Шрифт:
-100%+
© Юрий Голодняк, 2025
ISBN 978-5-0067-2614-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Небо
Поэма
1. Пролог
Небо – это не предел,
это только начало.
Роберт Хайнлайн
I
Размахом Неба голубого
Стихии мира рождены,
В плену величия живого
Все к Небу мы обращены.
В глубинах девственных просторов
Разлита бездны синева.
Когда вышин бушуют волны,
Безмолвствует морская глубина.
Нет ближе Образов, чем в Небе,
Свечей заздравных в озере ночном.
Стихают ковылем сухие степи,
Когда хорал Небесный над холмом.
Вихров Небесных притяжение
Сильнее тяжести земной.
Один полет – и жизнь в томлении,
В тоске по тверди голубой.
В ясном Небе – необъятность,
Необъятность наших глаз.
В чистых взорах – безвозвратность,
Небо, вобранное в нас.
Перед нами только Небо,
И его желанней нет.
Ледяною гладью света
Бережет нас сотни лет.
II
Здесь начинаю свой рассказ,
Дань жизни оставляя властной,
Любви земной, что в Небесах
На подвиг вдохновляет страстный.
Рожденный крыльями взмахнуть,
Небесным Рыцарем отмечен —
В потоки Солнца окунуть
Его пылающие плечи.
Всё начинается с рассвета —
И день случайностями полон,
И думы, ждущие ответа,
Что сном капризным уготован…
III
Ушла гроза, открылись створы,
Затих усталый гул тревожный.
Но дерева хранят тяжелый
Стон после бури суматошной.
Вот слышен свежий ветерок.
Он тучам скромно поклонился,
Расправив свой воротничок,
И тучный говор удалился.
Заря лучами дотянулась
До небосвода и луны,
И позолотою прильнулась,
Еще не выйдя с глубины.
Блеснули крыши позолотой,
И в куполах проснулся звон.
Стрижи с оставшейся зевотой
Вбирают утренний разгон.
И поднимаясь выше, выше…
Откуда видна глубь земли,
Увидят – шар огромный дышит,
Восходит в розовой пыли.
2. Не странные предвестия
IV. Предвестие первое. Рассвет
За ночью бурной и ненастной
Не ждали благостный рассвет.
Все подчинились буре властной —
Ночь, время, темно-красный цвет.
Петух пропел уж трижды важно
В своем гареме потаенном.
Рассвета нет. Лишь вой протяжный
В небесном дне заговоренном.
Но вот в лиловом далеке,
У края купола стального,
Как будто в пристальном зрачке —
Луч света бледно-голубого.
Лег нежно в спящие глаза,
Зов неба растворил в сознании —
Твоя закончилась гроза.
Чудесный свет в твоем свидании.
Открыл глаза, пред ним напротив
Вся солнцем залита стена.
Развел руками в стиле сонном —
Как на экране два крыла…
Взмахнули крылья и исчезли
Вместе со светом на стене,
Но кто-то мысль над ним подвесил
О свете чудном в глубине…
И что-то было в этом вещее,
Чем не могла мечта отважиться.
Безумство воли, даль безбрежная,
Рассветом солнечным окрашена.
V. Предвестие второе. Сон
День завершился, как обычно,
Спокойно, в меру суеты.
И зной прохладою привычно
Отправлен почивать в кусты.
Листва грозою задышала,
Деревья сгрудились плотней.
Ночная птица прокричала,
И капли бросились за ней.
Иван решил уснуть пораньше,
Ведь завтра утренний полет.
Он офицер, всегда на марше,
Но все же трепет выдает.
Уснул.
Украдкою к постели —
Жена разделась и легла.
Услышал: в топоте капели
Гроза незваная зашла.
Но не проснулся, только скинул
Оцепенение с груди —
Тупую, тяжкую махину
Пред неизбежным впереди.
Вдруг задышалось глубоко и сладко,
В такт с переливами ненастья —
Словно волной поднялся гладкой
Катиться в бесконечной страсти…
И понял смысл в разбеге этом —
Волною меряя безбрежность,
Взлетая, падая под светом, —
Уйти в живую беспредельность!
VI
Ненастье щеголять устало,
Волна постигла глубину,
И теплым дождиком объяло
Сна роковую пелену…
Будто проснулся на рассвете
В знакомом зале, но чужом…
Здесь всё его – блокнот в жилете…
И всё же жутко в зале том.
