Синдром Клеопатры

ПРОЛОГ. ГОРОД, КОТОРЫЙ НЕ СПИТ

Нью-Йорк был не городом, а состоянием агрегации. Пар из люков, ядовитый выхлоп, испарения от миллионов тел, спешащих куда-то в своем слепом забытьи. Он впитывал в себя мечты, перемалывал их в труху и выплевывал обратно, как шелуху от семечек на тротуар у забегаловки У Боба. Ночь здесь никогда не была по-настоящему черной – ее разбавляли неоновым ядом вывесок, кровавым отсветом рекламных огней и тусклым, больным свечением уличных фонарей, вокруг которых роились мошки и призраки несбывшихся надежд

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТЕНИ БЕЗ ТЕЛА

ГЛАВА 1. УТРЕННИЙ РИТУАЛ

Она вздрогнула и открыла глаза. Не проснулась – именно вздрогнула, будто чья-то невидимая рука стащила с нее одеяло кошмара. Зрачки медленно фокусировались на потолке, заляпанном тенями от фонаря с улицы. Тени шевелились, жили своей собственной, не зависящей от физических законов жизнью. Одна из них, длинная и тонкая, тянулась от комода к кровати, словно палец, указывающий на нее.

Сердце колотилось в груди, отдаваясь в висках глухими ударами. Она привстала, облокотившись на локти. Комната была такой же, как всегда – крошечная, с облупившимися обоями, заставленная дешевой мебелью из ДСП. Но сегодня в воздухе висело что-то чужеродное. Сладковатый запах незнакомого одеколона смешивался с привычными ароматами затхлости и одиночества.

– Home, sweet home! – пропела она вполголоса, и это прозвучало как заклинание, как попытка убедить себя в реальности происходящего. Резко вскочила с кровати, споткнулась о бархатное платье лилового, почти черного в этом свете, цвета, валявшееся на полу рядом с чулками и кружевным бельем. Вещи лежали так неестественно, словно с кого-то содрали кожу. На полу у кровати темнело небольшое пятно. Она наклонилась, коснулась его пальцами. Липкое. Красновато-коричневое. Краска? Или… Она резко отдернула руку, словно обожглась.

В ванной, заглянув в зеркало, она отшатнулась. Из зазеркалья на нее смотрела незнакомка. Короткая белая шевелюра, словно парик клоуна, готовящегося к последнему, самому трагическому представлению. Яркий, почти кричащий макияж – маска для ночного ритуала. Подводка создавала эффект кошачьих глаз, но глаза эти были пустыми, бездонными. С рычанием, больше похожим на стон, она сорвала парик, обнажив темные, влажные от пота волосы. Горячий душ смывал тушь и тени, которые стекали по ее лицу черно-фиолетовыми струйками, смешиваясь с водой и слезами. Она стояла под струями, пытаясь сжечь с кожи память о вчерашнем дне, которого не помнила. Вода была почти обжигающей, но внутри нее оставался холод. Ледяной ком в груди, который не мог растопить даже кипяток.

Попугай в клетке захлопал крыльями, увидев ее. – Пррривет, Клео! – проскрипел он. Голос его был похож на скрип ржавой двери в заброшенном доме.

–Привет, милый, – ее пальчик, худой и бледный, провел по ярким перьям. Контакт. Единственное, что казалось реальным в этом мире теней. – Что я опять натворила? А? Ты видел?

Птица молчала, лишь наклонила голову набок, словно пытаясь понять. Она насыпала ему корма, руки все еще дрожали.

ГЛАВА 2. “У БОБА”– ЧИСТИЛИЩЕ НА ОКРАИНЕ

Забегаловка “У Боба” была своего рода чистилищем. Пахло здесь не просто жиром и потом, а сконцентрированным отчаянием. Отчаянием тех, кто проиграл, тех, кто сдался, и тех, кто еще держался, но уже чувствовал, как почва уходит из-под ног. Неоновый свет выхватывал из полумрака липкие столешницы, потёртые сиденья и лица клиентов – маски усталости и разочарования. Воздух был густым, его можно было резать ножом – смесь жареного лука, старого масла и человеческой безысходности.

