- -
- 100%
- +
Фуууу… Маша брезгливо поставила его обратно на пол и подошла к двери. И вот как раз в этот момент она поняла, что ее заперли.
Сказать, что Маша испугалась, нельзя. Она, скорее, разозлилась. И довольно сильно.
Несколько раз дернув ручку для уверенности, что не выставит себя дурой, не разобравшейся, в какую сторону открывается дверь, она убедилась в худших своих подозрениях и принялась, что есть мочи колотить по крепкому качественному дереву, из которого была изготовлена дверь.
– Вы там вконец охренели что ли?! Немедленно меня выпустите! Я в туалет хочу. В нормальный туалет! Вы права не имеете! Я вас всех в тюрьму отправлю. На десять лет сядете. Нет! На двадцать!
Отбив до красноты и боли кулак, Маша притихла, чтобы прислушаться к торопливым шагам снаружи и звону ключей, которых, конечно, не услышала. По ту сторону стояла глухая непробиваемая тишина.
– Откройте! Ну, пожалуйста! Если отроете по-хорошему я никому ничего не скажу, – перешла Маша от угроз к переговорам, пустив в ход вторую, еще не пострадавшую в бесполезной борьбе с дверью, руку.
Минут через двадцать бесплодных усилий она со слезами, за которые себя тут же возненавидела, опустилась на пол. Почему она уснула? Почему не сбежала сразу, как только Николаев ее проводил? Что теперь будет?
Проплакавшись, Маша поступила, как любой нормальный человек, который принял решение во что бы то ни стало выжить. На коленях подползла она к ночной вазе и, кряхтя от унижения и неловкости, воспользоваться ею и тут же затолкала сглаз долой подальше под кровать.
Встала, умылась из кувшина остатками воды, проверила, что оставили ей на завтрак. Очевидно, что ни голодом морить они ее не собираются, ни убивать. По крайней мере, пока. Иначе, смысл на продукты тратиться?
Под крышкой она обнаружила хлеб, холодное мясо и сыр. Ну, что же – жить можно. Еще бы кофе, конечно. Если у Маши и мелькнула мысль, что еда может быть отравлена, то голод ее быстро прогнал.
Перекусив, Маша вспомнила про сигареты. Тут любой закурит, не то, что Маша. Она достала пачку, зажигалку, подошла к окну и со злостью выяснила, что оно заколочено, и открыть его невозможно.
Теперь понятно, почему Николаев вчера так удивился, когда услышал, что мать определила Машу на третий этаж. Судя по всему, он пустует, окно выходит в глухой двор – кричи не кричи – никто посторонний не услышит. Да и нет тут посторонних.
Маша легла на кровать и, хмурясь, наблюдала, как сигаретный дым уплывает под потолок.
Остается ждать. Рано или поздно кто-то должен прийти – принести еду, забрать чертову вазу. И где, дьявол его возьми, Николаев?
Тут она услышала его голос. Стекло приглушало, но все же пропускало звуки с улицы.
– Где – где ее комната? Она действительно такая страшная, как говорят? Хоть бы глазком одним взглянуть.
– Тихо ты! – прошипела Анна. – Мама меня убьет за то, что я позволила тебе сюда прийти. Она ужасно неприятная. Ты мало потерял. Поверь мне на слово.
Нет, это был не Николаев. Голос, конечно, похож, но моложе и звонче. Маша подошла к окну, выглянула наружу и встретилась глазами с молодым человеком лет двадцати – двадцати трех, который без сомнения принадлежал к семейству Николаевых. Он очень походил на брата, но выглядел куда симпатичнее. Черты Андрея были жестче и значительно грубее. А этот мальчик был его усовершенствованной юной копией.
– Это она? – он растерянно открыл рот и посмотрел на сестру, которая с уже абсолютно не скрываемой неприязнью таращилась на Машу. – Но она же – она же красавица! – не сдержавшись, воскликнул юноша, чем немедленно заслужил Машино расположение.
Анна поморщилась.
– Ну, и вкус у тебя, Алеша. Она отвратительна.
Чего? Маша ударила кулаком по стеклу.
– Эй! Я как бы все слышу. Выпусти меня. И разойдемся, довольные друг другом. Без претензий.
Анна отвела взгляд и сказала тихо, но Маша все равно уловила суть.
– Не разговаривай с ней. Мама запретила нам с ней общаться. Пока они ничего не решат, будем делать вид, что ее не существует.
Это как не существует! Мерзкая выпендрежница.
