Непрощённые

Глава 1

Небо чуть подернулось еще едва уловимой рассветной дымкой, когда Мэйр почувствовал, что наконец-то сыт. Он, брезгливо поморщился и отошел от растерзанной туши подросшего поросенка. Краем уха шенни слышал осторожный крадущийся шаг юных волков, которые терпеливо ожидали до этого момента окончания его трапезы. Еще чуть-чуть и можно будет услышать возбужденное поскуливание. Наелся – уходи, дай другим поесть. Зря что ли серые однолетки почтительно сопровождали шенни всю охоту. Не впервой им идти за умелым и сильным хищником в расчете на часть добычи.

Беззлобно рыкнув, Мэйр скользнул в кусты, и тут же полянка наполнилась звуками дележа: рычанием, нетерпеливым взлаем – обычной возней волчьего молодняка у накрытого стола.

На сытое брюхо спешить к Жабьей скале, домой не хотелось. Далеко в этот раз увлекла Мэйра погоня за резвым кабанчиком, который неожиданно ускользнул из под первого, казалось бы, точно рассчитанного удара. Пришлось догонять. А кабаненок, почуявший опасность, ох как бывает быстр. Совсем вымотал.

Можно было, конечно, завалиться и вздремнуть тут, в распадке… Но трудно отучить себя от привычки спать только после Перехода. Хоть и знаешь, что никто не посмеет тебя потревожить, а случайного чужака услышишь еще задолго до того, как он на тебя напорется. Однако, что-то заставляет всегда возвращаться в старую охотничью хижину под Жабьей скалой и засыпать там спокойно за хлипкой дощатой дверью.

Вздохнув и оглядев напоследок глухой и темный распадок, который окружал густой молодой ельник, Мэйр потрусил в сторону дома. Сытые и размеренные мысли текли в такт его движению.

Охотиться становилось все сложнее последнее время. Приходилось отходить все дальше от дома. Зверь уходил глубже в чащобы, отдаляясь от удобных для охоты предгорий. На памяти Мэйра так далеко вниз зверье не спускалось раньше. Даже во время недавней Большой войны такого не было. Места тут дикие, неинтересные людям, да и племена шенни предпочитали охотиться южнее, ближе к Красным долам. Словом, полное раздолье для кабанов и оленей.

Мэйра вдруг передернуло. Где те племена и что теперь Красные долы? Одна большая могила для шенни с Рассветного перевала. Названные так из-за густо растущей вдоль склонов буроватой жесткой травы, теперь эти долы стали красными от пролитой там крови. И хоть и не видно, но много там ее, очень много.

Горечь вновь наполнила его душу до краев. Да, она появлялась уже чуть реже, чем вначале, когда Мэйр только вернулся на Рассветный перевал. Тогда этот кисло-горький, рвотный привкус отчаянного сожаления преследовал его почти всегда, отравлял еду, воду и воздух. Со временем горечь отступала, лишь иногда напоминая о себе. Как сейчас.

С кем он вел этот бесконечный диалог, Мэйр и сам не мог сказать. Люди называют это совестью. Может, так оно и есть. Вождь Вождей Старших – Тхоори – о совести не говорил, а говорил, все больше, о долге. Перед всеми племенами и перед собой. Мэйр не верил в чувство долга. За годы его странствий, он понял одну простую вещь: чувство долга – это прикрытие для тех, кто им торгует. А те, кто покупает его, зачастую платят слишком дорого. Людское понятие совести честнее и понятнее. И торговать ею сложнее все-таки. Не слишком ходовой товар.

Для племени хорошо то, что нужно именно этому племени. А не какое-то чувство долга, которое вдруг стало одно на всех. И которое, быть может, ему вовсе не нужно. Где было чувство долга Вождя Тхоори, когда все малочисленные окунские Старшие племена были просто брошены в топку имперского наступления? Никто не ответил на зов оставшихся почти без защиты женщин и молодняка.

Лучшие воины шенни и других Старших были собраны заранее и уведены в далекий северный Гифон. Защищать власть и тщетные надежды на победу Вождя Вождей. И ведь пошли же они, сами пошли, оставив свои земли. Наслушались речей горячих и обещаний пустых. Поверили. Да и как тут судить? Не было никогда такого, чтобы Старшие племена собирались в единую армию. Нужды не было. А, стало быть, и знать как оно вернее неоткуда. Только что доверять словам и убеждениям хитрого и сильного вождя десмов Тхоори.

