Предисловие
Все персонажи и описываемые события являются вымышленными.
Любое совпадение с реальными событиями и людьми является случайностью.
Пролог
Полгода назад
Была половина пяти часов утра. Охранник с жалостью взглянул на женщину, спящую на скамейке во дворе полицейского участка. Одета чёрт пойми как – на ногах старые лоферы[1], напоминающие галоши, на теле – растянутые в коленях спортивные штаны и две недели нестиранная футболка. Вчера прошёл дождь, она сидела на той же скамейке в той же одежде. Ходила ли она ещё домой после этого? Вряд ли!
Охранник вздохнул и отошёл от окна.
Нельзя долго смотреть на то, что вызывает жалость. Велик шанс от этой самой жалости расчувствоваться и наделать глупостей, которые выйдут себе же боком! – считал он.
Он сделал себе чашку крепкого чая, сел за кроссворд и вспомнил случай почти тридцатилетней давности. В то время он был молод и служил в более опасном, чем отделение полиции, месте. В тюрьме.
Весёлого на его предыдущем месте работы было мало, а риска предостаточно. Там были те, для кого ничего не стоит всадить человеку пулю в череп, и те, кто заучивал имена охранников и считал дни до освобождения, перед сном придумывая способы мести своим надзирателям.
А ещё там был Антон, с которым охранник учился в одном классе. Даже в школьные годы никто не ожидал от Антона свершений, но никто и не думал, что за десятилетия он превратится в заключённого, отбывающего срок за попытку ограбления. Попытку. В том то и была беда, вызывающая ещё большую жалость.
Да, – подумал охранник, когда одним вечером бывший одноклассник заплакал, прося хотя бы на ночь отпустить его домой, чтобы была хотя бы возможность нормально поспать, – человек – идиот, попытавшийся ограбить банк. Но спать на подушке с клопами, зная, что сосед по камере может в любой момент зарезать тебя за храп… Этого он не заслужил. Да и, одноклассник, как никак, – добавил мысленно аргумент в пользу того, что он поступает правильно, выполняя просьбу старого знакомого.
Взяв обещание, что тот его не обманет и на утро вернётся в тюрьму, охранник отпустил его домой. Он был уверен: Антон вернётся. Ведь из-за трёх кредитных миллионов ему совсем невыгодно оставаться на свободе.
На утро Антон в тюрьму не вернулся.
Приехав к нему домой, охранник обнаружил мёртвое и давно остывшее тело, висящее на петле.
После того случая охранник сделал лишь один вывод: Никогда не стоит помогать тем, кто вызывает жалость. Причина проста: жалкими бывают только слабаки, а слабаки всегда выбирают путь наименьшего сопротивления, который в конце концов неизбежно приведёт их к затоплению. Так стоит ли тонуть вместе с ними? Нет! К тому, что вызывает жалость лучше всего относиться с лёгким презрением.
Вспомнив этот случай и отхлебнув чай, охранник снова взглянул в окно. Женщина, спящая на скамейке, перевернулась на другой бок и скрутилась в позу эмбриона. Видимо, так она боролась с утренним холодом.
– Ну нет! – сказал себе охранник. – На жалость я больше не поведусь. Пусть сами тонут, я с ними тонуть не собираюсь.
После того случая его чуть не уволили с работы.
Унизительными мольбами и бесконечными объяснительными ему удалось сохранить работу, но путь к дальнейшим повышениям по службе был навсегда закрыт. Сочувствие обошлось ему слишком дорого.
Прошло почти три десятилетия, и теперь он в ночную смену охранял здание правоохранительных органов. Он отхлебнул следующий глоток крепкого, терпкого чая и попытался переключить мысли с мёрзнущей на скамейке женщины на кроссворд.
– Три по вертикали. Способ размножения птиц. Четыре буквы. – проговорил задумчиво и в то же время ошарашенно. – Ну и ну! Способ размножения! В моей молодости редактора газеты расстреляли бы за такие вопросы в кроссворде!
