Осколки

Глава 7: Недоверие.

Воздух в деревне зверолюдей был густым и тёплым, пропахшим дымом очагов, вяленым мясом и терпкими травами, что жевали старейшины для ясности ума. Но сегодня сквозь привычные запахи вился новый, чужой – острый, кисловатый дух страха. Он витал над низкими срубами, смешивался с дымом, въедался в шерсть. Кайла, сидя на корточках на завалинке, чистила когти тонким костяным шилом. Движения были отточенными, ритуальными. Но сегодня ритм сбивался. Ее уши, чуткие к малейшему шороху, улавливали не просто разговоры, а их тревожную, рваную тональность.

В большом Доме Совета, стоявшем в центре деревни, пылал огонь. Сквозь открытую дверь доносились голоса. Не спокойные, размеренные беседы, а резкие, отрывистые реплики. Кайла отложила шило. Ее звериная половина, та, что всегда чуяла опасность за версту, подсказывала: беда близко. Не та, что приходит с когтями и клыками, а та, что подкрадывается тихо, как яд в питье.

Она вошла внутрь. Воздух здесь был спёртым и тяжёлым. Старейшины сидели вкруг огня. Седая медведица Ульфа, чьё лицо было испещрено шрамами, сурово смотрела на пламя. Рядом с ней – старый барсук Гарн, его пальцы с толстыми когтями нервно барабанили по колену.

– Они принесли это в лес, – рычал низким голосом Квасс, матёрый волк-оборотень. Его жёлтые глаза glowed в полумраке, а шерсть на загривке стояла дыбом. – Их алхимия. Их гнилые реагенты! Они отравляют землю! Мой выводок чует эту падаль за версту. Щенки не спят по ночам, воют на луну, которой не видят из-за этой смрадной дымки!

– У нас нет доказательств, Квасс, – голос Ульфы был усталым, но твёрдым. – Мы столетия живем рядом с их деревнями. Были стычки, да. Но и торговля была. И помощь.

– А что ещё может вызвать такое? – Квасс ударил ладонью по земляному полу. – Деревья чахнут с их стороны леса. Звери уходят. А теперь это… это бешенство. Томас, из деревни людей, говорил, что их караван атаковали. Я сам видел следы – неестественные, искорёженные. Пахнет озоном и смертью.

В этот момент взгляд Ульфы упал на Кайлу, замершую у входа.

– Кайла. Ты была их курьером. Ты передавала весть о нападении. Что ты видела? Что ты чувствовала?

Все взгляды обратились к ней. Кайла почувствовала тяжесть этого внимания, словно на нее надели невидимые цепи. Она сделала шаг вперёд, в круг света.

– Я не видела саму атаку. Но я видела место после. И я… чувствовала его. – Она искала слова, чтобы описать неописуемое. – Это не просто ярость зверя. Это… пустота. Голод. Как будто сама мана в этом месте заболела, почернела. Она не пахнет жизнью. Она пахнет… ржавым железом и пеплом.

– Мана? – переспросил Гарн, насторожившись. – Ты уверена?

– Я чувствую её, – просто сказала Кайла. – В реагентах, что я ношу. В артефактах гномов. Это… другой вкус. Чужой, но не враждебный. А эта… она как рана на теле мира.

– Слышите? – Квасс вскочил. – Она подтверждает! Их алхимия калечит дух леса! Они несут порчу!

– Я не говорила, что это они! – резко парировала Кайла, ее хвост нервно дёрнулся. – Я сказала, что это другая порча. Та, что я чувствую у волков, не похожа на запах человеческих зелий.

– Но она пришла с их стороны! – настаивал Квасс. – И они первые пострадали. Может, это их же грех вернулся к ним, и теперь мы все заражены?

Взгляды старейшин стали тяжёлыми, подозрительными. Кайла видела, как рушится хрупкое равновесие. Межрасовое доверие в приграничье было тонким, как паутина. И сейчас его рвали грубыми руками страха.

– Мы не можем позволить страху ослепить нас, – сказала Ульфа, но в её голосе уже не было прежней уверенности. – Но мы не можем и игнорировать угрозу. Усилим патрули. Деревне людей… мы поможем, если попросят. Но будем настороже.

Совещание распалось. Старейшины вышли, их лица были омрачены тревогой. Кайла осталась стоять у огня, чувствуя, как холодок страха ползёт по её спине. Она думала о Томасе. О его силе. О его людях. Теперь стена недоверия вырастала между ними, и она была сделана не из дерева и камня, а из теней и дурных предчувствий.