– Позови Николаева! Быстро! – заорала Маша, ударив по стеклу так сильно, что оно жалобно пискнуло, но не треснуло.
Однако Анна уже тащила своего брата за рукав прочь. А тот совсем не хотел уходить. До последнего он сворачивал в сторону Маши шею и виновато улыбался. Маша хорошо знала этот взгляд. Она к нему привыкла. Именно так обычно на нее и реагировали мужчины. За редким исключением, которым, к сожалению, в данным обстоятельствах, был Андрей Николаев.
После полудня к Маше пришла Дарья. Но не одна. Пока она собирала остатки завтрака и накрывала обед, с Маши, не скрывая своего враждебного настроя, не сводил взгляда Егор. Судя по всему, его отношение к незваной гостье стало еще более негативным, и только, очевидно, особые распоряжения на ее счет, сдерживали его неоднозначные порывы.
Но стоило Маше дернуться, чтобы привстать с кровати, как Егор ощетинился, напрягся и прошипел.
– Ух, ведьма.
При слове «ведьма» Дарья мелко задрожала и убыстрилась в своих хозяйственных заботах.
Маша скоротала день в беспросветной скуке без интернета, телефона и каких бы то ни было развлечений. В ее комнате не было даже книг. Однако учитывая повернутость хозяев на девятнадцатом веке, вряд ли они предложили бы ей почитать, что-то более увлекательное, чем Руссо, Ломоносова, Гете… кто там еще засветился? Ах, да – Жуковский. Не слишком увлекательное чтиво, надо сказать. Хоть Пушкина бы подкинули что ли. Но настолько ли они прогрессивны?
Уже стало темнеть, когда под Машины окна, очевидно тайком от родственников, пришел младший брат Николаева. Маша полудремала, когда услышала удар камешка по стеклу.
Она прильнула носом к окну и увидела Алешу. В руках у него был красочный букет осенних листьев.
– Это вам, – смущенно пробормотал он и не нашел ничего лучшего, чем положить его на землю под Машиным окном. Вот кто Жуковским, видимо, увлекается.
– Помоги мне выбраться отсюда, – без особой надежды попыталась Маша вступить с пылким юношей в переговоры.
Но тот лишь грустно помотал головой и, пятясь, покинул дворик.
Тоже мне поклонник нарисовался. Лучше бы дверь открыл.
А утром, наконец, пришел Николаев. Но разговаривать с Машей он предпочел из-за закрытой двери.
– Мария Игоревна, как вы?
Услышав его голос, Маша пантерой рванула к двери, подергала ее и убедилась, что ничего не изменилось. В позитивную сторону.
– Андрей, что происходит? Выпустите меня!
– Мне жаль, но я пока не могу.
– Что значит – не могу? Вам не кажется, что вы тут все заигрались? Я обещаю, что никому ничего не скажу, если вы сию минуту меня отпустите домой. Иначе гарантирую вам проблемы.
–Вы не понимаете, Мария Игоревна, – спокойно, но твердо ответил Николаев. – Или не хотите принять. В этом времени у вас нет дома, нет семьи и нет той защиты, на которую вы все еще напрасно надеетесь.
Блин, он продолжает ей втирать про девятнадцатый век. Совсем за дуру ее держит.
– И кто же у меня есть в ЭТОМ времени? – ехидно поинтересовалась Маша.
– Боюсь, только я, – помедлив, сказал Николаев. – Остальные решительно настроены против. Но вам не о чем беспокоится. Пока я здесь, с вами ничего не случится.
– Да со мной бы ничего и не случилось, если бы не вы, – крикнула Маша и в который раз толкнула наглухо запертую дверь. – Откройте! Это унизительно заставлять меня писать в миску и кормить отбросами! Так нельзя поступать с девушкой!
– Вас плохо кормят? – обеспокоенно спросил Николаев, тактично опустив первую часть претензий. – Я разберусь, обещаю.
– Разберитесь с этой чертовой дверью, – не унималась Маша. – И перестаньте нести чушь про путешествия во времени. Я, может, и похожа на идиотку, но это совсем не так.
–Я знаю.., – очень тихо сказал Николаев. – Но вам придется еще немного потерпеть. Пока я все не улажу.
– Да вы не мужик, а слюнтяй какой-то. Маменькин сынок! – окончательно взбесившись, сказала Маша.
Она ожидала, что Николаев разозлится, но он выждал время – очевидно, дал Маше остыть, а потом, как ни в чем ни бывало сказал.
