Корабль пришел
АльМустафа, избранный и любимый, утренняя заря народа,
двенадцать лет ждал в городе Орфалезе корабля, который должен был прийти
и отвезти его на остров, где он родился.
И на двенадцатый год, в седьмой день джелюля, месяца урожая,
он поднялся на холм со стороны крепостных стен, и он смотрел на Море,
и он увидел, как сквозь туман приближается его корабль.
И распахнулись врата его сердца, и радость его устремилась через море.
И, закрыв глаза, он молился о покое в своей душе.
Но когда он спустился с холма, снизошла на него печаль, и на сердце легла дума:
«Как я могу идти с Миром, но 6ез скорби?
О нет, не могу я покинуть этот город без душевной раны.
Долгими были дни мучений, которые я провел в его стенах,
и долгими были ночи одиночества; но кто может равнодушно
отринуть свои муку. и одиночество?
Слишком много мoих дум влеклось по этим улицам,
и слишком много детей моих стремлений бродят нагими среди этих холмов,
и Мне тяжело и больно будет оторваться от них.
Сегодня я не одеяние сниму, а своими руками должен содрать с себя кожу.
И это не просто мысль, которая пребудет во мне, – это сердце
отравлено сладостью голода и жажды.
Нет, я не могу оставаться дольше.
Море, зовущее всех, зовет и меня, и я должен взойти на корабль.
Оставаться – значит заледенеть и навсегда остаться в неподвижности,
хотя по ночам пылает душа.
Охотно взял бы я все, что здесь есть, с собой. Но как?
Голос не может унести с собой язык и губы, дающие ему крылья.
Он должен воспарить один.
Один и без своего гнезда должен лететь орел к солнцу.»
Когда он уже спустился с холма, он вновь обернулся к морю,
и он увидел корабль, входящий в гавань, и моряков на борту – людей его родной страны.
И его душа рванулась к ним, и он сказал:
«Сыновья моей почтенной матери, наездники приливов,
как часто являлись вы ко мне в моих снах;
А теперь вы пришли наяву, но эта явь – мой самый глубокий сон.
Я готов идти, и парус моего нетерпения ждет лишь ветра.
Только еще один, последний глоток этого тихого воздуха хочу я сделать,
только один любящий взгляд бросить назад,
И я буду стоять среди вас, моряк среди моряков.
И ты, бесконечное море, спящая мать,
Только ты одно есть свобода и мир для потоков и течений,
только изгибы создают течения, только рощи создают шелест,
И скоро я войду в тебя, неисчерпаемой каплей в безграничный океан.»
И когда он пошел дальше, он издали увидел, как мужчины и женщины,
покидая поля и виноградника, торопятся к городским воротам.
И он слышал, что в их голосах звучит его имя, и как от поля до поля
они громко кричат друг другу о прибытии его корабля.
И он сказал себе:
«Должен ли день прощания быть днем урожая?
И значит ли это, чтo мой вечеp был моим рассветом?
И что должен дать я тому, кто оставил плуг свой посреди поля,
или тому, кто бросил колесо своего виноградного пресса?
Станет ли мое сердце деревом, тяжелым от плодов, которые я соберу и подарю им?
И станут ли мои пожелания источником, чтобы наполнил я их кубки?
Не арфа ли я, которой, коснется рука всемогущего, не флейта ли, оживленная его дыханием?
Я стражду покоя, но какое богатство обрел я в нем, которым я Мог бы поделиться?
Если это и впрямь день моего урожая, на каком же поле посеял я семя,
и в какое забытое время года?
Если это действительно чac, когда я поднимаю свой фонарь,
То внутри него горит не мое пламя,
Пустым и темным подниму я свой фонарь,
И только явь ночи наполнит его маслом и подожжет фитиль.»
Эти вещи выразил он словами. Но многое в сердце его осталось безмолвным. Потому что даже он не смог высказать своей глубочайшей тайны.
И когда он вошел в город, подступили к нему все люди, и все стенали как один.
И старейшины города вышли к нему и промолвили:
«Не уходи от нас.
Свой полдень провел ты в наших сумерках,
и твоя юность подарила надежду нашим мечтам.
Не чужак ты теперь среди нас, и не гость, но сын наш и сын возлюбленный.
Не дозволь нашим глазам тосковать по твоему лицу.»
