Украденное братство

– Мальчики, здравствуйте… – начал он, снимая кепку. – Опять у меня этот интернет… Пропадает, понимаешь…

Андрей обменялся с Катей быстрым взглядом: «Рутина», сказал он ей утром, но в этом была вся их жизнь. Хрупкая, нервная, но их собственная. И они изо всех сил старались ее удержать, пока за окном сгущались тучи.

Катя осталась одна в главном помещении офиса, слушая, как за дверью на складе стихают шаги Андрея и Максима. Тишина, опустившаяся после их ухода, была звенящей и тяжёлой. Она медленно обвела взглядом царящий вокруг хаос. Горды коробок, паутина проводов на столе, тонкий слой пыли на мониторах, стоящих штабелями у стены. Этот хаос был отражением их жизни – беспорядочной, нервной, но наполненной смыслом и общим делом.

С глубоким, почти бессознательным вздохом она направилась к небольшой подсобке, где хранились немногочисленные хозяйственные принадлежности. Достала чистую, мягкую тряпку и бутылку с антистатическим спреем. Возвратившись, она начала с методичным, почти медитативным упорством протирать экраны мониторов. Каждое движение было точным, выверенным. Под слоем пыли проступала хрупкая электронная красота. В этом простом, почти бытовом действии был её крошечный вклад в их общее дело, её попытка привнести хоть каплю привычного, домашнего уюта в это сугубо мужское, технологичное пространство.

Она двигалась от стола к стеллажам, и вот уже все мониторы сияли чистотой. Тогда она принялась аккуратно смахивать пыль с клавиатур, перекладывать стопки бумаг, сгребать в мусорное ведро обрывки упаковочной ленты. Эта работа успокаивала, позволяла упорядочить не только вещи, но и собственные тревожные мысли. Наконец, когда в её зоне видимости воцарился относительный порядок, она подошла к Андрею.

Он стоял, склонившись над своим собственным компьютером, на экране которого бежали строки программного кода. Его лицо в синеватом отсвете монитора казалось уставшим и сосредоточенным одновременно. Катя положила ладонь ему на плечо, и он вздрогнул, вынырнув из цифрового океана.

– Андрюша, – начала она тихо, почти шёпотом, бросая взгляд на дверь склада, откуда доносились приглушённые голоса Максима и водителя. – Ты вчера опять поздно вернулся. Очень поздно. И опять эти… эти стрельбы где-то на окраинах. Слышно было, хоть и далеко. Я не спала. Всё ворочалась, ждала.

Андрей обернулся, и его лицо смягчилось. Он обнял её за талию, притянул к себе, пытаясь шутить, но в его улыбке не было прежней беззаботности.

– Спокойно, котёнок, – произнёс он, гладя её по спине. – Это же Донецк. Тут либо салюты по праздникам, либо гром, либо… ну, сама знаешь. Привыкнешь со временем. Ничего страшного.

– Не хочу я привыкать! – вырвалось у неё с внезапной горячностью, и она выскользнула из его объятий. Её глаза блестели. – Не хочу привыкать к тому, что нужно вздрагивать от каждого хлопка и прислушиваться, салют это или нет! Я не могу так жить, Андрей!

Она отвернулась, сглотнув комок в горле, и несколько секунд в комнате стояла напряжённая тишина, нарушаемая лишь гудением системных блоков.

– Мама утром звонила, – наконец тихо сказала Катя, уже не глядя на него. – Из Ростова. Опять предлагает пожить у них. Говорит, что сейчас многие уезжают, что квартира свободная, что… что здесь опасно. Очень настаивала.

Лицо Андрея стало серьёзным, каменным. Он откатил своё кресло от стола и провёл рукой по волосам.

– Катя, мы это уже обсуждали. Не раз. Я не могу вот так всё бросить. Бросить бизнес, который мы два года с нуля поднимали, вкладывали в него всё – деньги, силы, нервы. Это же наше будущее. И этот дом… наша квартира. Это наше. Бежать при первой же опасности? Словно мы какие-то крысы с тонущего корабля?