Не угадав, он принялся за следующие вопросы. Когда половина кроссворда заполнилась, снова вернулся к третьему вопросу по вертикали.
– Способ размножения птиц. – повторил уже задумчиво. – Второе «и краткий», третье «ц»… Яйца! Это яйца! – воскликнул с радостью, а потом со смехом и облегчением заметил. – Ах, вот оно что… так, значит, имелось в виду способ рождения, а не способ зачатия.
Охранник отложил газету и через две минуты всё же пошёл к скамейке, на которой спала женщина.
«Люди, вызывающие жалость, бывают разными. – размышлял он, шагая к скамейке. – Одни из них идиоты и слабаки. Как Антон, который, поверив в лёгкий куш, влез в кредит и даже не под ноль, а под минус вложился в финансовую пирамиду, затем, чтобы расплатиться с кредитором, попытался ограбить банк, ну и под конец, испугавшись трёх лет в одной камере с крысами и амбалом, в состоянии аффекта зарезавшем друга, закончил с петлёй на шее и кучей дерьма в штанах. Такие сами виноваты в своих бедах. Они ищут лёгких путей и в итоге оказываются в тупике…».
Охранник взглянул на женщину на скамейке. Месяц назад, когда она впервые сюда пришла, её щёки были круглыми и румяными как свежеиспечённая булка. Сейчас лицо осунулось. За исхудавшими щеками чётко различались линии скуловой и челюстной частей черепа, веки и кожа вокруг глаз свалились в глазницы, а уголки губ, ещё недавно указывавшие стрелки наверх, теперь тянулись вниз.
Охранник продолжил размышления:
«Но среди тех, кто вызывает жалость, бывают те, кто оказался в подобной ситуации не по своей вине, глупости или слабости. Таких из колеи выбило самое жестокое, что только могла придумать природа – люди. Другие люди. Вот такие-то и вызывают искреннюю жалость!». – заключил охранник свои мысли и прикоснулся к костлявым плечам женщины.
– Людмила Петровна. – разбудил он женщину.
– А? – та проснулась моментально, вскочила с места и вытаращилась на него потухшими глазами.
Вид у неё был совершенно неважный. И дело не только в сальных волосах и грязной футболке. Дело во взгляде, в который день за днём прокрадывалось безумие.
Нет, – подумал охранник, – к тем, кто вызывает жалость, лучше относится с лёгким презрением. Но раз уж вышел, всё же сказал то что собирался:
– Людмила Петровна, пройдёмте внутрь. Ночью и под утро на улице холодно.
Они прошли внутрь, но лишь до турникета у поста охраны. Сидеть, а тем более лежать было негде, и охранник принёс три стула с мягким сиденьем, из которых соорудовал скамейку.
– Людмила Петровна, когда вы последний раз ели? – Спросил он.
– Я… да… я ела, ела.
Женщина сидела, без конца теребила кулон в виде креста и качалась на месте, будто убаюкивала саму себя. Судя по беспокойно бегающему взгляду, покачивания мало помогали ей успокоиться.
Охранник принёс ей чай и бутерброд с колбасой.
– Поешьте. – сунул ей в руки еду.
– Да благословит вас бог! – сказала вместо спасибо.
До того, как в полицейском участке начался рабочий день, она больше не уснула. Она всё так же сидела и покачивалась на месте, и это всё так же не помогало ей успокоиться.
К девяти начали подходить люди, и Людмила Петровна с надеждой увидеть того, кого она ждёт, не отрывала глаза от двери. Когда он подошёл, она бросилась к нему в ноги.
– Виктор Львович! Ради бога, выслушайте меня! Прошу прислушайтесь ко мне! Это сделал он! Люцифер! Моего сына убил Люцифер!
Виктор усилием воли поднял её на ноги. Посмотрел в безумные и заплаканные глаза, не видевшие нормального сна уже месяц.