Выйдя из Дома Совета, она увидела, как несколько молодых зверолюдей, последователей Квасса, смотрят на неё с нескрываемым подозрением. Один из них, рычащий барсук помоложе, прошипел:

– Бегаешь к ним. Носишь их отраву. Может, это ты принесла эту болезнь в наш лес?

Кайла не ответила. Горячая волна обиды и гнева подкатила к горлу, но она сглотнула ее, позволив лишь кончику хвоста дрогнуть. Она посмотрела на него своим спокойным, золотистым взглядом, за которым скрывалась дикая печаль и усталость от несправедливости. Она не принесла болезнь. Она была лишь тем, кто чувствовал ее первой. Чувствовал каждой порой своей шкуры, каждым вздрагиванием нервов. И это знание было горше и страшнее любых обвинений.

Буря собиралась. И первой жертвой, как она и предчувствовала, пало доверие. Оно умирало тихо, без звона оружия, истлевая в сердцах, которые еще вчера были открыты.

Глава 8: Шторм из когтей и костей.

Воздух в деревне Томаса стал густым и тяжёлым задолго до нападения. Кайла, появившаяся на опушке с очередной посылкой, сразу почувствовала знакомый привкус ржавого железа и пепла, тот самый, который она ощущала у каравана. Но здесь, в самом сердце человеческого поселения, запах был концентрированным, ядовитым. Она хотела крикнуть, предупредить, но было уже поздно.

Твари вышли из леса бесшумно. Не так, как выходят звери – с рыком, со скрежетом когтей. Они просочились между деревьями, как зловонный туман, их багровые глаза мерцали в сумерках неестественным, болезненным светом. Их движения были прерывистыми, механическими, словно кто-то дёргал их за невидимые нити.

Томас первым забил тревогу. Его голос, привыкший командовать, прогремел над деревней:

– К оружию! В круг! Сомкнуть ряды!

Люди не растерялись. Годы жизни на границе леса научили их действовать сообща. Мужики с топорами и косами сбились в тесный круг, прикрывая женщин и детей в центре. Старики забрались на крыши с луками. Деревня превратилась в крепость – маленькую, отчаянную, но организованную.

Кайла застыла на краю поляны, напряжённая как струна. Звериный инстинкт требовал броситься в бой, вонзить когти в изуродованную плоть тварей. Но трезвый, холодный расчёт оказался сильнее. Она была одна. Одна против десятков. Её скорость и ловкость ничего не значили против этой волны безумия. Она могла убить двух, трёх, десять – и погибнуть, растратив себя впустую. От её смерти не было бы никакой пользы.

Но была и другая возможность. Единственный шанс.

Их взгляды встретились через всю поляну. Всего на мгновение. Он, стоявший в первых рядах обороны с окровавленным топором в руках, увидел её. Увидел в её глазах не страх, а тяжёлое, безжалостное понимание. Решение, которое стоило ей дороже собственной жизни.

И тогда Кайла развернулась. Не от страха. Ради спасения тех, кто сейчас сражался насмерть. Её навык «Кости ветра» разорвал воздух. Она не бежала – она исчезла, превратившись в порыв ветра, в стрелу, выпущенную в сторону её деревни. Она должна была привести подмогу. Это был единственный способ изменить исход боя.

Но жители деревни увидели другое. Они увидели, как зверолюдка появилась на краю поля боя и убежала. Не сделав ни единого выстрела, не бросившись в атаку.

– Смотрите! Лиса убегает! – крикнул кто-то.

– Она натравила их на нас и сбежала! – подхватил другой.

Семя недоверия, посеянное накануне, мгновенно дало всходы. В сердцах, переполненных страхом и яростью, зарождалась уверенность: их предали.

Томас не кричал. Он молча рубил, отсекая когтистую лапу, вцепившуюся в щит соседа. Но и в его сердце, в самом защищённом его уголке, закралось сомнение. Оно сбежало. Оставило их в самый страшный час.

А Кайла, не зная об этом, мчалась сквозь чащу, разрывая лёгкие от напряжения. Она тянула за собой невидимую нить – последнюю нить надежды для деревни Томаса. И не подозревала, что ценой этой надежды станут все остальные нити – нити доверия, связи, понимания между их мирами. Они рвались с каждым её шагом, с каждым вздохом, и зашить эту прореху в ткани мира уже никому не под силу.