Кто вообще мог придумать, что шенни смогут объединить силы с лихтами или латарнами, чтобы защищать свои земли? Что десмы встанут на защиту долин и холмов шенни, если их стихия – скальные утесы. И земли и охотничьи угодья у всех свои. И их союз строится на том, что всем Старшим нечего делить. Боги поделили все заранее, мудро и по справедливости. Старшие – не люди, они все разные.

Только вот чувство долга, видимо, общее оказалось.

А Мэйр, выходит, отказался его покупать для себя. И вот теперь на Рассветном перевале не осталось ни одного шенни, кроме него самого. Может и впрямь стоило уйти со всеми. Как все. А не бродить в одиночестве, сгибая плечи под гнетом памяти и вины.

Ведь даже зверь уходит отсюда глубоко в леса.

Мэйр задумался и не заметил, как взошло солнце. День обещал быть жарким, стоило поторопиться. Не слишком приятно бежать пусть даже по лесу, когда сверху припекает. Не для шенни такая погодка, все-таки.

Стараясь укрываться под навесом листвы, Мэйр бесшумно ступал по мягкому дерну. В поисках тени, он немного увлекся и забрал правее, оказавшись чуть ближе к Дримгорской дороге, которую старался, как правило, избегать в своих походах. Ни к чему без лишней надобности приближаться к людям, их дорогам, селениям, и, упаси Боги, к крепостям. Да и вообще – к людям. Горечь Большой войны выжигала души не только Старших, но и очевидно – людей. Потери еще не оплаканы, а ярость еще тлеет под легким налетом пока недолгой мирной жизни, будто под пеплом на неостывших углях. Дунь слегка и вспыхнет.

Не то чтобы дорога к селению Дримгор и крепости наместника была сильно оживленной, однако, лишний раз приближаться к ней не хотелось. Мэйр уже собирался повернуть налево и углубиться дальше в лес, как неожиданно его ноздри уловили запах крепкого лошадиного пота, перепрелой соломы и дегтя, которым смазывают колеса. По дороге двигалась селянская повозка, не иначе. Ну и пусть себе катится. Шенни было двинулся дальше, но неистовый и полный отчаянного страха крик заставил его остановиться. А потом и повернуть назад.

Крик, захлебнушись, сорвался на самой высокой ноте. При этом никакого другого шума, звуков схватки, испуганного лошадиного ржания слышно не было.

Огромными прыжками Мэйр несся к дороге, влекомый непонятно какими чувствами. Он и сам бы не мог ответить себе зачем. И только уже совсем близко от дороги он сумел уловить еще один, весьма знакомый и очень недобрый запах…

Бончак стоял над окровавленной мертвой лошадью и жадно лакал кровь, бьющую фонтанами из разорванных шейных жил. Под повозкой селянин с побелевшим лицом зажимал ладонью рот женщине, которая видимо и кричала в ужасе, когда бончак с одного прыжка из кустов покончил с лошадью, почти оторвав ей голову. Издали бончака можно было принять за огромного пса, если бы не темная косматая грива, надежно закрывающая шею и широкую грудь, и непомерно широкие, для собаки, челюсти.

Тварь не торопилась, и люди ее не беспокоили. Пока, во всяком случае. Уйти, сбежать, чтобы бончак не заметил, было невозможно, не говоря уж о том, чтобы защититься. Уж кто-кто, а Мэйр это очень хорошо знал. Бончаки когда-то были серьезной угрозой его племени, не желая делить охотничьи владения с шенни. Но потом как-то повывелись, не без нередких схваток, конечно. И вот опять, значит появились. Ну правильно, богатые дичью земли привлекательны для любого хищника. Особенно, когда прежние хозяева ушли. Вот только бончаки – просто звери, и не слишком будут разбирать где какая добыча. Что на четырех, что на двух ногах.

Ветер шел на Мэйра и бончак пока не мог учуять шенни. Он был слишком увлечен добычей, чтобы и услышать его. Мэйр подобрался и замер. Гривастая мощная шея хищника бугрилась мышцами под плотными жировыми складками. Поди прорви такие с одного удара. Там, где затылок перетекал в шею – уязвимое место – у бончака бурая грива была столь густой, что любые клыки застрянут. Зрелый, опытный зверь, оставлять ему шанс на ответный удар никак нельзя.

Можно, правда, еще развернуться и уйти.