– Опасность уже не первая, Андрей! – Она повернулась к нему, и в её глазах стояли слёзы. – Она уже давно не первая! Сначала эти блокпосты, потом эти «патриоты», которые клеят нам ярлыки, потом эти постоянные разговоры о мове, о том, что мы «не те» …, а теперь вот и стрельба. Я.… – голос её дрогнул, – я просто боюсь за нас. За тебя. Я не хочу терять тебя из-за какого-то упрямства!

В этот самый накалённый момент дверь в офис скрипнула, и на пороге показался Максим.

– Босс, там отправка, всё готово, но водитель просит тебя, хочет кое-что уточнить по накладным.

Андрей кивнул, его взгляд на секунду задержался на лице Кати, полном страха и мольбы.

– Хорошо, Макс, я сейчас. – Он встал, его взгляд снова стал деловым и собранным. – Катя, нам нужно позже спокойно поговорить. Я понимаю твои страхи. Но не сейчас, хорошо?

Он вышел, и Катя осталась одна посреди наведённого ею порядка, чувствуя, как тревога снова сжимает её сердце холодными тисками.

Не успела она перевести дух, как дверь снова открылась, и в офис, робко переступая порог, заглянул пожилой мужчина. Это был тот самый «дядя Вася», их постоянный клиент. Лицо его было испещрено морщинами, в руках он сжимал старенький системный блок, с трудом неся его перед собой.

– Здравствуйте, молодой человек… девушка, – поправился он, увидев Катю. – Помогите, ради бога. У меня внук в компьютер этот самый играет, а у него что-то с «видюхой» … Потухло всё и не включается. Смотрю, у вас тут самые умные, самые грамотные. Может, почините?

Катя, взяв себя в руки, вежливо улыбнулась.

– Конечно, разберёмся. Андрей сейчас занят, но Максим вам поможет. Максим!

Молодой сотрудник появился в дверях, и Катя жестом передала ему клиента. Пока Максим, усадив дядю Васю за тестовый стол, начинал вскрывать системный блок, старик, видимо, чтобы разрядить обстановку, заговорил с Катей, которая снова принялась за протирание пыли, чтобы хоть как-то занять себя.

– Да он, внук-то мой, в Лимане сейчас, – с гордостью и одновременно грустью в голосе сказал дядя Вася. – В армии. Служит. Пишет, что холодно там, сырость. Я ему хочу хоть как-то помочь, поддержать, понимаете? Может, новенькую «видюху» ему прикупить, мощную, чтобы он знал, что дед о нём помнит, что дома его ждут… Чтобы отвлечься хоть немного, в игрушки свои поиграть.

Андрей, вернувшийся как раз в этот момент со склада, замер у входа, услышав эти слова. Его лицо стало непроницаемым. Он понимал всё с полуслова. Лиман… Армия… Его собственный брат, Николай, был по ту сторону этого невидимого, но ощутимого фронта. Продать современную видеокарту солдату ВСУ, который, возможно, целится в его же брата или в таких же, как он, жителей Донецка? Это было против всех его принципов, против самой его сути. Но он смотрел на старика – на его простые, рабочие руки, на его глаза, полные любви и заботы о внуке, и не мог его обидеть, не мог выплеснуть на него свою личную боль и политическую неприязнь.

Наступила неловкая пауза. Максим смотрел на босса, ожидая указаний. Катя замерла, понимая, какой внутренний конфликт бушует в её муже.

И тогда Андрей сделал шаг вперёд. Его лицо выражало спокойное сожаление.

– Знаете, дядя Вася, – сказал он мягко, но твёрдо, – именно эта модель, которую вы, наверное, имеете в виду, сейчас не в поставках. Гигантский дефицит по всей Украине. Цены на неё взлетели до небес, и достать её практически невозможно.