Глава 9: Вилы.

Возвращение Кайлы в деревню Томаса было стремительным, как удар молнии. Она мчалась впереди отряда своих соплеменников – два десятка зверолюдей, вооруженных копьями, топорами и луками. Их тяжелое дыхание и громкий топот казались невыносимо медленными после скорости ее бега. Каждый потерянный миг отзывался в ней острой болью – что если они уже опоздали?

Когда они вырвались на опушку, картина открылась страшная, но не безнадежная. Деревня людей держалась. Оборона была прорвана в нескольких местах, на земле лежали тела – и людские, и искаженные тварины. Но ядро обороны, сгрудившееся вокруг центральной площади, еще сражалось. Сражалось с той яростью, на которую способны только обреченные.

– В атаку! Рассыпной строй! – крикнул вожак отряда, матерый волк-оборотень, и зверолюди с воем бросились в бой.

Их появление было подобно удару тарана. Свежие, полные сил воины врезались в бок нападавшим, отсекая тварей от основных сил обороняющихся. Кайла, не медля, ринулась туда, где в последний раз видела Томаса – к его дому на окраине.

Она нашла его во дворе. Он стоял спиной к ней, с окровавленным топором в одной руке, а в другой… в другой он сжимал вилы. Три стальных острия смотрели в небо. Он отбивался от двух тварей, которые пытались окружить его. Его движения были усталыми, замедленными. Он был ранен – кровь текла по его руке из глубокой царапины на плече.

– Томас! – крикнула Кайла, подскакивая к нему.

Он обернулся. И в его глазах она увидела не облегчение. Не благодарность. Она увидела ужас. Чистый, первобытный ужас, смешанный с яростью. Его лицо, обычно такое уверенное, было искажено гримасой отвращения.

Один из волков воспользовался его замешательством и прыгнул. Кайла среагировала быстрее. Она бросилась вперед, отталкивая Томаса в сторону, и встретила тварь ударом когтистой лапы в горло. Что-то хрустнуло, существо с хрипом рухнуло на землю.

Она повернулась к нему, тяжело дыша.

– Я привела помощь. Твои люди…

Она не успела договорить. Взгляд Томаса упал на ее окровавленную лапу, на второе тело твари у ее ног. И все кусочки пазла в его воспаленном сознании сложились в единую, ужасную картину. Она здесь. Среди хаоса и смерти. Ее сородичи режут тварей, но… а если они режут и его людей тоже? А если это не спасение, а ловушка?

– Довольно, тварь! – его голос прозвучал хрипло, продираясь сквозь усталость и боль. – Хватит игр!

Она не поняла сразу. Не успела. Она видела только, как его рука с вилами дернулась. Быстро. Слишком быстро для его уставшего тела.

Острая, разрывающая боль в животе заставила ее взвыть. Не крикнуть – именно взвыть, по-звериному. Она посмотрела вниз. Три стальных зубца вошли глубоко в ее плоть. Из раны хлестнула алая кровь.

Она подняла на него глаза. Взгляд был полон не боли. Шока. Абсолютного, вселенского непонимания. Ее мир, выстроенный на простой и ясной логике силы и выгоды, треснул и рассыпался в прах. Она спасла его. Привела помощь. И он… он воткнул в нее вилы.

Томас стоял, не двигаясь, с лицом, застывшим в маске ужаса и ненависти. Он, казалось, и сам не верил в то, что сделал.

– Кайла!

Сильные руки подхватили ее, оттащили от Томаса. Это был один из ее соплеменников, старый барс. Он грубо выдернул вилы из ее живота, и новая волна боли затуманила ее сознание.

– Ты… ты что же делаешь, человек?! – зарычал барс на Томаса, но тот лишь пялился на свои окровавленные руки.

Кайлу потащили прочь, к своим. Ее последнее, что она видела перед тем, как сознание поплыло, – это лицо Томаса. Лицо человека, который только что убил что-то гораздо большее, чем просто зверолюдку. Он убил доверие. Он убил саму возможность мира. И в его глазах не было торжества. Был лишь пустой, немой ужас от содеянного.

Ее сородичи отступили, забрав своих раненых и ее. Бой продолжался, но теперь он шел сам по себе. Главное сражение уже было проиграно. Не на площади, а в маленьком дворе, где человек поднял руку на ту, что пришла его спасти.

