Откровение

© Анатолий Гололобов, 2019

ISBN 978-5-0050-8938-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Анатолий Гололобов

Откровение

Эта ночь значительно отличалась от предыдущих, с ней происходило что-то странное. Она как будто провела черту под его многовековой жизнью, словно точка невозврата пройдена и пути назад больше нет. Именно поэтому он не мог уснуть.

Как всегда, он вставал медленно, чтобы не разбудить тихий сон девушек после бурной ночи. На улице светлело, жизнь начинала кипеть. Он посмотрел на спящих рядом и о чем-то подумал. «Как же я устал жить вот так. Зачем все люди мечтают о бессмертии, не понимая, что это такое? Уже двадцать первый век на дворе, вскоре пройдет ещё больше времени и для них это будет целая история, а для меня всего лишь жалкий, короткий миг».

Его ранние мысли прервали звуки шагов в гостиной. Он знал, что к нему придет друг и знал, что сегодня тот самый день нового отчета.

– Как это нелепо показалось бы людям, сама Смерть приветствует Похоть в его же доме, – сказал посетитель.

– Нелепостью было бы и то, что у Похоти ещё есть и дом. Рад тебя видеть – ответил другой.

Пожав руки, они переглянулись. Первый был чуть выше, среднего роста, но и высоким его трудно было назвать, сильное лицо, синие глаза. Пусть ему больше миллиона лет, но с виду это молодой парень лет двадцати пяти. Хорошо сложенный, даже атлетический тип тела. Другой же чуть старше с лица, но не менее привлекательнее. Глупо было бы пытаться определить возраст самой Смерти, но с виду это мужчина лет на десять старше своего собеседника. Черные волосы, зеленые, спокойные глаза, резкие и мужественные скулы. Легкая бородка добавляла в образ нечто мудрое. Одет он был в длинное современное пальто, с четырьмя карманами, высоким воротником и большими пуговицами, которыми он редко пользовался, в чем они оба были похожи.

У смерти есть имя, но не то, которыми люди привыкли его называть: Анубис – египетский Бог подземного мира или же Аид, царивший над рекой Стикс из греческой мифологии. Он был и тем и другим одновременно, он просто Смерть, существует с тех пор, как на Земле появилась жизнь, а звали его Константин.

Он немного прошелся по дому. Это было большое здание, со старыми высокими колонами и просторными залами. На стенах висели картины Айвазовского и Леонардо да Винчи. Они добавляли древности к этой современной архитектуре. По общей картине все это напоминало готический стиль с длинными бардовыми занавесками, высокими окнами и большим количеством спален и комнат для гостей.

В то время как его друг, одевался, Константин подошел к большому письменному столу и увидел стопку рукописей. Он издавна знал о тяге к поэзии и рассказах своего друга. Он пересмотрел пару листков, оценил красоту почерка, который выделялся сильным наклоном и явным вниманием к завитушкам больших букв. Большинство произведений ему знакомы, так как он является первым критиком смертного греха, того самого, кто, рассказывая о своих ночных похождениях, переодевается уже немалый-таки срок.

Не могла не привлечь внимания одна рукопись, которую он увидел впервые: среднего размера, больше напоминающая личный дневник книга, называвшаяся «Откровение». Он уже был заинтересован, и начал открывать её в предвкушении очередного рассказа, но не успел перевернуть форзац, как её выхватил парень, чья сущность известна всем, а имя, к сожалению, даже ему незнакомо.

– Новая книга? Раньше ты посвящал меня во все свои новые идеи.

– Да, но это слишком личное. Она ещё не закончена, но можешь быть уверен, ты будешь первым, кто её прочтет.

– Я польщен. А как же имя автора?

– Хах, смешно. Я есть всё: глубинные желания человека, искушение, страсть, удовольствие, секс, разврат, прелюбодеяние и просто Похоть. Зачем кому-то знать моё имя, которого у меня между прочем нет?

Смерть не стала спорить с ним, он ещё раз осмотрел своего друга, который переодевшись, накинул на себя черное пальто. Они вышли из дома и направились своим путем.

Шагая по улицам, они обсуждали последние новости мира, шутили на разные темы, осматривались на симпатичных молодых девиц. Константин всю дорогу сохранял спокойствие, но он искреннее смеялся и улыбался, сопровождая происходящее лишь мимикой лица, которое ещё было способно излучать подобное веселье. Руки его были в карманах, в отличии от парня, которому не находилось места, который шел рядом и казалось, наслаждался жизнью, которая, по его словам, была черна и скверна, но все так же хороша, если суметь её рассмотреть.

