Маски и Небеса

– Все тайное всегда становится явным! – говорила бабушка Василия.

Под ее чутким контролем выстраивалась жизнь коммуны. Для посещения ванной, уборки помещений и много чего еще были графики, развешенные на стенах. Жизнь коммуны во всех аспектах была публичной и политизированной. Ведь политика начинается от быта, от привычки, от внимания к деталям!

Благодаря бабушке всем было известно, кто что-то купил и не поделился с товарищами, у кого какие «шашни», кто недостаточно старался в труде и в быту..

Первым важным инструментом информирования коммуны были стенгазеты. Место, не занятое вырезками из газет и выписанными изречениями теоретиков коммунизма, занимали карикатуры и стишки о «мещанах» и «единоличниках». Кроме простоты и «народности» слога их отличала щедрая пунктуация – со слов бабушки, все эти точки и тире «заостряли противоречие» и являлись «смелой атакой на чванливое безразличие».

За примерами далеко не ходили: внимательно следили и высмеивали жестко, «по-товарищески»:

Наш Петруха – вот проруха,

Барин княжеских кровей:

То ему неси покушать —

То чаёв ему налей!

Так могли пройтись «народные» авторы по бедному сотруднику НИИ, попросившему налить ему чашку чая.

Осмеянный «барин княжеских кровей» в ответ «анонимно» относил в редакцию, то есть Тамаре Михайловне, вот такие стихи:

Тряпку с шваброй мы достали —

Будто пол помыли:

А на деле миловались —

И про долг забыли!

Это уже был выпад в адрес молодой семейной пары. Даже странно, как у них при таком внимании соседей все же появились дети…

Был и другой элемент информационной политики – собрания коммуны. Раз в месяц, по четкому расписанию проводились такие «организационно-бытовые» собрания. Бабушка собирала взносы в «революционную» кассу и организовывала закупку продуктов и всего необходимого. Готовка также была централизована, с расписанным меню и размерами порций. Вторая часть собрания всегда была посвящена политической повестке. И нет, там было не про успехи советских лыжников или шахматистов, не про космос и строительство школ, больниц и домов отдыха. Бабушку интересовали (а значит, и всех остальных) успехи в деле борьбы с «мещанством», вопросы обязательной нормы поведения. Важной темой, конечно, был отказ от излишеств. Интересно, что покупку, скажем, зимних сапог приходилось согласовывать на подобных собраниях.

Но это все были нудные говорильни. Маленький Василий вечно спал на таких собраниях. Значительно интереснее были собрания «внеочередные». Для таких собраний нужен был повод: какое-то важное событие, способное стать поучительным. И если таковых не было – их надо было создать.

Бабушка могла подойти к случайному человеку с тряпкой и сказать: «а протри-как тот угол, а то мне не нагнуться!» Когда наивная жертва выполняла это простое задание, бабушка уже привлекала окружающих для отодвигания шкафов. Если жертва отказывалась начинать генеральную уборку – быть ей козлом отпущения!

На «внеочередных» собраниях коммуны, которые проводила бабушка, она «прорабатывала» неблагонадежные элементы «от и до»:

– Советский строй создает нового человека! Как можно думать о частных интересах, когда впереди новое, светлое будущее? Наплевательское отношение к гигиене! Как ты можешь смотреть в глаза товарищам!

Бабушка входила в боевое настроение, скакала по кухне и разила не в бровь, а в глаз:

– С непомытого пола начинается бардак в квартире и голове!

– Кто не работает – то не ест!

Надо отдать Екатерине Михайловне должное. Ее актерским талантам позавидовал бы МХАТ вместе с Мариинкой. Она переходила от ужаса перед лицом человеческого несовершенства в лице обвиняемого к робкой надежде. От описаний ужаса одиночества единоличника к описанию упорного подвига строителей коммунизма. От падения – к высям, от уныния – к надежде, от крика и топота – к тихой назидательности.

Напрыгавшись, бабушка могла дать слово кому-то из докладчиков. Как мэтр, она показывала мастер-класс и оставляла сцену ученикам. Тут вставал кто-то из жильцов, прокашливался и начинал вспоминать обвиняемому все грехи!