Глава 10: Власть.

Воздух в личных покоях Эльты был стерильным, как в операционной, но с новыми, чужеродными нотками – дорогими маслами для тела, пылью с позолоты и терпким ароматом выдержанного вина. Она стояла перед огромным зеркалом в позолоченной раме почти обнажённая. На её теле поверх бледной кожи поблёскивали украшения – не просто безделушки, а сложные устройства, которые она изготовила сама. Ожерелье с самоцветом, испещрённым руническими канавками для контроля сердечного ритма. Браслеты с тончайшими иглами, способными впрыскивать стимуляторы или яды. Всё это было её искусством, вплетённым в плоть и повседневность.

Она провела пальцем по холодному металлу ожерелья, ощущая под кожей слабую вибрацию маны. Её отражение смотрело на неё с вызовом. Это было уже не то испуганное существо из подвала. Это была женщина с твёрдым взглядом и руками, которые знают себе цену.

«Личная мастерская, – мысленно перечисляла она, глядя на своё отражение. – Любые материалы. Десятки подмастерьев, которые ловят каждое моё слово. Шёлк, вино, драгоценности…» Её губы тронула холодная улыбка. «Всё, о чём я даже не смела мечтать, сидя в той сырой норе».

Она повернулась к рабочему столу, на котором лежали чертежи «Покрова безмолвия» – увеличенной версии Сферы, способной гасить звук и свет в целой комнате. Заказ Вейнара. Он никогда не говорил, для чего ему нужны такие инструменты. А она и не спрашивала. Это было частью их негласной сделки. И частью её растущего влияния на него – ведь именно её гений давал ему эти инструменты.

Её пальцы, уже не дрожа, провели по пергаменту. Здесь, в этой позолоченной клетке, у неё была настоящая власть. Власть творить. Власть быть услышанной. Власть быть никем. Да, она была инструментом в руках Вейнара. Но разве не лучше быть дорогим, отточенным скальпелем в руках хирурга, чем ржавым гвоздём в куче мусора?

Запах озона от последнего эксперимента всё ещё витал в воздухе, смешиваясь с ароматом духов. Тот же запах, что и в лесу, где гибли люди и зверолюды. Тот же запах, что исходил от багровых кристаллов. Но здесь, в её руках, эта сила была под контролем. Обуздана. Направлена в русло сложных формул. Спасение и уничтожение стали для неё просто разными гранями одного процесса – работы.

Она снова посмотрела на своё отражение. На женщину, которая продала душу, но купила себе возможность влиять на мир.

«На этой неделе я отлично поработала руками, – произнесла она вслух ровным и холодным голосом. – Пора в спальню благодетеля. И поработать ртом».

В этих словах не было ни стыда, ни унижения. Это была констатация факта. Ещё один инструмент в её арсенале. Ещё один рычаг давления. Она не жертва обстоятельств. Она стратег, использующий все доступные ресурсы.

Она накинула на плечи шёлковый халат и вышла из комнаты, оставив за собой отражение – новое, сильное, циничное. Дверь закрылась бесшумно. В опустевшей комнате лишь слабый запах озона напоминал о том, что здесь рождались инструменты, способные как спасать, так и уничтожать. Их создательница больше не видела разницы между этими понятиями. Для неё и то, и другое было просто работой. Работой, которая давала ей власть.

А власть была единственным, что имело значение в этом мире, трещавшем по швам. И если эта мысль иногда обжигала изнутри холодом, то это был тот холод, к которому она уже научилась не прислушиваться.

Глава 11: Предвестник.

Форпост «Серая Застава» был не столько крепостью, сколько предсмертным хрипом цивилизации на теле дикого леса. Несколько бревенчатых строений, обнесенных частоколом с самодельными заплатами, впивались в подножье гор, как заноза. На центральной башне криво висел колокол, в который били только тогда, когда из леса не возвращались дозоры. Воздух здесь был другим – не удушающим дыханием чащи, а разреженным, с примесью дыма и вечной влаги с горных вершин. Но и сюда дотянулись щупальца той же болезни. Алрик видел это по глазам местных – запавшие, с красными прожилками, с постоянной оглядкой на лес, который теперь молчал. Слишком тихо.

Караван, поредевший и помятый, разгружался у склада. Носильщики молча таскали ящики с реагентами. Ларс, бледный и замкнутый, механически помогал. Ильва чистила лук, ее взгляд был пустым и тяжелым. Они все еще чувствовали на себе призрачные взгляды погибших.