Он осторожно вышел к свету,
Слепая спала пелена.
Большая дверь вдоль по паркету,
Большая белая стена.
Вот дверь открыта… Столько света
Иван не видел никогда!
Простого утреннего света,
Что льет рассветная звезда.
Там песня тихая звучала,
Иван как будто ее знал…
В утробе матери, скучая,
Он мамы голосу внимал.
Ступил… и в том огромном зале,
Под бледно-голубым огнем,
Живые конусы стояли
И что-то думали о нем.
Большие белые ворота
За ним закрылись в тот же миг,
Но Ваня не жалел об этом —
Волненье страстное постиг.
Вторую белую махину
Открыл он с легкостью юнца —
Как хорошо! Какое диво!
Не шел – скользил по дну дворца.
Он побежал в чудесном зале,
Раскинув руки, крыльям в стать,
И словно воспарил в запале,
Ногами пола не достать…
Такой немыслимой свободы
Не знала летчика душа!..
А за окном уже восходит
Светило, пивней всполоша.
3. Летчик
VII
Вот и рассвет, роса искрится,
И сновиденья, как туман.
Но наяву всё что-то мнится…
Полет и солнце – не обман?
Взглянул на улицу – немая
Летела птица вдалеке.
Крадется кошка, выбирая
Места сухие на траве.
Никто не думал пробуждаться.
И только солнце молодое
Хотело с кем-нибудь обняться.
Одно оно и есть живое.
Так ласково оно глядело…
Глаза прищурить не хотелось.
Лучами вымолвить сумело —
А долететь найдется смелость?
И тут же в солнечном сплетении
Дыхнуло чувство неземное,
Такое странное волнение,
Волнение…
Волнение – какое!..
Тогда подумалось Ивану,
Что с солнцем можно говорить.
И откровенно, как в романе,
Святую тайну разделить.
И смысла в том совсем не меньше,
Чем в разговоре с человеком.
Ведь солнце может человечней
Понять и молча докумекать.
VIII
Иван прикрыл глаза от капель,
Что луч оставил на ресницах, —
Увидел летчик-испытатель
Себя в ребяческих зарницах.
Всё детство Ваня ждал полета
На небо, в космос, на луну.
Прыжок отчаянный… с комода
Восторга крик дарил ему.
Потом деревья, крыши дома —
Мечта рождалась и взрослела.
И стала в нем настоль весома,
Что всем пожертвовать велела.
За перелет в соседний дом
Готов поставить всё на кон.
К тому же в доме том жила
Настёна, девочка одна.
Поздней, в ученьях на Урале,
С разбегом первого полета,
Когда в висках столбы вбивали,
Мечтать и думать неохота,
Он вспомнил этот дом заветный —
Волненья, сотворенные мечтой,
Забвение в предчувствии мгновенья,
Зовущего полета над землей!
IX
Любуясь бездны синевою,
Не видел воздух в высоте,
Лишь небо есть над головою:
«Подняться в воздух – не по мне».
Извечной целью устремлений,
Исканий смыслов и надежд,
Не воздух и не атмосфера —
Небесный омут был для всех.
Любой боится из людей —
А Ваня знает офицеров —
Отдаться смерти без идей,
Любви или священной веры.
Никто б не захотел лететь,
Будь наверху банальный воздух.
Он для вдыхания – пьянеть
Прелестным запахом черемух.
Так летчики во злобе дня
Любили посудачить о высоком.
Большое было в них всегда,
Иван их обращал к истокам.
Иван моложе был других,
Но мысли старше были многих.
Любовь и дружбу находил
Товарищей, к морали строгих.
Был у Ивана несомненный дар —
Умел молчать невинно и приятно.
Беседа, даже перейдя в разгар,
Складна была невероятно.
Определенностей любезно избегал,
Ответам «да» и «нет» не делал выбор.
Их в разговоре ловко заменял
Спокойною и ласковой улыбкой.
Предпочитал выслушивать других
И мнением своим не наслаждался.
Кто, в карты проигравшись, подходил —
От горестей своих освобождался.
Был предан небу и своей жене,
Молоденькой красе Анастасии.
Что в небе оставлял, она вдвойне
Любовью заполнять могла красивой.