Бончак довольно фыркал и урчал, вгрызаясь огромными клыками в свежую, сочащуюся теплой кровью плоть. Отрывая целые пласты мышц, он глотал их с жадностью. Широко расставленные мускулистые задние лапы подрагивали. От удовольствия, не иначе. Здоровый, хорошо проголодавшийся хищник. Мэйр мог понять и этот голод и это удовольствие. Но вот только он бы сам ограничился только лошадью. Да и то от большой нужды.

Во время Большой войны вовсю ходили слухи, что Старшие не брезгуют людей жрать. Вот уж чего не было точно. Во всяком случае, Мэйр в это сильно верил.

Плотные ляжки бончака навели его на мысль. Куцый хвост зверя ничуть не прикрывал гостеприимно открытый пах. Одним прыжком Мэйр вынырнул из кустов и почти проехав брюхом по земле влетел между задних лап бончака, одновременно переворачиваясь на спину, чтобы одним ударом когтей распороть незащищенный мягкий живот. Нет ничего страшнее продольного удара задних лап огненного кота. Удара с оттягом, рвущего плоть кровавыми бороздами.

Бончак взвыл, на морду Мэйра хлынула обжигающая кровь, запах вскрытого нутра сводил с ума. Это и подвело шенни. Он чуть замешкался, когда выскальзывал из под живота зверя, и чудовищные клыки бончака успели таки рвануть ему загривок.

Мэйр зашипел и откатился в сторону, глядя как бьется в агонии бончак.

Из под повозки на все это действо смотрели онемевшие в ужасе селяне. Для них-то просто два опасных зверя сцепились за добычу, и вот-вот победитель примется и за людей.

– Эгей! – совсем рядом раздался басистый оклик и послышался тяжелый конский топот. – Что тут за тьма творится?!

Морду заливала кровь и, вздрагивая от боли, Мэйр попытался разглядеть кого еще принесло на эту обычно пустующую и вполне мирную дорогу. С людей станется от страха пришибить и другого зверя, тем более раненого.

Но запах он узнал. Тино – трактирщик, из бывших воинов, героев Большой войны. Получив награду за доблестную службу, он отчего то осел в тихом Дримгоре и выкупил старый трактир. Раздобрел, отрастил пузо, повесил над очагом свой знаменитый длинный лук. Не сказать, что вложение в заведение было успешным, но зато давало самому Тино возможность выпивать с гостями, зачастую за свой же счет, и травить байки о войне. В байках он был мастером непревзойденным и умел красиво вплести цветастый вымысел в жестокую правду. Война в его историях была и страшна и доблестна, но главное – исполнена самого светлого смысла, за который и помереть не зазорно.

Человек, однако, он был разумный и не склонный принимать поспешные решения.

Мэйр перешел, торопясь, пока не взялись за оглобли – убивать окровавленное чудище. Пошатнулся и осел на колени, так и остался пока сидеть в пыли.

– Вот так явление, – буркнул Тино, слезая с серого ладного мерина. – Ээрмэйр Резчик спасает невинных селян от… кого там?

Он наклонился над телом бончака и присвистнул. Поддел носком стоптанного сапога свисающий над пастью окровавленный брыль, обнажая чудовищные желтоватые клыки, сморщил нос от тяжелого запаха выползших дымящихся кишок. Потом бросил быстрый взгляд на Мэйра, ловко зашел сбоку, оценивая рану на загривке.

– Однако… Эй, Войтар, вылезайте уже! Все кончилось, надо перепрячь лошадь и поскорее отвезти вашего спасителя в Дримгор – рана у него скверная, надо быстро шить. Мэйр, в повозку забраться сможешь?

Командирская привычка все решать быстро и без лишних разговоров. Отличная в любой ситуации. Повезло, что встретился на пути именно Тино, а не кто-то еще из селян или из стражи Дриммы. Уж они бы точно разбираться не стали, пришлось бы ноги уносить. Ну или силой решать. А сил-то и не осталось совсем.

Шатаясь, шенни встал. Войтар и его жена продолжали пялиться на него, не говоря ни слова.

– Да не стойте деревьями, – недовольно рявкнул Тино. – Тетка, забыл как там тебя, поищи тряпья у себя, рану поприжать, а ты, Войтар, лошадью займись.

Вскоре Мэйр уже трясся в повозке вместе с селянкой, а Тино и Войтар шли рядом, обсуждая вполголоса появление бончака и чудесное спасение селян в виде шенни-героя. Женщина смотрела исподлобья на голого Старшего, залитого кровью, своей и бончаковской, и, похоже, еще не понимала вообще ничего. Однако, тряпки все- ж нашлись и туго прижимали рану на загривке.