Лицо старика вытянулось, в глазах мелькнуло разочарование.

– Ох… А я-то думал…

– Но знаете что? – Андрей перевёл взгляд на Максима. – Давайте мы вам ваш системник почистим как следует, всё протестируем, все драйверы обновим. И сделаем мы это для вас абсолютно бесплатно. Пусть хоть так поработает, как новенький. А внук ваш вернётся со службы – здоровый, невредимый, – вот тогда и купите ему самую новую и крутую видеокарту. Будет у него на чём свои игры запускать. Договорились?

Дядя Вася смотрел на Андрея с немым удивлением, а затем его лицо озарила медленная, тёплая улыбка. Он понял. Понял не слова, а жест. Жест человечности.

– Спасибо вам, сынок, – прошептал он. – Большое спасибо… Очень вы меня выручаете.

Андрей кивнул и, отвернувшись, сделал вид, что погрузился в изучение бумаг на своём столе. Он не мог смотреть в благодарные глаза старика. Эта маленькая, тихая победа человечности над идеологией далась ему нелегко. И он снова почувствовал на себе взгляд Кати – теперь в нём читалась не только тревога, но и гордость, и понимание. В этом жестоком мире её муж старался оставаться человеком. И пока это было так, возможно, в их хрупком мире ещё оставалась надежда.

Офис погрузился в послеобеденную дремоту. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь полузапыленное окно-иллюминатор, выхватывал из полумрака медленно танцующие в воздухе пылинки. Где-то на окраине города приглушенно проработал отбойный молоток, а может, это было что-то иное – звук был привычным и уже не вызывал прежней тревоги. Андрей, распечатав очередную коробку с сетевым оборудованием, с наслаждением потянулся, заставив хрустеть позвонки. В эти редкие минуты затишья его империя хаоса казалась ему уютной и почти домашней.

И тут зазвонил его рабочий телефон. На экране загорелось знакомое имя – «Дима, Харьков». Андрей улыбнулся. Дима был его старейшим поставщиком, их деловые отношения давно переросли в нечто большее – в странную, дистанционную дружбу, скрепленную общим делом, общими проблемами и тысячами километров проложенных виртуальных и реальных маршрутов доставки.

Он щелкнул ответом, прижал трубку к уху и привычно облокотился о стеллаж с коробками. —Дима, привет! – голос его звучал радушно и немного устало. – Получил партию, спасибо огромное. С картами, я тебе скажу, просто золотое дно! Их уже через час после выкладки разобрали. Ребята в чате чуть не подрались за последнюю RTX. Давай документы на почту, я сегодня же оплату инициирую.

Он ожидал услышать в ответ такое же бодрое «отлично, Андрюх!» или очередную историю о мытарствах с таможней. Но в трубке повисла неловкая пауза. Андрей даже отнял телефон от уха, проверил, не прервалось ли соединение.

– Андрей… – голос Димы прозвучал неестественно напряженно и как-то отстраненно. – Дякую, що пидтвердили. Зараз… зараз видправлю вам на пошту вси необхидни документи… з фактурою на ваши… – Он запнулся, подбирая слова. – На ваши… вишукавчи послуги.

Андрей поморщился, будто уловил неприятный запах. —Какие такие «вишукавчи послуги»? – переспросил он, не понимая. – Дима, ты о чем? Мы же не парикмахерскую открыли. А, ты про «услуги» … – До него наконец дошло. Он фыркнул. – Дима, ты что, с ума сошел? Мы же с тобой на русском двадцать лет общаемся! На каком еще «вишукавчи»? Ты мне, как всегда, «услуги» и напишешь. Или у тебя там клавиатура сломалась, только украинские буквы печатает?

В трубке снова наступила тишина, на этот раз тяжелая и многословная. Андрей слышал, как Дима на том конце провода тяжело дышит.