Позвольте внести немного ясности в свой рассказ, потому как не каждый сможет понять, о чем идёт речь. В моем произведении сливаются все религии, существа и мифологические создания воедино. Им властно место в образе обычных людей. Мы видим их как обыкновенных прохожих, даже не подозревая, что рядом с нами может пройти Тщеславие или Алчность в собственном обличии. Это обыкновенный мир, где люди как люди, существует Бог, ангелы, Любовь, Голод, Смерть, Похоть, Гордыня – я лишь превратил их в материю человека, а в остальном, всё остается прежним.

Наши друзья прогуливались уже около часа. Они прошли Эмпаер Стейт Билдинг, Таймс сквер, зашли в метро, проехали несколько остановок. Всё это время, они обсуждали людей. Константин занимал позицию всепрощающего человека, будто он священнослужитель, принимающий человеческие ошибки как должное, а второй, шуточно обвиняя его в подобном, просто на просто говорил о людях, как о ничтожествах. Он приводил пример скромных и наоборот развратных девиц, которые в сущности являлись одним и тем же, но отличались лишь сдержанностью или же искренностью.

Он прировнял ко одной ступени всех: бисексуалов, гомосексуалистов, педофилов, лесбиянок и обычных людей. У него не было для них меры наказания, ведь пошлые желания вышеперечисленных – это всё его рук дело, и он будто бы гордился тем, что в двадцать первом веке люди забыли о чувствах и поглощены развратом. Смерть понимая, что тот прав, не мог также радоваться, ему было жалко людей, а почему так происходит не мог объяснить, ведь даже ему не известен замысел Божий.

Наконец-то они прибыли в пункт назначения. Перед ними стоял огромный дворец, казавшийся людям обычным домом престарелых или же пансионатом. На самом деле это здание есть ничто иное, как пристанище всех созданных Богом существ. Оно было огромным, хоть и не выдавало своих размеров. Как в фильмах про Гарри Поттера, казалось бы, обычная палатка, а зайдешь внутрь и ты уже окружен неизмеренным пространством, наполненным книгами и картинами, музыкальными инструментами, по большей части древними, арфами и лирой, пианинном и скрипкой, а также и более современными.

– Очередное собрание падших ангелов. – саркастически сказал Безымянный.

– Твоя ирония сумеет любые постулаты опровергнуть. Всё так же считаешь, что Бог не любит всё, что создал? – мягким тоном ответил Константин, не раз слышавший подобные реплики.

– Да я его и Богом особо не считаю…

Видите ли, он не был любящим сыном. Да, разумеется, Бог есть Любовь, он любит всех и каждого и все мы равны, но наш герой отказывался это понимать, ибо был он слишком скептичен.

Войдя внутрь, они в очередной раз лицезрели красоту здания, украшенного по образу небесного рая и напоминающего интеллектуально-литературные салоны восемнадцатого столетия. Но все это казалось не столь увлекательным, по мнению одного из прибывших гостей. Пройдя большой холл, они оказались в комнате, своими масштабами напоминающую картинную галерею во Франции. Они увидели уже собравшихся гостей, которые только и ждали их прибытия. Здесь находились все смертные грехи: Алчность, Тщеславие, Голод, Гордыня, Уныние, Зависть и, конечно же, опоздавшая Похоть.

Описывать всех было бы глупо, потому как они представляют именно то, чем их называют. Кроме самого очевидного я, разумеется, не оставлю без внимания описание каждого, кто встретится с нами в этом рассказе. Скажу лишь вкратце, что Голод, как вы успели, наверное, предположить, больших размеров мужчина, полное и весьма отвратительное существо, хотя и выглядело как обычный человек, страдающий булимией. Многие испытывали к нему жалость, но не наш парень, который, подойдя к нему, взял себе яблоко из его сумки, на что Голод, лишь улыбнулся. Он был слишком занят поеданием калорий, чтобы ещё насчет чего-то дерзить.

– Я бы не давала ему столь ценное для тебя угощение, братец, да ещё и после того, как он заставил нас ждать. – произнесла Лукреция, чьей сущностью, судя по вышесказанному была Алчность.