4. Анастасия
Женская догадка обладает большей точностью, чем мужская уверенность.
Р. Киплинг
X
Иван в то солнечное утро
Был ясен, мало говорил.
Особым светочем лазурным
Свое волненье возносил.
Тем сном навеяно волнение,
Тем радостным, непостижимым чувством,
Высоким, не приемлющим сомнения…
Так солнце наполняет безрассудством.
Его слепое возбуждение,
Как и всегда, передалось жене —
Ушло дурное наваждение,
Всю ночь гремевшее в окне.
Ее любовь дала в награду
Уменье отводить беду.
А небо видит, как отраду,
Приятность мужу своему.
Анастасия знала небо —
Дном перевернутую чашу,
Где глубиной с водою Небыль
Сияла голубым пейзажем.
Она безмерно верит мужу,
Любая буря ей скучна.
И чем страшнее будет лужа,
Тем выше на руках она.
Теперь, налив супругу чаю,
Смотрела в растворенное окно
На неба синеву, не замечая —
Глаза лазурным пламенем зажгло.
XI
Иван был молод и красив,
Чуб темно-русый, с карими глазами.
В свои чуть тридцать совершил
Сорок полетов небесами.
Ему жена, Анастасия,
В награду Небом отдана
За преданность стихии синей
И будет век ему верна.
О силе этого Знамения
Ему старушка донесла,
И глубина его значения
В Небесном дне заключена.
В Писаньях вечных Настасия
Знак возрождения несла
От дней земных перипетии
К Высоким формам бытия.
Она своей любовью светлой
И Солнцем ведала одна
О Воскрешении Небесном.
Была спокойна и ясна.
Она была до слез земная —
Березок робкая листва,
Ромашек прелесть луговая,
Росы ночной голубизна…
Иван любил ее, как роскошь,
Как дар Небесный, Божью стать.
Берег, как дочь, учил не сложно,
Давал собою управлять.
Ценил он Настино уменье
Быть женщиной и мужнею женой.
Ее талант и вдохновенье
Всегда ославлены луной.
XII
Настя сама красой сияла —
Вязала светло-серым взглядом.
Пшеничным ветром накрывала
Чело и плечи мягким спадом.
В ней нежность обжигала взоры,
А губы ждали поцелуя.
Великолепные узоры
Походки, плавностью чаруя.
Ее чувствительности спелой
Мог позавидовать цветок.
От всплеска счастья вмиг краснела
И жала к носику платок.
Ивана сразу полюбила,
Сорвался с губ ее ответ.
Сынка любимому родила.
Ей в эту пору – двадцать лет.
Настя во всем встречала счастье —
В улыбке утренней его,
От пальцев крепких на запястье,
И даже взгляда одного.
Она ждала и не боялась,
Что с Ваней крыльям нелегко.
И каждым разом умилялась
Обманам ласковым его.
И счастье укрепилось твердо
Привычкой, сутью жизни в ней.
Не стали волновать полеты —
Любовь не знает пропастей.
Ведь счастье не приемлет смерти.
Смерть – лишь рождение в нови.
А Ваня там, где нет ненастий…
И не бывает счастие другим.
5. Полет
Верь в свой полет,
и небо не закончится никогда.
Саша Крамар
XIII
Его бесстрашный оптимизм
Не допускал никчемных мыслей,
Что у короткой его жизни
Могли отнять важнейший смысл.
Но в теле жил еще один.
То ли он мудрый был безмерно,
То ль оробевший был кретин,
Страшился трепетно и мерно
В час предполеточных рутин.
В то утро, полное волнений,
Глубоких, радостных видений,
Иван не мог определить,
Как сон на явь переложить.
Но сбоку от себя увидел:
Волос пшеничное пятно,
Плечей касанье неприкрытых,
Дыханье в сон погружено…
И сразу понял всё и вспомнил:
Сегодня третие число,
Что свет июльский день наполнил,
И время подвигу пришло.
Себя спросил, не страшно ль в небо,
Секунду выждал – тот молчал.
«Не знать тебе дверей победных.
Свободен!» – чуть не закричал.
Вчера сыночка Даньку Настя
Учила ножками ходить.
Он падал, снова поднимался…
Не мог его остановить.