Причем почти не было запретных тем. Легкомысленная юбка и прическа, слишком громкий поход ночью в туалет, излишнее желание посмотреть спорт по телевизору. Что угодно могло стать элементом обвинения.

Бедный «прорабатываемый» стоял, вжав плечи. Не здорово, когда ты даешь возможность свести с собой мелочные счеты. Такая проработка могла длиться до двух часов, пока все не устанут.

Но бабушка была не так проста, как можно подумать. Как король из «Маленького принца» – она постоянно казнила и «пропесочивала», но потом также резко миловала своих подданных.

Каждая крыса (зачеркнуто) каждый обвиняемый в глубине души знал, что сегодня он – а завтра другой. Завтра уже он вспомнит неподнятый стульчак и грязную обувь, мещанские замашки и праздность!

К тому же, Тамара Михайловна умела чередовать кнут и пряник. Внезапно она обрывала очередного «докладчика» и говорила:

– Ну это уже многовато будет. Поработали: пора и отдыхать!

И сразу все начинали кипятить чайник и накрывать на стол. А это уже не был простой стол с повседневной едой. В такие дни из закромов доставались шоколадные конфеты, кофе, консервы!

В такие важные, «переломные» дни можно было и «по маленькой»! Как не выпить за обновление своего товарища?!

А там и хоровое исполнение «и вновь продолжается бой!» и «интернационала», потом пляски и даже самодеятельность. Василий, который едва помнил эти годы, считал, что «интернационал» – веселая, плясовая песня.

2.2

Постсоветский период стал испытанием для бабушки. Родители Василия смогли обменять у старых жильцов их комнаты. Они давно об этом мечтали, натерпевшись коммунального быта с маленьким Васей на руках! В ход пошел и гараж Васиного отца, и первые деньги от бизнеса.

Естественно, бизнес был немудреный, классическое купи-продай. Родители Василия сперва сами катались в Турцию челноками, а потом стали привлекать других людей.

Теперь семья жила сразу в трех комнатах, одна освободившаяся стала складом, а другая – гостевой и примерочной.

Бабушка радовалась такому успеху… Сдержанно радовалась, не искренне как-то. Но особо вида не подавала.

В это время в квартире номер семь гремели изменения! Никаких больше собраний, никаких расписаний и стенгазет! На комнатах появились замки – и это был еще один объект неприязни бабушки. Ее власть над семьей совершенно угасла. Стало почти невозможно ворваться с внезапной проверкой чистоты люстры или с новой статьей о развитии рабочего движения среди диких племен Латинской Америки.

Это время Василий всегда вспоминал с теплотой. Родители, молодые и амбициозные, использовали появившиеся средства и пространство по-максимуму.

Устроить в гостинной-примерочной ночной киносеанс? Пожалуйста!

Приютить в той же комнате компанию рокеров? Да, конечно. И плевать, что Тамара Михайловна будет ходить и бубнить что-то под нос про «притон».

Заполнить квартиру полностью товарами для секонд-хенда? Конечно, давайте носить эти коробки все утро, вместо школы.

Ребенком Василий впитал эту атмосферу постоянного изменения планов, рваного графика, попыток сыграть «в короткую». Если в кармане есть «кэш» – значит, срочно надо затовариться.

Если есть товар – значит, в любое время дня и почти по любой погоде надо идти искать покупателей.

Конечно, не обошлось и без «уважаемых людей», но эту проблему родители Василия решили деньгами и армянским коньяком.

Удивительно, но бизнес родителей Василия даже пережил 98-й год. Меняли дешевые шмотки на еду, немного подшабашили на стороне и так спокойно вплыли в сытые нулевые.

А вот чего бизнес не пережил, так это укрупнения. В нулевые запахло стабильностью, но вместе с ней окрепли и легальные конкуренты. Повсюду открылись нормальные магазины и даже рынки стали приобретать цивилизованный вид. Теперь мало было желающих выбирать себе одежду из кучи тряпья под запах котлет из коридора.

И когда родители решили расти, на сцену снова вышла бабушка Василия. Ведь для того, чтобы снять нормальную торговую точку и закупиться товаром, нужны были немалые средства.