Мэйр попытался оттереть от подсыхающей крови лицо, кое-как разгреб спутанные космы рыжих волос и решил ободряюще улыбнуться селянке, но от его гримасы она отшатнулась. Так себе улыбка вышла, видимо.

– Эй, – неожиданно сказала женщина, роясь в большом холщовом мешке. – Должно подойти.

Она протянула Мэйру вполне себе приличные штаны из мягкой кожи, отлично пошитые и совсем новые. Шенни недоуменно смотрел на них, не понимая. Женщина, в свою очередь, без всякого выражения смотрела на него и все так же держала штаны на вытянутой руке. Ну видимо не так уж слаба была эта селянка, раз о приличиях вдруг вспомнила.

– Благодарю, – Мэйр наконец понял, кивнул и, морщась, натянул штаны. Они действительно подошли.

Заметив это, Тино расхохотался в голос.

– И правильно, нечего тут наших теток смущать! Вот неудобно же наверное с вашим Переходом. Раздевайся, одевайся. А если вот так, как сейчас? Так и бегай голым?

– Иногда я беру с собой узелок с одеждой и прячу его где нибудь в лесу, – любезно пояснил Мэйр. – А иногда прошу одежду у кого-то, кто встретится на пути.

Войтар криво улыбнулся его словам. Видно было, что селянину не по себе от такой компании, но все таки как никак, Мэйр им жизнь спас. Так что придется потерпеть. Даже и не самые смешные шутки.

– Я клык у бончака твоего выдрал, здоровый, в трактире повешу на стенку, буду истории рассказывать, – деловито сказал Тино. – Не возражаешь, Мэйр?

– Если это тебе в радость, – шенни пожал плечами, тут же скривился от боли. Подышал сквозь стиснутые зубы и спросил, чтобы отвлечься, – Что нового-то в Дримгоре? Давно я у вас не был.

– Ну что нового? – с видимой охотой отозвался Тино. – Главная новость, о которой все теперь судачат, такая – к наместнику в Дримму племянник прибыл, сианский принц Сингур. И, как поговаривают, наш будущий Император.

Тино довольно ухмылялся, скаля крепкие зубы.

– Даже так? – удивился Мэйр.

– Вот то и оно. Говорят, Совет империи долго размышлял над тем, кто все таки будет наследовать трон и все сошлись на сыне короля Брондала. А что бы и нет? Парень он неглупый, от крови Коннарда-завоевателя, воспитан во дворце, всякому научен, и политике и воинскому делу, все, как положено. Да и влияние его отца немалое, сам знаешь, еще более укрепилось после войны. Самого-то Брондала призвать не решились видать, больно крут нравом и немолод уже. Ну а наместник Тогран, понятно дело, весь в радостях – пиры закатывает, деньги раздает в народ, бойцов со своей арены гоняет – тренирует к приезду короля.

Мэйр прищурился.

– И король Сианы прибудет?

– Не говори! – Тино мечтательно закатил глаза. – Брата навестить и с сыном-наследником двинуться дальше, предстать в Совете. Так, глядишь, скоро Дримгор столицей империи сделается. Я вон по случаю припасов пополнил, вина заказал. Ведь сианских стражников кормить-поить надо? Не все ж они в крепости сидеть станут.

Трактирщик замолчал ненадолго, видимо, размышляя о барышах и прибылях, но вскоре прервал свои мечтания и добавил:

– Видел я, кстати, этого наследника. Вот не поверишь – у себя в трактире. Выпивать он приходил. Скучно ему в унылой Дримме сидеть, наверное. Вежливый, сразу видно во дворце воспитывался. А в общем, парень, как парень – веселый, пьет много, девок щупает, платит щедро.

– Император, одним словом, – согласно кивнул Мэйр.

– Ну да, – хмыкнул Тино. – А по мне так, чем проще человек, тем лучше. Будь он Император или там, скажем, кошка какая.

Мэйр рассмеялся в ответ. И втайне позавидовал неуемному жизнелюбию бывшего командира отряда имперских стрелков. Ведь и не скажешь, что мало повидал нынешний трактирщик, и смерть обходил не раз и, говорят, семью потерял. Сильный человек, хороший человек. Судьба была благосклонна к Мэйру, раз за разом сводя его именно с такими людьми. Хотя, конечно, бывали всякие. Но вот всеобщей холодной неприязни к людям, свойственной Старшим, шенни не разделял.