– Пунктуальность – вор времени. Рад тебя видеть сестрица, как дела в Англии? Неужели перевелись уже на свете бюрократы и азартные игроки, что ты почтила нас своим визитом?

– Никак нет, – кокетливо ответила Лукреция.

Одета она в старомодное платье, которые привыкли описывать в таких произведениях как «Гордость и предубеждение» Джейн Остин, или же «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда – одного из самых любимых писателей Похоти, нашего ценителя красоты и мастерства слова, которого он процитировал выше. Но это лишь здешний наряд наших гостей. В повседневной жизни они и одеты были повседневно.

– Все дело в том, – продолжала она, – что я здесь лишь по приглашению нашего Отца, сразу же после этого вернусь туда, где никто кроме себя и денег вовсе ни о чем не думает. Самое подходящее для меня место, но таких полно везде, так что здесь я задерживаться не собираюсь.

– Нашего Отца, угу, громко сказано, – с недоброжелательной улыбкой произнес писатель.

Тщеславие, ну тут, пожалуй, и говорить не о чем. Молодой парень, выскочка, который только и любит, что слушать о себе, о том, как красив и мужествен. На самом деле это лишь изначальное описание его характера. Все наши герои не столь коварны и беспомощны, какими мы привыкли о них думать. То, чем они являются – всего лишь роль, которую им поручили выполнять, что они и делают уже не одно тысячелетие. Поэтому, как и все, они весьма умны и, скажем так, привлекательны в чем-то. Естественно, они не сильно любимы смертными, но Отцовской любовью обделен никто из них не был, потому как Создатель сам пригласил их в этот мир.

Посмотрев на гостей можно сделать вывод, что собрался какой-то бал Сатаны, которого в моем рассказе вы, пожалуй, не встретите. Но все не так ужасно, потому как здесь присутствовал сам Бог, чей образ благороден и мудр, Любовь – дочь и создание нашего Творца, которой являлась молодая и, казалось, наивная девушка, лет двадцати с блондинистым цветом волос и несказанно красивым цветом глаз. Прощение и Раскаяние тоже присутствовали на «балу», а также просто парочка ангелов, которые выглядели служителями этого храма.

– Дети мои, – традиционно обратился ко всем присутствующим Бог, – думаю, вам ясна причина, по которой я всех вас призвал. На дворе двадцать первый век. Люди, слабы, и невежественны. С каждым годом всё меньше и меньше верят в меня и вообще пристают к какой-нибудь религии. Они полны вами от края до края – в этот момент, казалось бы, каждый из грехов должен радоваться, якобы их работа выполняется хорошо, но они все надеялись на людей и жалели о их слабостях, так же, как и Создатель. – Они стали эгоистичны, – продолжал он, – никто не думает о ком-то кроме себя. А что уже говорить о Любви? Большинству нет дела до отношений, семьи, детей, романтики, никому это вовсе не нужно – белокурая Любовь с грустью наклонила голову, потому как ей эти факты страшнее смерти.

Похоть, которая по своему обычаю не поклонился Отцу, не поприветствовал его и остальных обычным знаком уважения, стоял и будто бы не причастен ко всему, не проявлял интереса к данной беседе. Только когда речь зашла о любви, он с лукавством посмотрел на неё и коварно улыбнулся, потому что никогда в неё не верил. Он стоял и молча ел зеленное яблоко, опираясь на колону спиной, в то время, когда даже Голод оторвался от своего привычного занятия.

– Но как бы там не было, – сказал в заключении Вседержитель, – у людей ещё есть время. Я надеюсь, что все образумится, и я смогу принять их уже в скором времени. А вы, продолжайте делать то, чем и занимались: искушайте, обманывайте, заставляйте воровать, жадничать, обжираться, лениться, гордится, быть тщеславными и грешить – словом всё то, на что могут поддаться лишь слабые. Сильных же, терзайте ещё больше… Ступайте в мир людей, но помните, что вам здесь всегда рады.

После почтенного поклона, Голод и Уныние исчезли сразу, Тщеславие полюбовался немного картинами и испарился вслед за предыдущими. Гордыня и Алчность, разговаривая между собой, пошли к выходу. Проходя мимо, нашего писателя он спросил у нее:

– Куда все-таки решила отправится на этот раз?

– В Европу, – с легкостью ответила Лукреция. – В одном из заведений Лондона, меня ждет отличная партия в покер.

