А что мы будем делать зимой?

Улыбочку!

Моя улыбка стоит десять центов.

Недорого. Но если кто-то груб,

Я в самые тревожные моменты

Храню ее в футлярчике для губ.

А если ты бедняк и бьешься оземь

Весь день перед закрытыми дверьми -

Моя улыбка может стоить восемь,

А если не имеешь и восьми,

То, пахнущий украденной лавандой,

Фотографом явись ко мне на чай,

Изящно усадив меня, скомандуй:

"Улыбочку!" – и даром получай.

* * *

Вы – как подушка, в Вас хочется плакать.

Слезы не выбрызнуть, выбрызну – тушь.

Я Вам спешу письмецо накалякать,

Вам накалякать про всякую чушь.

В моду вошли шерстяные береты,

Не пощадив и моей головы.

Я не заметила: кончилось лето.

Я постарела немного. А Вы?

Хвалят торговки нарядные астры,

Чайки галдят, осадив парапет.

Я не услышала б Вашего "здравствуй"

В неразберихе осенних примет.

Скоро начнется и холод, и слякоть,

Что бы там ни было – жду Вас на чай.

Вы – как подушка, мне хочется плакать

В Вас, кулаками побив сгоряча.

Сегодняшняя бессонница

Выпито небо из маленьких чашек,

Выжаты сны из нутра кофеварки,

В тоненькой стопке из трех промокашек

Прячется горький подстрочник Петрарки.

Омедальоненный бережно локон

В памяти будит иные трофеи,

Томно Нева призывает из окон

Взглядами влажных и властных Офелий.

Имя согреет, как пенная ванна,

Имя звучит без тоски диссонанса,

Слышишь? Пленительно сходит с экрана

Сон кинолентой ночного сеанса.

* * *

Твои рисунки – мотыльки, и ты единственная дочь,

Твоя иллюзия – любовь, и ты не требуешь другой.

Ты расстаешься навсегда, затем, что все уходит прочь,

Затем, что будет все иным, а ты останешься собой.

И только статуи в саду тебя притягивают так,

Что ты отдашь свои стихи за неподвижность их фигур.

И в воскресенье, и в четверг, во всем ты видишь некий знак,

И на руке твоей кольцо, и в голове твоей сумбур.

А для людей ты – поле битв, ты вышибаешь клином клин,

И ты жалеешь их до слез, но не пытаешься помочь,

Ты отражаешься слегка в неверной памяти витрин,

Твои рисунки – мотыльки, и ты единственная дочь.

Вариант

Предположим, наскучили нормы,

Надоели, как сетка на форточке.

Я любить не хочу твои формы

И играть не хочу в твои формочки.

Нам с тобой не хватает пространства,

Пол невымыт и комната – душная.

Это ж надо, с каким постоянством

В нашей жизни отсутствует нужное.

Перемелется. Некая сила

Наши оперы сделает мыльными.

Эту милю веревки и мыла

Сапогами пройдем семимильными.

А потом, компромиссы малюя,

Посмеемся над фразами пылкими,

Отвернувшись в момент поцелуя,

Будем громко сшибаться затылками.

А в кино, не имея билета,

Мы тихонько присядем на корточки.

Ты опять ожидаешь ответа:

Я согласна – тащи свои формочки.

Из личной почты господина Z

Завтра вы получите мое письмо по почте,

И достанете из него мое сердце,

Это будет неожиданно, правда?

Вам давно не приходят такие письма.

Вы откроете его совсем не сразу,

Ведь почту вам приносят на подносе в гостиную,

Как в плохих и шикарных западных фильмах.

Вы откроете письмо за чашкой "Капуччино",

Из длинного авиаконверта достанете сердце,

Мое сердце, господин министр военной обороны,

Примените в своей области его взрывную силу -

Больше она ни на что не годится.

Моя деревянная любовь

Сыграй, сыграй свою скрипучесть,

Своих сверчков ночные скерцо,

Свою бревенчатую участь

Сыграй на сердцевине сердца,

Добавь чечетку и трещотку,

Стучись об двери спален, ванных,

И я во сне увижу четки

Твоих симфоний деревянных,

И я проснусь от этой муки,

От этой дерзкой свистопляски,

И загляну с оттенком скуки

В твои стеклярусные сказки,

Итак, сыграй свою скрипучесть,

Пили с упорством добровольца

Мою бревенчатую участь

И сердца годовые кольца.