– Все будет хорошо. Просто немного потерпите. Я передам для вас книги. Вам, должно быть скучно. Хорошего дня.
– Да пошел ты! – крикнул Маша, но не была уверена, услышал ее Николаев или нет.
Ну, что же придется выпутываться самой. И кое-какой план уже созрел в Машиной голове. Не такой уж она была дурой.
Глава девятая
Прошло больше получаса с тех пор, как Николаев ушел, а Маша все не могла успокоиться. Раздраженно ходила она из угла в угол, попутно то и дело сметая все, что попадалось под руку.
Почему-то Николаев, несмотря на его подчеркнутую вежливость и даже, можно сказать, деликатность (что б он ей подавился!) вызывал у Маши особенную злость. Ладно его мамаша и сестра – они Машу знать не знают. Не понравилась она им, и черт с этим. А угроз их она не боится. Хотели бы, уже давно Егора на нее натравили, а потом сделали вид, что так и было. Но тот, хотя и бесится, а дальше порога не заходит. То есть не велено ему Машу даже пальцем трогать. Как бы ему этого не хотелось. Мысль, что этим она обязана Николаеву ничуть не умерила ее раздражения против бывшего подчиненного.
Он обязан был ее освободить! Сразу, немедленно открыть дверь и проводить в Москву. Желательно на собственной машине. Раз на аренду такого шикарного особняка деньги нашел, то и автомобиль должен быть.
Все-таки Маша ни секунды не верила, что дом принадлежит Николаеву. Будь он так богат, стал бы работать на Кравцова? Скорее бы уже собственную галерею открыл. Нет, так просто Маше пыль в глаза не пустишь. Не исключено, что они вообще с остальными реконструкторами на аренду скинулись. Она, например, не удивится, если окажется, что в обычной жизни тот же Егор какой-нибудь зануда-банкир в сером костюме и туфлях с острыми носами.
От этой простой мысли Машу почему-то отпустило. Если все объясняется так просто, то бояться ей точно нечего. Но это не значит, что она не собирается мотать удочки. Есть у нее и поважнее дела, чем все выходные провести в этой кладовке.
Увлеченная мысленным диалогом с Николаевым (точнее, это был монолог, в котором она высказала ему, все, что о нем думает – а в некоторых вариациях в качестве аргумента использовала пощечину), Маша пропустила момент, когда приходил Алексей.
Лишь выглянув в окно, она обнаружила, что почерневшие за ночь листья исчезли, а вместо них на земле желтеет свежий осенний букет. Маша ухмыльнулась. Вот к такому отношению она привыкла. И если бы мальчик был чуть постарше, то, возможно, она с ним и замутила что-нибудь эдакое, ни к чему не обязывающее. Надо признать, он очень мил.
В обед Дарья (Егор, как и раньше недовольно топтался за дверью) помимо еды принесла обещанные Николаевым книги. Мельком бросив на них взгляд, Маша не сдержала показательный зевок: Карамзин, какой-то Матвей Комаров, Шиллер. Очевидно, Николаев, не будучи уверенным в Машиных предпочтениях собрал для нее чтиво из разных опер. Хотя и мог бы что-нибудь современное подкинуть. Ради бога – кто в наши дни читает Шиллера?!
– Даша? – Маша осторожно, не забывая ни на минуту об особой впечатлительности девушки, коснулась ее плеча. Интересно, она только немая или глухая тоже?
От Машиного прикосновения Дарья сжалась, непроизвольно дернулась в сторону. Одновременно зарычал и бдительный Егор.
– Эй, эй, полегче. Я тебе, ведьма, нашу Дарью в обиду не дам. Лапы убери от нее!
Теперь, когда Маша решила про себя, что Егор не более, чем скучающий банкир, а такому спуску нечего давать, она глянула на него через плечо, не поворачивая головы, смерила взглядом и спокойно, отрезала.
– Для тебя я – Мария Игоревна. Запомни.
Его реакцию было трудно предугадать, однако он ее все же удивил. Загасив косматыми бровями недовольство, Егор потупился, и только в бороду себе позволил пробубнить: «Мария Игоревна она, ишь!» Только понял, что право Маша имеет с ним так говорить. То-то же.
Вернув внимание Дарье, которая отошла в самый угол, лишившись, как она думала защиты Егора, и покорно ожидала решения своей участи.
– Даша, – как можно ласковее начала Маша. – Мне надо помыть голову. Можешь устроить?