– Андрей… – наконец выдавил поставщик, и его голос стал тихим, почти шепотом. – Ты не понял. Это… это новые правила. Сверху. Жесткие. «Державна мова». Ко всем контрагентам, без исключений. Мне уже… мне уже предупредили. Во избежание… ну, ты понимаешь. Проверки, штрафы. Я не могу…

Андрей слушал, и его лицо постепенно мрачнело. Он больше не улыбался. Он смотрел в одну точку перед собой, уставившись на яркую этикетку с изображением видеокарты. Слово за словом, фраза за фразой – и вот уже знакомый голос старого друга превратился в безличный инструмент передачи какого-то абсурдного, чуждого приказа. Он чувствовал, как по его спине пробегает холодок. Это было не просто неудобство. Это было вторжение. Грубое, бесцеремонное, ломающее годами налаженные связи.

– Понятно, – наконец произнес Андрей, и его собственный голос показался ему глухим и далеким. – Новые правила. «Державна мова». Хорошо, ладно… Буду иметь в виду. Да, кину все на… на «почту». Договорились. Все.

Он не стал говорить «до свидания». Просто нажал на красную кнопку и опустил руку с телефоном. Секунду он просто стоял, глядя в пустоту, с таким выражением лица, будто только что проглотил целый лимон, и тот застрял у него в горле, вызывая противную, терпкую горечь.

Его молчание и неестественная поза не ускользнули от Максима. Парень оторвался от пайки очередной платы и с любопытством посмотрел на босса.

– Что, шеф? – спросил он с легкой, едкой усмешкой. – И Дима теперь на мову перешел? Читал нам тут лекцию о «великом и могучем»? Скоро и мы с клиентами на «державной» общаться будем? «Добрый день, какая у вас проблемы с видеокартой?» – он передразнил высокий, нарочито правильный голос.

Андрей резко повернулся к нему. Его лицо, обычно спокойное, сейчас было искажено вспышкой настоящего, неподдельного гнева. Он не кричал, но его тихий, низкий голос прозвучал как удар хлыста.

– Никогда! – отрезал он, и каждое слово было отчеканено из стали. – Мой бизнес – мои правила. Мой город – мой язык. Хотят говорить на украинском – пусть едут в Киев, во Львов, там куча других фирм. Мы работаем на русском. Здесь. В Донецке. Это наш дом. И нам в нашем доме никто не будет указывать, на каком языке дышать.

Он умолк, тяжело дыша. Максим, смущенный и ошарашенный такой резкой реакцией, отвел взгляд и снова уткнулся в плату. Андрей прошелся по комнате, сгреб со стола пачку документов и швырнул их обратно с таким треском, что Катя вышла из маленькой бухгалтерской ниши, где вела учет.

– Что случилось? – тихо спросила она, с тревогой глядя на его побелевшие костяшки, сжимающие край стола.

– Ничего, – буркнул он, отворачиваясь к окну. – Абсолютно ничего. Просто еще один кирпич в стене.

За окном медленно спускались на город ранние сумерки. Огни в окнах домов зажигались, один за другим, создавая призрачное, неровное полотно жизни. Андрей стоял и смотрел на этот знакомый пейзаж, но видел он сейчас не родной город, а ту самую, незримую, но крепнущую с каждым днем стену, которая медленно, но, верно, росла между ним и тем миром, что остался за линией фронта.

Этот звонок от Димы был не просто бюрократической помехой. Это был голос из-за той стены. Голос, который напоминал: ты – чужой. Твой язык – чужой. Твоя жизнь – чужая. И с этим приходилось жить. Каждый день. Последний клиент, пожилая учительница, забравшая свой починенный ноутбук, наконец, закрыла за собой дверь, и в офисе воцарилась непривычная, почти звенящая тишина.

