Украденное братство

Мужчина кивнул, как бы принимая правила игры. Он представился коротко и твердо: «Богдан», а затем так же кратко и дельно объяснил проблему с подвеской, рассказывая, что возит по селам старинные книги для библиотек, для возрождения культурной памяти.

– Подвойный кардан, – сказал он, четко выговаривая технический термин. – Гудит, знаете, такой низкий гул, набирает обороты. Возим с ребятами старинные книжки по селах, для библиотек. Восстанавливаем фонды, пока еще не все забыли. Дороги, знаете… – Он развел руками, и в этом жесте была целая история о разбитых проселках, глухих деревнях и их угасающей культуре.

Легенда звучала благородно, правдоподобно и вызывала непроизвольное уважение. Николай молча подошел к Jeep, присел на корточки и заглянул под раму. Его взгляд, привычный к подобным диагнозам, сразу же нашел проблему.

– Так, бачу, – констатировал он, поднимаясь. – Люфт есть, и немаленький. Сальники подтекают. Работа не на пять хвилин. Придется снимать, разбирать, смотреть. Можете залишить. За два дни, максимум три, зроблю.

– Чудово, – Богдан не стал торговаться или выпрашивать скидку. Его удовлетворение было деловым и безэмоциональным. – Я тогда пойду, дел в городе много. Оформлять ничего не нужно? Предоплату?

– Потом, когда зроблю, – отрезал Николай. – Сначала работа, потом деньги.

Богдан снова кивнул, и в его глазах мелькнула тень уважения. Он уже развернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился, обернулся и с легкой, почти незаметной усмешкой тронул себя за висок.

– А знаете, – он вдруг перешел на чистый, свободный русский, и это прозвучало так же естественно, как до этого украинский. – Извините, конечно. Просто вся эта показная «ридная мова» … Плюнуть хочется. Я всю жизнь в Киеве прожил, все вокруг всегда по-русски говорили. И дома, и на работе. И сейчас, хоть он и стал для некоторых «языком врагов», давайте уж по-простому, по-человечески. А то я там в селах, с бабушками-дедушками, бывает, такое невольно выдумаю, слов таких нахватаюсь, что потом самому смешно. Лучше уж без этого цирка.

Он говорил это без вызова, без агрессии, с какой-то усталой, бытовой откровенностью человека, которому надоело носить маску. И в этой внезапной искренности было больше убедительности, чем в любой идеологической тираде.

Николай смотрел на него несколько секунд, оценивая. Потом уголок его рта дрогнул в подобии улыбки. Он не был ярым сторонником чего бы то ни было, он был мастером. А с мастером лучше говорить на том языке, на котором удобнее.

– Да без разницы, – пожал он плечами, тоже переходя на русский. – Мне хоть на китайском, лишь бы стучало понятно. Кардан – он и в Африке кардан. Понял вас. Оставляйте ключи, в четверг будет готово.

– Договорились, – Богдан достал из кармана ключи и протянул их Николаю. Его рука была твердой, хватка – уверенной. – Я заеду. Спасибо, что поняли.

Он развернулся и тем же ровным, энергичным шагом направился к выходу со двора, где его ждала попутная машина, подъехавшая почти бесшумно. Николай проводил его взглядом, перекладывая в руке холодные ключи от Jeep. Странный тип. Деловой, четкий, но в его спокойной силе чувствовалось что-то еще. Что-то, что не вписывалось в образ скромного благотворителя, развозящего книги.

Что-то тяжелое и основательное, как сам этот оливковый внедорожник, стоящий теперь в его цеху. Николай потряс головой, отгоняя ненужные мысли. Какая разница? Работа есть работа. Он повернулся к верстаку, к привычным инструментам, к своему миру запахов и звуков, в который только что ворвалась первая, едва слышная трещина.

В течение следующих двух дней оливковый Wrangler стоял в углу мастерской, молчаливый и внушительный. Николай несколько раз подходил к нему, начинал диагностику, но всякий раз откладывал работу на потом, словно оттягивая момент настоящего погружения в этот автомобиль, который с самого начала вызывал у него смешанные чувства.

Было в этой машине что-то чужеродное, не вписывающееся в привычный ряд иномарок и отечественных авто, которые он чинил изо дня в день. Наступил вечер второго дня. Основные клиенты разъехались, Семён забрал свой отремонтированный «Пассат», Олег умотал на свидание, косился на часы последний час. В мастерской воцарилась непривычная тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем настенных часов и отдалённым лаем собаки где-то в посёлке.