Говорила она громко, как часто общаются с совсем маленькими детьми, думая, что так им легче будет понять взрослых. Но Дарья, не взирая на всю свою запуганность, быстро кивнула, из чего Маша, которая не успела прибегнуть к выразительной жестикуляции, сделала вывод, что немая девушка отлично слышит.
– Круто! – обрадовалась она. – Только поскорее, пожалуйста.
Дарья не подвела. Не прошло и часа, как она вернулась. В руках у нее был таз, гораздо вместительнее того, в котором Маше предлагалось умываться по утрам. Егор, недовольный и особенно взлохмаченный, топтался на пороге с двумя кувшинами в руках. Из одного валил пар. Дарья сняла с плеча полотенце, поставила на столик мыльницу, промычала что-то Егору на своем «немом», и тот, как ни странно, сразу ее понял, нехотя зашел в комнату и поставил кувшины рядом с тазом.
Все это время Маша наблюдала за ними со стороны, терпеливо ожидая, когда они закончат, и наконец, оставят ее одну. Однако Дарья и не думала уходить. Она стояла и выжидала чего-то возле стола. Потом обернулась к Маше, заставила себя поднять на нее глаза и многозначительно изобразила, как льет из невидимого кувшина невидимую воду в пустой таз.
Ах, вот оно, в чем дело. Помощь свою предлагает.
– Не, спасибо. Я сама справлюсь. Идите.
Недоверчиво переглянувшись с Егором, который демонстративно отвернулся, едва получил ментальный вопрос от немой девушки, Дарья склонила голову и вышла.
Мыться, раскорячившись над небольшим столиком, очень неудобно. Пока Маша не сливала горячую и холодную воду в таз, умудрилась ошпариться. Мыло оказалось жесткое, от чего волосы – предмет Машиной особой заботы в силу их природной скудности (богатой шевелюрой похвастаться она не могла) – возмущенно встали колтуном и заскрипели, как синтетические.
Ну ничего. Если все сработает, уже к утру Маша будет отмокать дома в собственной ванной.
План ее был до невероятности прост. Наблюдения последних двух дней показали, что Дарья наведывается к ней не только днем, но и ночью убирает ночную вазу, оставляет воду для умывания и завтрак. А что, если предположить… ну должно же Маше, в конце концов, повезти?.. что, если ночью Дарья приходит одна, без Егора? Не может же он круглосуточно выполнять при ней роль охранника? Есть ведь у него и другие дела. Поспать, например?
Нет. Ночью Дарья, вероятнее всего, приходит одна. И Маша ничего не потеряет, если сегодня же это проверит.
Погода к вечеру резко ухудшилась. Сначала сильный ветер так отчаянно раскачивал деревья во дворике, что ветки дотягивались до Машиного окна и жалобно царапали стекло, точно жертвы ночного грабителя, умоляющие о приюте. И стемнело раньше, чем накануне. А затем и вовсе пошел снег.
Устроившись со свечой на подоконнике, Маша раздумывала, удастся ли ей незаметно покинуть дом в случае, если первоначальный план сработает, запирают ли они дверь и сможет ли она открыть ее изнутри?
Никто бы, глядя на красивый изгиб ее тела в свете чуть дрожащей свечи, никогда бы не догадался, какие мысли на самом деле бродят в этой печально склоненной к стеклу голове. Не разгадал их и Алексей, которого со вчерашнего дня, как магнитом тянуло к таинственной гостье, которую все прочие домашние (ну, кроме Андрея, но его чувства никто не силах угадать за безупречными манерами и самообладанием) называли не иначе, как ведьма.
Протомившись около часа в саду и продрогнув до костей, Алексей покинул свой пост никем не замеченный. Как раз в тот момент, когда Маша приступила к реализации своей блестящей задумки.
Время, по ее расчетам, было уже позднее (по меркам местных обитателей, разумеется) – около одиннадцати. Но так рано Дарья не придет. Значит, придется запастись терпением.
Скатав на кровати из всего, что нашлось в комнате, ком, приблизительно, конечно, но все же похожий на спящего человека среднего размера, Маша укрыла «куклу» одеялом, после чего задула свечу, и спряталась за дверью, захватив с собой кувшин, оставшийся в комнате после мытья головы, и платье Анны. Вернее, то, что от него осталось – Маша не без труда порвала его на длинные, но вроде бы прочные полосы, которые она собиралась использовать вместо веревки.