Жрецы и жрицы сказали ему:
«Не дай разлучить нас волнам моря
и превратить в воспоминания годы, чтo провел ты в нашем кругу.
Среди нас ты как дух живой, и тень твоя – это свет на наших лицах.
Очень сильно полюбили мы тебя.
Но бессловесна была любовь наша и укрыта пеленой.
Но теперь громко взывает она к те6е и хочет предстать пред тобой без покровов.»
И с той поры повелось, что любовь познает свою собственную глубину только в чac разлуки.
И подошли все остальные и умоляли его. Но он не отвечал им.
Он склонил лишь голову, и те, кто стоял ближе, видели как слезы падали ему на грудь.
Он и все люди пришли на большую площадь перед храмом.
Из святилища вышла женщина, чье имя было АльМитра. Она была ясновидящая.
И он посмотрел на нее с бесконечной нежностью, потому что она первая нашла его и
поверила в него, когда он был в их городе всего один день.
И она приветствовала его и сказала:
«Пророк бога,
в поиске первопричин вещей ты долго искал в дали моря свой корабль.
И теперь твой корабль пришел, и ты должен идти.
Глубока твоя тяга к стране твоих воспоминаний и родине твоей величайшей мечты;
и наша любовь не будет тебя сковывать, но наша нужда поддержит тебя.
Об одном лишь просим тебя, пока ты нас не покинул: поговори с нами
и открой свою истину нам.
А мы передадим ее нашим детям, и они своим детям, и она никогда не забудется.
В своем одиночестве радел ты о наших буднях,
и тебе были ведомы слезы и смех наших снов.
Теперь позволь нам познать самих себя
и поведай нам все, что открыто тебе о том,
что лежит между рождением и смертью.»
И он ответил: «люди Орфалезе, о чем мог бы я говорить, как не о том,
что творится сейчас в ваших душах»
О любви
И молвила АльМитра: Говори нам о любви.
Он поднял голову и посмотрел на людей, и настала между ними тишина.
И громким голосом сказал он:
«Если любовь манит тебя, следуй ей.
Хотя пути ее тяжелы и обрывисты.
И когда окутывают тебя ее крылья, отдайся ей,
Даже если меч, спрятанный в оперенье, ранит тебя.
И когда она говорит с тобой, верь ей,
даже если голос ее разбивает твои грезы, как северный ветер губит плодоносный сад.
Ибо так же, как любовь тебя коронует, она тебя и распнет.
Так, как даст тебе рост, так же и укоротит тебя.
Так же, как возносится она к твоим высотам и ласкает побеги,
трепещущие на солнце,
Достанет она корней твоих и потрясет их в самой основе.
Как сноп хле6а вяжет она тебя вокруг себя.
Она же молотит тебя, чтобы сделать нагим.
Она просеивает тебя, чтобы, освободить от шелухи.
Она раскрашивает тебя, пока ты не станешь белым.
Она месит тебя, пока ты не станешь мягким;
И она опалит тебя своим священным пламенем, чтобы стал ты святым хлебом на трапезе бога.
Все это сотворит любовь с тобой, чтобы познал ты секреты своего сердца
и чтобы в знании твоем была часть сердца всей жизни.
Ho если ты в страхе своем ищешь в любви только покоя и желания,
То уж лучше для тебя было бы. прикрыть сбою наготу и уйти в мир,
где нет времен года, где ты будешь смеяться чужим смехом и плакать чужими слезами.
Любовь не дает ничего, кроме себя самой, и не берет ничего, – кроме как от себя самой.
Любовь не обладает ничем, но она позволяет себе обладать;
Потому что для любви хватает самой любви.
Когда ты. любишь, ты не должен бы говорить: «Бог пребывает в моем сердце», а:
«Я пребываю в сердце бога».
И не думай, что ты можешь направлять любовь, ибо если ты
достоин ее, она направляет тебя.
У любви нет другого желания, как только наполнить себя.
Но если ты любишь и хочешь иметь желания, ты должен сам себе
пожелать вот чего:
Быть нежным как журчащий ручей, который поет свою песнь в ночи.
Уметь лаской унять боль.
Быть раненым своей любовью и кровоточить свободно и радостно.
Встречать рассвет с окрыленным сердцем и с радостью принять грядущий день любви;
Покоиться в полдень и размышлять об экстазе любви;
Вечером с благодарностью вернуться домой;
И отойти ко сну с молитвой о любимом в сердце и с хвалебной песней на устах.