Её нарушало лишь мерное гудение системных блоков и слабый шелест кулера в только что собранном игровом компьютере. Воздух, ещё недавно наполненный голосами и стуком клавиатур, теперь был густым и спокойным, пропахшим паяльной канифолью, свежей краской с только что распакованного корпуса и едва уловимым ароматом лаванды от саше, которое Катя развесила по углам, пытаясь бороться с техногенной атмосферой.

Андрей, сгорбившись от усталости, сидел на своём вращающемся стуле и смотрел на груду пустых картонных коробок, которые предстояло убрать. Его руки, умелые и чёрные от припоя и машинного масла, лежали на коленях. Катя, стоя у раковины в мини-кухне, мыла чашки, и звук льющейся воды был удивительно громким в этой тишине. Она вытерла руки, подошла к нему сзади и, не говоря ни слова, обняла. Прижалась щекой к его спине, чувствуя напряжение в его мышцах.

– Ну что, капитан, – прошептала она, – гавань приняла все корабли?

Он рассмеялся, коротко и устало, положил свои ладони на её руки.

– Приняла. Чуть не утонула от избытка груза, но приняла. Теперь бы самого капитана на ремонт поставить.

– Сейчас, – пообещала она. – Сначала покажи мне, ради чего весь этот сыр-бор.

Он кивнул, провёл рукой по лицу и потянулся к системному блоку, который стоял у него на столе, как алтарь нового технологического божества. Это был монстр – с массивной системой жидкостного охлаждения, подсветкой, меняющей цвет, и той самой видеокартой, за которой гонялись все геймеры города. Он нажал кнопку, и машина ожила. Вентиляторы закрутились с бархатным шепотом, подсветка заиграла всеми цветами радуги. На огромном изогнутом мониторе, занимавшем полстола, поплыла заставка, а затем загрузилась игра – последняя часть знаменитой фэнтезийной саги.

Мир, вспыхнувший на экране, был поразителен. Бескрайние изумрудные долины, уходящие к заснеженным пикам гор, древние леса, пронизанные лучами заходящего солнца, города с причудливой архитектурой, где по мостовым сновали не люди, а эльфы и гномы. Звук, идущий через мощную акустическую систему, был объёмным и глубоким – щебет невиданных птиц, шелест листьев, отдалённая эпическая музыка. Это была идиллия. Совершенный, продуманный до мелочей цифровой космос, где не было ни тревог, ни страха, ни разбитых дорог.

Катя, не отпуская его, смотрела на экран, и её глаза расширились от восхищения.

– Красиво… – выдохнула она. – Совсем другое измерение. Как будто и нет ничего этого… этого всего за окном. Ни шизофрении, ни этого вечного напряжения. Как будто можно просто дышать.

Андрей накрыл её маленькие, ещё влажные от воды руки своими большими, сильными ладонями.

– Вот видишь, – сказал он тихо, глядя на виртуальный пейзаж. – Мы здесь, в этой бетонной коробке, строим свой собственный мирок. Свой бизнес, свои правила, своё представление о красоте и порядке. Мы его создаём буквально своими руками, из этих вот микросхем и проводов. И этот мирок – наш. Никто нам здесь не указ. Никакие дурацкие указы о языке, никакие проверки, никакие… – он запнулся, – никакие глупые распри.

Он произнёс это с такой уверенностью, с такой верой в созидаемую ими крепость, что Катя на мгновение сама поверила в эту иллюзию. Они стояли, слившись в одном порыве, глядя на сияющий экран, за которым был лишь мир, подвластный логике и коду.

И в этот самый момент, когда иллюзия была почти совершенной, за окном, совсем не отдалённо, где-то в паре кварталов, грохнуло что-то тяжёлое и мощное. Звук был не похож на раскат грома – он был более плоским, более резким, более… металлическим. Стекло в оконной раме их полуподвального офиса звякнуло, затрепетало мелкой, нервной дрожью. На экране монитора картинка на секунду дрогнула, поплыла, и герой игры замер в неустойчивой позе.