Так и откликнется

Рисуется день из предчувствия ночи,

Из планов на вечер, из запаха мяты,

И я виновата, возможно, не очень,

Но очень уж хочется быть виноватой…

И тонкие стебли, и сонные тени,

И смутное горе чужих расставаний,

Сплетают абзац, непригодный для чтений,

Подобный пасьянсам, узорам гаданий.

А ты – не по правилам ищущий встречи -

Уже обескровлен, уже обескрылен,

И день нарисован, и снова под вечер

Весь мир от зрачка голубого расширен.

Учебный курорт

Море волнуется, море волнуется, солнце рисует на улицах улицы,

Мы затерялись, забылись, запутались, мы замираем в устойчивых позах.

Море волнуется, море волнуется, вам не идет так взволнованно жмуриться,

Вы улыбаетесь мне непочтительно, я рассыпаюсь в невзрачных угрозах.

Женщины яркие, нежно-весенние, нравятся более вам или менее,

Вы не застенчивый, я не жеманная, трепетный город сегодня в разгуле,

Женщины яркие, нежно-весенние, очень втесняются в наши мгновения,

В ваших глазах не одно отражение, вы мимоходом меня обманули…

Море волнуется, море волнуется, вы не должны огорчаться и мучиться,

Ваше лицо не привыкло к усталости, вы переносите нежность, как пытку.

Море волнуется, море волнуется, я – самолетом, а вы – как получится,

Разными рейсами, в разные стороны, если хотите, пришлите открытку.

* * *

На трогательной площади Восстания

Вокзал вдыхает утренний бензин,

И ранних электричек расписание

Читает вслух мой близорукий сын.

Глаза его оценивают наскоро

И ловят, словно сеточкой сачка,

Он щурится, задумчиво и ласково

Рассматривая девочку в очках.

Глазам его за выпуклыми стеклами

Похожий очень нужен кто-нибудь.

Но электричка с огоньками блеклыми

Давно уже пришла на пятый путь.

На трогательной площади Восстания

Уехавшему сыну моему

Та девочка прошепчет: "До свидания",-

Вплетая в косу желтую тесьму.

* * *

Наша встреча пришлась на холодные дни,

Было жутко, хотелось согнуться, ссутулиться,

Ощущался во всем недостаток брони,

Говорилось: гляди, что творится на улице!

Был как будто не март. Отступила весна,

И сдалась, и сложила свои полномочия.

Я сидела в углу. Ты стоял у окна.

И в узоры мороз превращал многоточия.

Буриме на исходе холодного дня:

На тебя беспощадно накатывал рифмы вал,

И смешались слова в голове у меня,

Ты вничью не играл, ты играл и выигрывал.

Вот и сумерки. Рядом с огнями аптек

Загорелись созвездья "Одежда" и "Оптика".

Мы смотрели на город, смотрели на снег

Из окна, словно пара уставших синоптиков.

* * *

На излете осени мы встретимся, наверное,

Струны сумасшедшие ударами согрей,

Ощути бессонницу, как пулю револьверную,

Имя переменится – так памятью твоей.

Имя переменится, забудется, исторгнется,

Вот уже с тобой она, сумятица разлук.

Стоит ли печалиться, разлука ведь невольница,

Ждет своей свободы, да не вырваться из рук.

Бьешь меня ладонью ты, и время на пол брошено,

Больше мне не больно, да и ты уже привык.

Только ветер влюбчивый, усталый и встревоженный

Стуком отвечает на запомнившийся крик.

15.45. Период кинжальных уколов узнавания.

Ты не знаешь, куда я ушла, разнадеявшись ждать,

Ты не видел обновку под цвет твоего пиджака,

И не больно, когда об углы, об окно и кровать

По велению пульса беспомощно бьется рука.

Вот, гуляя по парку, мы слышим предпраздничный смех,

Вот ночными губами мы ловим предутренний смог.