– Людмила Петровна, поверьте, мы делаем всё, что в наших силах, чтобы поймать убийцу вашего сына.
– Но это он! Это Люцифер! Поймайте! Помотайте его!
Виктор крепко сжал её за плечи и установил зрительный контакт. Дождался, когда она успокоится и чётко, доходчиво проговорил:
– Людмила Петровна, Люцифер умер почти двадцать лет назад. Поймите, его нет в живых уже два десятилетия. Но я обещаю, мы поймаем убийцу вашего сына. Мы его поймаем!
[1] Лоферы – закрытая обувь без застёжек и шнурков
Глава 1
Настоящее
Виктор вихрем ворвался в актовый зал Санкт-Петербургского государственного университета. Дверь хлопнула. Лектор перестал говорить и удивлённо посмотрел на вошедшего полицейского. Сидящие оглянулись. Виктор удивился не меньше присутствующих. Он и не думал, что будет так много желающих послушать про истинные корни депрессии, неспособность строить крепкие социальные связи, диссоциативное расстройство личности[1]и другие проблемы, творящиеся у человека внутри черепной коробки. Но актовый зал был полным. Или даже переполненным. Не успевшим занять сидячие места приходилось стоять на балконе или вдоль стены.
Что тут сказать, – подумал он, – люди любят психов и научные объяснения разным проблемам с башкой. Может, потому, что сами немножечко того и ищут оправдания в науке?
– Как я и говорил, нормальных людей на планете нет. Ни одного. – лектор спокойно продолжил говорить. – Потому что нет точного определения слову «норма». Это очень растяжимое понятие с широким диапазоном для понимания. Но некоторые люди сильно выбиваются из этого диапазона. Если пытаться представить данную картину в графике, в пример можно привести линейку в тридцать сантиметров. Тех, кто находится в пределах от десяти до двадцати сантиметров, то есть посередине, можно считать нормальными. Один человек из данного диапазона будет совершенно не похож на другого, кто также расположился в этих десяти сантиметрах. Но они оба нормальные. Однако тех, кто расположился в одну или другую сторону от этого широкого диапазона, есть все основания относить к ненормальным. Чем дальше к краю линейки, тем более сильно расстройство. Проблема может заключаться только в том, чтобы распознать в таких людях ненормальность.
Иногда это совершенно нетрудно распознать! – подумал Виктор, нахмурившись.
С теми, а точнее с той, кто располагался в самом краю линейки, он был знаком ещё с рождения. Внутри неё он рос и развивался девять месяцев, а потом она воспитывала его четырнадцать лет… Если вообще можно сказать, что она его воспитывала. Скорее он воспитывался сам по себе. А она… она дала ему жизнь, но отобрала всё остальное – спокойствие, ночной сон и даже немного здоровья. Её ночные крики сводили его с ума. А однажды, когда он возвращался из школы, её «синдром» обострился. Ей стало казаться, что за дверью чудовища, что вся улица кишит чудовищами. Она заперла дверь квартиры изнутри и не узнавала даже собственного сына.
– Мам, открой. Это я! – он долго стучался в дверь.
– Кто вселился в моего сына? Оставь моего мальчика в покое! – кричала она через дверь.
Виктор просидел тогда в парадной[2]до ночи. Потом она его впустила. Но не потому, что её синдром отступил, а потому, что ему удалось убедить её, что «оно» выселилось из его тела, и теперь он не представляет угрозы.
Этот случай и вспомнил Виктор, услышав, что распознать ненормальность бывает трудно. Да нет же! Чаще всего всё очевидно! И часто всё заканчивается плачевно.
– Сессия вопросов и ответов продлится пятнадцать минут. – сообщил лектор.
Орава рук с шорохом взмахнула вверх.
Виктор прислонился к стенке и стал терпеливо ждать. Разговоры про психические расстройства его мало интересовали – на психов он больше нужного насмотрелся на работе. Но, уходя с места преступления час назад, он остро ощущал потребность сообщить о случившемся своему другу – тому самому, кто прямо сейчас вещал со сцены. И он примчался сюда – в Санкт-Петербургский государственный университет, куда его друг, известный всей стране психотерапевт, приехал на недельные лекции. Кто же знал, что Виктор попадёт на его выступление.