– Он еще песни слагает, красивые, – рядом тихо сказал женщина и вздохнула.

– Кто? Принц? – удивился Тино.

– Принц.

– Ну куда принцу без песен и женщин. Я ж и говорю – дельный Император будет, – снова расхохотался Тино. – Прежний-то песен не слагал, думается. А я считаю, лучше петь, чем воевать.

И замолчал вдруг. Не туда разговор пошел, не туда. Это как ушибленный палец на ноге, пока болит, так и будешь цепляться за каждый угол. В таких вот простых разговорах вроде и нечего делить, и слова подбирать не требуется, но нет-нет, а все равно кому что вспомнится, кому что болью отдаваться будет.

– Зверь уходит в чащу, – сказал Мэйр, уводя разговор – Я думал отчего так, теперь вот считаю – может, бончаки снова пришли в эти земли. Нехорошо это.

– Чего ж хорошего, – наконец заговорил Войтар, поскребывая заросший жидкой бородой подбородок, – Ни охоты теперь, ни съездить куда. Раньше хоть вы их гоняли. Шенни. А теперь ты один совсем тут? Так?

Мэйр вздрогнул. Чтоб их всех с их речами. И его самого, в первую очередь.

– Так. Буду посматривать, если что – предупрежу.

Селянин угрюмо помолчал, глядя вперед на дорогу, пожевал губами, раздумывая.

– Хорошо, – наконец, буркнул он. – Мы благодарны тебе, шенни, ты не думай плохого. Вот и девица эта тоже… Мы все думаем, что не надо так. Война-то кончилась.

Он осекся, смущенно скомкал вожжи в кулаке, закашлялся вдруг.

– Молчи, – зашипела женщина откуда-то из за плеча Мэйра. – Ну что лезешь, куда не звали?

Мэйр, не понимая, обернулся и встретил серьезный взгляд Тино.

– Какая девица и при чем тут война? – спросил шенни, отчаянно не желая спрашивать дальше.

– Так это… – начал было Войтар, но Тино резко оборвал его.

Еще миг назад лицо трактирщика было расслабленным и спокойным, но тут он вдруг нахмурил густые светлые брови, около рта резко залегли суровые складки.

– Вот что, Мэйр. Слышал я, что в Дримме на арене шенна сражается. Женщина твоего племени. Сам ее не видал, но люди говорят, что она в плен была взята еще в самом начале войны. Что там у них не знаю, но знаю, что по-прежнему она тешит наместника в боях. Ты все равно узнал бы со временем, так что…

– Говорят ее пленили магией, – едва слышно сказала селянка. – Сам Великий маг империи подарил ее Тограну. И ничего она теперь не может сделать – не сбежать, не отказаться сражаться. И оборачиваться тоже не может. Ошейник на ней колдовской надет.

– А маг-то этот тут скоро будет. Приглашен тоже, – задумчиво пробормотал Тино и покосился на Мэйра. – Ри – так его зовут. Странные имена у этих магов, да?

Шенни молча смотрел вперед. Не сказать, что услышанное сильно удивило его. Не такая уж редкость использовать умения Старших в боях. И в мирное то время, зачастую, сражались они на аренах за славу и деньги. И, да, ходили слухи, что можно лишить Старшего права Перехода при помощи магии. Но сейчас, когда война закончилось и хрупкий мир висит на тонких ниточках договоренностей, продолжать держать пленных – это было выше понимания Мэйра. По договору всех плененных в боях отпустить должны были. Скверно, что, видать, кому-то своя воля весомее показалась.

– Я хочу поговорить с Тограном, – сказал он наконец.

– Тебя не пустят, – ответил Тино, потом заторопился, договаривая, – А вот если… Принц-то ко мне в трактир иногда заглядывает, дождись его. Может что и сладится. Думаю, что Сингур имеет какое то влияние на своего дядю. У меня поживешь пока, подлечишься, а? А там, глядишь, и решится чего и как.

Мэйр кивнул. Звучало разумно. В Дримму ему всяко ход заказан, а попытаться переговорить с принцем может и вправду больше пользы принесет.

– Спасибо, – искренне поблагодарил он.