Алрик стоял у частокола, глядя на стену зелени внизу. Лес молчал. Как зверь, затаившийся перед прыжком. В кармане его плаща лежал зашитый в кожу осколок багрового кристалла. Он чувствовал его холод даже сквозь материал.

К нему подошел один из местных – не человек. Зверолюд, похожий на рысь, с седыми бакенбардами и пронзительными зелеными глазами. Он двигался бесшумно, несмотря на возраст. В руках он держал длинное копье, наконечник которого был покрыт сложной резьбой.

– Ты – предводитель каравана? – голос у зверолюда был хриплым, будто простуженным ветром.

Алрик кивнул, не отводя взгляда от леса.

– Мы доставили груз.

– И принесли с собой запах смерти, – заметил зверолюд. – Лес шепчет об этом. Ветер принес дым погребального костра.

Алрик наконец посмотрел на него.

– Твари напали на нас в двух днях пути отсюда. Они не похожи ни на что, что я видел.

– Потому что их не должно было быть, – старик подошел ближе. Его ноздри дрогнули. – Ты носишь ее с собой. Гниль.

Алрик не стал отрицать. Он достал сверток и развернул его. Багровый кристалл лежал на коже, пульсируя тусклым светом.

Старик-рысь не отшатнулся. Он склонился над кристаллом, и в его глазах вспыхнуло нечто – не страх, а яростное узнавание.

– Откуда? – выдохнул он.

– Из тела одного из волков. Они… пронизаны этим.

– Это не просто мутация, человек, – прошипел зверолюд, озираясь по сторонам. Он понизил голос до шепота. – Это симптом. Пятно на теле мира. А там, где пятно, есть и его источник. Гнилое сердце леса.

– Что это значит? – голос Алрика был ровным, но внутри его сознание, этот безупречный логический аппарат, на мгновение завис в пустоте, не находя знакомых категорий для такого явления.

– Значит, что кто-то или что-то играет с фундаментальными силами, – старик ткнул когтем в кристалл. – Эта штуковина… она не живая. Но и не мертвая. Она – сгусток искаженной маны. Как раковая опухоль. И она растет.

Он выпрямился, его взгляд стал острым, как его же когти.

– Твои люди видели это. Мои сородичи чуют это. Скоро и слепые увидят. Лес умирает. И если не прижечь рану, она убьет нас всех.

Алрик снова посмотрел на кристалл. Он думал о коэффициентах риска, о деньгах, о простой и понятной работе. Все это рассыпалось в прах. Перед ним был не просто враг. Была загадка. И цена за ее разгадку, как он начинал понимать, могла быть равна цене всего мира.

– Где это сердце? – спросил он, и его голос прозвучал чужим.

Старик-рысь покачал головой.

– Там, где не ступала нога человека. И где нога зверолюда боится ступить. Глубоко. В старых пещерах, под корнями Великих Деревьев. Там, где поют камни и течет мана из самого сердца мира. Или текла.

Он посмотрел на Алрика с странной смесью надежды и жалости.

– Ты пойдешь туда? Искать ответы?

Алрик медленно завернул кристалл обратно в кожу и спрятал его.

– Я не ищу ответов. Я считаю стоимость. И пока что стоимость бездействия кажется мне слишком высокой.

Старик кивнул, как будто ожидал этого.

– Тогда готовься. Твари, что напали на вас – всего лишь шелуха. Случайные побеги. Настоящее зло скрывается глубже. И оно не будет похоже ни на что, что ты знаешь.

Он развернулся и ушел так же бесшумно, как и появился, оставив Алрика наедине с густеющими сумерками и тяжестью нового знания. Кристалл в его кармане казался теперь не сувениром, а счетчиком Гегера, тикающим в преддверии катастрофы. Его личный коэффициент риска превратился в нечто вселенское, и единственной валютой, которая теперь имела значение, было выживание – не его личное, а всего, что он знал.

Глава 12: Сердце тьмы.

Воздух в подземном зале был статичным и тяжелым, словно выдохнутым тысячи лет назад. Он пах озоном, камнем и чем-то еще – металлическим, чужим, словно кровь незнакомого бога. Никакие звуки с поверхности не долетали сюда. Здесь царила гробовая тишина, нарушаемая лишь мерцающим гулом магии и редкими щелчками артефактов.