Николай, оставшись один, наконец, решил заняться Wrangler. Он завёл его, прислушался к работе двигателя – ровный, мощный рокот, никаких посторонних шумов. Затем заглушил и, открыв водительскую дверь, скрипнувшую тугими, неразработанными петлями, уселся в кожаное кресло, чтобы оценить обстановку изнутри. Салон пахнет новым пластиком, кожей и едва уловимым ароматом дорогого парфюма – ничего общего с затхлостью и крошками старого такси.

Он провёл рукой по рулю, осмотрел панель приборов. Всё было в идеальном порядке, слишком стерильно, как в машине с салона. Его взгляд упал на узкую щель между центральным подлокотником и сиденьем пассажира. Там, почти невидимо, торчал уголок блокнота, с обложкой из чёрного, кожзаменителя.

«Забыл», – мелькнуло у Николая. Он потянулся и вытащил блокнот. Неказистый, с резинкой, облегающей обложку. Богдан, судя по всему, человек педантичный, вряд ли стал бы оставлять что-то важное. Наверняка какие-то заметки по книгам, контакты библиотекарей.

Машинально, почти не думая, он снял резинку и раскрыл блокнот и застыл. Никаких списков книг. Никаких фамилий или телефонных номеров. На первой же странице его взору предстала чёткая, выполненная уверенной рукой схема, напоминающая план какого-то здания или, скорее, укреплённого пункта.

Угловатые прямоугольники, вероятно, обозначавшие строения, соединённые линиями ходов сообщения, стрелками указаны секторы обстрела. По полю были разбросаны аббревиатуры, ничего ему не говорящие: «ТУК», «УТК», «ОП». На следующей странице – наброски, похожие на стрелковые ячейки и позиции для миномётов, с пометками «сектор Д» и «прикрытие».

Николай, сам того не замечая, задержал дыхание. Он листал страницу за страницей, и тревога в его груди сгущалась, превращаясь в тяжёлый, холодный ком. Это не имело ничего общего с краеведением или библиотечным делом. Это были военные схемы. Тактильные зарисовки. Инструкции.

Из разворота выпала закладка – небольшой картонный трезубец, национальный символ, а под ним – патриотический слоган, отпечатанный жирным шрифтом. Всё вдруг встало на свои места, обретая зловещую ясность. В этот момент скрипнула дверь мастерской. Николай вздрогнул и резко, почти инстинктивно, захлопнул блокнот, прижав его к груди.

– Микола Иванычу, я забыл куртку! – послышался голос Олега. Парень, вернувшийся, запыхавшийся, остановился в недоумении, увидев бледное, напряжённое лицо наставника. Его взгляд упал на чёрный блокнот в руках Николая. – А що це таке? «Какой-то чертеж?» —произнёс он по-украински, делая шаг вперёд из простого любопытства.

Николай вскочил с сиденья, заслонив собой блокнот. На его лице застыла смесь испуга, любопытства и внезапно нахлынувшей ответственности.

– Не твое дело! – Отрезал он резче, чем планировал. – Человек ошибся, забыл, поэтому надо вернуть.

Олег, молодой и глупый, не унимался, его распаляла тайна, он почувствовал в воздухе привкус чего-то запретного, настоящего.

– А може, це шпигун? – рассмеялся он, подмигивая. – Ну, типа, под прикрытием. Прямо как в кино!

– Перестань! – Николай сурово нахмурился. Его пальцы так сильно сжали кожаную обложку, что побелели костяшки. Внутри всё переворачивалось. Шпион? Нет, не похоже. Это было что-то другое. Что-то более серьёзное и страшное. – Может краевед какой? – он сделал паузу, глядя прямо в глаза Олегу, – не наше це дило. Чуешь? Абсолютно не наше. Забудь, що бачив.

В его тоне прозвучала такая неподдельная, стальная серьёзность, что улыбка с лица Олега мгновенно сошла. Он кивнул, смущённый, пробормотал «ладно» и, схватив свою забытую куртку, поспешно ретировался.

Николай остался один в гулкой тишине мастерской. Он медленно разжал пальцы и снова посмотрел на блокнот. Теперь он лежал на его ладони, словно раскалённый кусок железа. Простая тетрадь, а вес её казался неподъёмным.