Боб, толстый афроамериканец, его кожа лоснилась под неоновым светом, как мокрая глина, прохрипел, не глядя на нее, вытирая жирный прилавок тряпкой неопределенного цвета:

– Опять опоздала. Уволить бы тебя! У меня бизнес, а не благотворительность для провинциальных Золушек.

Клео послала ему воздушный поцелуй, жест, от которого пахло ледяной насмешкой, и прицепила к переднику бейдж: Клео Дюваль. Она порхала между столиками, собирая заказы, чаевые и голодные взгляды. Шатенка с густой челкой и изумрудными, чуть раскосыми глазами, в которых плескалась затаенная боль. Ее улыбка была ослепительной, натянутой маской, за которой пряталась пустота. Она была призраком, играющим роль официантки. Движения ее были отточенными, автоматическими. Улыбка – вовремя. Шутка – к месту. Но внутри была лишь вакуумная тишина, изредка нарушаемая эхом забытых кошмаров.

Сегодня в забегаловке было два новых лица. У стойки сидел мужчина лет пятидесяти, в помятом плаще цвета асфальта. Его звали детектив Майлз Хоторн. Лицо его напоминало рельефную карту местности, где шли бесконечные дожди и ураганы. Глубокие морщины, мешки под глазами, в которых утонул сон. Рядом с ним – молодой напарник, детектив Ник Ривера, еще верящий в справедливость и правильность мира, с чисто выбритым лицом и ясным, пока еще не потухшим взглядом. Они пили кофе, который был больше похож на жидкую грязь.

– Опять это дерьмо, – проворчал Хоторн, отодвигая чашку. Его голос был хриплым, пропитанным дымом и цинизмом. – Третий за месяц. Все тот же почерк. Все в дешевых мотелях на окраинах. И никаких зацепок. Как будто призрак.

– Свидетельница опять говорила про блондинку? – спросил Ривера, достав блокнот.

–Блондинку, темную, высокую, низкую… Никто ничего толком не помнит. Как будто их память стирают. Один парень сказал, что у нее были глаза… пустые. Как у куклы.

Клео, проходя мимо с подносом, заставленным грязной посудой, непроизвольно задержала взгляд на детективах. Хоторн встретился с ней глазами. Его взгляд был тяжелым, проницательным, буравящим. Он видел не просто официантку. Он видел тревогу, спрятанную глубоко внутри, усталость, граничащую с изнеможением, и что-то еще… что-то неуловимое, что заставило его на мгновение замереть. Клео поспешно отвернулась, почувствовав холод. Ей показалось, что этот взгляд пронзил ее насквозь, увидел все ее тайны, все ее ночные страхи.

– Что, понравилась? – усмехнулся Ривера, заметив задержавшийся взгляд напарника.

–Все мне тут нравятся, – буркнул Хоторн, отхлебывая свою бурду. – Особенно те, кто слишком старается казаться нормальными. Слишком уж бодрая она для этого места. Слишком… натянутая.

Он достал из кармана смятое фото. На нем был номер в отеле. Тело мужчины. На шее – след от чулка. И на полу, рядом с телом, маленькая, едва заметная фигурка. Сделана из перьев. Птица. Хоторн сунул фото обратно в карман. Еще одна деталь, которую он никому не показывал. Охотник начинал чувствовать след.

ГЛАВА 3. ОТРАЖЕНИЕ В ЛУЖЕ

Вечером, стоя в бесконечной пробке, она смотрела на огни небоскребов. Они были похожи на усыпанные бриллиантами надгробия. Гигантские мавзолеи, где были похоронены чужие амбиции и сломанные судьбы. Инувик, ее родной канадский городишко, затерянный где-то на севере, среди снегов и тишины, казался сном, прекрасным и далеким. Сном, из которого ее вырвали и швырнули в этот ад. Нью-Йорк был реальностью, похожей на долгую, затянувшуюся агонию. Машина еле ползла, водители клаксонили, кто-то кричал из окна. Она закрыла глаза, пытаясь отгородиться от этого хаоса, но он проникал внутрь, заполняя собой все уголки сознания.