Родители Василия смогли вынуть из оборота пачку вечнозеленых условных единиц. Изначально планировалось арендовать точку на рынке, а также немного вложиться в рекламу. Освободившиеся комнаты использовать как склад. Остальное – потратить на отдых всей семьей.

Но этого все равно не хватало для игры по-крупному. И бабушка Василия предложила продать сразу даже не две, а три комнаты новым жильцам.

Идея была рисковая, даже на растущем рынке был шанс прогореть. Клиент, опять же, пошел придирчивый, конкуренты, налоговая.

Но родители Василия сложили все яйца в одну корзину и с треском провалились. Ошибка была в неверно выбранном моменте. Народу уже не хотелось секонда из «развитых» стран. Фабрики Турции и Италии с китайским акцентом давали все тоже самое, но новое. Гламур резко на повороте обогнал все другие стили и ношеное барахло готовы были брать только разве на вес. Раньше на поношенность могли не смотреть, а теперь маленькое пятнышко – и в мусор. Бумажная труха после стирки в кармане джинс – это фууу, а не кусочек развитого «забугорного» мира.

Катастрофа в бизнесе плавно переросла в катастрофу в семье. Отец ушел, оставив бабушку, маму, Василия и совсем маленькую Кристину наедине с новыми жильцами.

И не успела еще за ним захлопнуться дверь, как бабушка уже рисовала новый плакат с «хапугами» и «единоличниками». Вернулся даже старый «дизайн» коридора с тазами, графиком уборки и посещения ванной.

Но, как говорится: «старый конь хоть борозды не испортит – глубоко не вспашет». Резко организовать новый сезон «шоу» имени Екатерины Михайловны оказалось сложно. Вторая половина нулевых прошли в борьбе. Из старого вернулся только график посещения ванной и тазы в коридоре. Собрания, пропесочивания, бабушкины спектакли вернулись, но нет, не было в них былого величия. Больше походило на попытку стареющей звезды вернуть свою популярность.

В такой атмосфере прошла юность и физическое взросление Василия. Он закончил вуз по технической специальности, но работал на нелюбимой работе заполнителем карточек в архиве.

Был ли он талантлив? Василий уже сам сомневался. Его страстью были компьютерные игры и он был грозой любителей сразу в нескольких из них. Но выходя на профарену, надо не только дерзко играть. Нужно учить билды, регулярно тренироваться, выстраивать отношения с тиммейтами, спонсорами, организаторами турниров.

Василию всегда не хватало упорства и дисциплины. Он вспыхивал – и быстро угасал. Два вечера он мог учить билды для ВарКрафт, но в итоге выучивал только несколько чизов. Так игра из глубокой стратегии сводилась к рулетке – или сразу победил, или враг отбился и ты сразу проиграл.

Похожим образом дела обстояли и на работе, и в робких попытках начать бизнес. Играть в долгую – этого Василий не умел. Планировать тоже. Его планы не заходили дальше пары месяцев, его упорства не хватало и на такой отрезок.

В итоге Василий был на дне. Мать называла его бездельником и лоботрясом, отношения с противоположным полом не складывались. Мало того, множились долги на кредитке и за квартплату.

Вместе с неудачами пришли и страхи. Не было больше того мальчика Васи, который был готов завлекать в примерочную незнакомых людей на улице. Он боялся неизвестности, незнакомых людей, всех домочадцев, смотреть новости, отравиться, быть осмеянным, темноты…

Единственной отдушиной был компьютер и несистемные попытки вывешивать видео на канал в ютубе. И да, иногда они залетали на пару тысяч просмотров. И, со слов Егора, помощника Сергея Николаевича, одно из таких видео позволило оценить скорость реакции и креативный подход Василия. Когда ему сделали денежное предложение, Василий не мог отказаться, ведь победа в турнире сулила ему крупное вознаграждение. Так он становился ближе к своей мечте! Чистая и светлая, а главное своя квартира регулярно являлась Василию в мечтах. Она манила его каждой плиточкой в ванной, каждой розеточкой у дивана, каждым утренним лучиком в собственном окне.

2.3

Шум и крики в коридоре вернули Василия из мира воспоминаний.

В одних трусах и майке он вышел из комнаты.