– Павел Андреевич, скажите, склонность к депрессии может быть врождённой? – спросил первый человек из зала, которому дали слово. – То есть, я имею в виду… Моя мама всю жизнь страдала от депрессий, и иногда я ощущаю, что эта зараза пытается одолеть и меня. Тогда я думаю, а не мамин ли это подарочек, доставшийся мне в наследство.
Виктор посмотрел на часы, потеряв всякий интерес. Чего же слушать про то, как люди пытаются перекинуть на гены свою слабохарактерность?
Павел Андреевич в ответе говорил что-то про то, что никаких доказательств наследственности психических расстройств нет, но давно замечено, что дети, которые были воспитаны в семьях, где один из родителей страдал от подобного недуга, имеют больше шансов «заболеть». Но Виктор уже не слушал и делал это намеренно. Он любил свою мать, какой бы она ни была. И всё же ему не нравилось сознавать, что он – сын шизофренички, не всегда узнававшей в нём своего ребёнка и в конце концов покончившей с собой, оставив его на волю жестокого отца.
Да уж! – вспомнил Виктор жизнь с отцом, которая была далеко не сахар.
Он так и не узнал, чем занимался его отец, но догадывался: чем-то очень прибыльным судя по тому, что все в семье ходили в джинсах, которых в то время было в дефиците, и не очень законным, судя по тому, что его пришили пулей в голову возле Серафимовского кладбища. Что он там делал в три ночи (время смерти установила экспертиза) – этот вопрос навсегда останется неотвеченным.
Наконец пятнадцать минут сессии вопросов и ответов прошли. Павел Андреевич захотел покинуть сцену, но одна рука из заднего ряда упёрто торчала вверх. Владельцу руки позволили задать завершающий вопрос. Это был, по мнению Виктора, единственный адекватный вопрос из всех заданных по итогам лекции:
– Павел Андреевич, – обратился последний вопрошающий, взяв в руки микрофон, – может ли человек совсем не догадываться, что внутри него живёт вторая личность? То есть, он как бы ведёт двойную жизнь и даже не догадывается о том, что вытворяет вторая личность, пока первая спит?
Виктор хмыкнул. Сильнее, чем психов, люди любят только мистических психов. Но тут хотя бы вопрос построен конструктивно.
– Да, такое вполне возможно. Но чаще бывает так, что одна из личностей всё же догадывается о присутствии «кого-то ещё», – изобразил пальцами кавычки. – Возьмём даже к примеру Билли Миллигана[3]. Кристен[4]первой догадалась, что живёт «в семье», а не одна. Артур[5]учил Кристен читать и вместе с Рейдженом[6]признал Адалану[7]нежелательной личностью. И так далее, и так далее. Даже если личности не имеют возможности встретиться, одновременно заняв тело, они могут знать о существовании друг друга и даже взаимодействовать.
– Но ведь одна из личностей может умело скрываться, а вторая и не догадается о её существовании. – настоял студент.
Павел Андреевич рассмеялся.
– Надеюсь, вы спрашиваете не для того, чтобы вывести на чистую воду вторую личность в своём теле. – сказал добродушно.
Шутка достигла цели – по актовому залу пронёсся смех. Павел Андреевич закончил ответ:
– В теории такое, конечно же, возможно. Однако, очень трудно скрыть от самого себя, что под одной крышей с тобой живёт кто-то ещё. Одна из личностей в конце да концов замечает изменения – в обстановке, во внешности, в чём угодно – и начинает своё расследование. И когда-нибудь вторая личность попадётся.
– Когда-нибудь попадётся. – прошептал Виктор себе под нос, думая о месте преступления, в котором был чуть больше часа назад. Изуродованное тело, крест, выжженный на груди… – Когда-нибудь этот гад попадётся.