Ее квартирка на окраине Бруклина была клеткой. Маленькая, заставленная дешевой мебелью из ДСП, с одним окном, выходящим на глухую, грязную стену соседнего дома. Здесь пахло одиночеством, старыми страхами и пылью. Она сняла форму, бросила ее на стул, и приняла душ, пытаясь смыть с себя не только грязь рабочего дня, но и тот тяжелый, пронизывающий взгляд детектива. Вода смывала пену, а вместе с ней по стоку уходили частички ее самой. Крупинки личности.

Иногда ей казалось, что скоро от нее ничего не останется. Одна лишь пустая оболочка.

Заварив чай, она села на подоконник и уставилась в стену. На подоконнике лежала старая, потрепанная книга – Актерское мастерство по методу Станиславского. Она открыла ее на случайной странице. “Войдите в роль. Станьте своим персонажем.” А кем был ее персонаж? Официанткой? Неудачливой актрисой? Или кем-то еще? Кем-то, кто выходит по ночам в светлом парике и совершает ужасные вещи?

Иногда ей казалось, что в ее памяти есть дыры. Не просто пробелы, а именно дыры, черные и бездонные. Провалы во времени. Она просыпалась утром и не могла вспомнить, как легла спать. Иногда находила в сумочке странные вещи – чужую зажигалку, смятую записку с незнакомым номером, пятно на платье, похожее на кровь. Она списывала все на усталость, на стресс. Мечта о Бродвее таяла с каждым днем, как лед под палящим солнцем, оставляя после себя лишь мокрое, грязное пятно реальности.

Попугай бесцельно перебирался с жердочки на жердочку. Его яркое оперение казалось кричащим диссонансом в этой серой, унылой комнате.

–Что с нами происходит, а? – прошептала она, обращаясь к птице. – Почему я ничего не помню? Что я делаю по ночам?

Птица молчала. Лишь поскрипывала жердочка под ее лапами. Молчание было ее ответом. Всегда.

Она подошла к зеркалу в прихожей. Посмотрела на свое отражение. Изумрудные глаза смотрели на нее полные страха и недоумения.

– Кто ты? – прошептала она своему отражению. И ей показалось, что в глубине зрачков что-то шевельнулось. Что-то чужое. Темное.

ГЛАВА 4. КАСТИНГ-ПРИЗРАК

Студия для прослушиваний находилась в старом промышленном здании, где когда-то кипела работа, а теперь царило царство пыли и разбитых надежд. Стены из красного кирпича впитывали звуки, делая их приглушенными, похожими на эхо из другого измерения. Воздух был холодным и влажным, пах старым камнем, потом и страхом.

Очередь на кастинг для нового молодежного мюзикла Хрустальные сны напоминала лоскутное одеяло, сшитое из самых ярких и отчаянных. Здесь были афроамериканки с голосами, подобными урагану, хрупкие азиатки с гибкостью тростника, бледные девушки с глазами, полыми от голода – не физического, а голода признания. Они были статистами в ее личной трагедии, актерами массовки в грандиозном спектакле под названием Крах. Все они пытались казаться уверенными, но в их смехе слышалась дрожь, а в блеске глаз – отчаяние.

Клео помахала нескольким знакомым лицам – Лизе, девушке из Огайо с надтреснутым сопрано, и Карлосу, танцору из Пуэрто-Рико, который уже два года не мог получить ни одной значимой роли. Они обменялись взглядами, полными молчаливого понимания. Они были солдатами на одной войне, и все они проигрывали.

Через два с половиной часа, когда ноги уже гудели от усталости, а надежда превратилась в комок нервов в горле, ее вызвали. Она вошла в зал. Сцена была пуста, если не считать старого рояля в углу. За длинным столом, освещенным единственной лампой, сидели три фигуры. В центре – Анна Розенталь, женщина с лицом из желтого мрамора и глазами-буравчиками. Справа – режиссер, тощий мужчина в очках с толстыми линзами, который не отрывал взгляда от бумаг. Слева – хореограф, мускулистая женщина с жестким, не терпящим возражений взглядом.

– Клео Дюваль, – представилась она, и ее голос прозвучал чужим эхом в огромном, почти пустом зале.

–Начинайте, когда будете готовы, – холодно бросила Розенталь.