Если кому-то и не нравилось, что в «Крепости в скале», единственном трактире в Дримгоре, появился гость из Старшего племени, то свое мнение завсегдатаи благоразумно держали при себе. И дело было даже не в том, что шенни геройски спас от чудовища одного из их соплеменников. И не в том, уж точно, что боялись самого гостя, а скорее всего из-за нежелания ссориться с Тино. Нрава трактирщик был веселого и даже, наверное, миролюбивого, но вот своих решений держался крепко и никому не позволял у себя дома их оспаривать. Ну а кому охота быть изгнанным из заведения, где бывает еще и дармовой выпивкой балуют.

Вот и помалкивали, когда видели Мэйра. Да и шенни, собственно, старался лишний раз людям глаза не мозолить. Вскоре и вовсе попривыкли и обращали внимание не более чем на многочисленные охотничьи трофеи, украшающие весь обеденный зал трактира. Трофеи Тино любил и охотно принимал в качестве платы за еду или выпивку. Оттого-то на стенах трактира свободного места уже почти и не оставалось. Рога, клыки, а то и искусно набитые звериные головы, какие-то редкие топорики и целый арсенал охотничьих ножей и луков – все это, развешанное по стенам, вид создавало необычный и в общем-то нелепый. Но народу нравилось, а прежде всего нравилось самому хозяину.

Вот уже несколько дней шенни жил в маленькой комнатушке у самой кухни. Рана от клыков бончака, быстро и ловко зашитая Тино, заживала медленнее, чем хотелось бы. А принц Сингур пока не появлялся, так что спешить покинуть Дримгор у Мэйра поводов не было. В первый же день Тино выдал ему к дареным штанам еще и куртку и сапоги, кормил от души – много и вкусно. И с разговорами особенно не приставал. Чего еще надо?

Однако, Мэйр изрядно досадовал на ожидание. Столько лет он считал, что из его племени не уцелел никто, а теперь вот оказывается, спасся кто-то, но увидеть или хотя бы узнать кто, не представлялось возможным, пока сюда не заявится высокородный юнец. Да захочет ли еще помогать? Не приступом же, в конце-концов, брать крепость. Вот и остается, сидеть и ждать, стервенея от вынужденного безделья. От нечего делать шенни даже вновь взялся за ножи резчика и коротал время, покрывая хитрой вязью новые наличники для трактирных окон. И руки заняты и будет чем хозяина отблагодарить.

Ремесло это Мэйр освоил еще в ранней юности, когда пришлый мастер из людей за несколько вечеров изготовил фигурку огненного кота в дар вождю. Тогда, суровой зимой, шенни нашли человека сильно израненного, подобрали и выходили. Он все больше молчал, ничего не рассказывал. Но, поправившись, уходить не торопился. А его и не гнали. Так и прижился в племени этот мастер-резчик. А Мэйр, очарованный умением человека оживлять мертвое дерево, долго сидел и просто смотрел на работу мастера, пока, наконец, робея, не попросил обучить. С тех самых пор в племени его и прозвали Резчиком. Сначала со снисходительной насмешкой, а потом и за мастерство, которое с удивлением хвалил и его учитель. Ну вот и тут умение все-таки пригодилось. Хоть и много лет прошло с тех пор, как Мэйр делал на продажу затейливые безделушки, а руки не забыли.

В зал он не заходил, а еду ему таскал кухонный мальчишка, вечно замызганный и болтливый. Ему похоже было совсем все равно кому вываливать на голову потоки речей – хоть соседу-кузнецу, хоть дикому шенни из дремучих лесов. Ни страха, ни почтения малец, видно, не ведал вовсе.

Вот и сейчас, раскладывая снедь, он без умолку тараторил обо всем подряд.

И что, наверное, страшно было повстречать бончака на дороге, и что рана будет очень долго заживать, ведь все знают, что у бончака слюна ядовитая, и что какую-то Таишу, ту, которая родила от пришлого наемника, уже который день не видели, и говорят будто она самому принцу приглянулась и он ее к себе в крепость забрал…

– Погоди, – остановил мальчишку Мэйр. – Так, правда, думаешь, забрал?

– Так а чего, она – девка красивая, не скажешь что и рожала. И веселая. И принц тоже веселый.

– Угу, – буркнул Мэйр, разом теряя интерес.

Все веселые, все развлекаются. Теперь может Сингур и вовсе не явится сюда, пока ему эта красотка Таиша не надоест. А выпивки и в Дримме хватает, как и разговоров с простым людом. Чего ему сюда ходить.