Они замерли. Оба. Их объятия стали деревянными. Атмосфера волшебного царства рухнула в одно мгновение, разбитая грубым, материальным звуком реального мира. Тишина, наступившая после взрыва, была оглушительной. Где-то завыла сирена, потом другая.

Андрей первый пришёл в себя. Он медленно, очень медленно выдохнул. Воздух вышел из его лёгких со свистом. Он повернулся, всё ещё сидя в кресле, и притянул Катю к себе, прижав её голову к своей груди. Он почувствовал, как она дрожит.

– Никто… – повторил он шёпотом, но теперь это звучало не как утверждение, а как заклинание, как молитва. – Ничего… Ничего, прорвёмся. Прорвёмся обязательно. Главное… – он откинулся, поднял её подбородок и посмотрел ей прямо в глаза, его взгляд был серьёзным и бесконечно усталым, – главное – чтобы ты… чтобы ты и малыш были в порядке.

Он произнёс это настолько тихо, что слова почти потонули в гуле компьютера. Но Катя услышала. Её глаза округлились, в них мелькнуло удивление, потом страх, и наконец – бесконечная, всепоглощающая нежность. Она ещё никому не говорила, даже ему прямо, только оставила тест на раковине неделю назад. А он всё понял. Он видел её утреннюю тошноту, её непривычную сонливость, её обострившееся обоняние.

– Ты… ты знаешь? – прошептала она.

– Я же тебя люблю, – просто ответил он и снова притянул её к себе, целуя в макушку, впитывая её запах, пытаясь закрыть ею себя и её, их будущее, от всего мира. За окном по-прежнему выли сирены, но здесь, в их бетонном убежище, среди мигающих лампочек и гудящих процессоров, было тихо. Они держались друг за друга, как за единственный якорь в разбушевавшемся море.

Спустя несколько дней, ближе к вечеру, Андрей был погружён в проверку очередной партии б/у материнских плат. Вокруг царил привычный рабочий хаос, но сегодня он чувствовал себя особенно вымотанным. Давила не столько работа, сколько груз невысказанного – и трепет от новости о беременности Кати, и гнетущее предчувствие, вызванное тем взрывом, и постоянное, фоновое напряжение.

Катя, заметив его состояние, тихо подошла к нему и положила руку на плечо.

– Андрюш, тебя зовут. По видеосвязи. – Она указала взглядом на его основной компьютер. – Кажется, это твой брат.

На лице Андрея промелькнуло удивление, а затем – тёплая, широкая улыбка, которая в последнее время появлялась на его лице всё реже. Николай. Старший брат. Та самая нить, связывающая его с другой, мирной жизнью, которая теперь казалась такой далёкой.

– Сейчас, – кивнул он и, отложив плату, подкатился к столу.

Он щёлкнул мышкой, принимая входящий вызов в Zoom. На экране появилось лицо Николая. Он сидел, судя по всему, у себя дома, на кухне. За его спиной была видна знакомая Андрею по старым фотографиям обстановка – шкаф с посудой, стол с кружевной скатертью. Николай выглядел немного уставшим, но довольным, похудевшим. На нём была домашняя футболка.

– Братан! Привет! – Андрей почти крикнул, и его голос прозвучал искренне и радостно. – Давно не звонил! Уже думал, ты в своем сервисе совсем забыл, как выглядит твой младший брат-очкарик!

Николай на экране рассмеялся, его лицо, такое похожее и одновременно такое другое, озарилось улыбкой.

– Андрей! Да знаешь, дел по горло… Машины эти современные, в них одни компьютеры, без тебя мои знания кончаются. Как дела? Как Катя?

– Да всё путём, всё путём, – заверил Андрей, на мгновение бросая взгляд на жену, которая стояла поодаль, улыбаясь. – Держимся. А у тебя чего нового? Как Юлька?

При упоминании дочки лицо Николая расплылось в счастливой, отцовской улыбке. Он даже приобнял себя за плечи, словно от избытка чувств.