Самым тяжким в ожидании прихода Дарьи, был страх уснуть под уютное завывание ветра и порхание снежинок за окном, которые были хорошо видны в темноте. При условии, конечно, что ты сидишь в теплой комнате, а не мерзнешь снаружи. Кстати, если все получится, в скором времени этим несчастливчиком на улице станет она сама. Эх, черт ее дернул отдать свою толстовку! Может, Дарья будет так любезна, и захватит что-нибудь теплое на себе? И Маша недобро хмыкнула.
Трудно сказать, сколько времени прошло, когда Маша, наконец, услышала шаги в коридоре. Не считая завываний ветра, тишина в этой части дома стояла такая, что и таракану в тапках не пройти незамеченным.
Повернулся замок, и комнату озарила тусклая свеча. Маша затаила дыхания, пытаясь по шорохам угадать, одна пришла Дарья, или Егор, как обычно, стоит возле двери и хмурит свои грозные брови.
Ничего не понятно. Дарья вошла в комнату (Маша сразу приметила длинную шаль на ее плечах), присела, чтобы поставить на пол свечу, которая могла разбудить «спящую» Машу.
Пора! Другого шанса может и не быть.
В самый ответственный момент Маша испытала сомнения – сможет ли она поступить так жестко, все-таки еще ни разу в жизни не приходилось бить со спины. В драках она, разумеется, участвовала и не раз. Но там стоишь и рвешь патлы лицом к лицу, а тут… неправильно как-то.
Только если она сейчас не решится, а девушка вдруг обернется, тогда у нее точно не выйдет огреть ту по голове. Полыхая от адреналина, Маша вышла из своего укрытия, зажмурилась и треснула Дарью по макушке кувшином. Послышался «ох» и звук падающего тела.
Маша была готова к тому, что в следующий момент сильные руки сгребут ее сзади, однако ничего подобного не произошло. Она открыла глаза и обернулась. Дверной проем был пуст. Дарья пришла одна. Повезло.
Прикрыв дверь изнутри, она наклонилась над Дарьей, прислушалась. Дышит. Фууух. Но время терять не стоит. Перевязав руки и ноги девушки лентами от платья, Маша, предварительно скинув все лишнее с кровати, затащила ее на свое место. Хотела укрыть с головой, чтобы раньше времени никто ничего не понял, но испугалась, что связанная Дарья от страха может задохнуться, и оставила голову открытой.
Затем она подняла ключи, которые валялись рядом с подсвечником, подхватила Дарьину шаль, задула свечу и выскользнула в темный коридор.
Глава десятая
Передвигаться без света по утонувшей в сонном мраке усадьбе было, прямо скажем, неуютно. А еще опасно. И дело даже не в Егоре, которого Маша остерегалась встретить больше остальных обитателей дома, потому как в душе не сомневалась, что легко справится и с сухощавой старушкой, и с впечатлительной барышней. Алексей, не исключено, ее и вовсе до дверей проводит. А, может, вообще, сразу в бар позовет.
Николаев? А что Николаев? Николаев не посмеет ее тронуть. В конце концов, он сам сказал, что обиду не даст.
Поэтому, если кого-то Маша и боялась, то исключительно Егора. Уж больно он в роль вжился.
Но и не это главное. Дом сам по себе таил множество скрытых и явных угроз. Не для того Маша «уложила» Дарью, чтобы сломать ногу на лестнице или опрокинуть на себя одну из чертовых огромных ваз в коридоре второго этажа. Нет, спускаться она будет осторожно, пусть даже потеряет какое-то время.
Наощупь добравшись до лестницы, Маша, как и планировала, не спеша, шаг за шагом пробуя каждую ступеньку на «вкус», двинулась вниз.
При этом ее не покидало чувство, что она находится в утробе гигантского чудовища, что слышит его дыхание, а жутковатые звуки, присущие почти любому ночному жилищу, не что иное, как скрежет его зубов.
И все же ей удалось благополучно спуститься на второй этаж. Сейчас будет легче. Сквозь высокие окна падал какой-никакой свет.
Маша выждала, пока глаза привыкнут к полумраку, убедилась, что коридор пуст и, стараясь передвигаться, как ниндзя, которым вообразила себя в этот момент, решительно пошла к выходу.
Миновала гостиную, дверь которой на этот раз была плотно закрыта, скользнула взглядом по золотому гербу Николаевых и оказалась на первом этаже. Ей оставалось пересечь холл и помолиться, чтобы дверь была, если не заперта, то хотя бы легко открывалась изнутри.
Молиться Маша не умела, но кто-то за ней точно присматривал, потому что дверь послушно открылась, и дом выдохнул ее наружу.