И тут же она исчезла вместе с братом, как только они вышли за дверь. Константин направился к своему другу и тот начал уже собираться и был возле выхода, как вдруг:

– Сын мой, – окликнули его.

Резко остановившись в дверном проходе, Смерть и Похоть одновременно повернулись, уставившись на Господа.

– Да-да, – ответил писатель.

– Ты недоволен чем-то, тебя что-то гложет? Поговори со мной, я ведь вижу, что ты обеспокоен.

Агрессивно настроившись, наш парень улыбнулся и прикрыл дверь. Константин, догадавшись, что сейчас будет ссора придержал его рукой, но Отец показал, что не следует, в знак того, что он хочет выслушать своего обвинителя.

Похоть, получившая свободу действий, немного прошелся по комнате, взглянул в глаза Любви и снова улыбнулся, словно призирая её в чем-то. После он взглянул на того, кто сидел в большом тронном зале на своём престоле, на виновника торжества и руководителя балом падших, каким видел его нелюбящий сын. Это был старый, но ещё явно в форме и не казавшийся старым, дедушка, которого ещё смело можно назвать дядей. Седой волос, зеленые глаза, морщинистое возле глаз лицо и всепрощающий, такой легкий и безмятежный, но в тоже время сильный и строгий взгляд. Могущественное тело, скрытое под тканью одежды, всё же выдавало свою структуру. Константин, который по возрасту не на много уступал ему, привык называть его Кристо, что с латыни означало имя Господа. В повседневной жизни он придавал внимания строгим, деловым костюмам, которые подходили ему как никому другому, пусть он и редко гулял среди людей.

– Да, ты знаешь, у меня есть что спросить, – медленно начал безымянный. – Скажи мне, «всемогущий», к чему всё это торжество, к чему эти загадки и речи, какие-то там наставления, сожаления, констатирование и без того известных фактов на счет людей и их пороков, к чему всё это? – Ты ведь сам их создал, такими грязными и невежественными, слабыми, трусливыми, грешными, – это всё твоих рук дело. Ты можешь все изменить в одно мгновенье, сразу всем всё простить и в царство небесное впустить. Но нет же, пусть мучаются. Пусть одни голодают, другие умирают, остальные теряют близких, терзаются в агониях, убивают друг друга, бьют, насилуют, грабят, тонут в похоти и пребывают в алчности, гордятся и тщеславием болеют. Пусть смерть без конца и края забирает жизни людей, умерших от геноцидов и войн, болезней, страданий, катаклизмов, и просто из твоей прихоти. Пусть всё будет столь ужасным, да? Зачем все это, я не вижу смысла, открой мне, поведай мне истинную цель, так называемого Божьего замысла. Он вообще у тебя есть? Или же ты просто садист и у тебя скверное чувство юмора? – после такого динамического выступления, во всей «картиной галерее» наступила минута молчания.

В это время, Константин, хоть и понимал, что его брат вспыльчив и наивен, дерзок и невежественен, но сам не мог скрыть интереса в ответе, который вот-вот должен был предоставить ему Отец. Любовь, наблюдая за происходящим, была немного огорчена доводами Похоти, но по окончанию его пламенной речи улыбнулась, всепонимающей и яркой улыбкой и взглянула ему в глаза, которые были наполнены агрессией, и в тот момент мимовольно избежали встречи с её взглядом.

Господь, немного помолчав, взглянул на своего сына. Ему было приятно, что его заботит подобное, пускай не из любви к людям или же из жалости к умершим, а просто из поиска истины. Он мог ответить ему сразу, прокомментировать каждый пункт обвинения, предоставить ответ на последующие вопросы, но он ограничился доброжелательной улыбкой и лишь одним словом:

– Время – сказал он. – Время, сын мой. Пройдет немного времени, и ты все поймешь.

– Ты стар и жесток, к чему эта ухмылка, что ты пытаешься сказать? В том, что ты делаешь нет ни истины, ни мудрости, это лишь слова, которые людям не понять, не в двадцать первом веке и даже не в сотом.

– Помимо времени, тебе так же не хватает любви, настоящей, искренней, без сожалений и поиска недостатков, истины, ответов. Тебе не хватает любви к людям, животным, ко мне, к брату своему, к ближнему, ко всем деяниям людским и Божьим, тебе не хватает любви.