Если держишь ты камень, то птицей взмывает он вверх,

Если вижу я птицу, то камнем ложится у ног.

И сегодняшний день, проведенный тобой без меня,

Был томительно – свеж , беспокоен и горек на вкус.

Я пришла невпопад. И в дверях воротник приподняв,

Растеряла улыбку овальных агатовых бус.

Музыкальное сопровождение

Оркестр играет на трубе,

И ты идешь почти вслепую

От пункта А до пункта В

Под мрачную и духовую.

И дождь, и капли на лице

Тебя не трогают ни капли,

Из пункта В до пункта С

Дорога скучная, не так ли?

Тебе сопутствует клавир,

Ведя одну из сольных партий,

И твой невидимый пунктир

Я регистрирую на карте.

Ударной в такт, и духовой,

Я твой маршрут вношу в афиши,

А ты идешь – по кольцевой -

Себя и музыки не слыша.

* * *

Иди, погадай на проспекте Литейном,

Все улицы враз оборвав, как ромашку,

Портрет нарисуй мне на гуще кофейной,

До боли сжимая ладонями чашку.

Как медиум, влейся в гранитные своды,

На схеме метро отыщи криптограммы,

Тем проще, когда в городские кроссворды

Уже внесены вертикали рекламы.

Соскучился? Ладно. Давай целоваться,

Давай же, кричи: Что подумают люди!

Но только не будем с тобой расставаться,

Подумают – ладно, но только не будем.

Давай распакуем полпачки бумаги,

Листы разбросаем, разметим страницы,

И – белые простыни, белые флаги,

И новые белые-белые лица!

Оставим все прежнее, полно же, полно,

Еще раз по новой начнем без отмашки.

И я обрываю – не помню, не помню -

Красивые улицы белой ромашки.

Незнакомый город

…И вот ты вышел через здание вокзала

На эту лучшую из здешних площадей.

Ты шел стремительно. Дорога ускользала

И вниз соскальзывала к масляной воде.

Вода притягивала мелкие монеты,

Окурки, мусор, теплоходы и тебя.

Трамвай стучал по теплым рельсам: где ты, где ты, -

Пустую улицу колесами дробя.

Ты шел, небритый и неряшливо одетый,

Ты был промокший и опустошенный весь,

И ты действительно задумывался: где ты?

Дождем синоптики подсказывали: здесь.

Им с неба вторили пронзительные крики

Озябших чаек. Становилось все светлей.

Ты шел к вокзалу, где помятые гвоздики

Поштучно стоили четырнадцать рублей.

Ты взял билет, и вот – покинул эту плоскость,

Но, извини за любопытство и несносность,

Ты ощущаешь этой жизни двухполосность

И четырехколесность?

* * *

Я шла по лесу. По тонкой ткани,

По крову гусеничного царства,

Я шла по длинной лесной сутане -

И разбегалась лесная паства.

Я шла по платью цветного леса -

Лес разрисован был взмахом кисти.

Паук спускался, шепча: не слезу.

Многоугольник кленовых листьев

Мой шаг тревожный разъял на части.

Ольха склонялась к земному пледу.

Я шла по следу осенних счастий,

Шаг ускорялся. Я шла по следу.

Я шла по струнам пастушьей сумки,

Смычком водила по гибкой вербе.

Листва горела. Я шла по струнке.

Стручки пожара висели в небе.

Я шла. Деревья лизал огонь, и

Я осторожно переступала

По гладкоствольной его ладони,

Лесной ладони короткопалой

* * *

– А что мы будем делать зимой?

– Из каш отдавать предпочтенье манке,

Завидовать чьей-то шапке-ушанке,

Стараться скорее попасть домой.

Читать детективы. Поверх страниц

Смотреть в телевизор, где кровь и клипы.

Внизу под окном пролетают джипы,

Как стая тяжелых квадратных птиц.

Мы будем не раз еще говорить

"Спасибо" за бабушкино варенье,

В метро избегая столпотворенья,

На уличный транспорт переходить,

В троллейбусе мерзнуть. Ты мне подашь

На выходе руку и скажешь: "Наша", -

А с неба сыпется манная каша -

Вкуснее всех прочих на свете каш.