После лекции он подошёл к Павлу Андреевичу.
– Витя! Какими судьбами? – спросил Павел и прежде, чем друг успел ответить, добавил. – Только не вздумай говорить, что захотел послушать мою лекцию. В отличие от этих студентов ты терпеть не можешь разговоры про психические расстройства.
– И считаю это правильным. Эти студенты слишком романтизируют всяких психов! – произнёс, уходя от вопроса и оттягивая момент признания в том, что он пришёл сказать.
Павел мягко улыбнулся.
– Им по двадцать, Витя. В этом возрасте нормально всё романтизировать.
– Знали бы они, каких только тварей земля не носит, захотели бы держаться от всего этого подальше! – ответил Виктор эмоционально.
Павел сосредоточился и повернулся к другу всем телом.
– Об этом ты ведь и пришёл поговорить? – спросил, посерьёзнев.
Виктор неуклюже переменился с ноги на ногу.
– Тебя не проведёшь. – пробурчал, нахмурившись.
– Работа такая. – ответил Павел известной фразой. – К тому же, я тебя слишком долго знаю. Ты становишься очень эмоциональным, когда разговор доходит до той части, о которой тебе сложно рассказывать.
Момент настал – Виктор должен сказать то, за чем пришёл. Где бы найти для этого силы?
Он вытащил из кармана телефон и открыл галерею. До этого дня Виктор никогда не нарушал протокол и не делал фотографий на личное устройство на месте преступления. Но это было дело личное, и он знал, что криминалисты могут упустить детали, которые нельзя упускать. Поэтому, когда остальная команда отошла в сторону, он сделал несколько снимков, а вдобавок – видео покойной.
Он положил телефон на стол и запустил видео, чтобы Павел смог взглянуть на работу «давнего друга».
– Женщина была убита в своей квартире. Крепко привязана к стулу. Ногти вырваны – перед смертью её пытали. На груди выжжен крест – криминалисты считают, железным предметом, раскалённым на газовой плите. – прокомментировал Виктор, когда видео закончилось.
– Жестокость этого преступления – это далеко не единственное, что тебя тревожит. – снова догадался Павел.
– Я её знал. – разбито проговорил Виктор. – Плохо, но знал. Полгода назад убили её сына. Она была так сломлена, что буквально спала перед отделением, пока велось расследование. Не хотела упустить момент и увидеть его своими глазами, когда мы его поймаем.
Павел сочувственно положил руку другу на плечо.
– Это его рук дело. Я уверен. Я понял это сразу, как только увидел тело. – договорил Виктор с яростью.
– Крест указывает на это. – подтвердил Павел, тяжело вздохнув. – Что ж, мы оба знали, что он когда-нибудь вернётся. Такие прекращают своё дело только когда ложатся в землю.
– Когда-нибудь этот гад попадётся! – повторил Виктор недавние слова. – Я его поймаю! А потом убью! Вот увидишь, я отомщу за неё.
[1] Психическое расстройство из группы диссоциативных расстройств, при котором идентичность человека не является целой и складывается впечатление, что в теле одного человека существует несколько разных личностей. Идентичность может быть разделена на две и более части. При этом в определённые моменты в человеке происходит «переключение» – одна часть идентичности сменяет другую.
[2] В Питере подъезды жилых домов принято называть парадными.
[3] Уи́льям Стэ́нли Ми́ллиган – американский гражданин, один из самых известных людей с диагнозом «множественная личность». Расщепления личности Миллигана насчитывали 24 полноценных личности, из которых 10 были основными.
[4] Одна из личностей Билли Миллигана. Трёхлетняя англичанка. Одна из первых проявившихся личностей.
[5] Одна из личностей Билли Миллигана. Утончённый англичанин. Эксперт в медицине. Атеист.
[6] Одна из личностей Билли Миллигана. Югослав, в английской речи которого различается славянский акцент. Дальтоник и пишет монохромные картины. Коммунист и эксперт в оружии.