Свет софитов был слепящим, как свет приближающегося поезда. Она зажмурилась на секунду, а когда открыла глаза, мир за пределами сцены перестал существовать. Она пела отрывок из Эвиты. Голос ее, сильный и чистый, наполнял пространство, вбирая в себя всю ее боль, все отчаяние, всю надежду. Она была гола и беззащитна перед людьми, сидящими в полумраке. Затем был танец. Резкие, отточенные движения, каждое из которых было криком о помощи, попыткой вырваться из плена собственного тела.

Когда она закончила, в зале повисла тишина. Она стояла, тяжело дыша, чувствуя, как пот стекает по спине. Она вложила в это все. Всю себя.

Анна Розенталь покачала головой. Жест был почти незаметным, но для Клео он прозвучал громче любого грома. – Девушка, у вас прекрасные вокальные данные и отличная хореографическая подготовка, – сказала она, и каждый ее звук был похож на удар молотка по стеклу, – но нам нужен более яркий типаж. Более… современный.

Слова прозвучали как приговор. – яркий типаж. Она была недостаточно яркой. Слишком настоящей. Слишком разбитой. Слишком серой. Ее искусство, ее душа, вывернутая наизнанку, оказалась никому не нужна.

Она не плакала. Слезы, казалось, высохли у нее внутри, превратившись в пыль. Она просто кивнула, повернулась и ушла со сцены. За спиной она услышала, как Розенталь сказала:

– Следующая. – Мир снова обрел очертания, но теперь он был черно-белым, лишенным всяких красок.

Она вышла из театра и села в свою машину, припаркованную в темном, грязном переулке. Тишина в салоне была оглушительной. Она билась головой о руль, снова и снова, пытаясь выбить из себя эту боль, это унижение. Но ничего не помогало. Лишь на лбу проступила ссадина, маленькая отметина очередного поражения. Из радиоприемника доносились хриплые звуки блюза. Казалось, даже музыка оплакивала ее крах.

ГЛАВА 5. БАР ЗАБВЕНИЕ И НЕЗНАКОМЕЦ

Бар Забвение был надежно спрятан в подвале старого здания, куда не доходили лучи уличных фонарей. Спускаться туда приходилось по скользким, провалившимся ступеням, пахнущим мочой и грибком. Дверь была обита старым железом, чтобы скрыть дыры от пуль. Сюда приходили не ради веселья, а чтобы утонуть. Утонуть в алкоголе, в густом сигаретном дыму, в собственном горе.

Музыка здесь была не мелодией, а физическим воздействием – низкочастотным гулом, бившим по внутренностям. Воздух был густым коктейлем из перегара, дешевого парфюма, человеческого пота и отчаяния. Свет, тусклый и красноватый, едва разгонял мрак, выхватывая из тьмы одиночные фигуры, склонившиеся над стаканами.

Клео вползла сюда, как раненый зверь в свое логово. Она скинула куртку и устроилась в углу, за столиком, на котором кто-то когда-то вырезал ножом кривое сердце. Она заказала текилу. Двойную. Потом еще одну. Ожог в горле был единственным, что напоминало ей, что она еще жива. Алкоголь притуплял боль, превращая ее в тупую, фоновую тяжесть где-то в районе диафрагмы.

Именно здесь его взгляд и нашел ее. Он сидел через несколько столиков и наблюдал. Не нагло, не похотливо, а с холодным, аналитическим интересом, словно изучал редкий экспонат.

– Могу я предложить вам свои? – его голос прозвучал прямо над ее ухом. Она вздрогнула и повернулась. Мужчина лет сорока, в дорогом, но не кричащем костюме, который странно контрастировал с окружающим убожеством. Взгляд усталый, умный, всевидящий. В его протянутой руке лежала открытая пачка сигарет. – Бесплатных завтраков не бывает, – пронеслось в ее голове, но она была слишком измотана, чтобы сопротивляться.

–Скотт Кэмерон, – представился он, стараясь перекричать музыку. Его рука, когда она взяла сигарету, была удивительно холодной, как у мертвеца.

–Клео Дюваль, – она вдохнула дым, и ее пальцы слегка дрожали. Прикосновение его рук было холодным, но в этом холоде была какая-то странная притягательность.

Он был респектабелен, пах дорогим одеколоном с нотками сандала и деньгами. Он сказал, что в городе проездом, по делам своей фирмы. Говорил он мало, в основном слушал, и его молчание было красноречивее любых слов. Он смотрел на нее так, будто видел насквозь – видел ее провалы, ее страх, ее пустоту. И в этом взгляде не было осуждения. Было понимание. И это было страшнее всего.