Сейчас искатель правды не мог скрыть разочарования, он так же не был доволен тем, что его обвинили в отсутствии любви к своему брату, ведь кому как не Константину он доверял больше любого другого создания. Потом он посмотрел на Любовь, на эту юную и очаровательную девушку, которая смотрела на него с явным желанием помочь, помочь обрести то, чего у него не было. Но все это, пожалуй, вызывало у него одну только жалость. Он свысока посмотрел на нее и сказал:

– Любовь – это иллюзия, придуманная самими людьми для прикрытия своей низости и пороков. Они просто прячутся за нее как за щит, будто они способны любить и им все должны прощать. Нет же, для них любовь – это инструмент, привычка. Да, бесспорно, все так друг другу навязывают счастье, все влюбляются, делают вид что счастливы, а некоторые, тут даже я не отрицаю, и впрямь, счастливы, но на долго ли? Сколько длится эта влюбленность, это влечение? Месяц, два, полгода? А потом что? – Повседневность, пошлость. Потом Я берусь за них, и ни о чем кроме секса и разврата уже никто не думает. Муж хочет переспать с дочкой, жена изменяют ему с соседом, дочка же спит со всеми без перебора – вот он, результат вашей любви, пародия жалкая. Даже на предсмертном одре, мы все желаем лишь похоти. Умирая от рака, лысая и худая как скелет женщина, просит, чтобы с ней переспали напоследок. Умирающая жена, просит мужа о том же, когда он в свою очередь не думает о любви, а думает о том, будет ли секс на прощание или нет? Черт с ней, с вашей смертью, возможно я переборщил, но всё же, вышесказанное мной, ещё существовало ранее, а сейчас? – Сейчас вообще никто о тебе не думает, – он перевел взгляд на Любовь, – ты пытаешься спасти мир, святая наша и блаженная Любовь. Признай, ты просто бессильна. «Меняющая мир», – куда там! Ты даже влюбленного человека спасти не можешь, что уже говорить об разуверенных!

Он со злостью посмотрел на Бога, а потом перевел взгляд на неё, но это не было то зло, которое желают своему врагу слабые соперники. Эта злость была вызвана жаждой справедливости и запалом речи. Он на самом деле не призирал любовь, не ненавидел её, ему она просто казалось бессильной и по-смешному безнадобной в этом мире. Хотя он каждый раз надеялся, что она все-таки сможет сотворить что-нибудь с той или иной парой людей, которых брала под свое крыло.

– Ты многого не понимаешь, но поймешь, вскоре. Знай, я не держу на тебя зла за твои слова, они весьма логичны, и ты вправе их произносить… Ступай, отдохни и главное помни, всему свое время, – ответил ему Отец.

Недовольный результатом беседы он разочаровано взглянул на тех, кто стоял перед ним, и резко повернувшись, зашагал к выходу. Константин посмотрел на Господа, немного с жалостью за своего брата, потому как он хотел помочь ему, но не мог предоставить ответа, но также и с пониманием, и лишь кивнул головой, на что получил, сопровождающий рукой ответ и позволение уйти.

Когда он вышел, то еле успел заметить Похоть, которая вот-вот скроется за углом дома. Он шел быстрой и раздраженной походкой, руки у него в карманах, а на лице явное недовольство, вызванное не приносящей результатов беседой. Когда Смерть догнала его, то услышал, как тот приговаривал про себя:

– Старый кретин! Ты знаешь, – обратился к уже шедшему рядом другу, – мне порой кажется, что он сам запутался и не понимает, что вообще происходит.

– Это вряд ли так. Ты слишком вспыльчив. Я понимаю твою жажду найти ответ, но и ты должен понять, что найти его будет не так-то и просто, тем более, когда у тебя уйма вопросов.

– Да ну его, с его мудростью и учениями, не собираюсь я тратить на это время. Прошло более миллиона лет и ничего не поменялось. Люди какими были такими и остались, изменились только декорации. Забудем об этом, у меня ещё есть незаконченные дела, – с ехидной улыбкой произнес уже остывший после ссоры юноша.

Константин знал, о чем идет речь, он все-таки Похоть, которая гордится тем, кем является, хоть и испытывает отвращение к тем, кто ей поддается.

– Ты поможешь мне завтра? – Спросил идущего по проезжай части парня, Константин.

– Собирание душ? Нет, я, пожалуй, пас, не хочу выслушивать слащавые речи и слезы тех, кто прожил жалкую жизнь и ещё не хочет умирать.