«Тебе смешно, а вот ему
Два шага сделать – в радость, —
Сказала Настя посему. —
А ты летишь лишь потому,
Что в небе падать – благость».
XIV
Когда Ивана вместе с Настей
Встречал большой аэродром,
На небе точно строй вихрастый
Корветов, полон парусов.
Красуясь с видом нетерпения,
Звенят, как струны, удила.
И в ореоле вдохновения
Сияют крыльев зеркала.
Сегодня смотр у эскадрильи,
Парадом гвардия пройдет.
А верхом будет представленье —
Кто солнцу честь отдаст вперед.
Взглянула Настя нежно, ясно:
«Ты будешь выше, знаю я».
Он видел, как она прекрасна!
Ответил: «Я люблю тебя».
Призы всегда искали Ваню,
Редчайший случай – не нашли.
На небе он и смерть обманет,
Зловеще ждущую вдали.
Друзья любили его слепо —
Умен, бесстрашен, ценит жизнь.
И безмятежно жаждет неба.
Пред ним и Богом Ваня чист.
Друзья все тут же обступили
Ивана дружески обнять.
И Настю как-то оттеснили,
Должна теперь одна стоять.
И странно было ей и ново —
Одна стояла на траве.
Улыбка смутная и вдово
Взгляд задержался в стороне.
Вдруг стали влажными глаза,
Не от обиды, а от счастья.
А пред глазами Образа
На небе стали появляться…
XV
Вот объявили построение.
Иван со шлемом подбежал,
Едва коснулся губ… и рвение
Его поставило в отряд.
Тот поцелуй – лесной былинкой
Любви оставил лепесток,
Той сладострастною пылинкой,
Что дарит легкий ветерок.
И поняла Анастасия,
Что не знавала никогда, —
Нет в поцелуе крепче силы,
Той, что нахлынула тогда.
Вдруг ее грудь остановилась —
Так стало пусто на земле…
Вокруг всё плыло, суетилось,
Но неживое, как в стекле.
Мотора шум вернул дыхание —
Иван пространство округлил,
Крылом, как шляпой на прощание
Свое почтение раскрыл.
XVI
Сначала – над аэродромом:
Толпа – чернильное пятно,
На красочном листе альбомном
Живыми брызгами легло.
А рядом лес, в тени прохладной
Как хорошо сейчас гулять.
Накрыл листву улыбкой мягкой —
Вон там грибы должны стоять.
Стал подниматься выше, выше…
Мгновенье только пронеслось,
А он уже иное слышит,
И сердце будто заждалось.
Ведь здесь была его стихия,
Легка, прозрачна и чиста.
И с возрастающею силой,
Как боль, пронзила высота.
Даже дыханье захватило,
От счастья слезы на глазах.
Как это здорово, как мило…
И облака в немых снегах.
XVII
Иван не стал смотреть на землю
С ее цветами и травой,
И с преходящею любовью,
И робкой радостью земной.
Как жгуч и ясен дух небесный!
К земному равнодушен Рок.
Давно на тверди было тесно
В свинце поношенных сапог.
Как ненавистны были сердцу
Дорог проложенных ряды.
В умах – нелепости инерций
В химере общей борозды.
Не слушал юным наставлений
О предначертанном пути.
Чурался мертвых направлений,
Застывших мыслей впереди.
Расправил плечи в вольном беге
Божественно свободной красоты.
Сама открылась в чистой неге
Дорога бесконечной высоты.
Он и крылатая машина —
Отныне целое одно.
И крыльев крайняя щетина —
То пальцы чуткие его.
И осязал концами крыльев
Он свежесть рвущего потока,
Лучей мятущих изобилье —
Гонцов всесильного Пророка.
В восторге яркого волненья
Глаза закрылись на мгновенье.
Как в зеркале увидел жар —
Блистает крыльями Икар.
С его волос слетают искры,
Крыла стремительны и быстры.
Он предан солнцу навсегда,
Безумец – Человек-звезда!
XVIII
Иван открыл глаза, и тут же
Взгляд оказался на земле:
«Вот и сбылся мой сон досуже,
Большая дверь открыта мне!
Я вновь в величественных залах,
Наполнен счастьем свет в окне.
И в этих солнечных порталах
Никто не нужен больше мне!»
Казалось, что-то увидала
В архипелаге облаков
Анастасия, заморгала.