[7] Одна из личностей Билли Миллигана. Лесбиянка. Занималась изнасилованиями, чтобы получить любовь и ласку.
Глава 2
Прошлое
Виктор вышел из душа, остановился в дверном проёме и застыл, заворожённо уставившись на Карину. Она полулежала на кресле, закинув стройные, обнажённые ноги на подлокотник, и читала «Дьявол» Толстого. Она неспешно проплыла глазами до последней буквы на странице и плавным движением кисти перевернулся страницу.
– Долго будешь там стоять или всё же подойдёшь? – спросила игриво, не отрывая глаза от текста.
– Любовался твоей красотой. – Виктор шагнул навстречу.
Карина отложила книгу. В глазах появился блеск.
– Сильно красивая? – улыбнулась горделиво и одновременно застенчиво.
– Сильно! Даже не понимаю, чем я мог привлечь такую, как ты. – восхищённо улыбнулся.
– Ну-ка подумаем! – сделала вид, будто задумалась. – Есть в тебе особенные черты. Например, ты умеешь быть нежным и в то же время страстным…
Карина собиралась продолжить, но Виктор тут же подхватил:
– Значит, тебе нравится, когда я становлюсь страстным?
– Ещё как! – произнесла с мурлыканьем.
Виктор тут же подхватил её, поднял с кресла и бросил на кровать. Недавнюю восторженность, проявляемую с неуверенностью, сменил непоколебимый напор. Он стал целовать её в губы, в шею, за ушком… Да! Целовать её за ушком было самым приятным. Едва его губы касались мочки её уха, она издавала приглушённый стон. Это возбуждало.
Виктор резко оторвался от её кожи, повис над ней и посмотрел прямо в глаза.
– Переезжай ко мне! – предложил не впервые.
Карина рассмеялась.
– Ты же знаешь, я не могу.
– Конечно, можешь! Ты моя невеста, если не забыла. – он указал на бриллиантовое кольцо на её пальце – всё, на что хватило зарплаты младшего в милиции.
Карина рассмеялась сильнее.
– Вить, ты знаешь моих родителей. Они не позволят мне переехать к тебе до свадьбы.
Губы Виктора растянулись в нахальной улыбке.
– А они позволяют тебе заниматься тем, что мы сейчас делаем?
– Для них я сегодня ночую у Дашки.
– Должен признать, что в отсутствии родителей есть свои плюсы. Делаешь себе что хочешь и ни перед кем не отчитываешься. – сказал Виктор после недолгой паузы.
– Ха! – вырвалось у Карины с удивлением. – Не ожидала от тебя таких циничных высказываний.
Взгляд Виктора переменился.
– Просто я давно привык быть сам по себе… На деле, мои родители не следили бы за мной, даже если бы были живы.
Эти слова моментально изменили тон беседы и самого Виктора. Он помрачнел. Возбуждение спало. Он рухнул на кровать рядом с Кариной, растянулся пластом и уставился в потолок. Вспомнились детство и юность.
Мать редко навещала реальность, а в те короткие мгновения, когда пребывала в своём уме, садилась перед иконкой и молилась, чтобы бог её излечил. Отцу всегда было не до него – ни до развода родителей, ни после. Только после того, как мать умерла, и Виктор начал жить с ним, он начал с ним сближаться, но и этот период продлился недолго. Отца тоже не стало, и Виктор остался предоставлен лишь самому себе.
Но теперь в его жизни есть Карина, и он будет бесконечно благодарен Павлу за то, что тот познакомил его со своей младшей сестрой.
– Что-то случилось? – спросила она, посмотрев в его потухшие глаза.
– Прости. – Виктор вздохнул ещё раз. Только на это он и был сейчас способен.
– Ты по ним скучаешь? – голос звучал сочувственно. Сочувственно, а не жалобно, для него это было важно.
– Не по обоим… – ответил Виктор и замолчал на полуслове.