На улице непогода оказалась злее и колючее, чем думалось сидя в теплой комнате. Не успела Маша накинуть на голову шаль Дарьи, как та покрылась крупными мокрыми снежинками, особо юркие из которых успели прошмыгнуть за шиворот.
Оставив позади темный дом, неодобрительно проводивший ее тяжелым взглядом, Маша двинулась вдоль аллеи, оставляя за собой четкую цепочку следов.
Маша неплохо ориентировалась в незнакомых местах, а уж это незнакомое место она внимательнейшим образом изучила, когда впервые попала сюда пару дней назад и пялилась вокруг во все глаза.
Она довольно быстро и без приключений добралась до кованых ворот, обнаружила в них калитку и оказалась на воле.
Ей бы радоваться, но ситуация вообще не выглядела позитивной. Ночь, снегопад, чужая местность и удручающая непривычная городскому жителю тишина, которую не нарушал ни шум самолета, ни звук летящих по трассе машин.
Куда идти? С самого начала она собиралась в лес. Надежда найти телефон (о том, в каком виде она найдет свой телефон – если найдет! – старалась не думать) раньше каких-нибудь грибников, не покидала ее. Впрочем, сейчас она скорее встретит там волка, чем грибника.
При мысли о волках она вспомнила, как про них говорил и Егор. Поежилась. Так себе перспектива. Но в любом случае топтаться здесь, в опасной близости от чокнутых реконструкторов-маньяков не самая удачная идея.
И Маша решила добраться до дачного поселка, который видела, когда они вышли из леса. Там еще живет та бедняжка, которую эти идиоты чуть ли не шлюхой обозвали. Кого в наше время удивишь свободными отношениями? Хочется девчонке с парнем в кустиках отжечь – почему нет? Уж кто-кто, а Маша ее точно осуждать не будет.
Оглядевшись, Маша, почти не сомневаясь, определила, в какой стороне находится озеро, и уверенно покинула территорию негостеприимного дома.
Не сомневаясь, что как только дойдет до озера, то сразу увидит дачи, Маша не учла воинственно мешающего ей двигаться вперед снегопада, поэтому не только не увидела домов, но чуть с разбега не угодила в воду.
Все же она немного сбилась с дороги и вышла к озеру по невидимой под снегом лужайке. Присмотревшись, узнала кусты и деревья, возле которых прятались любовники. Хорошую погоду они выбрали, ничего не скажешь!
Значит, нужно обойти озеро с левой стороны и двигаться прямо, не сворачивая.
Минут через пятнадцать она увидела первый дом и почти засмеялась от радости. Потом заметила второй, третий… и, нахмурившись, остановилась.
Что, черт побери, это такое? Не может быть!
Никакого дачного поселка в привычном понимании тут не было и в помине. Рубленные темные деревянные домики насуплено стояли под сомнительной защитой покосившихся заборов. Через мелкую речку, даже, наверное, ручей, пролегал не внушавший на вид доверия деревянный мост. Ни дороги нормальной, ни цивилизованных каменных коттеджей – и это на дорогой подмосковной земле!
Здесь должна быть охрана, освещение, а на домах, как чайные грибы, просто обязаны висеть спутниковые тарелки. Может, сектанты какие? А вообще, чисто внешне – это древняя деревня. Эх, Маша отстала ты от жизни – может, тут эко-отель модный разбили?
Маша застонала. Конечно. Эти придурки, которые в дворян играют, целую деревню крепостных себе построили. Ничего себе размах! Когда она своим расскажет – не поверят. Эх, жаль телефона нет, а то быть хоть сфоткала. Хотя если телефон найдется, да еще будет работать после того, как в снегу полежал несколько дней, она сможет сюда вернуться и заселфиться на фоне этой старины глубокой.
Размышляя таким образом, Маша боязливо ступила на мост. Остается надежда, что местные реконструкторы окажутся более адекватными, чем Николаев и его семейка. По крайней мере, чушь про девятнадцатый век втирать ей не будут. Обогреют, накормят и спать уложат. А с утра пораньше она за телефоном пойдет. Или не пойдет. Они ее сами до Москвы доставят. А телефон Маша новый купит. Или Кравцов ей купит за моральный ущерб. В конце концов, это он ей Николаева подсунул.
Эти приятные мысли прервал собачий лай. Маша успешно перебралась на другую сторону реки и уже подходила к крайнему забору, как ночную тишь прервал переходящий в вой громкий лай. Тут же, как по команде, ему ответили псы из других дворов.