«Ванюша!» – разлетелся зов.
Вдруг с ужасающею силой,
С щемящей болью ощутил
Любовь накрывшего прилива
К той, кто женою раньше был.
И вспомнил Ваня образ милой,
Любимой Настеньки своей.
И светло-серый взгляд счастливый,
Губ преисполненных ночей.
Ее дыханье на подушке рядом,
Приятно бледная щека.
И запах утренней лаванды,
Что от волос волна несла.
«Милая», – подумал, дрогнув сердцем.
«Родная, я люблю тебя», —
Сказал, и затворилась дверца.
Пред Солнцем клонится Земля.
XIX
К Светилу страсть не отпускала!..
Будто не в сердце, а в душе
Она давно существовала,
И миг настал ее изжечь…
«Как я люблю тебя!» – летело…
Иван отдался ей всецело…
Любовь – оставит без ума,
Всё сможет выразить сама.
Он был под небом так высоко…
Что небом стал ультрамарин.
И от земли до бездн глубоких
Зов Солнца нес лишь он – один!
Солнце то нежно улыбнулось,
То взгляд серьезен был в укор,
То вдруг от ветра отряхнулось,
В глаза направило свой взор.
Иван готов к такому взгляду,
Он ждал его и вверх тянул.
Тот взгляд в упор – он как награду
Принял, глазами не моргнул.
И этим взглядом разразился,
Так близок драгоценный Приз!
То под окружностью кружился,
То падал, обрываясь, вниз.
Громосвистящею ракетой
Понесся к Солнцу, прямо ввысь.
«Там Бог, там цель Его завета —
Убей, о Боже!.. И возвысь…»
И вновь постиг себя звездою!
Горящим ливнем из волос,
С прядями цвета голубого —
К земле, на крыши пролилось.
На крыше мальчик набегает,
Чтоб через дом перелететь.
Разбег, прыжок… перелетает!
Рукою машет вверх в ответ.
«Мое дитя, твоей мечтою
Мне покорилась Бесконечность.
И мы с тобой, одной звездою,
Ворвемся в счастливую Вечность»!
И по лицу бежали слезы,
Катились ясною росою…
Волнение превосходило грезы…
Волнение…
Волнение – какое!..
6. Эпилог
XX
Блаженный, кто любовь земную,
Не исчерпав ее волнений,
Смог растворить в любви Творений
Небес и Солнца – страсть слепую.
Монах, познав любовь Святую,
Чтоб сохранить ее блаженство,
В пещеры шел, под твердь глухую, —
И в Небе видел совершенство.
Решая вечную проблему
Предназначенья человека,
Мы в жертву-дар Большому Шлему
Себя бросаем век от века.
Пачули
Поэма
Пачули1
I
Когда моей душе мятежной
Печали застят небосклон,
Я жду волны попутной, спешной
В благой безмолвный полусон.
Живя в стихии страсти смутной,
Не помещается во мне
Душа в открытости беспутной,
Зовущей к далям в глубине.
Там Бог в лазурном аналаве
Меня знаменьем освятит,
В исповедальном Синем храме
Распятьем тело опалит.
Тем отпечатком очищение
Пройду в лазуревой гряде.
В глубинных высях вызволение
Найду рассудку и воде.
Цвета просветленного мира
Лелеют смысл времен Адама,
Непостижимости Кумира…
Там нет цветов земного хлама.
II
Необычно двуцветное море
Этим летом встречает рассвет,
Будто солнечный луч в сонном створе
Исполняет живой триолет.
Лодка в море, фонарь освещает
Оживленные лица людей,
А в зрачках лунный свет затевает
Озорство предрассветных страстей.
Я – на веслах, рыбак и извозчик,
Мне постелью морская волна.
Я безбрежных лазурей невольник,
Знает плечи мои глубина.
Гладь морская в белесой глазури,
Бисер звездный искрит в округах.
В ожидании огненной бури
Звук неясный звучит в небесах.
Горизонт обозначился ярче,
Позолота – дугой из воды…
Брызги желто-звенящего танца
Ослепили луну и зрачки.
Третьим сполохом бледно на небе
Отразилось лицо, как в стекле…
Милой женщины в платьице белом,
Что в закате пригрезилась мне.
Отражение нежного взгляда
Лунным светом над морем легло.