Она предложила выпить еще. Все произошло по накатанной колее, которую она не помнила, но ощущала кожей. Его номер в отеле среднего класса. Неловкое попадание ключом в замочную скважину. Его пьяный смех, который звучал фальшиво, словно он играл роль пьяного.

В ванной, глядя в зеркало, она почувствовала, как пол уходит из-под ног. Голова закружилась. Руки сами, помимо ее воли, потянулись к сумочке. Светлый парик. Яркая, алая помада. Темные тени. Маска надевалась сама, повинуясь чужой, могучей воле. Это было похоже на наблюдение со стороны. Она видела свои руки, выполнявшие эти действия, но не чувствовала их. Когда она вышла, Скотт, уже протрезвевший, лежал на кровати.

– Вау, – выдавил он, увидев ее. В его голосе прозвучал не восторг, а удивление, смешанное с легкой, едва уловимой тревогой. Он увидел перемену. Увидел другую.

Она достала наручники. Он усмехнулся, неуверенно, но кивнул, приняв это за странную любовную игру. Страсть была грубой, животной, лишенной всякой нежности. Это был не акт любви, а нечто иное – ритуал, борьба, насилие. А потом, насытившись, она рухнула рядом с ним, как тряпичная кукла, чувствуя лишь ледяную пустоту.

–Эй, детка, а ты не хочешь меня освободить? – едва переводя дух, спросил он. В его голосе слышалась усталость и облегчение, что все закончилось.

Она посмотрела на него. И этот взгляд был не ее. Он был пустым, бездонным, лишенным всякой эмпатии. Ничего не ответив, она схватила подушку. Движение было выверенным, точным, как у хирурга. Она положила ее на его лицо и уперлась коленями. Его ноги забились в конвульсиях, беспомощно, словно лапки пойманного насекомого. Она смотрела, не моргая, пока эти движения не прекратились, и тело не обмякло окончательно.

Затем она слезла, быстро оделась, опустошила его кошелек, вынула из него все наличные и пару кредитных карточек, и вышла из номера, как призрак. В голове стояла абсолютная тишина.

Утром она проснулась в своей постели. На ней было то самое лиловое платье. На полу валялся светлый парик. В сумочке лежала пачка чужих денег. И снова – провал. Черная дыра в памяти.

–Ну, просто День сурка какой-то, – простонала она, вглядываясь в потолок. – И самое ужасное, что я ничего не помню, но, судя по всему, неплохо провожу время.

Она встала и пошла делать кофе. Рутина как способ убежать от реальности. Но сегодня от реальности было не спрятаться. Из радиоприемника на кухне донесся голос диктора:

– Полиция расследует серию загадочных убийств в отелях города. Жертвами становятся мужчины, которых, по свидетельским показаниям, посещали женщины…

Клео выключила радио. Рука дрожала. В городе встал ком. Она подошла к клетке с попугаем.

–Скажи… – прошептала она. – Что я делаю? Что со мной происходит?

Птица молчала. Лишь ее яркие, безучастные глаза смотрели на хозяйку. И в этой тишине был самый страшный ответ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЗЕРКАЛЬНЫЙ ЛАБИРИНТ

ГЛАВА 6. СЛЕД НА АСФАЛЬТЕ

Дождь начался внезапно, как и всё в этом городе – без предупреждения. Холодные капли стекали по стеклу забегаловки У Боба, искажая мир за окном, превращая огни машин в размытые кляксы. Клео вытирала последний стол, механически смахивая крошки в пластиковый поднос. Руки сами выполняли движения, а мысли витали где-то далеко, в тёмном уголке памяти, куда она боялась заглядывать.

Дверь открылась с резким звуком, впустив порцию влажного, холодного воздуха. Вошли они – детектив Хоторн в своём вечном плаще и Ривера, на чьём лице уже начинала проступать усталость, отличная от утомления его напарника. У Хоторна усталость была экзистенциальной, будто он устал от самой сути этого мира.

Они заняли тот же столик у окна. Клео, почувствовав ледяной ком в желудке, натянула свою лучшую официантскую улыбку и подошла.