Услышав подобный ответ, Смерть не удивилась, но была озадачена формулировкой ответа, потому как в сущности это звучало слишком жестоко и бесчувственно. Он хотел что-либо дополнить, но тот уже отдалился и через спину поднял руку, прощаясь с Константином.

Переходя дорогу и не обращая внимание на сигналы машин, которые то тормозили, то проносились прямо перед ним, он задумался о том, что произошло несколько минут назад. С озадаченным лицом прошел небольшое расстояние и завернул за угол. Знаете, это не был один из тех случаев, когда мы, поссорившись с кем-то, позже жалеем, о чем—нибудь сказанном, и не находя себе оправдания начинаем жалеть о содеянном. Нет же, в его мыслях он не жалел ни о чем и всё также считал себя правым во всех отношениях к этому делу.

Решив не придавать этому огромного значения, он дошел до места, которое сам любил называть «Дом сорванных масок». Это был не тот дом, в котором его застал Константин перед встречей с Богом. Это здание больше напоминало вечерний клуб или же бордель. Осмотрев фасад дома терпимости, он выдохнул и со страстным запалом вошел внутрь.

Вокруг него появились люди, которые тут, по его мнению, ими не являлись. Некоторые танцевали на шесте под страстную и пошлую музыку, не обязательно девушки. Одеты все были по-разному, кто в кожаном плотно облегающем костюме кошки, кто-то в костюме медсестры или же просто в костюме стриптизерши, которая продавая свое тело и показывая свою низость толпе, исполняла свой номер.

Мерцающие сине-красные лучи делали это место способным открыть человеческую сущность. Посетители же ограничивались лишь в возрасте – никому младше шестнадцати не разрешалось даже переступать порог и устраивать здесь празднование, потому как это место не было обыкновенным стриптиз баром. Похотливо улыбаясь, он взглянул на присутствующих в этом заведении людей. В его глазах они были смешны и убоги, слабы и немощны. Он искушал каждого, заставляя того или иного предаваться своим сексуальным утехам. Юноши и девушки, мужчины и женщины, старики и молодые – ничего не имело значение здесь, потому как все превращались в животных, которые не стыдились своей сущности и поддавались природным инстинктам.

Он взглянул на мерзкого и отвратительного старика, профессией которого в реальной жизни являлась недвижимость, что требует общения с людьми, дисциплины, кокетства и хитрости, чтобы завладеть разумом покупателя. Тут же он был просто тварью, которую и человеком назвать трудно. Смеясь и целуясь направо и налево, он лапал молодую девицу, которая сидела на нем верхом, потакая всем его прихотям и получая от этого удовольствие, не желала останавливаться. Так же он не оставил без внимания девушек и парней склонных к однополым отношениям. Полураздетые и вспотевшие от возбуждения, они выглядели очень привлекательно, а в сущности, как вы сами можете себе представить, оказывались существами, которые не могли противится своим тайным желаниям и искушениям.

Танцовщицы, которые отдавали себя без цены и перебора каждому, кто только пожелает ими завладеть, были очень сексуальны и горды, самоуверенны и высокомерными в будние дни. Здесь же язык их тела не мог скрывать желания утолить жажду проникновения чужой плоти и поддаться желаниям служить тому, кто прикажет ей исполнять свои прихоти. Воздух проникся сексом, атмосфера наполнилась развратом, звуки доносившихся стонов и криков из соседних комнат не могли не возбуждать невооруженный слух посетителей. Он шел среди присутствующих и только усиливал желание всех быть теми, кем они являются – быть животными.

Он поднялся на второй этаж, который выглядел как длинный коридор с множеством дверей и тусклым светом оттенка бардового цвета. Сюда доносился шум музыки, звучавшей на первом этаже и воздух обогащался всё теми же, отягощающими нашу душу извращениями, которые мы, в тайне от людей, хотим воплотить в жизнь, но которые даже нас порой ввергают в стыд. Он заходил в комнаты, оставаясь невидимым для посетителей и наблюдал за тем, как школьная учительница младших классов, безобидно улыбающаяся и создающая образ миленькой и скромной девушки во время работы с маленькими детьми, находилась во власти двух чернокожих парней, проникавшим в неё без пощады и уважения. В другой комнате, он видел, как девушки, забавляясь разными игрушками, служившими для удовлетворения полового влечения, целовались и поддавались слабостям человеческой души.