Все затихли… Фонарь без заряда
Отключился в мгновенье одно…
Веселые сойки
III
Солнце быстро из моря всплывает
В здешних, жаждущих зноя, местах.
Море блестками с небом играет,
Чайки с криками реют в ветрах.
В море чайки мне верные слуги,
Видят всё с голубой высоты.
Мы на лодке проводим досуги,
В рыбной трапезе нету тщеты.
Я беру свои верные вёсла,
Шар в зените уводит домой,
В мою хижину, с соснами возле,
Где холодный родник под скалой.
На сосне вездесущие сойки
Раньше всех окрыляют зарю.
Соловьем заливаются звонко,
Чуть завидят рубаху мою.
Дуновением ветра тревожным —
Вмиг закаркают черным зверьем.
Захотят приласкать осторожно —
Замяукают в доме моем.
Сойки очень умны и красивы
И владеют общеньем со мной.
Несравненно они говорливы,
Я даю им уроки порой.
Научились копировать слоги,
У одной получались слова.
И теперь говорят мне: «Георгий,
Почему ты один, как сова?
Почему ты мечты и желанья
Растворяешь в соленой тверди?
Ведь любовь твоя жаждет страданья
На цветущей девичьей груди…
Только чайки способны оттяпать
Долю нежности к крыльям своим,
Только волн серебристых ухабы
Услаждают терзанья твои».
Словно первую фразу услышал,
Остальное влетело без слов…
Все слова пред собою я вижу —
Сведены из цветочных дымов…
Я от них отмахнуться не в силах,
Эта стайка сильнее меня.
И забота о мне в тех мерилах,
Что от Неба идет день от дня.
IV
Под горой с можжевеловой тенью
Отдыхает от зноя спина,
И душа с родниковой купелью
Упоеньем прохладным вольна.
Воздух полон душистым букетом,
Чуть разбавлен морским холодком,
И с горы каменистым приветом
Вдруг потянет кедровым цветком.
В моей комнате запах ракушек,
Дивных раковин с синих глубин,
Одинокий костюм отутюжен,
Струн гитарных рутинный токсин.
Опустился легко на подушку,
Сойки где-то на ветках звучат.
Ощутил у себя за макушкой
Незнакомый, чудной аромат…
Весны зеленая душистость,
Цветка и дерева трактат,
Младого чувства шелковистость —
Игривый, пряный аромат.
Ощутил это всё во мгновенье,
Опьянел, надышавшись волной.
Цвет в руке бледно-розово-белый
И смеющихся соек прибой…
Море – главная в мире стихия,
Суть и смысл моего бытия.
Глубина – недоступная ныне,
Коль не ляжет на мне чешуя.
А в зеленой тиши отдыхая,
Вдруг робеет морская душа
От неясно ласкающих таен,
От незримой тоски задрожа.
Закат морской
V
На небе солнце, выполнив работу,
Свою жар-птицу выпускает вниз.
Она крылами снимет позолоту
И алым пламенем окрасит бриз.
Прибой и ветер соляным багрянцем
Опустят солнце мягко на волну.
Омоют волны пыль дневную танцем,
И чайки предвещают глубину.
Изысканно красив закат над морем:
Своею величавой красотой,
Дорожкой золотой к вратам в Соборе,
Меж двух глубин – небесной и морской.
На той дорожке, стоя в лодке,
Благая страсть меня несла…
Я слышал мне далекий отклик —
И вмиг бросался за весла…
(Никто еще не добирался
По той дорожке в Сад благой.
Но многий люд на дне остался
Дорожку строить под водой.
Из златых дней и мыслей здравых,
Стопами праведных идей
Ложится меж пороков ржавых
Дорожка к Богу от людей.
Я знаю лунную дорогу,
Близка поэтам эта твердь.
По ней я уходил к истоку —
Понять, что будет с нами впредь.
На дне морском, в глубинах синих
Веками строится тропа
Руками судеб разночинных,
Их в числах доля велика.
Всё больше требует дорога
К ней душ невинных отправлять.
По ней Спаситель из чертога
Придет планету исправлять).
Прошу читателя прощенья
За небольшое отступленье.
То было, как бы, в жизни прежней,
Сейчас я тверже и потешней.
1. Пачули – цветковое ароматное растение, афродизиак, произрастает в Индии и других тропиках.