Нюрнбергский процесс глазами психолога

Произнося последнюю фразу, Франк посерьезнел. Мы спросили его, не надо ли ему снотворного. В ответ он лишь покачал головой.

– Нет, благодарю. Если не засну, я смогу молиться… (в искренности Франка сомневаться не приходилось).

Зейсс-Инкварт признался:

– До самых костей пробирает. Но я вынесу.

Дёниц продолжал трястись от охватившего его волнения и, местами переходя на английский, сказал:

– Как можете вы обвинять меня в том, что я знал о чем-либо подобном? Вы спрашиваете, почему я не отправился к Гиммлеру и не проверил сам эти концлагеря? Да это же абсурд какой-то! Он бы просто выставил меня, как я выставил его, когда он явился ко мне, чтобы проверить военно-морские силы! Боже правый, какое я могу иметь ко всему этому отношение? Я волею случая оказался на таком ответственном посту и никогда не имел дел с партией.[6]

Мы поинтересовались у Папена, почему он отвернулся от экрана во время демонстрации фильма.

– Не хотелось видеть позор Германии, – признался он.

Заукель находился на грани нервного срыва. С дергающимся лицом, трясясь, он, растопырив пальцы, непонимающе уставился на нас:

– Да я бы задушил себя вот этими руками, если бы хоть в малейшей степени был причастен даже к одной из таких смертей! Это позор! Позорное пятно для нас и наших детей и внуков!

Шахт пылал от возмущения.

– Как вы могли пойти на такое, заставив меня сидеть на одной скамье с этими преступниками и смотреть фильм о мерзостях концентрационных лагерей?! Вам же известно, что я был противником Гитлера и сам кончил концентрационным лагерем! Это непростительно!

Нейрат выглядел довольно растерянным и говорил неохотно. Он лишь указал на то, что не обладал достаточным политическим влиянием на момент происходившего.

Редер заявил, что даже слыхом не слыхал ни о каких концентрационных лагерях. Лишь о трех ему стало известно, когда он столкнулся с необходимостью вызволить из них некоторых из своих друзей.

Йодль сохранял спокойствие, но чувствовалось, что он до глубины души возмущен.

– Я был потрясен! Поверьте – самое постыдное в этом, что очень многие из нашей молодежи шли в партию из идеализма.

Кейтель, только что вернувшийся в камеру после встречи со своим адвокатом, принимал пищу. Создавалось впечатление, что если бы мы ему не напомнили, он успел бы позабыть о фильме. Кейтель прекратил есть и с набитым ртом ответил мне:

– Это ужасно! Когда я вижу подобные вещи, я стыжусь того, что я немец! Это все эти поганые свиньи из С С! Если бы я знал об этом, я бы сказал моему сыну: «Я лучше застрелю тебя, чем позволю пойти в СС». Но я не знал. Теперь я никогда не смогу посмотреть людям в глаза!

Гесс обнаружил обычную эмоциональную сумятицу и без конца повторял одно и то же:

– Не понимаю я этого – не понимаю!

Риббентроп был крайне удручен увиденным, его руки тряслись:

– Гитлер никогда бы не выдержал подобного фильма, если бы ему показали. Не верится, что и Гиммлер способен был отдавать приказы на подобные вещи. Я этого не могу понять.

Розенберг выглядел более взвинченным, чем обычно.

– Это все равно ужасно, даже если и русские творили нечто подобное. Ужасно – ужасно – ужасно!

Я напомнил ему об его личной ответственности за развитие нацистской расовой политики.

– О, такое на основе расовой политики не объяснишь, – пытался обороняться он, – ведь и много немцев было умерщвлено. Это обесценивает всю нашу защиту.

Геринг чувствовал себя до глубины души задетым этим фильмом – лента явно подпортила его «шоу».

– Такой был приятный день после обеда, все было хорошо, пока не показали этот фильм. Зачитали запись моего телефонного разговора об Австрии, все смеялись от души, в том числе и я сам. А тут это ужасающее кино, оно все испортило.

30 ноября. Выступление Лахузена.

Гесс внезапно обретает память

Утреннее заседание.

Сегодня генерал Лахузен, самый высокопоставленный из оставшихся в живых офицеров абвера[7], давал свидетельские показания, которые заставили корчиться Риббентропа, Йодля и многих других. (Присутствие Лахузена на процессе и его высказывания вызвали шок у всех обвиняемых, для которых оказалось полной неожиданностью наличие оппозиции фюреру в среде армейской разведки и то, как их собственные генералы клеймят позором захватнические войны Гитлера.)

На допросе, проводимом полковником Эйменом, генерал Лахузен рассказал о своем участии в подпольной организации, возникшей в германском абвере с ведома и под руководством его шефа, адмирала Канариса. Целью этой организации было всяческое торможение осуществления планов захватнических войн Гитлера и, в случае неудачи, воспрепятствование благоприятному их исходу, а также физическое устранение Гитлера. Далее генерал Лахузен описал участие Геринга, Кейтеля и Йодля в бомбардировке Варшавы, уничтожении польской интеллигенции, дворянства, лиц духовного сана и польских евреев. О том, что для создания повода для запланированного нападения на Польшу Гиммлер получил в свое распоряжение польскую военную форму, в которую были одеты заключенные из германских концентрационных лагерей. О том, как эти одетые в польскую форму узники были расстреляны, и трупы их были выданы за таковые участников «нападения» поляков на немецкую радиостанцию в городе Глейвиц.

Примечания