Он снова открыл её, но теперь не как человек случайно обнаруживший блокнот, а как пытающийся разгадать шифр, понять, в какую историю он только что впутался. Он вглядывался в эти схемы, в эти непонятные аббревиатуры. «ТУК» – может, тактическая группа? «УТК» – учебно-тренировочный комплекс? Его мозг, привыкший к чертежам и схемам подключения двигателей, отчаянно пытался применить свою логику к этим чуждым диаграммам.

И этот тризуб… Закладка была новая, яркая, пахла типографской краской. Она была не памятным сувениром, а символом веры, идеологическим мечом, воткнутым в страницы сухой, военной науки.

Он вспомнил Богдана. Его спокойную уверенность, его прямой взгляд, его странный переход с официального украинского на простой русский. Это была не слабость, не уступка. Это была манипуляция. Тактический ход, чтобы вызвать доверие, показаться «своим парнем» и он, Николай, купился на это. Грубая, но эффективная легенда для человека, который явно возил нечто иное.

Николай подошёл к своему верстаку, заваленному инструментами, и сел на табурет. Он положил блокнот перед собой. Возвращать? Безусловно. Но что это будет значить? Он посмотрит в глаза Богдану и вернёт ему эту… эту инструкцию по войне? Признается, что видел? А что, если Богдан – не просто энтузиаст, а кто-то более серьёзный? Что, если этот блокнот – улика, а его владелец не станет церемониться с тем, кто в курсе его секрета?

Мысли путались, страх боролся с любопытством, а где-то глубоко внутри, в самых потаённых уголках души, начинало шевелиться странное, запретное чувство – интерес. Не к политике, нет. Он всегда был далёк от неё. Интерес к тайне, к опасности, к тому, что его размеренная, предсказуемая жизнь вдруг оказалась на грани чего-то большого и страшного. Он провёл рукой по лицу. Нужно звонить. Сообщить, что нашёл.

Сказать это спокойно, без эмоций: «Богдан, вы у меня блокнот забыли. Заезжайте, заберёте». Николай достал телефон. Его палец завис над экраном. А если не звонить? Если «забыть» его в машине, сделать вид, что ничего не видел? Отстраниться, как он всегда это делал.

Николай решил, что поздно прятаться, ведь он уже посмотрел блокнот. Это знание, как червь, начало точить его изнутри. Он сидел в своей мастерской, среди привычных запахов машинного масла и металла, а перед ним на верстаке лежал тихий ужас, облачённый в чёрный блокнот и этот ужас медленно, неумолимо менял всё вокруг.

Следующие три дня тянулись мучительно долго. Оливковый Wrangler стоял в углу мастерской, и Николай не мог заставить себя прикоснуться к нему. Он занимался другими заказами, но мысли его постоянно возвращались к чёрному блокноту, который он теперь хранил запертым в своём личном металлическом шкафчике вместе с документами. Он несколько раз перечитывал записи, пытаясь понять их смысл, и с каждым разом тревога лишь нарастала.

На четвертый день, ближе к вечеру, во двор СТО с шинами въехал новый, свежий Land Cruiser чёрного цвета. Из него вышел не Богдан, а другой мужчина – коренастый, с коротко стриженной щетиной на голове, в спортивной куртке и штанах-карго. Его лицо было непроницаемым, а движения – резкими, отрывистыми. Он сразу направился к Николаю, который как раз заканчивал работу с выхлопной системой старой «Таврии».

– Ты Микола? – спросил мужчина, его голос был низким и хриплым.

– Я, – ответил Николай, откладывая инструмент. – Чем могу помочь?

– Я приехал за машиной Богдана, точнее за одной его вещью. Говорил, забыл тут блокнот.

Николай почувствовал, как у него похолодели руки. Он кивнул в сторону Wrangler.

– Машина там, смог сделать что-то временное. Мы собирались поставить новый карданный вал жду, задержали на складе. А блокнот… да, находил.

Он медленно подошёл к своему шкафчику, чувствуя на себе тяжёлый взгляд незнакомца. Достал блокнот и протянул ему. Мужчина взял его, быстрым движением сунул во внутренний карман куртки, даже не взглянув.

– Почему машина не готова? – спросил он, и в его тоне сквозило недовольство.

– Ездить можно ещё пару тысяч километров, я поставил что было можно из бэушного, так как полагал, что Богдан появится раньше. Киевские поставщики заявили месяц срок поставки запчастей. Сказал же. Не я виноват, поставщики тянут.

В этот момент во двор снова въехал Land Cruiser, но уже другой, и из него вышел Богдан. Он выглядел так же спокойно и собранно, как и в прошлый раз. Его взгляд скользнул по своему помощнику, затем по Николаю, и он едва заметно кивнул.

