, человеком, что/который готов видеть в людях лишь хорошее. Льву было 43 года».

Андре проснулся и, недоумевая, потер глаза. Шторы не пропустили бы и лучика света в спальню, даже если бы снаружи были белые ночи. Аккуратным движением, чтобы не разбудить Шери, он взял наручные часы с комода. Подсвеченные специальной краской стрелки показывали три часа и две минуты ночи.

–Когда уже получится нормально выспаться, черт возьми…

Не первую ночь Андре снится всякая нелепица. Радиоэфиры, повествующие бессвязно, сбивчиво и пустоголово, звуковые дорожки и голоса накладываются друг на друга, лишаясь смысла, сбиваясь в ком, в котором лишь изредка получается вырвать несколько слов, для понимания которых так не хватает общего контекста.

–Никогда!

–Нигде!

–Всегда!

Несуществующие газеты, тексты которых заслоняют собою взор, оставляя их на сетчатке точно штамп, надписи, подернутые потекшей краской, словно глаза, подведенные тушью, глаза обливающиеся слезами, источающими нестерпимый ужас их хозяйки.

–Я не хочу!

–Я не позволю!

–Я сделаю все, чтобы…!

Странные механизмы и устройства, лишенные какого бы то ни было видимого спектра применения. Обычные коробочки, содержимое коих – мишура из проводов, точно новогодние украшения, спутавшиеся за год хранения в чулане. Начинка – точно вывороченный наизнанку часовой механизм. Они работают, хотя не должны. Они действуют против правил. Они существуют против самой невозможности своего существования.

А еще он, лысый мужчина, под одеждой которого дыбятся мышцы. Мужчина – весь в черном. Он точно пытается что-то сказать ему, но никак не выйдет услышать ни слова. Его глаза… Где он мог видеть эти глаза?

Андре встает с кровати, подходит к окну, на влажной поверхности которого быстро записывает пару слов, чтобы вспомнить хоть один из образов при свете дня.

-22- ПОСТРОИТЬ БУДУЩЕЕ -22-

-Карл, я преисполнен решимости…

–Я вас внимательно слушаю.

«Violettes» неизменно с самого утра принимает гостей и подает один из лучших кофе в городе. Погода случилась куда лучше, чем в предыдущие дни, казавшиеся все как один в пелене моросящего дождя или раскатах грома.

–Итак, мне нужна следующая материально-техническая база: помещение, оформленное как коммерческое или в собственности муниципалитета, площадью не менее сотни квадратных метров, аудио-оборудование, связь с городскими творческими сообществами – Лев зачитывает эти пункты точно по списку, составленному в своем ежедневнике. Карл видит: его начальник сегодня выглядит удивительно счастливым. Может быть, отступила мигрень? – …и образцы документов для учреждения коммерческой и некоммерческой организаций. В общем, здесь еще достаточно пунктов, но начнем по порядку.

Дверь из внутреннего зала распахивается, из нее выходит Мари Фиш. Мари в цвета слоновой кости костюме с пиджаком, лодочках – в тон, Мари – в серьгах с крупной бирюзой – чтобы подчеркивать цвет глаз. Мари – чьи глаза всегда направлены в море.

–Кажется, официантка не выспалась. Совсем забыла про мой заказ. Я готова продолжать с вами диалог.

Карл положил голову на руку, опершись на подоконник, и с сомнением глядел то на Льва, то на Мари.

–Я так понимаю, это ваш совместный с госпожой Фиш проект?

–Да, все верно. Я больше не могу воздерживаться от необходимого.

–Необходимого по вашему мнению или это действительно нужно?

–Карл, поймите, что сейчас настали довольно непростые времена. Как можно судить по книгам, газетам, хроникам и памяти еще живых людей, буквально полвека назад жизнь все-таки имела склонность к тому, чтобы делить себя на «хорошее» и «плохое». Однако, в этом вы меня поддержите, в наше время не то чтобы смылась грань, разделяющая эти понятия, скорее – приходит страшная мысль, будто этой грани и не было никогда. В этом, думаю, вы со мной согласитесь?

–Да, Мари. Пожалуй, это так. Мысль, честно говоря, избитая и себя изжившая.

–Я продолжу. Что, если это суждение верно? Что, если именно из этого истекает все происходящее, что мы постоянно наблюдаем, анализируем, пересказываем, но никак не можем осознать? Никогда не было стабильности ни в чем. Наш мир и мнение людей о нем, сами люди – что лист, плывущий в бурной реке. Слишком высокий уровень глобализации и созависимости, слишком сильное взаимодействие между странами, народами, людьми – а столько конфликтов еще не исчерпано, столько точек над i не поставлено. Разве это не признак того, что необходимо возвеличить искренность? Не игру в политику, не попытку заполучить желаемое путем сотен обманных операций, из-за которых страдают, зачастую, совершенно не замешанные в происходящем люди, а обычное человеческое стремление понять и быть понятым, что возможно только тогда, когда оба собеседника не лгут ни себе, ни друг другу.