–Кофе? – голос прозвучал чуть хрипло.

–Два. И тот пирог, что в витрине, – кивнул Хоторн. Его взгляд скользнул по её лицу, задержался на едва заметной царапине на виске – след от её вчерашней истерики в машине. – Неудачно упала?

Клео инстинктивно дотронулась до царапины.

–Дверь шкафа. Не заметила.

–Опасно, – бесстрастно констатировал он. – В этом городе на каждом углу подстерегает опасность. Даже дома.

Она поспешила за кофе, чувствуя его взгляд у себя за спиной. Сердце бешено колотилось. Когда она вернулась с подносом, детективы о чём-то тихо говорили.

–…и снова этот символ, – доносился шёпот Риверы. – Нарисован на зеркале в ванной. Губной помадой.

Хоторн поднял взгляд на Клео. Его глаза были похожи на два куска грязного льда.

–Скажите, мисс Дюваль, вы много времени проводите в центре? В районе тех мотелей, о которых все говорят?

Вопрос повис в воздухе, острый и неожиданный.

–Я… я живу на окраине. Работаю здесь. На кастинги езжу. Больше нигде, – она слышала, как дрожит её голос.

–Кастинги, – протянул Хоторн, разглядывая её так, будто она была экспонатом под стеклом. – Мечта о Бродвее. Сильная штука. Может заставить человека на многое пойти. Или… забыть о многом.

Он отпил глоток кофе, не отводя от неё взгляда.

–Вы случайно не теряли вот такую зажигалку? – Ривера достал из кармана прозрачный пакетик. В нём лежала серебристая зажигалка с выгравированным набалдашником в виде птицы. Той самой, что она находила у себя в сумочке три дня назад и в ужасе выбросила в мусорный бак за углом.

Кровь отхлынула от её лица. Мир поплыл.

–Н-нет, – выдавила она. – Не курю.

–Странно, – Хоторн поставил чашку с глухим стуком. – Её нашли в номере. В одном из тех самых. Рядом с телом.

Она не помнила, как дождалась конца смены. Мысли путались, в висках стучало. Детективы ушли, оставив после себя тяжёлую, гнетущую атмосферу и один-единственный вопрос: они проверяют всех, или уже вышли именно на неё?

Выбравшись на улицу, она вдохнула влажный, пропитанный бензином воздух. Дождь уже прекратился, оставив после себя блестящие, как чешуя мёртвой рыбы, улицы. Она шла к своей машине, когда её взгляд упал на лужу у тротуара. В тёмной воде отражался неон вывески, а рядом… рядом с её отражением мелькнуло другое. Короткие светлые волосы, кривая улыбка. Она резко обернулась. Позади никого не было. Только гул города и его равнодушные огни.

Но в луже, на мгновение, она увидела это чуждое отражение. И почувствовала, как по коже поползли мурашки. Это был не просто провал в памяти. Это было что-то другое. Кто-то другой.

ГЛАВА 7. МИСТЕР РЭНДАЛЛ И ЕГО ТЕНИ

Центральный парк в предвечерний час был неестественно пустынен. Туман стлался по земле, цепляясь за оголённые ветви деревьев, превращая их в скелеты неведомых существ. Клео каталась на роликах, пытаясь заглушить внутреннюю тревогу физической усталостью. Каждый толчок, каждое движение – попытка убежать от самой себя.

Столкновение было стремительным и нелепым. Она не вписалась в поворот, и её вынесло прямо на человека, выходящего с боковой аллеи. Они с грохотом рухнули на мокрый асфальт.

–Чёрт! Прости, это моя вина… – начал он, поднимаясь и протягивая ей руку.

Она подняла взгляд и увидела его. Светлые вьющиеся волосы, промокшие от тумана, голубые глаза, широкие плечи, подчёркнутые тёмно-синим свитером. Он выглядел так, будто сошёл со страниц глянцевого журнала о жизни успешных людей. Но было в нём что-то ещё. Лёгкая неуловимая тень в уголках губ, налёт усталости во взгляде, который, казалось, видел больше, чем следовало.

–Нет, что ты! Это мне стоило смотреть на дорогу, а не зевать по сторонам, – она попыталась улыбнуться, отряхивая с джинсов влажные травинки. Его рука была тёплой и сильной.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.