– Всё в порядке? – спросил он, подходя.

– Говорит, запчастей нет, – буркнул коренастый мужчина.

Богдан махнул рукой.

– Ничего страшного, для меня главное – нашёлся. – Он повернулся к Николаю и взял у него из рук блокнот, который тот всё ещё держал. – Дякую, – сказал он на украинском, и его голос был тёплым и благодарным. – Дюже важливий нотатки. Ви ж розумиете…

Николай, глядя ему прямо в глаза, кивнул. Взгляд его был твёрдым, но внутри всё сжималось от напряжения.

– Я ничего не видел, – чётко произнёс он. – Машина готова, проверяйте. Точнее, почти готова, я жду подшипники.

Богдан улыбнулся, словно они оба были участниками некой тайной игры, правила которой ему одному ведомы. Он достал из портфеля конверт с деньгами, отсчитал нужную сумму за ремонт, а сверху положил ещё одну, хрустящую купюру достоинством в пять тысяч гривен.

– Это за молчание. – пробормотал он, уже по-русски. – Вы человек дела, Николай, а я это ценю. Сейчас таких мало, все ноют, что страна плохая, что всё пропало, а сами ничего делать не хотят. Сидят, сложа руки, и ждут, когда за них кто-то всё решит.

Николай взял деньги, ощущая странную смесь унижения и гордости. С одной стороны, это была взятка за молчание, с другой – признание его профессионализма.

– Я свою работу люблю! – Ответил он, немного смущённый, но польщённый. – И делаю её хорошо.

– Это видно, – Богдан одобрительно кивнул. – Знаете, мы, бывает, проводим встречи… Неформальные. Для таких же, как мы, предпринимателей, людей дела. Про то, как выживать в этих условиях, как помогать друг другу, как отстаивать свои интересы. Без политики, чисто практика. Заходите как-нибудь, выпьем кофе и обсудим. Я это говорю только потому, что вы мне симпатичны.

Он протянул Николаю простую белую визитку. На ней не было ни должности, ни названия компании – только имя «Богдан» и номер телефона.

Николай взял визитку, положил её в карман спецовки.

– Посмотрим! – Уклончиво сказал он. – Времени свободного мало.

– Я понимаю. – Богдан улыбнулся. – Прошу только подумайте. Порой одного правильного знакомства достаточно, чтобы открыть новые возможности. Мы, например, не только книги возим. Иногда приходится и.…, скажем так, участвовать в акциях по защите своего города. Недавно, к примеру, помогли кое-кому понять, что не стоит воровать гуманитарку для беженцев. Урок был наглядным.

Он сказал это почти небрежно, но в его словах прозвучала сталь. Николай понял намёк. Это была не просто благотворительность. Это была сила. Сила, которая действует.

Богдан попрощался и уехал вместе со своим угрюмым спутником, оставив Николая наедине с тяжёлыми мыслями и хрустящей купюрой в кармане.

Прошло две недели. Николай поехал в Киев за редкими запчастями для иномарки, которые нельзя было найти в его городке. Дела были закончены быстрее, чем он планировал, и у него осталось несколько свободных часов. Решив отдохнуть перед дорогой, он зашёл в неприметный пивной бар недалеко от железнодорожного вокзала. Бар был полупустым, пахло хмелем и жареным арахисом.

Он заказал кружку темного пива и устроился в углу, упираясь спиной в прохладную стену. Он собирался просто посидеть в тишине, но судьба распорядилась иначе. Через пятнадцать минут дверь бара открылась, и внутрь вошёл Богдан. Он был один. Его взгляд скользнул по залу и остановился на Николае. На его лице появилась лёгкая улыбка узнавания.

– Николай! Какие судьбы! – он подошёл к его столику, не дожидаясь приглашения. – Можно присоединиться?

Николай, застигнутый врасплох, лишь кивнул. Сомнительная удача. Богдан заказал себе пива и сел напротив.

– По делам в столице? – спросил он непринуждённо.

– Запчасти, – коротко ответил Николай.

– А я на совещании был, – Богдан отпил из своей кружки. – Скучная бюрократия. Рад случайности. Как ваши дела? Мастерская процветает?

– Терпимо, – сказал Николай. Он чувствовал себя скованно. Разговор давался ему с трудом. Богдан же, напротив, был разговорчив и обаятелен. Он говорил о бизнесе, о трудностях, о том, как важно в наше время держаться вместе, «своих» иметь в кругу.