– Юлька? Ты не поверишь! У неё там, в этом её Тик-Токе, уже тридцать тысяч подписчиков! Представляешь? Тридцать тысяч! Снимает какие-то танцы, я не понимаю, честно говоря, но люди в восторге! Говорит, теперь её узнают на улице!

– Ничего себе! – Андрей был искренне впечатлён. – Юлька, красавица!

Николай, сидя перед камерой, обернулся и крикнул через плечо, и в его голосе звенела неподдельная, отцовская гордость, смешанная с лёгким недоумением перед стремительным миром, в котором росла его дочь.

– Юль, иди сюда, дяде Андрею покажись! – он сделал широкий, приглашающий жест рукой, хотя девушка его видеть не могла, и повернулся обратно к экрану, сияя. – Ты не поверишь, брат, у неё там в этом… Тик-Токе лайкают! Снимает какие-то танцы, я не понимаю, честно говоря, но люди в восторге!

Из-за его спины в кадре появилась Юля. Яркая, как вспышка, с идеально уложенными волосами и макияжем, который смотрелся бы уместно на сцене, а не в утренней домашней обстановке. На ней была модная кофта, и она двигалась с такой уверенностью, будто за ней всё время следила невидимая камера.

– Привет, дядя Андрей! – её голос был звонким и чуть насмешливым. – Это не просто танцы, папа, – она снисходительно, но с любовью потрепала отца по могучему плечу, отчего он смущённо хмыкнул. – Это арт-перформанс! Ты ничего не понимаешь. Мы через движение выражаем идею протеста против… ну, в общем, против системы.

Андрей на другом конце провода не мог сдержать широкой, искренней улыбки. Его лицо, обычно озабоченное и усталое, в этот момент помолодело.

– Юлька, красавица! – Повторил Андрей. – Я твои видео смотрю. Правда-правда. Только не говори своей тёте Кате, – он понизил голос, делая вид, что делится страшной тайной, – а то она скажет, что я старею и пытаюсь быть «в теме».

– Я уже всё слышала! – Словно из ниоткуда, с кухни донёсся весёлый, звонкий голос Кати. – Да, ты стареешь!

В комнате, где сидел Андрей, и в гостиной у Николая одновременно раздался общий, раскатистый смех. Это был тот самый редкий, лёгкий момент, когда все сложности, расстояния и намечающиеся тревоги отступали перед простой, тёплой радостью семейной шутки. Юля, хихикая, скрылась за рамкой камеры, а Николай, всё ещё улыбаясь, с любовью покачал головой, глядя в след своей непонятной, но такой талантливой дочери.

– А у нас тут, – Андрей понизил голос, делая вид, что делится страшной тайной, и посмотрел на Катю, – новость. Мы… то есть Катя… Мы ждём ребёнка.

Эффект был мгновенным. Николай на экране застыл с открытым ртом, а потом его лицо озарила самая широкая, самая гениальная улыбка за весь разговор.

– Да что ты говоришь!?! Андрей, да это же замечательно! Катя, поздравляю! – он повернулся и крикнул куда-то за кадр: – Оксана! Иди сюда, у Андрея прибавление будет!

Наступили несколько минут тёплого, братского общения, обмена новостями, воспоминаниями. Они говорили о родителях, о старых проказах. Казалось, время повернуло вспять, и между ними не было ни расстояния, ни намечающихся трещин.

– Слушайте, вы обязательно летом приезжайте! – с энтузиазмом сказал Николай. – К родителям, в Просторное. Там воздух, речка… Ребёнку надо на природу! И мы все вместе, как в старые времена. Отлично проведём время!

Энтузиазм в голосе Андрея немного поугас. Он помолчал, выбирая слова.

– Коля, я бы с радостью., но меня пугают факельные шествия ваших бандеровских бригад… Наслышан о всяких «патриотических» патрулях. Боюсь, с моим-то донецким паспортом и выговором меня там не очень ждут.