В коридоре происходила отчаянная, неравная борьба его матери с судебными приставами. Неизвестно, кто их пустил. Их было трое. Один стоял с папкой и зачитывал решение суда, а двое других отнимали у матери ее лыжи, стоящие до этого в углу.

– По решению Пресненского районного суда – зачитывал главный пристав

Василий оглядел поле боя. Его сестра-подросток рыдала, бабушка била кулаком в таз, мать вела неравную битву.

Герой вернулся в комнату. Кровь стучала в висках.

Он выхватил саблю из ножен, вернулся в коридор.

– Не отдадим города свои! – резким ударом он снял голову с ближайшего пристава. Фонтаном хлынула кровь и залила старый паркет, стены и даже график посещения ванной.

Первая очнулась мать и вырвала наконец лыжи у второго пристава. Василий подскочил к нему и с силой ударил эфесом сабли в лицо. Тот поскользнулся и повалился на пол, раскинув руки.

Оценив ситуацию, главный пристав ломанулся прочь из квартиры.

Василий, в трусах, с заклеенным большим пластырем лбом, с саблей наголо бежал за ним.

– Ура! – неслось по лестничной клетке. – Ура-а-а!

Василий настиг беглеца на первом этаже. Главный пристав в панике пытался открыть подъездную дверь. Василий не рассчитал усилий и с разбегу уткнулся головой между лопаток на пухлой спине пристава.

– Послушайте, все же нормально, можно и в следующем месяце оплатить, – залепетал тот.

– Не-е-ет, ты сейчас заплатишь! – Василий сделал шаг назад и рубанул с плеча.

– За микрокредиты! – еще удар.

– За ипотеку! – еще удар.

– За слезы детей!

2.4

Василий потряс головой, отгоняя накатившую фантазию. Все это было бы, конечно, славно! Нотка вчерашнего бесстрашия будто зазвучала у него в голове. Но план был другой. Подойдя к своему рюкзаку, он выхватил пакет с вчерашними деньгами, обернулся и вышел в коридор:

– Я заплачУ!

2.5

После похода с приставами в СберБанк и оплатой всех счетов идти домой было как-то боязно. Там мама и бабушка начнут спрашивать, откуда деньги и почему у него заклеен лоб. Правду говорить было нельзя, ведь Василий дал подписку о неразглашении. А в ответ на нелепое вранье бабушка легко найдет для него обидные эпитеты. Теперь он будет и мошенник, и сутенёр, и «этот вот», короче – как его отец. Поэтому в качестве места для завтрака Василий решил выбрать пивняк около дома.

Он не был алкоголиком – но нет-нет, да и выпивал пару кружек.

Зайдя в бар, герой достал похудевший конверт с деньгами и сказал бармену:

– Ну… Ну наверно нефильтрованное…

– А покушать что?

– Яичницу и хлеб…

Он вынул пять тысяч и протянул бармену. Тот посмотрел на Василия, на конверт, на купюру и сказал:

– В кассе нет размена. Я в сейфе возьму, – и ушел.

Через несколько минут герой получил на другом конце стойки, где выдавали заказы, свой «пролетарский завтрак». Он устроился за столиком спиной к окну и стал с удовольствием есть яичницу и запивать холодным, пенистым напитком. Он не видел, как в окне проехал черный автомобиль с «блатными» номерами.

Василий был поглощен едой, алкоголем и своими мыслями, так что даже не обернулся, когда в зал вошел мужчина в черном классическом костюме. Пола пиджака отогнулась, намекая присутствующим, что мужчина вооружен. Он оглядел полупустой зал. Бармен, который нашел таки Василию сдачу, сделал вид, что ему снова что-то нужно под стойкой. Мужчина в костюме наконец увидел, что искал и подошел к Василию со спины:

– Василий Степанов 1986 года рождения? – грозно сказал мужчина.

– Да, это я, – Василий испугался.

– Сергей Николаевич за тобой послал. Чего трубку не берем? – назидательно спросил мужчина. Василий обернулся и увидел Льва, но от этого ему стало не легче.

– Да чего, я же не говорил никому, что я оператор… – пролепетал Василий.

– Спокойно. Разыграл тебя! – Лев сменил интонацию на дружескую. – Поехали скорее, так все самое интересное пропустишь.