Он заказал ещё пива, для Николая тоже, несмотря на слабые попытки отказа. Алкоголь постепенно делал своё дело. Напряжение начало спадать. Николай, обычно сдержанный, стал разговаривать свободнее. Он жаловался на нерадивых поставщиков, на вечно недовольных клиентов, на растущие налоги. Богдан внимательно слушал, кивал, вставлял меткие замечания.

– Вот видите, – сказал Богдан, когда Николай закончил свою тираду. – Мы все в одной лодке. И плыть по этому бурному морю в одиночку – верный способ утонуть. Нужна команда. Нужны люди, которые прикроют твой тыл.

– А где таких найти? – мрачно спросил Николай, уже изрядно выпивший. – Все сами за себя.

– Есть такие, – загадочно улыбнулся Богдан. – Я, например. И мои товарищи. Мы не бросаем своих. Помогаем и советом, и делом. Если, конечно, человек наш.

Он посмотрел на Николая оценивающе. В баре стало шумнее, но их уголок погрузился в напряжённую паузу.

– Я не о политике, – пробормотал Николай, отводя взгляд.

– А кто о ней говорит? – мягко возразил Богдан. – Речь о выживании. О том, чтобы защитить то, что ты построил. Свою семью. Свой бизнес. Свою землю. Это разве политика? Это здравый смысл.

Николай молча кивнул. В его голове, затуманенной пивом, мысли путались. Одинокое плавание… Команда… Защита… Слова Богдана ложились на благодатную почву усталости, разочарования и смутного страха за будущее.

– Подумайте, Николай, – Богдан допил своё пиво и встал. – Серьёзно подумайте. Мой номер у вас есть. Звоните, когда будет готовы поговорить по-настоящему. Не пожалеете.

Он похлопал Николая по плечу, оставил на столе деньги за выпивку и вышел из бара, растворившись в вечернем Киеве.

Николай сидел ещё долго, глядя в пустую кружку. Визитка в его кармане будто жгла его. Он понимал, что переступил некую невидимую черту. Случайная встреча в баре была не такой уж и случайной. Его осторожно, но настойчиво втягивали в какую-то игру. И самое страшное было то, что часть его самого, уставшая и озлобленная, уже готова была принять правила этой игры.

***

Двухкомнатная квартира Андрея и Кати на третьем этаже панельной пятиэтажки в Донецке мало походила на уютное гнездышко. Скорее, это был временный плацдарм, форпост, с которого они вели свое молодое наступление на жизнь. В прихожей, на старой вешалке, соседствовали его потертая кожанка и ее элегантное пальто, купленное еще в Киеве в счастливые, беззаботные времена. Воздух пахнет гречневой кашей, пылью и едва уловимым запахом жженой пластмассы – шлейф, тянувшийся за Андреем с его работы.

Сам Андрей, высокий, чуть сутулый, с умными, быстрыми глазами за очками в тонкой металлической оправе, уже был на ногах. Он стоял на коленях перед открытой панелью системного блока, запустив внутрь руку с отверткой. Рядом, на табуретке, дымилась кружка с чаем. Он не просто завтракал – он совмещал прием пищи с диагностикой.

– Андрюша, ну сколько можно! – из кухни донесся голос Кати. Она появилась в дверях, стройная, с лицом, на котором усталость уже начала прорисовывать первые легкие тени, несмотря на молодость. В руках она держала две тарелки с дымящейся гречкой. – Ты либо чини, либо ешь. Так и желудок испортишь, и материнскую плату спалишь.

– Сейчас, котёнок, секундочку, – пробормотал он, не отрываясь от платы. – Конденсатор тут подозрительный. Сейчас заменю, и будет нам счастье.

Катя покачала головой, поставила тарелки на обеденный стол, застеленный простой клеенкой. Их столовая была и гостиной, и рабочим кабинетом. На книжных полках, ломящихся от технической литературы и классической русской прозы, стояли коробки с проводами и жесткими дисками. На стене висел постер с видом на море – Алушта, где они провели медовый месяц. Сейчас это казалось другой жизнью.

Она подошла к нему, присела рядом, и ее пальцы нежно перебрали его взъерошенные волосы.

– Хоть бы позавтракал нормально. Опять весь день на ногах, а у тебя там только чипсы да кола.

Андрей наконец оторвался от системника, вставил на место боковую крышку и поднялся. Он улыбнулся ей, и в его глазах на мгновение исчезла вечная тень озабоченности.