–Вы ведь не первая, кто излагает подобную точку зрения. В ваших словах есть попытка концептуализации мыслей и изречений многих поколений, однако, люди уже будто знают это, но игнорируют. В чем будет наше преимущество? Зачем нам это вообще?

–Мари, разрешите я скажу? – Фиш резко кивнула на слова Льва. – Спасибо. Карл, дело вот в чем. Да, скорее всего мы не исправим каждого и не укажем путь каждому потерянному человеку. Да, более чем, вероятно, наш вклад, если проект свершится, будет смехотворен. Да, мы хотим взяться за то, чтобы в течение одной своей жизни исправить опыт сотен поколений, что привел нас к вершине прогресса – и полному моральному истощению. Да, идея с самого начала обречена на сокрушительный провал, тотальный разгром! Но разве не стоит нам… надеяться? Надежда в то, что завтра будет лучше, чем вчера, как бы избито это не прозвучало, не покидает даже бездомного пса, не говоря уже о человеке. Даже несколько спасенных жизней будут стоить того, чтобы потратить на это силы и время.

–Кроме того, мы лично ничего не теряем. Я обсудила с членами Союза возможное финансирование – и они дали добро. Многие из них предприниматели, к слову, – Мари продолжала попытку поймать взглядом официантку, однако, только показавшись на веранде, она мгновенно исчезала.

–Хорошо. Предположим, что все складывается пока благополучно. – Карл нехотя отступил.

–Друг мой, я вас понимаю. Кто-то обязательно должен исполнять вашу роль.

–Роль?

–Да, именно. В любом объединении должен быть человек, обладающий навыками найти недостаток в абсолютном идеале. Если бы не вы и не такие, как вы, наше общество рухнуло бы куда раньше, – Лев неслышно рассмеялся.

Вот уже на протяжении почти полугода Карл работал с Новотным, но таким восторженным видел его впервые.

«Куда пропала хандра, где ваши таблетки, господин мэр?»

–Мари, займитесь, пожалуйста, составлением устава, уточните предельную сумму, которую Союз готов предоставить для реализации нашей деятельности, свяжитесь с достойным дизайнером, чтобы поразмыслить с ним о визуальном оформлении, концепте и интерьере будущего места. И, пока не забыл,… – Новотный захлопнул толстый ежедневник.

–Ваш заказ, простите за ожидание!

Напротив Фиш оказалась довольно большая кружка зеленого мятного чая.

–Девушка? Простите, это не мой заказ. – Тон Мари становился все жестче, но это не играло роли: Ника исчезла в дверях внутреннего зала в ту же секунду. – Какого черта?! – Простите меня, я сейчас вернусь, – девушка пролепетала эти слова с видом совершенно заслуженного недовольства и скрылась вслед за Никой.

–Впервые вижу такой инцидент здесь.

–Рассеянность. Нервное переутомление. Скрываемая депрессия. Удивительно, что она вообще еще не свалилась здесь с ног. Вы хоть раз помните, когда Ника была на выходном? Мы ведь здесь завтракаем практически каждый день, и вряд ли имело место быть такое удивительное совпадение, что именно в те немногочисленные наши отсутствия, она и была выходная.

–Да, совпадение было бы действительно удивительное.

–Ника – один из лучших примеров.

–Примеров чего, господин мэр?

–Тех людей, ради которых мы затеяли проект. Сами посудите, Карл: не учится, потому что не знает, на кого учиться. Работает официанткой, потому что здесь можно гарантированно получать стабильный доход каждую смену. Совершенно не имеет планов к дальнейшей деятельности. Она бы и хотела обрести цель, мечту, но на кого ей равняться? На сотни и тысячи однодневных знаменитостей? Ни героев, ни злодеев – сплошная скука, в которой нельзя ощутить почву под ногами. Нет антагониста, против которого бороться. Нет протагониста – на которого захотелось бы стать похожим, каким бы несбыточным не был его образ. Люди теряют стремления – и мы в силах дать им либо силы, либо – направление, в которое эти силы можно было бы приложить.

–Да, еще одна проблема: тотальная разрозненность. – Фиш неожиданно появилась снова в своем кресле, но уже с чашкой горячего капучино. – Наш вид выжил лишь из-за способности к социализации, взаимопомощи и взаимодействию. Сейчас такой необходимости нет. Необходимости – выживать. У каждого есть в шаговой доступности магазин, поставляющий любые продукты вне зависимости от времени года. У каждого почти есть автомобиль – чтобы оказаться в любом вместе в любое время, не напрягая ног. У большинства – крыша над головой, в которой точно получится провести холодную зиму. Человечество выжило – цель достигнута. А что дальше? Ради чего мы выжили? Отсюда и депрессии, и множество других психических расстройств, возросшее число самоубийств и иных инцидентов. Мы не приспособлены к комфортной жизни, слишком быстро мы к ней пришли, достигли ее. Две сотни лет назад, когда ужасные заболевания выкосили почти четверть населения материка, люди и не догадывались, что их потомки будут горевать на пустом месте, сытые и здоровые. Но это не их вина и не вина нас с вами. Нужно лишь заново учиться жить в новом мире. Нужно лишь обрести новую цель…