– Ладно, ладно, сдаюсь. Гречка – сила.

Они сели за стол. За окном, в сером утреннем небе, плыли тяжелые облака. Где-то вдали, за пределами города, пророкотал гул, низкий и протяжный. Оба на секунду замерли, ложки застыли в воздухе. Потом гул стих, и они, не глядя друг на друга, продолжили завтрак.

– Снился опять этот сон, – тихо сказала Катя, разминая вилкой кашу. – Что мы на море. И так тихо… только волны.

Андрей протянул руку через стол, накрыл ее ладонь своей.

– И будем. Обязательно. Вот только с этой партией разберемся, немного поднимемся, и махнем куда-нибудь. В Крым. Или в Сочи.

Он говорил это с такой уверенностью, словно не видел каждый день по телевизору сводки, словно не слышал этих отдаленных раскатов. Он должен был быть для нее скалой, опорой. Ее родители уехали в Россию еще полгода назад, умоляя и ее последовать за ними. Но она осталась с ним. Здесь, в этом городе, который медленно, но, верно, менялся, становясь все более чужим и напряженным.

– На работе сегодня много? – спросила она, меняя тему.

– Да, как всегда. Максим вчера завез ту самую партию. Будем тестировать, маркировать. Дядя Вася звонил, у него опять с интернетом проблемы. В общем, рутина.

– Рутина, – она усмехнулась. – При нашей-то жизни.

Через полчаса они уже выходили из подъезда. Андрей – с огромным рюкзаком, набитым инструментами и комплектующими, Катя – с элегантной сумкой через плечо, в которой лежали документы фирмы и ее планшет. Их офис-склад располагался в пятнадцати минутах ходьбы, в полуподвальном помещении бывшего советского НИИ. Вывеска была скромной, почти незаметной: «ЦИФРА», и ниже – «Компьютерная техника и ремонт».

Внутри царил тот самый творческий хаос, который так разительно отличался от стерильного порядка в гараже его брата. Воздух был густым и сладковатым от запаха нового пластика, припоя и пыли. Горы картонных коробок, некоторые уже вскрытые, некоторые – еще нет, образовывали настоящий лабиринт. Повсюду валялись обрывки пузырчатой пленки, которую молодой сотрудник Максим обожал хлопать.

На стеллажах, под самодельными табличками, лежали мониторы, системные блоки, клавиатуры и мыши. На единственном более-менее чистом столе, собранном из дверей и козлов, красовались несколько мощных игровых компьютеров с прозрачными стенками, внутри которых переливались разноцветные LED-лампочки.

Максим, парень лет двадцати, с лихорадочным блеском в глазах закоренелого геймера, уже был на месте. Он с почти религиозным благоговением вскрывал одну из коробок.

– Босс! Катя! Смотрите! – он вытащил из антистатического пакета видеокарту, массивную, с тремя вентиляторами. – Это же… это же золотые слитки, ей-богу! Я в жизни столько сразу не держал! Это же RTX 4090! Мечта!

Андрей подошел, снял рюкзак и довольно ухмыльнулся. В этом хаосе, среди этих коробок и проводов, он чувствовал себя как рыба в воде. Это был его мир, который он строил с нуля.

– Не держал и не держи, Макс, – сказал он, беря у него из рук драгоценную плату. – Стоит тебе один уголочек поцарапать – твоя зарплата за полгода останется лишь красивым воспоминанием на нашем с Катей банковском счете. Так что аккуратнее, как с младенцем.

– Да я в перчатках! – засмеялся Максим. – Слушай, а одну можно в тестовый стенд поставить? Ну, чтобы клиенты заходили и обалдевали от мощи? Сразу пять мониторов подключим, Crysis запустим!

– Можно, – разрешил Андрей. – Но только под замок. И играть – строго после работы. Понял? Это не игрушка. Это, как ты правильно заметил, инвестиция. Очень серьезная.

В этот момент он поймал на себе взгляд Кати. Она стояла у входа, разбирала почту, но смотрела не на счета, а на него. В ее глазах была смесь гордости за него, за их общее дело, и той самой, глубоко запрятанной тревоги. Она видела, как он оживал здесь, среди этих микросхем, и, возможно, боялась, что этот хрупкий мир из картона и кремния однажды рухнет под грузом внешних обстоятельств.

Внезапно дверь в помещение скрипнула, и внутрь, робко переступая порог, заглянул пожилой мужчина в поношенной куртке – тот самый «дядя Вася».